Ферзь

Арно предпочитал не задавать слишком много вопросов о прошлом Гая и трёх фортов, считая, что знать о том, на что невозможно повлиять — не выгодно ни морально, ни материально. Белдо же, напротив, пытался узнать всё не только о будущем, но и о предшественниках глав фортов, становлении Гая и то, сколько ведьмарей погибло за всю длинную жизнь их бессменного руководителя. Он ведь пережил сотни сотен, если не тысяч боевых магов и ведьм, шаманщиков, берсерков, перебежавших к ним шныров, не говоря уже об инкубаторах. Похороны пустого гроба Тилля, дабы отдать ему дань за верность организации; поиски сообщников Долбушина; личные манипуляции Арно, желавшего всё же возглавить финансовый форт, измотали секретаря и тот не заметил, как уселся возле Белдо. Буквально минуту назад он самыми искренними слезами сочувствовал Кеше и Паше о всеобщей утрате незаменимого Тилля, а сейчас зло шипел на очередного берсерка, наступившего ему на замшевую туфлю.  — Кажется, вы не особо опечалены утратой «незаменимого Тилля». — Секретарь предпочитал компанию Белдо, пока Гай не испытывал в нём необходимость. Условия рокировки — Арно становится финансовым директором, закреплялось двумя обязательствами. Арно забывает обо всём, что его не касалось, но что он слышал секретарём, а Гай одобряет кандидатуру нового секретаря. Сейчас он в окружении квадрата из арбалетчиков, со сдутым безэмоциональным лицом смотрел поверх пустого гроба. Одновременно на всех и никого в частности, взгляд, повернутый вовнутрь.  — Берсерки. Два года, пять, десять лет… Тилль продержался достаточно долго. Настолько, что успел полностью растерять былую хватку. — Презрительно поморщился Белдо: — эх, вот раньше топорники были совершенно иными. Отчаянные, готовые на всё ради битвы. А сейчас — они же все с нами, только потому что мы больше платим. Если бы на двушке нашлись залежи золотой руды и шныры бы стали платить этим имбецилам за охрану самородками, они бы давно перебежали к ним. Арно повел бровью:  — У шныров нет псиоса. Не стоит забывать о нём.  — Знаете, Арно, вы когда-нибудь видели старые фотоальбомы у Гая в библиотеке? Секретарь покачал головой, он не любил копаться в прошлом, за исключением архивных записей.  — Пролистайте, очень интересное занятие. Узнаете много нового. А ещё поймёте, что мы вовсе не незаменимы. У каждого из нас, — в голосе Дионисия Тиграновича зазвучала тоска: — десятки предшественников. Из них Гай запомнит, может быть, пятерых самых лучших. И ещё её.  — Кого? — Арно не подавал вид, что заинтригован, но сделал пометку у себя в смартфоне. Блокнот существовал, чтобы записывать в нём дела Гая.  — Эти фото будут в самом конце альбома, три снимка с общего сбора 1971 года. Именно на том собрании не совсем покойный Клавдий стал развивать новую концепцию взращивания инкубаторами элей.  — Речь сейчас не о Клавдии. — Слегка раздражённо парировал Арно. Ему хотелось поскорее добраться до Кубинки и засесть за альбомы. Белдо, хотя и являлся весьма словоохотливым, сейчас специально оттягивал самые интересные детали.  — Да, а о жене Гая.  — Гай был женат?! — Глаза Арно распахнулись. Он представлял себе Гая неким андрогинным существом без малейших привязок к мужскому полу, которому всё человеческое опостылело куда раньше, чем наступил 1971 год.  — Больше сорока лет, если я верно понимаю. Не спрашивайте меня, Арно, о каких-то деталях. Я лишь замечал одну и ту же женщину на фотографиях с разрывом более тридцати лет и всегда бок о бок с Гаем. Одно фото так вообще чистый компромат. — Хихикнул Белдо в кулачок. Стоило помнить, что они на похоронах.  — Но разве эльбеус Гая не контролирует все его чувства и помыслы, исключая даже саму возможность искренней любви? — Зашептал Арно, глазами продолжая следить за арбалетчиками Гая.  — Открыть вам тайну? Жертвенная любовь, которую так превозносят шныры, где ты ставишь себя на последнее место, считая, что заслуживаешь страданий и позволяешь принимать решения за себя, называется зависимостью, а то и синдромом жертвы. Разумеется, опекуны оберегают своих подопечных, — Дионисий Тигранович изящно обошёл слово «носитель»: — от самодеструктивного поведения. Нет ничего прекраснее, чем найти себе подходящую пару, с которой вас будет объединять нечто большее, чем взаимная жалость и порочный круг узости мышления и бедственного положения. И совершенно не противоречит мудрости эльбов! Арно задумчиво покачал головой, моментально переваривая информацию. Скорее всего, Гай предпочёл найти себе пассию из сильнейших боевых ведьм и заключить с ней выгодный союз. Его стало терзать любопытство.

***

Арно отправился в Кубинку вместе с Гаем, который предпочитал не обсуждать свои дела в машине. Ему досаждало то, что Лиана Григорьева, Ёрш, Триш и Король Мусора словно испарились, а берсерки даже не пытались искать кого-то. Половина напилась на похоронах вместе с младшими Тиллями, сожалея об Ингваре, другие же вызывали друг друга на дуэли, пытаясь захватить главенство над фортом. Тонкие, паучьи пальцы Гая бегали по его брюкам — Арно пришлось в срочном порядке заказывать нормальный черный костюм для руководителя, потому что он вполне мог прийти на похороны в белой хламиде. Гай сейчас проваливался в болото, смотря вглубь него глазами своего опекуна. Арно перебирал в уме разные типажи женщин, пытаясь выцепить среди них кого-то, кто подошёл бы Гаю. — Я буду нужен вам в ближайшее время? — Уточнил Арно, когда Гай выпал из оцепенения. — Нет. — Проронил одну монету слова на стекло Гай. Он хотел остаться один, без лишних глаз. Связь с болотом высосала его, он хотел лишь одного — пролежать несколько часов подряд, не видя никого и ничего, максимально изолировав мысли от опекуна. Его волновала двушка. То, что она пропустила Тилля — уже чудо само по себе, но то, что о Долбушине до сих пор ничего не известно, хотя он попал в Межгрядье, терзало и будоражило воображение Гая. Он считал, что двушка не способна давать второго шанса, особенно тем, кто не кается в содеянном. Тем более Долбушин впитал в себя вторую закладку буквально за пару дней до того, как двушка его пропустила. Значит, есть возможность снова оказаться там, хоть раз не жалея себя, помчаться ко Второй гряде, забыв о боли, о солнцегреву подобном жаре и просить покаяния. Ещё Гая беспокоила Кавалерия. Почему?! Почему она не стала изгнанницей, как он в своё время, когда расколол первую закладку Зелёного лабиринта. Гай, до конца не осознавая, что будет, если он отколет от камня кусок, насколько это опасно и что за этим последует, пошёл на поводу у своего эльба. Но Кавалерия знала, что её ожидает отсечение от нырков, она сознательно отдала кусок закладки им и всё же её пчела осталась жива… Логика двушки не поддавалась ходу мыслей Гая. Слишком много переменных. Арно едва нашёл фотоальбом, запрятанный как можно далее. Он потратил на эти поиски чуть более часа. Белдо перепутал. Самые новые снимки шли вначале, начинался альбом со снимка 2005 года, где Гай выглядел точно так же, как и сегодня на похоронах. Белдо тогда выглядел чуть менее утонченным, чем сейчас, из-за того, что он надел на себя аляповатую жилетку от сглазов и серебряные перстни. Две ведьмочки висели на его локтях и Арно с изумлением признал в них «ворон» — Младу и Владу. Эх, всего-то десяток с небольшим лет измерили их до практически полной неузнаваемости вместе с пластическими операциями, готическим макияжем и постоянным сожительством с Дионисием Тиграновичем, который ни во что их не ставил. Живой Тилль был подтянут, одет в малиновый пиджак — пережиток 90-х, из-под которого ненавязчиво топорщилась рукоятка какого-то орудия. Долбушин… Печален, сутул, высокий, затянут в пальто, опирается на зонт, как на трость. Арно хмыкнул. Теперь и это фото — не более, чем часть истории. Лица на каждой из фотографий со следующих трёх страниц постоянно мелькали в выпусках новостей, сводках телеэфиров, даже попался один известнейший политик. Арно с минуту поизучал эти фото, перелистнул плотную страницу и охнул. Фото слегка выцвело: размытое по краям да и ракурс фотограф поймал странный, зато момент оказался удачным. Гай нежно обнимал томную шатенку со вьющимися волосами ниже локтя, её ключицы, голые руки и приподнятая грудь на контрасте с черным платьем выглядели произведением искусства, не говоря уже о лице, одновременно похожем на классические работы мастеров Возрождения и лица фотомоделей следующего десятилетия. Пышные локоны, чёткие линии бровей, опущенные густые ресницы, полные чувственные губы с тоненькой морщинкой возле них. Ладони Гая обвивали её талию, верхнюю руку женщина накрыла своей ладонью, у неё на пальце красовалось изящное кольцо, а на запястье — тоненький браслет с драгоценными камнями. Они оба прикрыли глаза, наслаждаясь друг другом и в упор не замечая фотографа. Щекой Гай зарылся в волосы жены, не то нашёптывая ей что-то, не то собираясь поцеловать, их кудри частично сплелись. Он гармонировал с женщиной всей своей сущностью от рук с длинными артистичными пальцами до черного цвета одежд. Визуальный контраст с нынешним Гаем тот, на снимке, не вызывал, но эмоции, исходящие от этого кадра… Страсть и нежность, единение. Гай и она были одним целым не меньше, чем каждый из них с опекуном. Её отдельный снимок Арно долго облизывал глазами. Видимо, фотографии шли в обратном порядке. Тут шатенка распускала причёску, держа в кулаке шпильки, левую руку она завела за голову. До талии её силуэт подчеркивался платьем, а ниже струилась юбка в пол. На современный лад её фигура не казалась совершенной — слишком широкие бедра, не самая изящная талия, но она притягивала к себе взгляды. Закладка очарования? Или настоящая харизма? Выглядела она королевой. Королева… В шахматах королева — ферзь, моментально сообразил Арно. Следующий снимок — групповой, Гай со своей королевой стояли чуть в стороне, уступив место Клавдию и юному Дионисию, стройному и тоненькому, с искренней улыбкой, способной зажигать сердца. Он походил на всех артистов эстрады того времени — фрак, гладкая причёска, горящий взгляд. Сколько всего переменилось с тех пор, не смотря на то, что прошло меньше полувека. Дионисий — старик, а Гай теперь ни за что не отвлечется даже на прекраснейшую женщину, если у неё не окажется по чистой случайности таланта проходить на двушку. Арно захотелось, чтобы Белдо оказался рядом и предался воспоминаниям. О том, какую красивую пару составлял Гай с супругой. — Мы обожали друг друга. — Он пришел сюда тихо, неслышно. За сотни лет можно научиться ходить, не производя шума. Гай стоял перед ним, босой, крутящий в руках шахматного ферзя. Черного. Он уселся по-турецки и взял в руки фотоальбом, положил пальцы на её фото. — Когда случилась царская революция золотая пчела привела Алевтину в ШНыр. Всю её семью расстреляли большевики, ей было всего шестнадцать. Четыре года изнурительных нырков, ужасные голодные годы… Она всегда тянулась к знаниям и стала читать летописи и архивы первошныров, так и узнала обо мне. Соблазненные дарами двушки уходили кто куда в то время. Я лишь собирал то, что впоследствии стало первым фортом. Она влюбилась в меня, хотя я ничего для этого не делал… Знаешь, меня вовсе не интересовала изнеженная барыня, ставшая шныркой. Желая встречи со мной, Аля узнавала о судьбах тех, кто слился, и приводила их ко мне. Она не говорила о своих нырках, но рассказывала, что её любимым пегом стал вороной Цезарь. Гай Юлий Цезарь… Не находишь в этом что-то символическое? Она не жаловалась на мозоли на изящных руках, на то, что в ШНыре пятый месяц нечего есть. Только в двадцать третьем году она пришла ко мне, держа в руках мертвую пчелу и осколок корунда. Она упала мне в ноги… Говорила, что сделала это, чтобы быть со мной. — Стекло голоса Гая дребезжало. Арно никогда не думал, что Гай способен на полную глубину чувств, считая, что он слишком древний для того, чтобы испытывать удовольствие, страсть, нежность, влечение, желание. Но, похоже, внутри него пылали чувства к этой женщине.  — Её эльб развился до полностью зрелого состояния за пару лет. Слишком быстро. Она взяла на себя то, что получалось у неё лучше всего. Записи, подсчёт расходов, поиск людей. Подготовку будущего форта берсерков. Из старых конюшен появился первый хороший гиелятник. Тогда я не мог делать деньги из воздуха и мы жили скромно, основным видом оплаты со сторонниками стал псиос.  — А потом? Война?  — Война, голод. Многих призывали, шныры ушли добровольцами и партизанили по лесам. Мы наблюдали. Ждали исхода. Болото в ту пору кипело, как будто ещё чуть-чуть — и заполнит наш мир. Многие люди и из наших погибли. Потом стало проще. — Гай выдохнул, словно вспоминая ту пору он вновь видел её перед глазами и ему хотелось вернуть её почти так же сильно, как оказаться на двушке. Пока она была рядом с ним, она заменяла ему весь мир. Арно промолчал, не пытаясь вставить свои комментарии. Гай покачал головой:  — Алевтина была предприимчива, её стараниями мы не сидим в тех же условиях, что и шныры. Аля намеревалась сделать нас ещё сильнее, налаживая тоненькие связи-паутинки. Тут генсек, там актриса, там певец… Власть, слава, молодость, богатство, красивые шмотки, визит в Европу… К каждому можно было нащупать подход. Финансы потекли из разных структур. У большинства из правящей верхушки имелся свой эль.  — И вы начали бояться её? — Задал глупейший вопрос тоненьким дрожащим голосом Арно. В темных глазах Гая с неровными зрачками промелькнуло недоумение.  — Нет. Я обожал её. Каждое её стремление, её силу, ум. Красоту в конце концов. Вдыхал аромат её волос, подходя со спины, как не делал даже мальчишкой… — Что же случилось? Шныры? — Арно ярко представил себе шныров-коммунистов, уверовавших в дважды светлое будущее. Одно здесь, для всех — равное, а другое там, на двушке. «Счастье для всех, даром! И пусть никто не уйдет обиженный» — вспомнились ему строки из Стругацких. — Нет. Она заполучила от эльбов вечную молодость, но не жизнь… Перемены во мне становились слишком необратимыми, я размягчился, забыл про цель, мне становились не нужны дары двушки, вот мой опекун и решил отрезвить меня. Наказать. Опекуну в болоте ничего не стоит уничтожить своего сородича. Он поглощает его, пока человек, который привязан к этому опекуну мучительно гибнет. Я держал Алю на руках, при этом понимая, что происходит с той стороны! Мой эльбеус поглощал её и в какой-то момент я начал полноценно слышать её мысли. До этого лишь в моменты максимальной близости мы резонировали друг с другом… Алевтина думала обо мне и о двушке в свои последние минуты. Она мечтала, чтобы мы оказались там, за Второй грядой… Её страшило небытие и она умоляла без слов, чтобы там что-то оказалось, что-то, что видит нас и прощает все ошибки и отступления, как мы прощаем малых детей за их провинности… Гай смолк. Закусил губу. Лицо стало двигаться, меняя форму. — Я когда-нибудь говорил, что ты знаешь слишком много? Арно замер. Он так заслушался рассказом Гая, что не заметил охранника. — Арно, ты отличный секретарь, но излишне любопытный. Роешь, как будто бы пытаешься вычислить слабые стороны каждого. Гай ещё не договорил, когда махнул рукой охраннику с арбалетом и болт пронзил лучшую, черную с серебряными полосками рубашку Арно. Он охнул. Кровь ещё не расползалась пятном, а Арно уже понял, что это конец. Что он так много не успел сделать и уже не успеет. Никогда. Это конечность. Точка, в которой ты замираешь и возврата для тебя нет.  — Незаменимых не существует. *** Дионисий сидел на изящном кривоногом табурете, болтая ножками, прислушиваясь к изменениям в болоте. После тех потерь, которые ведьмари потерпели, списать с шахматной доски ещё одну жалкую пешку… Всего лишь очередной ход в партии с судьбой для Гая. Он способен был потерять ладью, коня, несколько пешек, однако, партия ещё не окончена. Лишь ферзя, давно сошедшего с доски, он не пытался убрать в запас, оставляя его как напоминание самому себе.