Стекло и пёрышко

      Каз Бреккер уважал сильных людей. Тех, кто мог добиться чего-то, поднявшись с самых низов, сплотить вокруг своей фигуры, повести за собой. Тех, кто не боялся опасностей. Возможно, это осознание таилось на самом дне прогнившей души Каза — по крайней мере, он не хотел признавать данный факт. Однако, ловя себя на этих мыслях, Грязные руки неизменно отдергивался, напоминая, что все было не так и дело вовсе не в людях.       Каз Бреккер уважал силу. Только она могла управлять людьми. Сила и страх — вот рычаги давления. Только имея силу — физическую или духовную — можно выжить в Бочке, где удача имеет относительное понятие, и каждое утро ты рискуешь встретить с перерезанным горлом. Именно поэтому Каз ненавидел слабых людей.       Вот только сейчас он сам переживал моменты слабости, за что презирал себя до глубины души. Бреккер был человеком, который смог создать сильную банду из шайки отбросов, ограбить Ледяной дворец, обвести вокруг пальца одного из самых коварных членов Торгового совета, вывести гришей из города, уничтожить короля Бочки, повергнуть Кеттердам в хаос и возродить его заново, по своим образам и желаниям. Грязные руки стал исторической фигурой, это без сомнения. Его имя еще долго будет греметь в Кеттердаме и за его пределами, его будут бояться и ненавидеть, почитать и уважать. Его считают сильным человеком, но на деле он был слабаком, тонувшем в своем прошлом.       Каз мог придумать сотню названий тому, чем они с Инеж занимались почти каждый вечер, когда ночной сумрак срывал с них маски. Мог, но не хотел. Парень был уверен, что Инеж непременно бы применила к происходящему одну из своих нескончаемых сулийских поговорок, или же подобрала какое-нибудь глубокое и дающее надежду слово. Но Призрак так же молчала, и происходящее между ним оставалось неназванным.       Бреккер смотрел на сулийку, что босиком сидела на его кровати. Свечи, что зажгла она, бросали тени на её бронзовую кожу, превращая в медовую. Свет луны, что проник в открытое окно, запутался в темных волосах девушки, создавая невероятный контраст. Словно статуэтка, созданная из серебра и золота. Инеж едва заметно улыбнулась, сверкнув своими темными глазами. Это было похоже на приглашение.       Каз прислонил трость к стене и разулся. После медленным движением, он стянул с рук перчатки, обнажая бледную кожу. Как всегда колеблясь, он положил их на край маленькой тумбочки. В свете луны и свечей, перчатки напоминали выброшенных на берег моря медуз, тревожно сверкающих своей поверхностью. Проковыляв до собственной кровати, Каз опустился на неё на некотором расстоянии от девушки. Та развернулась к нему совершенно неуловимым, плавным движением. Чуть склонив голову, Инеж тихо спросила:              — Ты готов?       «Никогда. Никогда не готов к этому»       — Да. Начинай, — скрипучий голос Каза как всегда прозвучал твердо.       Инеж знала о его внутренней борьбе, знала о его страхе. В конце концов, она сама каждый раз испытывалась те же самые эмоции. Но они обещали друг другу скинуть броню. А значит, как бы тяжело это не было, но нужно переступать через себя и бороться с собственными призраками прошлого.       Каз неловко перекинул больную ногу по другую сторону от Инеж, разворачиваясь к ней лицом. Опустив ладони на колени, он едва заметно вдохнул. Тошнотворное ощущение холодной воды, касающейся его стоп, вновь поглотило его. Сулийка видела его нахмуренные брови, но не стала останавливаться и подвинулась ближе. Лицо парня опалило ее дыхание. Пальцы Инеж коснулись его галстука, медленно развязывая. Бреккер чувствовал тепло ее кожи сквозь ткань рубашки.       Давление галстука ослабло, и Инеж мягко положила его рядом. Каз наблюдал за лицом девушки, чувствуя, как она расстегивает верхние пуговицы его рубашки. Чуть улыбающиеся губы, немного вздернутые брови, расслабленный взгляд глубоких карих глаз. Парень смотрел на лицо сулийки и пытался расслабиться. Инеж остановилась на третьей пуговице, лишь слегка обнажив верх его груди. Бреккеру стало стыдно за испытанное облегчение от разрыва контакта с её кожей.       «Трус. Несчастный трус».       — Каз, все в порядке? — с сомнением произнесла Инеж, видя выступившую испарину на его висках.       — Раньше мы заходили дальше. Продолжай, Призрак, — подавив волну паники, произнес Бреккер.       Девушка кивнула. Каз был прав — каждый раз все было по-разному. Иногда он мог выносить чужие прикосновения намного дольше. А иной раз ей едва хватало коснуться его щеки, чтобы Грязные руки отшатывался от неё с дико горящими глазами, отражающими отвращение и страх.       Кончиками пальцев Инеж скользнула по его щеке, очертила острую скулу. Легкими, словно перышко, касаниями она погладила его выбритые виски, взъерошила темные пряди, обычно гладко уложенные. А после вновь взяла его лицо в ладони, прижимаясь к его лбу своим. Каз тяжело задышал, перед его глазами возникли размытые образы, связанные с Инеж и, совсем далекие и нежеланные, с его братом. Контролируя дыхание и напоминая себе, что он сейчас в Клепке, в своей спальне и рядом с ним Инеж, живая и размеренно дышащая, Бреккер накрыл ее ладони своими. По телу тут же прошла волна дрожи, однако уже не такая сильная, как обычно. Где-то из-под глубин холодной воды, на которых покачивалось тело Джорди, начал бить горячий источник, связанный с образом Призрака.       Контраст бледной и бронзовой кожи в свете дрожащего пламени свечи и холодного лунного света. Каз подумал о том, что они словно олицетворение огня и луны и нервно усмехнулся. Ровно в этот момент Инеж едва уловимо скользнула губами по его подбородку, заставив вздрогнуть. Краем уплывающего сознания, Каз понял, что ему было приятно это касание, и против воли повернул голову, вслед за теплым дыханием девушки, которое переместилось на его шею.       Медленно переплетя их пальцы, Каз опустил руки на колени, удерживая Инеж рядом. Девушка покрывала его лицо практически невесомыми поцелуями. Бреккер сравнил их с перышками, что ласкают треснувшее стекло. Вот только если соединить все осколки разбитого зеркала, оно не станет целостным, не будет отражать мир своей идеальной поверхностью. Сможет лишь провести его через призму своих искореженных осколков. Каз был этим стеклом. Возводил себя кирпичик за кирпичиком, скреплял осколок за осколком. Неидеальный, разбитый, перекрученный, но он соберет себя. Пусть он и не отразит мир таким, какой он есть, проведет его через свою испорченную, очерствелую душу, но станет хотя бы подобием человека, который будет достоин Инеж.       Инеж… Легкая и неуловимая, словно перышко. Легко вздымается в небо и плавно опускается обратно, на землю. Бесшумно, незаметно, изящно. Но перо, каким бы прекрасным оно не было, летит, только когда ветер подхватывает его. И порывы его бывают разными. От надежных, поддерживающих, до безжалостно терзающих. Инеж выдерживала любой порыв. Не перо павлина, что украл её из дома. Перо ястреба. Стремительное, хищное. Инеж была сильнее Каза, пусть вынесла одинаковое с ним количество боли. Возможно, даже больше. Тем не менее, именно она сейчас скидывает свою броню, раскрываясь. Её губы, теплые, сухие… Руки тонкие, мозолистые, но такие ласковые. Каз тонул в ней, как тонул в холодных водах. Это было приятное падение…       Пришлось собрать все силы, чтобы не вздрогнуть и удержать невозмутимое лицо, когда горячее дыхание Призрака опалило ключицы и бледную грудь. Дурно, дурно… Лоб покрылся испариной, тошнота подступила совсем неожиданно, но ожидаемо. Бреккер сжал в ладонях чужие пальцы, ощущая жар. Живая, Инеж живая.       «Не останавливайся. Только не сейчас».       Иногда Инеж боялась, что они переусердствуют и только усугубят ситуацию. Поэтому при малейшем сопротивлении со стороны Каза, тут же отшатывалась. Парень злился. На себя, за слабость, на девушку — за мягкотелость. На саму ситуацию, что не в силах вынести прикосновение единственного дорогого ему человека. Абсурд, что боссу Отбросов легче вырвать человеку глаз голыми руками, нежели коснуться ими же Призрака.       В любом случае, прикосновения Инеж были одноразовой акцией. Продолжать после помутнений Каза было бесполезно. Поэтому он и молил сулийку не останавливаться. «— Дай мне почувствовать себя мужчиной, — сказал он однажды. — Не тем мерзавцем из «Зверинца». Обычным мужчиной».       Инеж запомнила эту фразу. Инеж была послушной. Она последовала этой просьбе. Её губы проигнорировали учащенное дыхание, судорожные вдохи и нервную дрожь. Методично исследуя доступный ей участок бледной кожи, Инеж высвободила одну руку из крепкой хватки и прижала её к шее Каза. Он тихо выдохнул в полустоне. Это стало неожиданностью для обоих. Инеж бесшумно улыбнулась, и Каз почувствовал её улыбку на своей коже. Что-то новое.       Его рука продолжала дрожать, когда он поднял её и запутал в тяжелых темных волосах, что волной струились по спине девушки. Она едва заметно вздрогнула, но заластилась, словно большая кошка. Сулийская рысь, мелькнуло в мыслях. Возможно, увидеть Инеж в фиолетовых шелках было бы хорошей забавой. Вот только она вогнала бы ему нож в ребра, озвучь он это вслух. Нет, с недавних пор Каз не мог подкалывать её. Инеж была слишком хороша для его извращенной души, для этого гнилого места. Не самое поспешное решение, обеспокоиться о сохранности её чистоты спустя столько лет. Ему следовало еще в ту ночь, когда она захлебывалась рыданиями по первой жертве, подняться к ней и прогнать как можно дальше от Бочки, от Кеттердама. Но Грязные руки не только отморозок и негодяй, но, как недавно выяснилось, ужасный собственник и ревнивец. Вовремя, однако.       При этих мыслях он вдруг осознал, что вода отступила. Девушка, что практически сидела на его коленях (даже в таком положение держалась дальше от больной ноги), принадлежала ему. И не потому, что он её купил, а потому что она выбрала его. Его, Каза Бреккера, демжина, выродка Бочки, Грязные руки, самого мерзкого, ненавистного, отвратительного и прогнившего человека. Только она увидела в нем то, что сам Каз не надеялся разглядеть уже никогда. Давно он слышал рассказы о Санкта Алине, как один её вид вселял в людей надежду, заставлял испытывать счастье. Словно солнце, освещающее мир после затяжной зимы. Каз усмехался в лицо блаженным глупцам. А сейчас был готов упасть на землю, по которой невесомо скользила Инеж.       Инеж укусила его чуть ниже уха и Каз перестал соображать что-либо. Его руки сжались на талии Призрака, он метнулся вперед, утыкаясь лицом в её плечо. Сулийка охнула, когда её затылок встретился с тонкой подушкой. А после настал её черед дрожать, когда потрескавшийся, холодный рот парня нашел быстро бившийся пульс на её шее, под челюстью. Как в прошлый раз. Не просто касание, а едва сдерживаемое желание. Бреккер просунул ладони под узкую спину, легко приподнял, прижимая к себе. Его губы безжалостно исследовали шею и плечо девушки, ей хватало только сил беззвучно дышать открытым ртом и цепляться за его спину.       Тысяча образов, что так долго копились в его больном разуме, вырвались наружу. Тяжелые волосы, намотанные на руку, податливое тонкое тело, так чутко отзывающееся на все его прикосновения, сбитое дыхание. Он мечтал услышать, как она зовет его по имени. Но Инеж молчала. Справедливо. Она тоже мечтала, что он станет обычным человеком, забыв про грязные дела. Не все мечты реальны.       Каз подтянулся выше, уже почти касаясь губами её открытого рта, как больная нога напомнила о себе, выстрелив острой болью, когда он неаккуратно перенес на неё вес. Тихое шипение тут же отрезвило обоих. Инеж распахнула глаза, вскочила так стремительно, что на мгновение стала тенью. Её руки замерли над коленом Каза, не решаясь прикоснуться. Она испуганно обернулась. И тут до Бреккера дошло, что случилось минутами раньше. Он бессильно упал на подушку, тяжело дыша. Его трясло, ужасно болела нога, что чувствительно отзывалась на переизбыток напряжения, и тянуло внизу живота. Незнакомое, но такое приятное чувство.       Инеж выглядела смятенной. Она неловко перекинула волосы через плечо, торопливо заплетая их в косу. Её лицо покраснело, кожа блестела выступившими капельками пота. Её трясло. Она тоже поняла.       — Что ж, сегодня мы явно продвинулись, — отстранено произнесла она и Каз не сдержал желания закатить глаза от этого очевидного заявления. Его насмешка сочилась в воздухе.       — Самое время для мудрой сулийской поговорки, — проскрипел он, застегивая пуговицы рубашки. Одна оторвалась. Он прицокнул языком. — Ты весьма неосторожна, Призрак. Это рискует стать затратным дельцем.       Девушка встала с кровати, тонкая и изящная. Расправила плечи, словно ожидала оваций. Вот только Каз был единственным зрителем, и то неблагодарным. Она вполне уложила в голове тот факт, что Каз Бреккер, по крайней мере на этот вечер, пересилил себя и отдался во власть не страха, а желания. Единственное мужское желание, которое была готова принять Инеж. Кажется, парень, наконец, это осознал. Он был жадным и алчным. Да, если что и могло его расшевелить, так ожидание награды. Инеж была наградой. Нет, больше не инвестиция. Нечто большее.       — В таком случае тебе следует расширять бизнес, чтобы потянуть затраты, — выдала она. — Потому что я точно не собираюсь останавливаться.       — Меньшего я и не ожидал, — довольно выдал Грязные руки, сумев испортить момент самой мерзкой ухмылкой. Но за всем этим Инеж сумела разглядеть самое важное. Благодарность и восхищение на дне его потемневших, широко распахнутых глаз. Некоторые вещи можно и не озвучивать.       Когда Каз потянул к ней голую руку, Инеж легко поцеловала его в середину ладони. А после, не прощаясь, ускользнула из комнаты излюбленным способом — через окно. Парень так и замер с протянутой рукой, словно бедняк, ожидающий подати или прихожанин в храме, что верил в снисхождение святых. Когда до разгоряченного сознания все же дошел факт того, что Инеж ускользнула в очередной раз, Каз улыбнулся. Широко, словно ребенок, познавший чудо.       Он разбитый и неправильный, но острые осколки не только ранят. Они умеют отражать лучшее, в этом сгнившем мире. Как и опавшие перья могут взлететь до самого солнца, куда не поднимутся на крыльях даже самые бесстрашные птицы. В конечном итоге, они оба скинут свою броню. И тогда Кеттердам дрогнет.