Милый

Когда Зелос впервые целует Ллойда по-настоящему, тот отчаянно краснеет — ярко, безудержно, до самых кончиков ушей, и это так забавно, что Зелос фыркает, не сдержавшись. Ллойд хмурится, Зелос проводит пальцами по его скуле и все-таки произносит: — Ты временами такой милый, дорогуша. — Не называй меня так, — ожидаемо огрызается Ллойд. Звучит это совершенно неубедительно — сейчас, когда они стоят, прижавшись друг к другу, и Зелос чувствует горячее частое дыхание на своем лице. — Я же не со зла, дорогуша, — тянет Зелос, сам удивляясь тому, как низко и хрипло это выходит. — Ты просто чертовски очарователен, я ведь тебе уже говорил. И этот румянец тебе очень к лицу… Слова срываются с губ сами собой — вся та чушь, которую Зелос привык нести каждой встречной даме и которую никогда не собирался говорить Ллойду. Правда в том, что Зелос сейчас отчаянно боится: отпугнуть, упустить, показаться каким-то не таким, просто поверить в то, что Ллойд наконец-то вот тут, под его руками. Зелос ждал этого слишком долго и теперь, конечно, все портит, не в силах заставить себя заткнуться. Ллойд решает эту проблему за него: дергает за волосы, вынуждая наклониться, и целует сам, решительно и напористо. Зелос давится словами, воздухом, ощущением чужого языка во рту, и отвечает со всем накопленным за это время желанием. Прижимается бедрами, тесно, не сдерживаясь, трется, вжимая давно стоящий член в бедро Ллойда и, кажется, стонет в голос. Ллойд стискивает его плечи, сильно, почти до боли, и даже не пытается отстраниться. Зелос чувствует, что у него тоже стоит, и мысль об этом вышибает последние остатки сознания из его головы. Кажется, он собирался ограничиться поцелуем и быть осторожным. И уж точно не планировал лезть к Ллойду в штаны, путаясь в завязках ремня и проклиная чертовы подтяжки. Ллойд мотает головой и помогает ему, руки его двигаются гораздо увереннее, чем у самого Зелоса, и это разом решает все невысказанные сомнения. Зелос ловит темный мутный взгляд и опускается на колени. Член у Ллойда твердый и горячий, Зелос ласкает языком тонкую нежную кожу головки, оглаживает уже мокрую щель, скользит вдоль выступивших вен, ощущая на губах терпкую соль, а потом забирает его в рот. Ллойд растерянно ахает над его головой и вцепляется пальцами в волосы, комкая повязку, но Зелосу сейчас все равно. Он ритмично двигает головой, сжимая пальцами чужие бедра, чувствуя, как ноги Ллойда дрожат, и сам он дергается, словно хочет двинуться навстречу и все-таки сдерживает себя. Он упрямый, его Ллойд, всегда таким был. Зелос расслабляет горло и принимает твердый горячий член до самого конца, утыкаясь носом в жесткие волосы лобка. Ллойд не выдерживает и начинает двигаться сам — рвано и неловко. Зелосу сейчас достаточно и этого — он кончает даже раньше Ллойда, еще до того, как горячая сперма наполняет рот. Зелос проглатывает ее всю, а потом медленно и тщательно вылизывает уже мягкий член. И только после этого выпрямляется, чтобы увидеть растерянный, ошарашенный взгляд. Ллойд молчит, пока Зелос застегивает на нем брюки и подтяжки. Молчит, пока Зелос приводит в порядок собственную одежду и волосы. Молчит, когда он замирает, закончив с этой ненужной, по сути, возней. Молчание это давит на Зелоса тяжелее любых слов, и он не выдерживает первым: — Тебе понравилось, дорогуша? — привычное обращение соскальзывает с языка раньше, чем он успевает подумать, уместно ли оно сейчас. Ллойд все так же молча кивает, поднимает руку и поправляет повязку, про которую Зелос совсем забыл. Это безмолвное «да» решает все. Зелос смеется и разворачивает непривычно послушного Ллойда к выходу из комнаты, в которой они так удачно уединились. Обхватывает за плечи, наслаждаясь тем, что ему позволена эта бесцеремонность, и шепчет на ухо: — Тогда мы продолжим вечером, в кровати. Вот увидишь, тебе тоже понравится. Ллойд снова краснеет — все так же ярко и неудержимо, и Зелос добавляет, наклоняясь еще ближе: — И все-таки, ты милый.