Another Love — Tom Odell (tiktok version)
***
— Мама, почему мои цветы не окрашенные? Хосоку было пять лет, когда он понял, что у всех людей крашеные разноцветные рисунки, а у него были просто тёмно-серые узоры, которые приобретали фигуру красивых и изящных роз. Их у него было две. Они переплетались друг с другом, а лепестки находились на верхней части ладони. Хо видел у всех людей разные цветы, он только-только узнавал, что эти рисунки и цвета означают. Но пустых узоров он еще не видел. — Хоби-я, помнишь, я рассказывала, что они значат? — Да, ты сказала, что цветы расцветут, когда я встречу своего возлюбленного, — у мальчика глаза загорелись, когда начал рассуждать об этих удивительных рисунках, которые для него казались магией, они у всех были такие красивые. И у мамы тоже, у мамы на верхней части ладони цвела красивая фиалка, но мама носила перчатки, почему-то не любила её показывать. Она любила своего сына. Он был умным не по годам, трудолюбивым, всегда помогал своей матери. Она начинала сиять, а глаза были полны нежности, когда смотрела на своего маленького помощника, который поливал цветы у окна или протирал стол после еды. — Иногда такое бывает, что цвет твоих цветов тоже имеет смысл. И раз они ещё пустые, возможно, ещё не определилась судьба твоего возлюбленного. — Как так, он что, меня не любит и я его уже никогда не увижу? У Хосока глаза стали грустные-прегрустные, и уже начали наворачиваться слёзы. Она ожидала такой реакции, потому что с того дня, как он узнал, что у него есть предназначенный, он не находил себе места, всё время спрашивал у неё, а как они встретятся? Они будут потом вместе играть? А помогать маме вместе будут? А вдруг он не захочет, ведь у него тоже есть мама, и ей тоже надо будет помогать, да? Раз мама говорит, что они будут любить друг друга, что он может подарить ему? Ведь если ты любишь, значит надо дарить подарки и заботиться. Ведь мама так делает с ним, и она говорит, что любит его. Её сердце каждый раз щемило, когда она видела такую преданность. Но также ей было неимоверно грустно. Действительно, с пустыми зарисовками люди рождались, как и с двумя цветами. Но они были теми самыми двумя процентами населения, у которых судьба сложная, а не зелёные глаза. Что означало два партнёра, а пустая зарисовка — неопределённость судьбы второй половинки. — Ну что же ты, малыш, конечно же нет. Он тебя тоже любит, просто, может, он ещё не родился. — Ах, так он же будет совсем крохотным. Мне что, придется ухаживать за малышом?! На такой вопрос его мать рассмеялась, он иногда был слишком сообразительным для своего возраста. Она тихо надеялась, что он увидит его во сне хотя бы после встречи. Она прекрасно понимала, что значит иметь два рисунка. Люди не часто рождались одновременно с двумя пустыми татуировками, но те, кто рождался, особенно с пустыми, не имели шанса на счастливую жизнь. Ведь окрашивались они лишь в один цвет. Чёрный. Хосоку было два года, когда она увидела его отца во сне. Её цветы сразу же почернели, как только она проснулась. Видеть во сне свою родственную душу означало, что его/её больше нет в живых. После потери своего соула люди с чёрным цветком, бывало, умирали от тоски. Её якорем стал этот солнечный мальчик. Она жила ради него.***
Юнги сидел у себя в комнате и слушал крики своих родителей. Как отец кричит на мать, как бьётся посуда. Такое происходило каждый день, сколько он себя помнит. Ему всего-навсего только шесть лет, но он уже всё понимает. Ему очень страшно за мать, она у него такая добрая и умная. Её хотелось защищать и оберегать, но вот только отец её только и делал, что бил. Он ругал её каждый день, и Юнги было очень обидно и страшно за мать. Звон пощёчины, глухие удары, плач матери — слыша всё это, он начал плакать и биться о дверь, прося, чтоб его выпустили к матери. Но дверь не открывалась, а плач и крики матери не останавливались. Он орал и бил дверь маленькими кулаками что есть силы, просил у отца остановиться, молил, чтобы не бил маму. Он простоял так около часа, а потом у него сил не осталось, вырубился просто у двери. Юнги просидел в этой комнате тридцать пять часов. Его нашли полицейские, им поступило сообщение от женщины, которая нашла свою подругу мёртвой, а её мужа — повешенным в своей квартире. Выяснили, что муж убил свою жену и повесился сам, а ребёнок, истощённый голодом, был передан в ближайший социальный дом до конца судебной разборки. Иногда такое бывает, семейные ссоры, ревность и насилие, несмотря на создание пары с родственными душами. Ведь иметь родственную душу ещё не значит иметь счастье. А люди привыкли так думать. Мама Юнги так думала, верила до конца. Его забрала к себе единственная подруга матери, миссис Чхве. Она не имела детей, была очень доброй женщиной, преподавала в университете мировую литературу. Юнги жил у неё дома спокойно. Он долгое время ни с кем особо не общался, а миссис Чхве, пытаясь социализировать его, отдала в музыкальную школу, и это стало отдушиной Юнги. Когда они пришли в школу, она пошла в кабинет директрисы, чтобы поговорить с ней, пока ждал у дверей, вдруг услышал из аудитории, что находилась недалеко, переливающиеся мелодии пианино. Это была «Лунная соната», Юнги казалось, что эта мелодия заполняет весь мир, будто время замедлилось, мысли исчезли и сердце начало биться в такт ритму мелодии. Он через приоткрытые двери видел только пальцы музыканта, они перебирали клавиши пианино легко, и казалось, эти руки порхают над инструментом, чтобы создать волшебные звуки. А само пианино не переставало звучать всё прекраснее и прекраснее, маня к себе душу одного юного человека, чьей первой любовью стало пианино. Юнги не становилось лучше. Он стал больше времени проводить в школе, определённо, но он всё ещё ни с кем не разговаривал. После того, как начал играть на пианино, он, конечно, стал более спокойным, ночные кошмары начали появляться реже, миссис перестала сильно волноваться, так как он начал контактировать с учителями, делать домашнюю работу, что давали в школе, и стал помогать по дому. Он любил порядок. Ему нравился процесс уборки, когда они с миссис брались за инструменты, включив классическую музыку. Казалось, что мир останавливается в этот момент, давая время выдохнуть. А мелодия, что незатейливо пела под нос тетя, дарила чувство спокойствия. Так Юнги начал любить две вещи: музыку и уборку. Но вот только даже после младшей школы он не стал более социальным. Он всё так же был замкнутым, любил играть, всё, что задавали, делал вовремя, пытаясь как можно меньше контактировать с другими. Когда его перевели в среднюю школу, первый месяц прошёл спокойно. У Юнги была небольшая традиция: всегда после уроков поиграть хотя бы часок на своём любимом пианино. Это давало ему чувство спокойствия, так он занимался на протяжении последних пяти лет. Его навык рос, был выше, чем у сверстников. Это заметили учителя и начали поощрять, давать по учёбе поблажки, взамен он должен был выигрывать призы в межшкольных соревнованиях. Он выигрывал. Он всё ещё был замкнутым, всё ещё пытался мало контактировать с людьми, но возможность играть много и при этом не получить наказания ему показалась хорошим вариантом. Его популярность росла, а за нелюдимость недолюбливали. На втором году обучения в средней школе начали его травить одноклассники. Этого взрослые не замечали, он оставался без обеда, потому что опять не дали дойти до раздачи, тетради и нотные книги всё чаще начали мокнуть, как-то раз разорвали книгу, где были ноты мелодии, что Юнги готовил для очередного соревнования, но он сыграл всё равно прекрасно, ибо выучил их уже давным-давно, хоть и синяки на теле неприятно саднили, он не чувствовал ни единой эмоции и просто продолжал играть. Даже ноющая боль, ему казалось, не должна прервать эту прекрасную песню пианино. Юнги заметил, что не чувствует каких-либо эмоций, в третьем классе, он чувствовал только радость от игры, спокойствие от уборки и страх. Страх очень редко приходил, чаще во снах, вместе с воспоминаниями, после таких снов он чувствовал подавленность. Но люди не вызывали у него какие-либо эмоции. Все эмоции исходили от таких вещей, как любимая книга или растения, которые казались ему удивительными. Уборка, что давала чувство умиротворения, а вот люди его не интересовали. Кроме одного. Он очень ждал встречи со своим соулом. Вереск, что был вдоль ключиц и чуть-чуть выходил к шее, был обрамлён белым цветом. Он часто представлял, как произойдет их встреча. Может, случайно встретятся у магазина, или Он переведётся в его школу и придет как новенький в класс… Интересно, они смогут стать той самой парой, чьи души почти что слились воедино и понимают друг друга с полуслов? Или будут сладкой отвратительной парочкой, которые все 24/7 ходят вместе? А почему бы и нет? Ведь они соулы, они будут любить друг друга, заботиться, дарить подарки и… Он сидел в кабинете, где обычно занимается после школы, не закрыв двери. В школе все знали, кто тут остается на дополнительные часы, поэтому, если был нужен класс, шли в другие. — Смотрите на нашу звезду. Ты и после уроков занимаешься. Какой старательный. Но вот только от этого ты не станешь лучше, собачка учителей. Это был его одноклассник, который его невзлюбил, как он сам говорил, «потому что ты забрал мою славу, что должна была вся быть моей. Все должны были смотреть только на меня, но наши имена стоят всегда в одном ряду, что вызывает у меня отвращение». Он так приходил каждый день. Приходил специально после уроков и обливал его говном, как ритуал перед уходом. Юнги привык к его словесному поносу. Он не понимал, почему он всё это ему рассказывает, ведь он не просил никого любить его. Он просто не хотел ни с кем общаться. И всё. — Ты что, меня игнорируешь? Гад, я к тебе обращаюсь! — он всё же вошёл в класс и направился к Юнги. Он легко заводился, знаете таких людей, они как собаки. Лают по команде. Он был именно из таких, не думающий своей башкой, идущий на поводу у своих эмоций, верящий, что мысли, которые были в голове, — его, а на самом деле — вбитые в голову стереотипы от родителей. Юнги не хотел отвечать. Он сидел на первом ряду и думал о своем соуле, это было интереснее, приятнее — до поджатых пальцев ног и бабочек в животе. Интересно, он младше него? Старше? Выше? Юнги был ростом особо незаметный, он думал: да, определенно, он выше. Будет приятно уткнуться в шею, вдохнуть его запах, обнимать крепко у талии, пока он будет зарываться носом в его волосы и говорить: «Я скучал». Толчок в спину для Юнги стал неожиданностью. Он не заметил, как Хан резко подошёл. Но ему было как-то всё равно. Он просто встал и пошёл забирать вещи. Ему пора было домой. Сегодня пятница, значит ужин будут заказывать, после он хочет дома сочинить мелодию для соула. Очень хочет. Хан кипел изнутри, смотря на то, как он спокойно идёт к своим вещам и собирается. Он так ненавидел его за то, что он получал всё, что хотел, так легко. Он хотел стереть это спокойствие с его лица, увидеть хоть какую-нибудь эмоцию, заставить его плакать. Но сейчас он спешил, не было времени что-то делать, так как родитель уже ждал у выхода из школы. Поэтому он просто развернулся и ушёл с дружками, которые следовали за ним по пятам. Юнги был рад, что тот просто ушёл, прошлые ссадины и синяки только-только зажили, было неприятно, а объяснить миссис Чхве о том, откуда они, — сложно. Время текло, всё оставалась так же, кроме влюблённости Юнги в своего будущего соула, его чувства росли изо дня в день, он парил, ему нравилось думать и мечтать, ему казалось, что, как только он встретит его, у него начнётся совсем новая жизнь, насыщеннее, приятнее. Ему уже исполнилось пятнадцать, в школе всё ещё были проблемы с одноклассниками из-за Хана, но он рос прекрасным юношей, который понемногу учился любить мир. Он даже научился готовить, чтобы помогать миссис Чхве дома, иногда она сильно поздно приходила с работы, ему нравилось заботиться о ком-то. Он сидел у окна в конце коридора, где ел свой обед, все сейчас были в столовой, он уже давно не кушает там, зато у него каждый день разная вкусная еда из дома. В наушниках играл Бах, а он наслаждался лучами солнца, была уже середина осени, дожди стали чаще, а солнце всё время оставалось за облаками. Кто-то осторожно толкнул в плечо, пытаясь привлечь его внимание. Он снял свои наушники и, когда он увидел, кто тут, удивился. Перед ним стояла его соседка по парте, она была новенькая, перевелась семестр назад, они особо и не общались, так как она была любимчиком класса из-за невероятной доброты и милой внешности, пыталась даже пару раз заступиться перед Ханом, чтобы этот огромный двухметровый юноша перестал обижать Юнги. Но Хан теперь просто издевался, когда её не было видно, то есть вне класса. — А-а, тебе что-то нужно? — она продолжала молчать и смущённо переминаться с ноги на ногу, поэтому Юнги решил помочь, чтобы поскорее снова остаться одному. — Вот, — она быстро протянула красиво завёрнутое письмо с нарисованным сердечком, — это тебе от меня. Я понимаю, что ты ждёшь своего соула, но я хочу, чтобы ты знал о моих чувствах к тебе. Прости! Девушка быстро убежала, не став ожидать его реакции, Юнги аккуратно развернул письмо: это было милое признание, где она просто рассказывала о своих чувствах, она не просила взаимности, Юнги это тронуло, хоть и было жаль, ведь она всё же встретит своего соула, он тихо пожелал ей счастья, всё же она была невероятно доброй. После уроков он, как обычно, собрался и пошёл в сторону музыкального класса, но не дошёл, его по пути перехватили и потащили в сторону школьной курилки, он пытался вырваться, но против двоих, чьи массы были в два раза больше его, он ничего не мог поделать. Они притащили его и бросили перед Ли Ханом, а он стоял злой, рядом с ним стоял один нерослый мальчик, по тому, как он почти что прижался к стене, было ясно, что ему очень страшно, Юнги уже давно привык к выходкам своего одноклассника, поэтому просто решил понаблюдать. Это продолжалась уже давно, учителя ничего не делали, так как родители Ли Хана были спонсорами школы, на все его выходки смотрели скользь пальцы. Он в этот раз не стал церемониться, быстро схватив за воротник, он бил Юнги пару раз, пока из его носа не хлынула кровь. А это было в новинку, он никогда не бил в лицо, чтобы не попасться, на всякий случай, но в этот раз казалось, что он сорвался с цепи. Он отошёл на шаг от Юнги, чтобы глубоко вдохнуть и начать говорить: — Ты, сукин сын, сначала забрал всё внимание себе, всё, что должно было сразу и безоговорочно принадлежать мне, а теперь ты хочешь ещё и забрать единственную девушку, которая мне понравилась? — он замахнулся ногой и пнул Юнги в живот, от удара потемнело в глазах, а потом он начал кашлять в попытке вдохнуть воздух, он не мог понять, о чём он. — О чём ты вообще говоришь? — его голос был охрипший и с придыханием, он попытался встать на ноги, но сзади толкнули его, и он остался стоять на коленях. — Ха-ха, говоришь, что не понимаешь! Мне сказали, что Рю призналась тебе в любви и ты согласился с ней встречаться, ублюдок! — он сначала ткнул указательным пальцем в того мальца, что стоял рядом, а потом начал наносить удары ногой. Но сейчас Хан пинал его не раз, а несколько, тело Юнги рухнуло на землю, он пытался отдышаться и вдохнуть воздуха, но он продолжал глотать пыль, с губ текла слюна вперемешку с кровью, а из глаз слёзы, он не мог ничего чётко видеть. Он не успел что-то сказать, как Хан снова потянул за воротник и замахнулся правой рукой, поняв, что его никто не собирается слушать, а просто избить, он вырвался из его рук, и, пока другие не успели как-то среагировать, он рванул в сторону школьных ворот, а за ним бросились двое, которые притащили его. Юнги хорошо знал незаметные уголки школы, он быстро спрятался за выступом стены, чтобы выдохнуть, ему было сложно бежать из-за гудевшей головы после ударов, но адреналин был слишком сильным, а двое, что искали его, вот-вот дойдут до этого места, поэтому он рванул в чёрный ход забора, но его всё равно заметили. Он бросился изо всех сил, впереди был большой перекрёсток, если он успеет его пройти, можно было от них отделаться, он рванул за три секунды до конца зелёного, и, когда он неожиданно вышел на трассу, появился большой грузовик, Юнги не успел себя одёрнуть.***
Хосок проснулся со слезами на глазах, он не мог понять, почему он плачет, подняв руку, чтобы вытереть слёзы, что продолжали течь ручьём, он заметил, что одна из его роз окрасилась чёрным. Он не мог это осознать минуту, потом он вспомнил свой сон, где он видел красивого юношу лет шестнадцати, который был одет во всё белое, с чёрными волосами, его лицо было мягким, с милыми щёчками и носом, он во сне осторожно подошёл к нему с улыбкой с дёснами и сказал: «Позволь мне сыграть для тебя». Он смотрел во сне, как этот удивительный юноша играет на пианино, как пианино послушно звучит, идеально прогибаясь под пальцами, и как мелодия переливается, что чувствовалось невероятной нежностью и бескрайней любовью. Всё это продолжало крутиться в голове, пока он не осознал, что он только что потерял своего соула, того, которого он ждал с пяти лет. Того, которого он хотел любить и о ком хотел заботиться, он начал тихо плакать сначала, а потом откровенно выть, он оплакивал свою родственную душу, что не успел увидеть и подарить свою любовь. Хоть чуть-чуть, хоть немного. Он не осознавал, насколько громко выл, как громко он горевал, пока не включился свет и не зашла мама. Ему было всё равно на то, как выглядит, он протянул руку, показывая ей. Она поняла без слов и обняла своего сына крепко, пытаясь поддержать. Она тоже плакала, было больно видеть, как разрывается сердце родного человека, но ещё и она понимала его больше всех. Она знала, каково это — терять своего соула, но у него был шанс ещё один, он переплетался с чёрной розой, переливаясь по краям фиолетовым, что начало появляться на простом чёрно-сером рисунке несколько месяцев назад. Но это сейчас было совсем неважно. Они оплакивали усопшую душу, из-за которой сердце обливалась кровью. Хосок из-за особенности своей метки очень интересовался ими, начал читать всевозможную литературу, ещё когда учился только в средней школе, когда он узнал вероятность того, что он, возможно, потеряет своего соула, даже не встретив его, впал в панику, пришлось его записать к психологу. Он долго не мог это принять, снова и снова пытался, но тщетно. Как вообще возможно быть готовым потерять своего соула? Ему оставалось только надеяться. У него внутри тихо тлела надежда на то, что он успеет встретиться с ним до того, как увидит во сне. Но он не смог, он сидел и рыдал, как ребёнок, ему было так больно, так обидно, почему так вышло? Хотя бы месяц, хотя бы день, увидеться, дать понять, что он всегда ждал его, хотел утопить его в любви, в ласке. Он заснул под утро, всхлипывая, его мама позвонила его куратору в колледже и отпросила его на неделю от учёбы, сказав, что он заболел. После позвонила психотерапевту, у кого он всё ещё стоял на учёте по её просьбе, и сообщила о случившемся. Она понимала, что будет тяжёлая и долгая реабилитация. Она надеялась, что он сможет с этим справиться.***
Прошёл год и четыре месяца с происшествия, Хосок начал вливаться в люди только два месяца назад, он впал в депрессию, но он смог справиться. Сейчас он стоял в небольшой кофейне, что была недалеко от его колледжа. Он уже неделю бегал, пытаясь восстановить свои документы после года академического отпуска. День начался тяжело и собирался быть ещё тяжелее, поэтому он был совсем рассеянным и не заметил, как оставил свои тетради. Когда он заметил пропажу, был уже у ворот, чертыхнувшись, хотел пойти в кофейню, думая, что наверняка оставил у бара. Но, когда повернулся, он заметил, как кто-то ему машет, переключив на него свое внимание, он увидел в руках незнакомого парня свои тетради. Хосок выдохнул облегчённо: — Это ведь мои тетради, да? — он устало убрал чёлку назад, — спасибо большое, что забрали. А Вы, надеюсь, хотели их мне вернуть? Незнакомец легко улыбнулся, обнажая ряд красивых зубов. — Да, но я никак не мог Вас догнать, а, чтобы окликнуть, не знал Ваше имя, — он на мгновение остановился и сказал: — у Вас, наверное, в тетрадях было написано Ваше имя, да? — Где-то даже есть номер телефона, — он мягко улыбнулся и протянул свою руку. — Я Хосок, хозяин этих тетрадей, — Хоби улыбался искренне впервые за долгое время. — О, я Тэхён, я просто увидел, как Вы их забыли на баре, и решил передать, если я правильно понимаю, и Вы учитесь в том универе, — он указал в сторону колледжа Хосока и хотел что-то сказать, но его рот остался приоткрытым, потому что… …когда они коснулись рук друг друга, пустая роза, переплетённая с чёрной, вспыхнула и окрасилась в белый, а лаванда на запястьях Тэхёна расцвела. Они не могли переварить это ещё минуты две и пялились на свои рисунки, но Тэхён, чьи волосы были нежно-розовыми, неловко улыбнулся и сказал: — Кажется, теперь придётся взять Ваш номер, что был в тетради.