И дело не в этом.

И дело вовсе не в моем стремлении к революции и перевороту – это, в конце концов, мое законное право, ведь так? Мне действительно казалось, что я в силах изменить, улучшить мир вокруг, и я свысока смотрел на идеалиста Муфасу. Его наивные глаза выдавали в нем мечтателя, кормящегося непонятно откуда взявшейся надеждой. И, конечно, его лапа, мягко скользящая по моей спине, тоже не имела никакого значения. Это всего лишь доминирование, чтобы показать свою власть. Я прогибался для него, ведь он – вожак! Мягко прогибал спину, чуть подбирал хвост и открывался ему, чувствуя, как он неловко карабкается на мое тело. Ощущение острых когтей, царапающих кожу и чуть срывающих шерсть, заставляет меня морщиться. Если бы Сараби только знала, что ее муж так любит быть со мной. Проблема в том, что Муфаса и правда добр, чрезмерно и со всеми, но иногда ему нужно быть жестче, и тогда он кивает мне, зазывая в пещеру. И там я ощущаю, как затхлый воздух и прохлада окутывают мое открытое для него тело - и закрываю глаза, оставаясь равнодушным к размеренным толчкам. Я действительно убил его и никогда не жалел о том, что сделал. Даже огромные испуганные глаза Симбы, когда я убеждал его в том, что он виноват в смерти отца… даже это не остановило меня. Мой брат – мягкотелый и в то же время такой жестокий – заслужил наказание, а его люди увидеть истинную власть. От легкого возбуждения шерсть встала на спине, хвост бил по бокам, но на виду у подчиненных я был всегда спокоен. «Скар – убийца!», - слышал я шипение за спиной, но правда не должна заставлять меня вздрагивать каждый раз, ведь верно? И потом, когда Симба вновь пришел, я не позволил себе испытать жалость. Ведь он вырос точной копией героя-освободителя отца, смотрящий на всех сверху вниз. Почему-то сразу заныла поясница тянущей и тяжелой болью, и я заставил себя сломать своего собственного племянника. Чтобы его глаза не напоминали мне о поволоке страсти, что каждый раз затягивала взгляд Муфасы. И много позже, умирая в зубах гиен, я проклинал тот день, когда дал паршивцу уйти. И дело не в том, что я ненавидел Муфасу или презирал Симбу. Дело в том, что я прогибался под тех, кто не стоит того, чтобы им служили. И это обиднее всего.