я стираю.

      Солнечный луч косо светит в полуприкрытые веками очи, постепенно укатываясь за ржавый горизонт. Я пару раз смаргиваю, поддернутые пеленой сна глаза совершенно не хотят фокусироваться на окружающем мире. Рабочий стол достаточно твердый, чтобы предупредить попытки спать на его поверхности, но мне сегодня это не помешало отрубиться, так и не закончив работу над новыми сэмплами. Ну а если честно, то я даже не начал. Работать в последнее время получается из ряда вон плохо.       Я почти две недели провёл с семьёй, и ручки с блокнотом в моих руках не было. Ни разу с самого утра не закрывался в своей студии, ночью не уходил из спальни в порыве вдохновения. Я безмерно счастлив, что смог уделить столько внимания детям, но это было настолько на меня непохоже, что Анна была удивлена не меньше моего. Беспокойно спрашивала: «Майк, всё хорошо?» — а я лишь широко улыбался, кивая.       Да, Анна. Я счастлив быть здесь, с вами. Прости, заставил тебя верить в то, что такое моё поведение кажется ненормальным. Отец и муж ведь должен проводить больше времени со своей семьёй, да и мне самому этого хочется. Я стараюсь, Энн, правда. И сейчас это получается гораздо лучше, чем когда-либо. Идей в моей голове почему-то с каждым днем всё меньше и меньше.       Достаю телефон, рассматриваю гладкий черный экран пару секунд. Он кажется мне бездонным темным ящиком. И да, это почти так – сколько всего можешь найти, открыв эту вещицу. Неизвестно, что там захоронено, сколько лет покоится в глубоких недрах нужная информация. Или даже ненужная. Ты не узнаешь, пока с головой не нырнешь, не погрузишься в поиски.       И я ныряю, и случайно нахожу в забытых закромах то, чего бы точно не стал искать. Убеждён был, что никогда и не найду. Что потеряно, стёрто, забыто давно.       Нет, не забыто. Со мной до такой степени, что всё еще мерещится где ни попадя. Отмахиваюсь, убегаю, но меня всё-таки настигает эта волна.       Неотрывно гляжу в яркий экран, рассматриваю яркие цвета, темные цифры, пиксели. Веки пытаются пересилить меня и закрыться, но я всё еще сканирую чуть смазанное изображение передо мной.       Сделано исподтишка, я это точно помню. Честер в смешной, даже какой-то детской шляпе смотрит немного вверх. Я точно помню, что ты тогда глядел не в камеру – прямо на меня, своими теплющими радужками оставлял внутри следы, аккуратно выжигал узоры. Твоя широкая радостная улыбка и морщинки вокруг глаз и сейчас задевают меня сильно, что-то в груди сжимается в комок.       Мне физически больно смотреть на эту фотографию, я откидываюсь на спинку стула. Жалею, что вообще ставлю изображения на контакты, обещаю себе больше этим не заниматься.       Но удалить не могу, просто не могу. Даже если бы смог, то такое из памяти стереть не удастся. Смотрю в эти родные глаза и понимаю, что совершенно бессилен перед их странной магией. Палец почему-то самостоятельно открывает окно «Сообщения».       Нет, я не читаю давнишние переписки, мне это не нужно – кажется, что всё и так помню. Не контролирую свое тело, будто со стороны смотрю, как быстро появляются буквы, превращаются в слова, предложения.       «Привет, Чез».       «Как ты?» — хмурюсь, а затем стираю эти два слова так же быстро, как и пишу.       «Я в последнее время совсем не могу ничего сочинить... В голову ничего не приходит. Ну, ты понимаешь меня», — отталкиваюсь ногами, отодвигаясь на стуле дальше от стола. Пальцы замирают на секунду, как и моё сердце, но затем резво продолжают стучать по виртуальной клавиатуре.       «Зато, я наконец-то уделил внимание детям. Отис и малышки были так рады, я даже чувствую себя виноватым. Мне действительно стоило немного отдохнуть. Ой, Анна такие волнующиеся взгляды бросала, это надо было видеть! =D» — печатаю этот чёртов смайлик и улыбаюсь экрану телефона. Ты всегда заставлял меня улыбаться, в любую, мать его, секунду.       «Ребята тоже отдыхают. Пока что так. Планируем скоро выбраться на барбекю, а то давно не виделись вживую».       Откладываю телефон, встаю, разминаю затёкшие мышцы. Стул неприятно скрипит, это режет уши. Помню звук твоего смеха. Приятного, задорного, заразительного. То, как смеялся ты, смеялся мне, а я только и мог подхватывать, сгибаясь пополам и хватаясь за живот. Ты всегда мог меня рассмешить, в любую, мать его, секунду.       Телефон быстро оказывается у меня в руках, я снова зачем-то печатаю.       «Без тебя, конечно, совсем не то будет...» — в груди сжимается и громко ёкает, отзывается где-то в ушах. Я горько поджимаю губы.       «Я скучаю, Чез... Безумно скучаю».       «И я знаю, что ты знаешь. Ты всегда меня насквозь видел. Я помню эти наши бесконечно долгие разговоры по душам, это незаменимо!»       Помню твой уникальный голос, он звучит внутри меня, он въелся мне глубоко в подкорку. Мне не нужно смотреть записи, слушать песни. Ты всегда пел, поёшь и будешь петь где-то у меня в груди, а моё сердце всегда будет частить, до самого моего конца.       Это всё как раньше, Чез. Твой пронизывающий, дотрагивающийся до самых отдаленных уголков души голос будет звучать постоянно. Ты постарался, ты этого хотел. Ты большой молодец.       «Я бы хотел тебя услышать вживую. Ещё, ещё, бесконечное множество раз. А иначе мне кажется, что я оглох. И ослеп. Может, так и есть?»       Моё дыхание частое, тревожное. Тяжесть в груди не даёт жизни, лежит камнем сверху. Пальцы почему-то потные, а глаза пекут. Мне нужно больше отдыхать, совсем плох стал. Я сверлю невидящим взглядом непонятные закорючки на экране, совсем не понимаю, что там написано. Через несколько мгновений всё проясняется, а я нахожу себя стоящим у открытого окна. Ветерок умиротворенно дует мне в лицо, забирается в волосы, а я думаю.       «Ты прекрасно знаешь, как это – терять друзей. Это очень больно», — руки дрожат, а я всё продолжаю писать.       «Но я знаю, каково потерять тебя. Это невыносимо, Чез. Поверь мне».       Вытираю испарину со лба. Тяжело. Я как раньше выкладываю свои мысли сначала тебе, а потом уже на бумагу. Но сейчас это тяжело, Честер, если бы ты знал. Я чувствую себя истощенным, полумертвым человеком, который упорно возвращается к знакомому ему колодцу, дабы утолить жажду, освежить лицо и пойти дальше.       Сейчас этот колодец высох. Но я всё ещё помню, где он находится, а он всё еще стоит. И я всё еще возвращаюсь.       «Спасибо, что выслушал меня. Ты отличный друг, мне тебя очень сильно не хватает».       «Спасибо тебе за всё, Честер».       Я долго перечитываю это огромное сообщение. Возвращаюсь назад несколько раз, чтобы понять смысл написанного. Всё думаю, думаю, думаю.       Почему я написал тебе, мой друг? Не знаю. Ты всегда побуждал меня на какие-то неосознанные, странные поступки. Я просто не мог сопротивляться тебе. Смотрел в твои горящие жизнью глаза, обожал в них заглядывать. Они манили чем-то таинственным, сильным, безбашенным. Мне это всегда нравилось.       Я стираю всё то, что написал. Это сообщение так и не будет доставлено. Никогда, никому. Но это и не важно. Пусть даже очень скоро я забуду, что там тебе писал.       Я удаляю эту смешную фотку с тобой в странной шляпе. Её больше нет. Нигде, ни у кого. Но это и не важно. Пусть даже очень скоро я забуду, какой она вообще была.       Я стираю твой номер из списка контактов. Его больше нет. До тебя уже всё равно нельзя дозвониться. Но это и не важно. Я помню эти цифры наизусть.       Я стираю. Но ты всегда будешь в моей памяти, Чез. Твои карие глубокие глаза, которые повидали очень многое. Твоя радостная, озаряющая окружение белозубая улыбка. Твой пронзающий, честный голос и твоя добрая душа. И не нужны мне никакие напоминалки о тебе.       Потому что я никогда не забывал.       Честер, ты веришь мне?       И я буду помнить о тебе всегда.