Я могу сделать все что угодно,
Но лишь потому что
ты
веришь в меня…
Рен пытался вглядеться в тьму, что расстилалась перед ним. Но дело это было совершенно гиблое. Она как будто клубилась, билась об стены комнаты, извивая свои уродливые языки, и была совершенно беспроглядной. Впору поверить в глупые земные страшилки о монстрах, скрывающихся в тени. Может, не так уж и зря люди их сочиняют? — Это было смешно, но до безобразия глупо, — раздался чей-то голос вновь, отчего по спине парня пробегают мурашки. Он все еще не видит своего собеседника, но отчего-то уверен, что на лице того застыла ухмылка. — Хотя, на что я собственно надеялся? — все также насмешливо доносится из темноты. А после он показывается во всей своей красе — в хищной походке, в резких движениях, в гордой позе. И оскале на лице, что лишь по глупости можно принять за улыбку. И Рен невольно засматривается; а еще говорят что гандэлианцы произошли от хищников. Глупости все это, ведь Кроллер застыл перед вторженцем как самое обычное травоядное, или, как говорят люди, — кролик перед удавом. Странный парень в белом плаще, что так резко контрастировал с окружающей их тьмой, появился бесшумно и жутко, будто из этой самой тьмы и соткавшись. И, Лайнхольт его раздери, это смотрелось до ужаса завораживающе. Будто бы это существо сошло со страниц старинных преданий, что так любил цитировать Гленн. Стоящие дыбом блондинистые волосы и маска, почти полностью скрывавшая лицо, смотрелись бы до ужаса комично, если бы не страх. Не тот отвратительный, душивший липкими щупальцами, страх, что он принес с собой. Рен сразу же узнал говорившего, как не узнать? — И что же ты делаешь? — ехидно спрашивает Маска, заглядывая через плечо что-то быстро набирающему на клавиатуре Кроллеру. — Пытаюсь отключить тебя, — отвечает тот, нисколько не сбив свой настрой. — Я не знаю, как Маручо смог пробить мою систему защиты и подослать тебя, но это не важно. Ты всего лишь программа. И избавиться от тебя с базой Bakugan Interspace будет не сложно. — Да? — все так же скалясь, как гиена, спрашивает тот. И в этой изломоной улыбке Рен видит, пожалуй, что-то совсем уж глупое, эмоцию, что должна быть совершенно не свойственна обычной программе. Это нежность? Насмешка? Или жалость. Или все сразу… Как глупо. — Ну давай посмотрим, — покладисто кивает блондин, не пытаяясь даже помешать действиям гандэлианца. Будто бы совершенно не сомневаясь, что тот потерпит крах. Программа, что отчего-то ведёт себя так странно, так… по-человечески (?) садится за соседний с Реном стул, скрестив руки на груди и перекинув ногу на ногу. Вся поза того говорит о крайней расслабленности и скуке. Но Кроллер не верит ему ни на миг! Он готов поклясться, Маска следит за каждым его движением, рассматривая, как что-то занимательное. Будто пытаясь докопаться до самой сути парня, до потаенных мыслей и мечтаний, которые он скрывает даже от самого себя. И что-то да замечает, раз насмешка так и не сходит с его лица. И от этого он, тьма все побери, выглядит сейчас настолько живым, настолько реальным, а потому еще более жутким, что к Рену закрадываются нехорошие подозрения. Кроллер уже почти верит, что «Маска» — не какой-то там искусственный интеллект, написанный Маручо по образу и подобию когда-то лучшего игрока Земли. Что он все же что-то совершенно иное. Кажется, у Отчаянных бойцов от гандэлианца тоже были секреты, но это даже справедливо. Иного он и не заслужил. Рен не видит глаз, а стёкла маски не очень-то помогают различить эмоции. Да и должны ли они быть у программы? Нет не должны, но когда улыбка того становиться ещё шире, ещё ехиднее и снисходительнее (хотя казалось куда уж больше), Рен понимает лишь одно — он теряет контроль над ситуацией. — Почему на тебя не действуют мои коды? — отчаявшись, спрашивает парень. — А сам как думаешь? — вопросом на вопрос отвечает блондин, все так же приветливо скалясь. У него есть хоть какое-то другое выражение лица?! В прочем нет, Рен действительно не хочет видеть как искожается мимика того от гнева. И уж тем более почувствовать это на своей шкуре. В комнате повисает молчание. Это не гнетущая или неловкая тишина. Нет, вовсе нет. Просто ни один из них не желает отвечать на вопросы другого, да и в приципе «поддерживать беседу». Но сделать это все же придётся. — Что ты такое?! — выкрикивает Кроллер почти в отчаянии. Гандэлианец только что понял — он потерял контроль не только над ситуацией. Командный Центр Bakugan Interspace так же отказывался отвечать, а минуту назад это казалось невозможным. Даже Маручо не смог бы такое провернуть, тем более удалено. — Я? — немного удивленно тянет странное нечто. На мгновение Рену кажется, что на этом их диалог опять и прервётся, но блондин, видимо, решает иначе: — Я — Маска, — произносит тот так уверенно, что Кроллер едва удерживает лицо. Это даже не смешно. — И что же ты от меня хочешь, «Маска»? — настороженно спрашивает Кроллер, пытаясь все же придумать, что ему теперь делать со всем этим. И выходит, по правде сказать, плохо. Рен просто не способен просчитать своего апонента. А возможно даже врага. — Хм, — тянет тот задумчиво, хоть все давно решил. «Лицимер и притворщик!» — хочет выкрикнуть гандэлианец, но понимает, что это очень плохая идея. Ведь он может услышать утвердительный ответ, а вкупе со все той же издевательской улыбкой это будет и вовсе невыносимо. — Я хочу услышать правду…***
Рен склонился в почтительном поклоне, четко понимая, что в этот раз он просто не сможет как-то выкрутиться. Его погубит собственная гордыня и глупая вера в чудо. Чертов Сид! Каким идиотом нужно быть, чтобы проиграть Элемент? И каким наивным придурком оказался сам Кроллер, поверивший в силу бойца пайруса? А ведь Рен на краткий миг все же допустил, что сумел таки стать лидером для младшей Дюжины. Сумел сплотить и повести за собой. Ошибся. Опять. — Как ты смеешь показываться после того как потеряли Элемент? — недовольно произносит Бародиус. И Кроллер понимает, что теперь для них есть лишь одна дорога — на плаху. Хотя был ли когда-нибудь иной исход? — Глупцам не место в моей свите… Рен замирает всем телом, до конца не веря в то, что услышал. Да, это было ожидаемо, отчасти даже может справедливо. Но… Ну не может же все так закончиться! — Хм, ваш народец, Рен, действительно умеет насмешить, — вдруг вновь разносится голос из темноты. Столь знакомый, и отчего-то в этот момент даже кажущийся мягким. Но Рен и знает — это всего лишь иллюзия, жалкая попытка его мозга схватиться за последнюю надежду, спасительную соломинку, столь хрупкую и ужасно ненадежную, что тянет рассмеяться. В отчаянии. — А это сделать достаточно трудно, ведь я почти ничего не чувствую. Маска появляется все также из ни откуда, принося с собой горький вкус страха и пепла. И Рен видит, что не только он застывает в нерешительности при виде него. На лице Сида так же проскальзывает что-то такое животное, это скорее просто инстинкт, чем осмысленное действие — желание убраться подальше от угрозы. Даже Старшие напуганы. Даже великий император. Все застыло в какой-то странной, до ужаса нелогичной картине, автором которой стал этот блондин. Этот Маска. — Кто ты такой? — Рен действительно поражен силой воли Бародиуса, что так быстро смог совладать с собой. А еще Кроллер знает, почти кожей чувствует правильный ответ на этот вопрос, но вторженец вновь удивляет… — Разве я позволял тебе разивать пасть в мою сторону? — негодующе спрашивает тот. И это звучит так высокомерно, так до ужаса нелепо, что Рен почти и не удивлен, что эти слова слетели именно с его губ. — Нет?.. Так замолкни и не трать мое время, — Маска кривится, недовольно поджимая губы, и отворачивается от императора. Как от жалкой мошки, что недостойна и крохи его внимания. А Бародиус… замолкает. Он округляет глаза и злобно скалиться, раз за разом открывая свой рот. Но все еще не произнеся ни слова. Кроллеру на ум приходит старое человеческое кино — немое и с глупой музыкой, и от того… хочется засмеяться. Но нельзя! Не в коем случае! Или хотя бы спрятать свои непозволительные эмоции в приветливой улыбке. — Я обдумал то предложение, что ты мне сделал, Рен, — вдруг совершенно спокойно и даже как-то мягко говорит блондин, смотря сверху вниз. А Кроллер все так же стоит на коленях, но если минуту назад это был лишь знак почтения перед императором, то теперь… это нечто большее? Но отчего-то кажется, что Маске не нравиться такое положение дел. Может, ему не удобно вечно опускать голову, что бы встретиться взглядом с гандэлианцем, вновь читая того, как детскую книжку с яркими картинками? — И я согласен, но с одним условием… — Каким? — Кроллер едва справляется с языком, что прилип к нёбу. — Я заберу одну вещицу, что когда-то давно оставил на Гандэлии…***
До отбытия на Нифию остались считанные минуты, и Рен нервничает. Рен жутко нервничает. Если этот человек (или что оно вообще), этот Маска, все же не оправдает ожидания императора, если они провалят миссию, это будет конец. Конец для них всех. Кроллера уже мало беспокоит копошение младшей Дюжины. Пусть Джесси читает свои глупые стишки, Лена вновь проверяет данные; Сид с Мейсоном могут спорить хоть до посинения о какой-то ерунде, а Зенат мельтешить у всех под ногами. Пусть они насладятся последними минутами спокойствия. Сейчас Рен понимает их как никогда ранее не понимал. И все же в отдалении от всеобщего гвала сидит одинокая фигура. Он, как всегда, спокоен и собран, и вновь на его устах застыла издевательская ухмылка, а руки скрещены на груди, как будто другой позы он и не знает вовсе. Маска смотрит на всех со смесью надменности и превосходства, не желая ни на секунду допустить чего-то иного. Да к нему и не рискуют лезть, ведь выдержать ту тьму, что будет его вечной спутницей, не способен никто. А Кроллер… а что собственно Кроллер? Он давно привык к темноте. Ее напоминание будит с ним всегда, и это правильно. Он сам этого желает. Но лишь сейчас Рен вдруг четко осознает, как на самом деле одиноко это существо. И как они похожи. Лишь с одной разницей — у Кроллера всегда был Лайнхольт. Он поддерживал и защищал даже в самые трудные моменты. Но если ли что-то подобное у этого блондина? — Человек, — хотя какой уж он «человек», скорее демон из глупых детских сказок, — почему ты всегда носишь эту странную маску? Рен и сам не знает, почему из всех возможных вопросов выбрал именно этот. Он просто сказал первое, что пришло в голову, пытаясь хоть как-то завязать диалог. Неособо задумываясь о последствиях. Наверное, зря. — А зачем ты все время пользовался маскировкой, притворяясь человеком? — вновь отвечает тот вопросом на вопрос. Ну что за отвратительная привычка? Повисает молчание. Вновь. Кроллер знает, что Маска не станет отвечать. Что не доверяет ему, что не видит в нем не то что друга, а просто знакомого. Что они — чужаки, которые почему-то блуждают в одной и той же тьме, хоть и по совершенно разным причинам. Но… — Она скрывает мои эмоции и боль, — через какое-то время произносит блондин. Он говорит так тихо и надрывно, будто эти слова и не адресовывались Кроллеру. Будто он хотел, чтобы их и вовсе никто не услышал. И почему-то Рену становиться легко от того, что он все же смог их разобрать. Ему, наконец, хоть немного стал понятен Маска. — Маскировка позволяла мне почувствовать себя «своим» в обществе людей, — все же решается ответить Кроллер. А почему бы собственно и нет? Баш на баш, как говорят люди. Кажется, он набрался у них слишком многим чуждым для ганделианцев словечкам. — Ведь мой истинный облик им противен. — Хм, это глупо, — произносит Маска с какой-то странной, совершенно не знакомой ранее интонацией. Хотя насмешка в ней все так же присутствует. Она, наверное, будет такой-же вечной спутницей блондина, как и тьма. — Я не считаю тебя уродом, когда ты настоящий. Для Рена в тот момент весь мир сузился до одного единственной фразы. Ему сейчас и вовсе не интересно стало, почему притихли Младшие, почему Лайнхольт застыл, пораженный узнаванием, почему даже Нурзак, приставленный к ним, молчит. В голове у парня вновь и вновь звучат до ужаса просты слова, что разгораются в груди как самый жуткий, но вместе с тем и самый упоительный огонь. — А я не вижу ничего постыдного в том, чтобы показывать свои эмоции и страхи близким, — через несколько секунд все же отвечает он. Маска смотрит внимательно, прямо в душу. И вдруг перестаёт улыбаться. — Что ж, тогда потом, после всего этого, ты снимешь свою маскировку, — он отворачивается от него, пригвоздив взгляд к стене. — А я взамен открою свое лицо. И когда мы предстанем перед друг другом настоящими, а я узнаю, правдивы ли твои слова, — произносит тот на грани слышимости. Хотя нет. Кажется, эти слова Рен различает лишь среди своих мыслей, едва отделив их от роя собственных эмоций и переживаний.***
— Маска! — надрывно выкрикивает Дэн, вновь атакуя блондина. — Почему? Почему ты вновь на стороне врага?! — Кроллер готов поклясться, что слышит в этих словах какую-то детскую обиду. Обиду и злость. — Хн, — но боец даркуса и вовсе не желает отвечать. Он лишь вновь приказывает своей гидре атаковать раз за разом. И Гидраноид умудряется весьма успешно теснить Драго, приветливо скалясь тому. Эта ухмылка, явно, у них с хозяином общая. Сформировалась за тысячи битв и застыла на вечно. — Понятно, — вдруг произносит Кузо, переведя тяжелый взгляд на Рена. — Разве ты не знаешь? Разве не видишь, что он просто использует тебя?! Как когда-то использовал Нага! — Не смей, — зло шипит блондин, и Кроллер понимает, Дэн только что пересек какую то невидимую, но оттого не менее значимую для того черту. Но знает ли об этом сам Кузо? — Карту Смерти на поле! Тело сковывает холод. И вновь начинает веять пеплом и смертю. А в прочем Рен уже почти привык. Дэн же даже не удивлен. Неужели он ждал именно такого исхода?***
— Почему ты все же поверил тогда мне? Почему пришел на помощь? — спрашивает Кроллер так давно мучивший его вопрос. Если не сейчас, то когда? — Потому что хотел забрать то, что когда-то давно было моим, — отвечает ему сама тьма. — Я не понимаю… — Тебе и не нужно, — Рен чувствует нежное прикосновение холодных губ, чувствует как до ужаса горячие пальцы держат его за подбородок, чувствует, как глаза самой тьмы, что сейчас не скрыты маской, смотрят на него. И от чего-то это все так чертовски упоительно. — Эй, вы двое! — выкрикивает Кузо, разрушая этот прекрасный момент. — Идёмте, королева Серена собирается произносит речь. Мы все должны присутствовать. Маска что-то недовольно бурчит себе под нос, отстраняясь, а Рен рад. Нет, он неописуемо счастлив, что все же когда-то выбрал правильную сторону. А блондин вновь последовал за ним.***
Давно, очень давно, когда один глупый и наивный ребенок еще не был заключен во тьму, она была слепа.
Она и не чувствовала ничего, не желала и не стремилась. Лишь запирала в себе, сдерживая силу своих детей — силу темных бакуганов. Таково было её призвание.
Она не боялась, не сожалела, не испытывала счастья или печали. Она просто была. Существовала.
Таков истинный порядок вещей, и всех это устраивало. Ведь так было правильно.
Но после появился он.
То самое дитя, тот самый заключенный, что смог увидеть свет даже в ней. Во тьме. Нет, он и сам стал светом для нее, подарил то, чего она всегда желала, но вместе с тем не была способна получить.
Подарил тепло.
И тогда было решено — вырвавшись однажды, отпустив свое последнее дитя с наказом защищать, она найдет этот свет вновь.
Найдет и сделает его своим.
И если кто-то осмелился пойти против его воли, измерение Смерти лишь приветливо оскалится, разевая пасть. Они с Реном — две стороны одной медали — тьма, что когда-то пожрет все и вся, и свет, что будет существовать даже тогда, когда ничего более не останется. И их обоих это устраивает.