Песня о свободе

— Так что там с новой директивой? Я думал это очередной документик, регулирующий скорость малолитражек после наступления темноты, а на деле какая-то подстава по типу комендантского часа. Чувак, мне ну в никакую нельзя отсиживаться дома по ночам, сам понимаешь. — Тягучий приятный голос Джаза так приятно заливался в раскалиброванные от вечного ора Арены и совещательной комнаты аудио Родимуса, что он мечтал сейчас только об одном — чтобы знаменитый певец и с недавних пор шоумен никогда не замолкал. Конечно, этому желанию Родимуса, как и многим другим, не суждено было сбыться. Его старый друг, нетерпеливо заглядывая ему в окуляры, ждал ответа. Серость неба и металлической дворцовой площади сегодня особенно хорошо отражали настроение оранжевого суперкара. Глядя в своё отражение в мостовой — тоже какое-то блёклое, словно кто-то высосал из него всю жизнь — Родимус задумался, что ему ответить. Это для вашей же безопасности, гражданин, сказал бы Проул. Надо потерпеть, скоро будем жить как раньше, сказал бы Айронхайд. Не задавай вопросов, это для блага государства, сказала бы Кренна, главная пропагандистка Прайма. Я не понимаю, что происходит, от всей искры сказал бы Родимус, если бы мог позволить себе быть откровенным с кем-то, кому не мог доверять до конца. Если бы мог доверять хоть кому-то. В процессоре вспыхивали более жёсткие — и правдивые — ответы, но их страшно было проговорить даже про себя. — Посмотрим, что будет дальше, — вместо этого ответил Родимус, пытаясь легко и непринуждённо улыбаться Джазу, и остановился на площадке перед главным входом в Дворец Праймов. Джаз поймал его в архиве на другой стороне площади, где забирал документы о своей родословной, необходимые для подтверждения его заявления на заключение союза, и с тех пор не отлипал. Родимус в очередной раз задумался, на кой шарк нужно так заморачиваться ради заключения простого союза. Неужели согласия двух любящих друг друга мехов было недостаточно. Нет, тут же встряло подсознание, и ты знаешь почему. — Ну, мне пора на службу, — немного неловко попытался отвязаться от компании Родимус. Джаз одарил его слегка обеспокоенным взглядом, и Родимус почти ожидал, что тот спросит, всё ли у него в порядке, но прошли мгновения, а вопроса так и не последовало. Пару раз мигнув оптикой, первый голос Иакона ободряюще улыбнулся и, хлопнув старого друга по плечу, сказал: — Ладно, беги уже по своим делам, ищейка. И жди приглашение на церемонию. Не дай Праймус, я тебя там не увижу. — Игриво, но с какой-то натугой погрозив ему пальцем, Джаз развернулся и просто ушёл. В обычное время Родимус бы отпустил тысячу и одну шутку по поводу его вкуса в мехах — Проул?! Праймусе, ты свихнулся что ли? — но сегодня в процессор не лезло ничего, кроме желания поскорее отвязаться и, тихо проскользнув в зал совещаний, несколько джооров молча сидеть на своём месте рядом с стенографистом, изображая живую статую самому себе. И желательно совсем ни о чём не думать. Да, это было бы идеально. Не успел Родимус подтвердить, что он придёт, или хотя бы попрощаться, как чёрно-белый праксианец растворился в толпе, оставив его одного выпутываться из паутины своих мыслей и бесцельно оглядываться по сторонам. Через мгновение оранжевые супинаторы застучали по металлическим ступеням дворцовой лестницы. *** Разговоры о скорой церемонии Проула и Джаза напомнили Родимусу о его недавнем пребывании в Каоне в качестве командированного блюстителя общественного порядка. В тот вечер он стоял у бокового выхода арены, представлявшего собой такой же длинный арочный туннель, как и главный выход, разве что поменьше и попроще. Подпирая собой стенку, он ожидал своего нового-старого знакомого Хаулбрейкера, задержавшегося по каким-то своим делам. Родимус подозревал, что дела эти были не совсем законные, пару раз его знакомец вскользь упоминал, что ставит на бои в обход «официальных» букмекеров. Народ в основном уже разошёлся, бой закончился полджоора назад, но временами через высокий серый тоннель, матово отражавший уличные огни, проходили редкие меха, в основном рабочие, занятые в инфраструктуре арен, медики и гладиаторы. Чуть поодаль от Родимуса стоял изумрудно-чёрный колёсный с очень недовольным и нарочито скучающим выражением на лицевой. Заметив на себе внимание со стороны незнакомого меха, он преувеличенно выпучил свои фальшивые зеленые окуляры как бы говоря: «Ну чего тебе?» Родимус тут же отвёл взгляд и снова стал разглядывать улицу. Хаулбрейкер сильно задерживался — два-три брийма, не больше! — и это уже начинало бесить. Ему ещё надо было вечером отметиться в штабе, причём лично, а не по коммлинку. Ещё пару кликов прошло в томительном ожидании, нарушаемом только редким трафиком на узких — на вкус Родимуса — улочках около главной арены полиса, и наконец со стороны входа послышались тяжёлые шаги. Родимуса, впрочем, ждало разочарование. Новичком оказался довольно высокий мех с какой-то тяжёлой альтформой, бронзового окраса и улыбающийся такой невинной улыбкой, будто это не он пару джооров назад рубил своих коллег на песке. Очевидно, это был гладиатор. Изумрудный мех, завидев его, тут же отвернулся в противоположную сторону, натянув ещё более преувеличенно незаинтересованное выражение, и сложил манипуляторы на грудном отсеке. Его компаньон подошёл сзади вплотную и попытался обнять обиженку за плечи, но колёсный сразу же вывернулся и что-то прошипел ему, со своего места Родимусу было сложно что-либо расслышать, не выкручивая настройки аудиосенсоров на максимум как заправский шпион. Парочка двинулась к тому концу тоннеля, что вёл на улицу, постоянно переругиваясь, по крайней мере так это выглядело со стороны. — Что ты там мямлишь? Ты только что отрывал шлемы своим соперникам, стоя по колено в энергоне, а теперь ты мне тут мямлишь. — Детка, ты страшнее их всех вместе взятых… — В правильном направлении мыслишь. Ох уж мне эти твои игры, Маркус… — жаловался колёсный и всё преувеличенно вздыхал, тем не менее, позволив наконец себя обнять. Его, видимо, партнёр при этих словах продемонстрировал в раскрытой ладони пачку шаниксов, говоря, что эти игры их и кормят. — Только попробуй сейчас спустить всё это на кабаки… — проворчал изумрудный, останавливаясь и разворачиваясь в чужих манипуляторах, чтобы удобнее было ткнуть более высокому меху пальцем в лицевую. — Может у тебя есть для меня более привлекательная альтернатива? — произнёс так называемый Маркус с недвусмысленной ухмылкой, тут же отзеркаленной его партнёром, и потянулся за поцелуем. — Меня от вас двоих уже тошнит. От ужаса и неудобства лицезрения чужих лобызаний прямо перед своим носовым конусом Родимуса спас ещё один гладиатор, в отличие от остальных своих коллег хоть всё ещё высокий, но не слишком широкий в плечах. То же можно было сказать о его нехарактерной раскраске. Такой светлый зелёный цвет не часто можно было увидеть на арене, поэтому Родимус его сразу узнал. Сегодня он заканчивал бой, как раз когда он только поднялся на своё обычное место за основными трибунами, на противоположной ложам стороне. — Да ладно тебе, разве много в жизни радости? Тем более, если она так коротка? — спросил Маркус, за что немедленно получил ощутимый толчок в плечо от своего избранника. — Сколько раз повторять, никаких разговоров про дезактив в моём присутствии. И у вас только одна радость: залиться по самые стабилизаторы. — Залиться? Отличная идея, учитывая, что сегодня возможно у меня последний шанс это сделать, — светло-зелёный гладиатор обошёл парочку и хотел было направится к выходу, но очевидный вопрос заставил его остановиться. — Сегодня ко мне подошёл Калакс — видимо, один из организаторов, подумал Родимус — и намекнул, что завтра меня хотят поставить в пару с Мегатроном. И я… в общем, это и есть ответ. — Мех стоял к нему спиной, так что Родимус не видел, какие выражения пляшут на его лицевой, но вполне мог догадаться. — Я слышал завтра бои будет смотреть кто-то из знати, может, если им понравится твоё выступление, тебя пощадят, — очень тихо предположил Маркус, видимо, благодаря Праймуса, что ему не приходится смотреть собеседнику в окуляры. — Я… — Он прав. Ты рано сдаёшься. Громкий звучный бас заставил их всех почти что вздрогнуть. Никогда раньше Родимус не видел Мегатрона так близко. Там, на арене, внизу, на песке, он казался огромным и величественный, настоящей машиной для убийств без каких-либо привычных эмоций. Вблизи он производил столь же сильное Впечатление. Сложно было описать это как-то иначе. Тем не менее, нос к носу он был похож на обычного меха с окраин Каона, каких Родимус за время своих командировок перевидал немало. Разве только в окулярах у него было что-то такое инородное, словно он знал больше всех остальных на этой планете и очень хотел этим поделиться. Родимус немедленно ощутил потребность если не расспросить его, то хотя бы просто выслушать всё, что он скажет. К сожалению, такой возможности ему не подвернулось, Мегатрон в несколько широких размеренный шагов добрался до их группы и мельком взглянул на неизвестного ярко покрашенного меха, с улыбкой обнажил в ладони несколько кредитных чипов: — Вот, это поможет тебе выжить, после того как я тебя отделаю. Все четверо засмеялись, что почти повергло Родимуса в шок. — Боюсь никаких кредитов не хватит, чтобы восстановить мой корпус после этого, — с полуулыбкой ответил зелёный гладиатор. Мегатрон кивнул и обойдя их направился к выходу: — Ты говорил, что веришь в удачу. Я нет. Накопленные кредиты всегда лучше тратить на детали и медиков, а не кабаки, — бросил он напоследок, трансформировался и, погазовав гусеницами в грязи, исчез за поворотом. Родимус, словно выйдя из транса, проверил хронометр и решил уходить без Хаула, время было позднее, промедлит ещё брийм и опоздает на отмечание. Он уже развернулся и почти вышел на улицу, как продолжившийся разговор заставил его снова прислониться к стене и невольно прислушаться. — Как там твои беты, дорогой? — спросил баритон изумрудного гонщика. — Я накопил достаточно, чтобы они могли дожить до получения взрослого статуса. Они уже не маленькие — разберутся и без меня. — Но может тебе стоит всё-таки рассказать Мегатрону про них. Он бы придумал, как поменять тебя с кем-то местами, — это уже был Маркус. — Тогда дезактивируется кто-то ещё. А у них тоже бондмейты, голодные беты, больные создатели, долги и налоги. Какая тогда разница? В процессоре у Родимуса зашумело и дальнейший разговор смазался в неразличимое нечто, без обработки заливающееся в аудиосенсоры и бесследно растворяющееся в распознающих алгоритмах. Жизнь вообще чего-нибудь стоила в этом городе? А на его Родине? *** Определённо стоила, раз уж ради заключения союза мехам такого высоко положения, как Проул, приходилось доказывать своё происхождение. Не дай Праймус, бродяга из Тарна свяжет свою искру с высокородным сверкающим принцем. Или как там было в той глупой новелле? Родимус про себя усмехнулся. Такое и правда могло случиться только в новелле. Раньше он никогда об этом не задумывался. Раньше сомнения были редкими гостями в его процессоре. — Сначала мосты, потом автоботские штабы в Тарне, и, ради Тринадцати, в Праксусе. Видно, наш террорист совсем ничего не боится, раз зашёл так далеко на Север. — Айронхайд, как обстоят дела с поиском виновного? — В какой момент их страх от того, что это мог совершить всего один мех, рассеялся и уступил место разного рода догадкам, сложно было сказать. Тем не менее, в последний декацикл на совещаниях всё чаще звучало «виновный», а не «виновные». Желание спихнуть всю вину на кого-то одного, лишь бы не выставлять себя идиотами перед скованной страхом общественностью? Если задуматься, такое бывало и раньше. — Мы с сенатором Родимусом как следует отсмотрели все сохранившие записи с камер в Родионе, но так и не смогли обнаружить, когда и каким образом взрывчатка была установлена на опоры моста. — Это не совсем так. Все взгляды в отсеке обратились на сидящего у стены оранжевого меха, до того тихо и практически незаметно присутствовавшего на собрании. Несмотря на невольно вырвавшуюся реплику, он молчал, пока Прайм не склонил шлем в немой просьбе продолжать. По крайней мере, хотелось думать, что это просьба. Ругая себя за несдержанность, Родимус тяжело сглотнул и продолжил. Главное сохранять внешнее спокойствие. Мы все на одной стороне. Нет причин так нервничать. — Я недавно пересматривал записи — я их пересматриваю почти каждую ночь, кричал его процессор — и заметил на камерах некий силуэт. Уже в следующее мгновение он исчез, так что я не придал этому значения. — Даже если вы действительно кого-то видели, как по-вашему он смог так быстро оттуда смыться? — На этот раз Базсоу. — Опоры моста слишком высокие. Родимус кивнул, с облегчением выходя из дискуссии, в которую и не думал вмешиваться. Образовавшуюся в разговоре брешь с готовностью заполнили другие. Опоры моста слишком высокие. Его окуляры медленно скользили по собравшимся, анализируя каждого в поисках чего-то, чего он ещё сам не понял. Шины, диски, стыки подвески, дверцы, лобовые стёкла… Беспокойный взгляд замер на покорно опущенной лицевой, на неистово горящей красной оптике, до боли сжатых в замок пальцах и почти скользнул к идеально отполированным золотистым крыльям. Сознание, как сумасшедшее, завопило: Вот оно! Вот оно! Наш преступник — это… Но почти сразу замолкло, задавленное тяжёлым красным взглядом сикерши. Как Родимус не мужался, а выдавить своё озарение из вокалайзера так и не смог. Как и вырвать свой взгляд из плена обжигающих обидой и вызовом лавовых оптик Эмбер. Как только был объявлен перерыв, он, ничего не слыша и не видя, выбежал из зала вслед за помчавшейся выполнять поручение Прайма сикершей. *** Стоя в боковом коридоре в импровизированной засаде, Эйрсторм старалась не думать, что именно собирается сделать. Одно лишнее ментальное усилие и она мигом растеряет всю свою ниоткуда появившуюся храбрость. Господин всегда дразнил её трусишкой. По-доброму, без укора. Обращался с ней как с маловорновой бетой. Или с приручённой турбо-лисичкой, прошептал тихий навязчивый голос прямо около аудиосенсора. Тихо, тихо! Он идёт! Услышав шаги из смежного коридора, сикерша спешно прыгнула навстречу пришельцу и, не дав ему времени опомниться, схватила за запястье, затягивая в закуток, в котором до этого таилась. Удивлённые и немного напуганные окуляры сенатора Родимуса встретились с её собственными. Застигнутый врасплох, он так и застыл, не пытаясь вырвать манипулятор из судорожной хватки сегрегатки или ещё как-либо выразить укор её неоднозначному поведению. Она искала что-то в его взгляде, и после долгих кликов молчания, кажется, наконец обнаружила. Сенатор смотрел выжидающе. Вот твой шанс, скажи, что хочешь сказать. Я здесь за тем же. Слова как назло не шли, она сама не знала, что собиралась говорить. Несколько декациклов назад всё общество потрясла ужасная катастрофа в Родионе. И паника, потери, искалеченные судьбы были не самым ужасным, что она породила. Страх перед неизведанным, дотоле ни разу не испытанный привыкшими к стабильности обитателями Иакона, прошёлся по полису подобно ударной волне криогенной бомбы. Очищающий, отрезвляющий. По крайней мере, Эйрсторм хотелось в это верить. Для неё самой и её сородичей печальные события к югу от Иакона стали не более чем отголоском собственной катастрофы. Они гибли каждый день, понемногу, по капле, по частице теряя лоскутки отнятой идентичности. Этого нельзя было объяснить никому, кто сам этого не понимал. Желание вырваться, жажду сделать свою жизнь многограннее, реальнее, живее. Не быть объектом раздражённых замечаний и отвращённых взглядов. Не быть объектом. Граундеры так не хотели видеть их здесь, практически всем своим видом давая понять, как невыносимо им их присутствие. Но при этом всё равно держали их чуть ли не на привязи, не выпуская никуда дальше границ северного дистрикта. Что это было, высокомерие или мазохизм, крылатая так и не решила. Сикеров было так просто ненавидеть и при этом делать вид, что ты владеешь моральным превосходством, что твои манипуляторы чисты. Закон защищает вас, слышала она не раз. Но он может защитить лишь того, у кого есть представительство в Сенате, того, у кого есть голос. Её этого права лишили ещё до появления на свет. Новый Прайм — её добрый господин — даровал им свободу, но эта свобода походила на жалкое факсимиле самой себя. Как можно говорить о свободе дарованной звезде, если вы запретили ей светить? Или турбо-лисице, если запретили ей охотиться? Северный дистрикт был открыт для них — в основном ночью, чтобы не докучать гражданам полиса. Были открыты его медцентры, его тротуары и трассы, библиотеки и музеи, заправочные и мастерские, но главное, самое драгоценное оставалось им недоступно. Небо северного дистрикта и любого другого места на Кибертроне оставалось вне досягаемости. Как и сама концепция трансформации. Эйрсторм было не так много ворн, но не нужно было быть великовозрастным мудрецом, чтобы понять, что чувствует каждый из них. Чтобы вкусить трагедию её собратьев достаточно было лишь один цикл побыть среди них — роскошь, к величайшему разочарованию, недоступная никому из тех, кто стремился или не стремился их понять. В процессоре невольно всплыли лицевые множества сикеров, когда-то знакомых ей по Дворцу. Вместе с ними она словно вечность назад бегала мелкая по резным ступеням и украшенным барельефами переходам, смеясь и выпрыгивая из-за углов на зазевавшихся прохожих. Глядя теперь в голубые окуляры сенатора, она с сожалением задумалась, сколькие из них с тех пор повыпрыгивали из окон, чтобы хотя бы на несколько секунд испытать это чувство. Свободное падение. Почти что полёт. — Он никогда не причинял мне вреда, но мог бы. Он может сделать со мной всё, что ему вздумается, и никто, никто! не сможет меня защитить. Может, кроме того сикера, кем бы он ни был. — Слова вырвались на свободу, словно из самых глубин искры, почему-то наивно верящей, что один из них, по неизвестной причине всё же сможет понять. И пощадит. На лицевой Родимуса вспыхнуло ошеломлённое удивление, словно он не ожидал, что она заговорит. Словно не думал, что она так умеет. Наверное, мало кто слышал её голос, кроме Сентинела Прайма, хотя и в его присутствии она в основном уважительно помалкивала. Будь она на месте сенатора, то никогда бы не стала покрывать убийцу своих собратьев, совершившего столько подлости, принесшего столько горя невинным и столько процессорной боли ей самой. И всё же впервые в своём активе Эйрсторм ощутила надежду и не могла не испытать судьбу. Я всегда могу прыгнуть, этого у меня никто не отнимет, подумалось ей, когда от гробового молчания в закутке её искра начала испуганно пропускать удары. Сенатор искал что-то в её оптике, как она искала в его несколько кликов назад. Пальцы крылатой напряглись и, поняв, что суперкар пытается высвободить своё запястье, она безвольно разжала их. Взглянув на неё, а скорее сквозь неё в последний раз, сенатор, потупив взгляд, удалился. Так же быстро как и явился сюда. Заготовленная во время молчания речь о тяготах крылатого народа комом встала в вокалайзере сикерши и, быстро оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет, она дала ему волю. Лицевые пластины больно обожгло горячим, как плавильная лава, омывателем. Держаться дальше уже не было сил. *** Надо им всё рассказать, рассеянно думал Родимус, бесцельно рассматривая лицевые пластины собравшихся после перерыва советников. После окончания заседания точно расскажу Хайду, убеждал себя Родимус, хотя уже давно всё решил. — Пускай в личные идентификаторы добавят информацию о происхождении. Это поможет выявить мехов, потенциально угрожающих обществу. — Это каким же образом? Если я трансформируюсь в трак, то я уже сразу угроза обществу? — Ну не в трак, а скажем в самосвал или погрузчик. — Или в самолёт! — Тише вы, сенатор Баззоу, не до ваших сейчас закидонов. — Это вы тише, сенатор Рейдо. Наставили патрулей на всех дорогах, я не могу до работы доехать, чтобы у меня десять раз не проверили документы и не спросили в каком часу я вернулся домой. Я и про своё опоздание не могу доложить из-за ваших глушилок по всему дистрикту. Я вот что скажу, вам надо не праздники и студенческие фестивали отменять, а проверить не ведут ли ниточки всех наших с вами проблем никуда иначе, как в Вос! Ещё никогда он не был так прав, снова рассеянно подумал Родимус, но вслух ничего не сказал. Эмбер нигде не было видно. К лучшему. Находиться здесь наверняка было для неё настоящей пыткой и в лучшие времена. Родимус взглянул на Прайма. Тот сидел в глубокой задумчивости и почти не обращал на спор сенаторов никакого внимания. Тем не менее, за отливающей холодом синей оптикой явно вращались шестерёнки. Наконец, когда сенаторы Рейдо, Базсоу и Кренна готовы были сцепиться, он заговорил. Грохот его глубокого голоса тут же заставил всех заткнуться и обратиться в слух. Даже шума вентсистем почти не было слышно. — После тщательного анализа произошедшего за последние декациклы мной всё же было принято решение для дальнейшего контроля ситуации создать оперативный штаб, в который войдут лучшие в своём деле меха и фем. Многие из вас сейчас находятся на пределе своих возможностей, из-за чего теряют способность выполнять прямые обязанности, посему я больше не смею отягощать вас нашей общей проблемой с террористической угрозой Иакону, — буквально мгновение помедлив, он добавил: — и другим городам нашего славного Кибертрона. Вы продолжите заниматься делами совета, а поиском преступников, сколько бы их не было, займётся оперштаб. Несколько астросекунд все облегчённо вентилировали. Родимус видел, как многие из собравшихся наконец расслабленно откинулись в креслах и разжали кулаки. Больше не их проблема. Вот бы и мне испытать нечто подобное, думал Родимус, хотя тоже ощутил некоторое облегчение, что ему больше не придётся торчать в архивах и не перезаряжаться ночами, просматривая бесконечные досье и записи с камер наблюдения. Первым заговорил стоявший за спиной Прайма Айронхайд, похоже удивлённый и обрадованный его решением ничуть не меньше остальных: — Прошу прощения, но вам ведь придётся держаться в курсе всех дел, как и раньше. Если для этого вам нужно выбрать кандидатуру из числа присутствующих, я со всем уважением готов предложить свою помощь. Айронхайд был бы никем без своей инициативности и вечного стремления броситься в бой. Раньше Родимусу казалось, что они в этом похожи. — В этом нет нужды, друг мой, — спокойно осадил Прайм, чуть повернувшись к телохранителю, а затем наклонился вперёд, сложив руки на столе перед собой. — Я назначил главой штаба нашего старого знакомого, по которому, я уверен, вы, члены этого совета, успели заскучать. Сентинел торжественно взглянул на расходящиеся створки дверей и чуть улыбнулся сам себе, когда открывшийся проход заполнил массивный бело-зелёный корпус меха, чью красную лицевую и неординарный, походящий на корону шлем, мог бы узнать любой кибертронец. Тайрест приветствовал собравшихся, но Родимус его почти не слышал, с замиранием искры глядя на появившегося вслед за ним законника с альт-формой трака, еле сумевшего вместиться в обычно казавшийся суперкару широким дверной проход. Окуляры вдруг защипало словно от собравшегося омывателя, а под шлемом загудело так сильно, как не бывало с ним даже на самых зрелищных боях с участием Мегатрона, но зато бывало и не раз с этим во всех отношениях уникальным мехом. Родимус не мог поверить тому, что подсовывали ему видеосистемы. Искра пульсировала как бешеная, а ведь он ещё даже не встретился с ним оптикой. Ультра Магнус, Ультра Магнус, шептал без остановки его внутренний голос, упиваясь его беззащитностью перед собственными эмоциями и воспоминаниями. Внезапно, всё что грызло его последние циклы отошло на задний план, словно задавленное под супинаторами титана. На внутреннем экране замелькало предупреждение о сбоях в работе вентиляции и грозящем системам перегреву, и только тогда Родимус с огромным трудом смог оторвать видеозахват от вызывавшей в нём множество противоречивых чувств равнодушной лицевой и начать вентилировать. Слава Праймусу, все взоры сейчас были направлены на их гостей, а не в его угол. Когда звон в аудиосенсорах стих достаточно, Родимус вернулся с небес на землю. — Отчего же вы в Иаконе, уважаемый судья? Я слышала, вас всего поглотила бюрократическая перестройка на вашем поприще. Расправив плечи и усевшись на место отсутствующей Элиты-Один, верховный судья откинул полу плаща и, сложив лицевые пластины в скорбную мину, сказал: — Я как раз этим и занимался, сенатор. А сюда срочно прибыл прямиком из реформируемого мной Каона. И у меня очень плохие новости.