Только ты, только я

Обычно Серёжа ходит по квартире очень тихо. Даже скрипучий пол их полуразваленной коммуналки повиновался его невесомым шагам и молчал. На этот раз звук был такой, словно в квартиру вломился двухметровый сосед со второго этажа, которого звали Виталик, но Серёжа с Олегом ласково называли его «слоником». Олег отложил книгу на кровать рядом и потянулся к телефону. Три часа ночи. А может это и не Серёжа вовсе вернулся? Есть поверье, что три часа ночи — это время нечисти. И какую-то нечисть занесло в питерскую коммуналку, к людям, которые уже и страх потеряли, и веру, и деньги. Деньги, кстати, они потеряли благодаря Серёжиному альтруизму, поэтому и теснились теперь в одной квартире с ещё двумя соседями. Хотели вложить деньги в какую-то детскую не то больницу, не то школу для тяжелобольных, а в результате их надули, деньги улетели, Серёжа впал в отчаяние, а Олег нашёл им жильё рядом с круглосуточной «Пятёрочкой». В коридоре раздался конкретный грохот, эта нечисть явно была пьяна и дурна. Олег нахмурился и решил всё же встретить нечистую, скрывая за привычным нетронутым эмоциями лицом волнение. Конечно он, чёрт возьми, волновался! Ушёл в ночь с какими-то смутными планами в какой-то непонятный бар, до этого провалявшись три дня в кровати, отказываясь от еды и воды.  — Серёж? — тихо позвал Олег, чтобы не разбудить остальных соседей. Раздался протяжный вздох со скрипучим стоном. Серёжа завалился на тумбу для обуви и засмеялся.  — Всех разбудить решил, придурок? — Олег подошёл к нему и резко поднял за руку, потянув на себя.  — Это пиздец какой-то, — выпалил Серёжа и упал лицом на плечо друга. — Олег, я — пиздец. Просто других слов нет. У Олега вдруг ëкнуло в груди. Он резко отстранил Разумовского от себя и внимательно посмотрел на его лицо, на одежду, оценил помятый пиджак и футболку под ним. Крови вроде нет.  — Тебя побили? — спросил он, сверкнув глазами. — Где?  — Олег, — Сергей толкнул его в грудь. — Не бил меня никто, успокойся.  — Тогда что случилось? Лицо Серёжи тут же потухло, словно внутри перегорела лампочка. Не поднимая взгляда, он ответил:  — Давай хотя бы в комнату зайдём. Не хочу давать соседям повод для сплетен. Олег без слов толкнул дверь, которая вела в разумовскую комнату, затолкнул туда самого Разумовского и включил свет. Небольшая комната озарилась жёлтым, блеснул экран открытого на столе ноутбука, лежащего рядом со стопкой книг. Кровать гладко застелена синим покрывалом, в воздухе всё ещё пахло заваренным четыре часа назад дошираком. Серёжа сел на кровать и тут же принялся расстёгивать часы на запястье, да с таким остервенением, словно они его душили. Олег сел рядом и наклонился, заглядывая тому в лицо.  — Он что-то тебе сделал? — спокойно спросил Олег, стараясь не давить на друга, хотя хотелось взять его за плечи, силком вытащить из него адрес этого мудака и поехать бить ему морду, пока тот не умоется своей кровью.  — Кто «он», Олеж? — Разумовский засмеялся, но как-то грустно.  — Не надо ходить вокруг да около, я знаю, куда и зачем ты ездил. Сколько лет они были близкими друзьями, и ближе, чем Олег, у него не было никого, но всё равно Серёжа боялся говорить об этом при нём. Ему было пятнадцать, когда он начал замечать, что он ещё более «не такой», как остальные. Что ему не кажется привлекательной женская грудь, нежные черты лица, спадающие на плечи шёлковые волосы. Кусая губы, он смотрел, как другие парни спорят о привлекательности той или иной девчонки, хвастаются, кто с кем «сосался», и думал, что он какой-то неправильный, раз ему этого не хочется. Единственный человек, который вызывал у него бурные чувства, был мужского пола. Однажды он признался об этом Волкову. Не в том, что тот ему нравится и как хочется его поцеловать, а в том, что он, кажется, гей. Серёжа тогда ждал самого худшего, что его назовут пидором, скажут, что это неестественно, что мужик с мужиком — это мерзко, что плюнут прямо в лицо и начнут избегать, но ничего такого не случилось. Олег принял это и сказал, что это не изменит своего отношения.  — Сначала всё было нормально, — наконец сказал Серёжа, глядя на протёртую дырку в старом ковре. Как его бесила эта дырка, как же ему хотелось новый ковёр. И новые обои. И вообще выбраться из этой дыры. — Ну, как сказать… Когда Серёжа уходил, его едва ли не трясло. Он рассеянно искал по всей квартире свой телефон, потом трясущимися пальцами минут пять завязывал кеды. Олег всё это видел и ему ужасно хотелось остановить Серёжу, сказать, что не надо ему никуда идти, не нужны ему эти случайные связи, которые так романтизируют в кино, что не его это. Но кто он такой, чтобы вмешиваться? Если Серёжа хочет найти себе мужика на одну ночь, чтобы просто «узнать, как это», то пускай. Пускай на сердце кошки скребутся, пускай.  — Я выпил, потом ещё немного, и ещё немного… Но я вроде не много пил, я помню. Какие-то коктейли разбодяженные, там даже алкоголь не чувствовался. Ну, немного в голову дало, но не сильно, типа…  — Ближе к делу, — Олег потёр лицо ладонями. — Три часа ночи, Серёж.  — Да-да-да, прости. Короче я познакомился с парнем, вроде нормальным, — Олег заметил, что Серёжа начал раздирать пальцы ногтями, как делал, когда начинал нервничать. — И потом он предложил поехать к нему. Я согласился. Мы вызвали такси. Он в центре живёт, не помню точно. Не важно. А потом… потом я ничего не помню. Серёжа наконец посмотрел ему в глаза. Он был растерян и ещё несколько раз повторил «вообще ничего».  — Может, он тебе что-то в коктейль добавил? — предположил Олег, давя поднимающуюся волну гнева.  — Вроде нет. Я бы заметил. Это было как один из тех провалов в памяти, которые в приюте случались. Пришёл в себя я только на Невском, идя домой.  — Так у вас что-то было?.. Серёжа покачал головой.  — Нет. Я не знаю. Я не помню. Блядь, что за проклятие такое? Почему я либо ссу с кем-то встречаться, либо всё кончается тем, что я напрочь забываю происходящее. Так и сдохну девственником, напиши на моей могиле: «Он хотел ебаться, но ебала его только жизнь».  — Серёж…  — Серьёзно! Я просто не понимаю, за что мне вообще это всё?! Почему я такой лох? Семьи нет, друзей, считай, нет, живу в стране, где меня за мою любовь убить могут, а мудил этих ещё и оправдают и награду им всучат. Я устал, господи… Вот так начинаются срывы. Сначала Серёжа начинает что-то искать глазами в комнате, дыхание сбивается, пальцы уже кровоточат от содранной кожи. Но он ещё сдерживается, пытается совладать с эмоциями, призвать логику. Олег знал его, как стихи Пушкина, которые заставляли учить на уроках литературы — слишком хорошо. Он поднялся и наклонился к Разумовскому, близко-близко, посмотрел ему прямо в глаза, которые начали заплывать слезами, и сказал:  — Чай. А потом спать. Серёжа повиновался. Он даже улыбнулся какой-то сломанной, но искренней улыбкой, опустил голову и несколько раз кивнул. Олег забрал с полки с кухонными принадлежностями чашку и вышел. У него чайник ещё не остыл, потому что в ожидании Серёжи чаи он гонял каждые двадцать минут. На чашке был принт с дурацкими розами, местами уже ободранный, так что кружка выглядела не просто отвратительно, а отвратительно в квадрате. Серёжа её даже не покупал, здесь от прошлых жильцов осталась. Олег покрутил её в руках и поставил на свой стол. А затем просто взял свою кружку, в которую вмещалось шестьсот миллилитров прекрасного чая из пакетика, купленного в «Пятёрочке» по акции, и залил туда кипяток. На Серёжу он потратил последний пакетик ромашкового чая. Ничего, не жалко. Выходя, он выключил свет и захватил с кровати книжку. Мысли всё возвращались в тот бар. Олег представлял себе, как Серёжа сидит на высоком стуле за стойкой, как к нему подкатывает какой-то парень, который, наверное, уже не раз снимал себе здесь мальчика на ночь. Кто-то трогал Серёжу, его Серёжу, за которого он жизнь отдать готов. Трогал его губы, его шею, грудь… Строчки книги расплывались, слова не складывались в предложения, Олег просто смотрел в книгу и пытался не скрипеть зубами. Серёжа же сидел на краю расстеленной кровати, уже переодевшись в домашнее, и отхлёбывал из большой чёрной кружки чай.  — Олеж, — позвал Разумовский, не поворачивая головы. — Можешь сегодня поспать со мной?  — Конечно, — Олег даже не раздумывал над ответом.  — Я не хочу один оставаться. Мне не по себе.  — Я тебя не оставлю. Удовлетворённый ответом, Серёжа поставил кружку на тумбочку у изголовья кровати и лёг, укрывшись одеялом до самого подбородка. Олег загнул уголок страницы, хотя Разумовский сто раз просил его так не делать, и закрыл книгу. «Бойцовский клуб», который Олег одолжил у Серёжи три месяца назад и до сих пор не дочитал, погрузился во тьму, как и вся комната. Олег лёг рядом на жёсткий диван. Он был раскладным, и одна сторона у него была мягкой, а другая — как каменная плита, прикрытая пледом. Вот каменная плита досталась ему. Но его не сильно волновал собственный комфорт. Глаза не закрывались. Десять минут, двадцать. Олег смотрел в потолок, слушал, как ездят машины за окном, стук чьих-то каблуков. Какой-то девушки. Почему-то он представил, что у неё длинные рыжие волосы. Девушки… Сколько сложных эмоций они вызывали у него. Он повернул голову набок, в сторону Серёжи, и посмотрел на растрёпанные рыжие волосы, пытаясь понять, спит тот или нет. Сколько он на самом деле выпил? И что это был за парень с ним? Где он его трогал? Сердце ударило с такой силой, что застучало в висках.  — Олег… Олег дёрнулся от неожиданно разорвавшего тишину голоса. Прозвучало тихо и хрипло, Серёжа прочистил горло и сжался под одеялом.  — Да? Но Серёжа не торопился, он молчал, словно это Олег должен был что-то сказать. Только тот не знал, что сказать, поэтому тоже молчал.  — Это не в первый раз. Снова долгое молчание. Олег только гадал, о чём говорит его друг.  — Я до этого встречался с парнем. Не в смысле встречался, а виделся, один раз. И тогда я не пил. Но когда мы оказались у него, я помню только, что он начал целовать меня… А потом ничего не помню. Я сначала подумал, что, не знаю, в обморок упал, потому что перенервничал. Меня реально трясло, до тошноты. А в себя пришёл… в макдаке. Со стаканом колы и девяткой наггетсов. Олег не выдержал и прыснул от смеха, Серёжа неуверенно поддержал его.  — Я, я не знаю, как работает человеческий организм, но я слышал, что при эпилепсии такое бывает, вроде. То есть, ты не падаешь в припадке на землю, а тебя отрубает, — высказал свою теорию Олег.  — И как узнать, есть ли у меня эпилепсия?  — Сходим к врачу.  — Ага. Кажется, такой ответ успокоил Серёжу, потому что тот вздохнул и снова замолк. А Олег всё смотрел на рыжие волосы, думая, как хочется к ним прикоснуться, уткнуться в них носом и вдохнуть полной грудью запах Серёжи. Это неправильно. Не так работает дружба, даже самая крепкая и близкая. Злость на самого себя закипела внутри, Олег тут же отвернулся, вновь уставясь в потолок, но тут же повернулся обратно, когда Серёжа заговорил.  — Я должен тебе ещё кое в чём признаться. Можешь потом ненавидеть меня, перестать общаться, это твоё право. Я всё понимаю, так что не чувствуй себя обязанным. Опять эта зловещая тишина.  — Серёг, рожай быстрее.  — Сейчас рожу, господи, дай мне духу набраться. В прямом смысле слова Серёжа набрал полную грудь воздуха и выпалил, словно пулемётную очередь:  — Ты мне с пятнадцати лет нравишься. Именно ты, а не другие парни. У меня иногда бошку сносит от того, как ты со мной общаешься. Может, это потому что ты заступался за меня, у меня какое-то особенное отношение к тебе выработалось. Мне иногда кажется, что я вот-вот зареву в голосину от того, что не могу до тебя добраться. И я не знаю выхода из этой ситуации, но просто понимаю, что больше не могу об этом молчать. Вот. Всё, что я хотел сказать. Как дышать? Так, надо начинать дышать. Срочно. Горло словно сжалось. Олег с трудом сделал вдох, не моргая и не сводя глаз с одной точки. Это было похоже на дурацкую шутку, только ни ситуация, ни интонация Серёжи не допускали юмора.  — Можешь идти. Можешь съехать. Можешь закинуть мой номер в чёрный список. Да я и не буду звонить. Если напьюсь — может и позвоню раз, другой, — монотонно бормотал Серёжа. Олег повернулся на бок и, просунув руку под одеяло, обнял Серёжу. Он наконец прижался к нему всем телом, уткнулся лицом в изгиб шеи, зарываясь в отросшие волосы, и вдохнул этот запах. Он ни с чем не сравнится, его нельзя описать. Но это было что-то тёплое, родное и интимное. Серотонин ворвался в его кровь лавиной, перед глазами заплясали звёздочки, мысли превратились в месиво. Олег сжал футболку на груди Разумовского, прижал ближе к себе, нетерпеливо пробираясь лицом сквозь волосы к коже. Серёжа положил свою руку поверх его, но у него не хватило смелости сжать её. У него не было смелости даже шевельнуться, пока вдруг шеи не коснулись горячие губы. Все волоски на теле встали дыбом от ощущения дыхания Олега на коже. Резко Серёжа перевернулся на другой бок, чтобы оказаться лицом к лицу с Олегом. Едва ли можно было разглядеть что-то в темноте, поэтому Серёжа закрыл глаза и осторожно придвинулся к его губам. Неуверенно попробовал поцеловать. Олег, не уверенный в том, что он делает, зачем он это делает и какого вообще чёрта, прижался сильнее и накрыл его губы своими. Он знал, что ему придётся проявлять инициативу, потому что Серёжа не посмеет. Поэтому он первый обхватывает его нижнюю губу своими, молясь, чтобы Серёжа вдруг не передумал. Но он не передумывает, он кладёт ладонь на лицо Олегу, гладит большим пальцем недельную щетину, и открывает рот. Так случился их первый поцелуй. Из осторожного и неуверенного он превратился в горячий, на грани с развратом. Они целовались, касались друг друга, то нежно гладили, то сжимали до боли. Языки сталкивались, горячим пламенем касались губ, нёба и зубов, пробуя дозволенную территорию. Приоткрытое окно едва ли давало воздуха обоим. Олег понял это, когда оказался сверху, почти лёжа на Серёже. Он осторожно выбирал, куда поставить руку, чтобы не зацепить волосы, а в конечном итоге просто запустил пятерню прямо в рыжий лес. Как хорошо и правильно это чувствовалось. И никаких мыслей о том, что они два взрослых парня, что там что-то в библии говорят, что-то в законодательстве, а в каких-то странах за это казнят. Стараясь найти удобное положение, Олег неосторожно опустил колено между ног Серёжи, и тот вдруг заскулил прямо в его губы. И что делать? Продолжать или остановиться? Но Серёжа помог определиться с решением, когда сам поднял бёдра наверх. Его пах был плотно прижат к бедру Олега.  — Олеж, — Серёжа оторвался от его губ, голова упала на подушку. Он обеими руками гладил шею и затылок Олега. — Олеж… Трахни меня. Олег просто впал в ступор. Его собственное возбуждение тоже проснулось и бодрствовало, каменный стояк уже некоторое время не давал ему покоя, но почему-то в голове не возникало решения этой проблемы. И будь перед ним не Серёжа, он бы и думать не стал — бери и трахай. Но это же, чёрт возьми, Серёжа Разумовский. Рыжее чудо, которое обдирает в кровь пальцы, боится телефонных звонков и доверяет только ему, только Олегу.  — Мне с тобой не страшно, — продолжил Серёжа, надеясь объяснить как можно доходчивее свою позицию. — И я хотел этого ёбаную тучу лет. Так почему бы не сейчас? Или… тебе противно?  — Мне не противно, — Олег опускается и целует его шею, потом между ключицами.  — Тогда что нас останавливает? Ты не уверен?  — Я боюсь сделать тебе больно, — признается Олег.  — Если всё делать правильно, то будет не так уж…  — Я знаю, как это делается, — вздыхает Олег. Свободный доступ в интернет позволил ему узнать о многом. Кусая губы, Серёжа опускает одну руку и осторожно ведёт её по телу Олега вниз, доходит до штанов, и пальцы отодвигают резинку. Олег не против, во всяком случае, он этого никак не показывает. И, да, он твёрд. Серёжа едва не простонал, когда коснулся его члена своими пальцами, настолько это было возбуждающее и пугающее одновременно.  — Пожалуйста, — шёпотом просит Серёжа.  — Ладно. Ладно, хорошо, — Олег вдруг выпрямляется, резинка штанов ударяется о тело. — У тебя есть, этот… смазка, презервативы? Что ещё надо?  — У меня всё есть, — Серёжа торопливо, боясь, что Олег вдруг передумает, лезет в свою тумбочку, шарит рукой в темноте среди каких-то бумажек, карандашей и ручек, шуршит блистерами таблеток от головной боли, пока не находит запечатанный тюбик смазки и оторванный от упаковки презерватив. Серёжа начал раздеваться, путаясь в своей футболке, пока Олег не помог ему. И он тут же целует его обнажённое тело, его грудь, гладит горячими ладонями появившийся всего месяц назад пресс. Потому что Серёжа решил, что тоже должен заниматься, иметь хоть какую-то физическую подготовку. Потому что Серёжа думал, что Олегу это может понравиться. Но на самом деле Олегу было всё равно, Серёжа нравился ему любым. Хотя Серёжа и пытался настоять на том, что сам сможет подготовить себя, для Олега оказалось важным сделать это самому. Он делал это неторопливо, медленно вводя пальцы, всё время наблюдая за лицом Серёжи, за его дыханием и напряжением. Серёжа даже не открывал глаз. Он прикусывал свои губы, крепче сжимая футболку Олега в ладонях. Несмотря на всё, что произошло за последний час, ему всё равно казалось, что Олегу может быть противно делать это с парнем, поэтому он лежал тихо. И вдруг сердце встало, пропустило удар, сбилось со своего бешенного ритма. Серёжа застонал, коротко и быстро, и тут же стиснул зубы, с силой вцепился Олегу в плечи. У того тоже сердце замерло. Сначала он решил, что тому больно, но он снова согнул пальцы внутри и стон повторился. Бах, Бетховен, Моцарт и все остальные великие музыканты просто идут нахуй, когда стонет Серёжа. Потому что это самый прекрасный звук, ласкающий уши Волкова. Олег прихватил зубами кожу на белой шее, совсем не сильно, но Серёжа дёрнулся.  — Сейчас, — прошептал Серёжа, вернув руки на шею Олегу и притянув его к своему лицу. Ещё один томящий ожидания поцелуй. Если бы Олегу уже крышу не сносило от возбуждения, а стоны Серёжи только подливали масла в огонь, он бы ещё минут на десять залип за этим поцелуем. Но вместо этого он отстранился, быстро разделся и схватил с кровати поблёскивающий в темноте презерватив. Когда Олега зажали трое отморозков после уроков — ему и то было не так страшно. Сейчас он чувствовал невероятную ответственность за чувства Серёжи. И это пугало. Чтобы отвлечь Серёжу от боли, которая, он был уверен, была сильнее, чем тот показывал, он ласкал его измазанной в смазке рукой. Олег даже успел порадоваться, что у мужиков есть точный орган, показывающий, нравится тому или нет. Не надо гадать, как с женщинами. А Серёже всё нравилось. И Олегу нравилось. Особенно ему нравилось смотреть на это бледное тело под ним, на котором кое-где проглядывали засосы. Серёжа красив, и Олег ни с кем не собирался делить эту красоту. Чёртово окно надо было открыть на полную. Серёжа сдерживался, давился собственными стонами, топил их в рваных поцелуях, крутил головой, кусал свои руки, кусал Олега, пока были силы. Олег как завороженный смотрел на всё это, подмечал каждое движение, хотя было давно ясно, что боль уже прошла. Но он следил за своим Серёжей, и было до безумия приятно осознавать, насколько ему сейчас хорошо. Это «хорошо» помутило рассудок Серёжи настолько, что он позволил себе застонать в голос от очередного сильного толчка. Не сбавляя темп, Олег накрыл ладонью влажные губы.  — Тише, — почти приказал Олег, — не буди соседей. Положить руку на его рот было и хорошим решением, и очень плохим. Потому что стоило ослабить давление, как Серёжа раскрыл рот шире, и большой палец коснулся его зубов. Разумовский смотрел Олегу прямо в глаза, когда провёл языком по его пальцу.  — Блядь, — выругался Олег, закрывая глаза, но деваться было некуда. Он прижал палец к зубам Серёжи, ловя невероятный кайф от чувства его языка и слюны. Послав нахуй все свои попытки сдерживаться, Олег убрал руку и обхватил ею член Серёжи. Пришлось остановиться, войдя полностью, потому что ритм стал совсем ломаным, но Серёжа был не против. Тело заметно напряглось, казалось, мышцы сейчас просто сотрут кости в порошок, он сжал Олега ногами и, уже сам понимая, что тишину надо хоть как-то соблюдать, вцепился зубами себе в предплечье. И вот по телу прошла сладкая судорога, несколько долгих секунд невероятного оргазма, а потом тело без сил упало на кровать. Олег наклонился, чтобы поцеловать измотанного Серёжу.  — Олеж, — выдохнул в его губы Серёжа, положил руки на его бёдра и потянул на себя. Олег выругался в голове всеми словами и сделал последние несколько рывков, на несколько секунд забывая Серёжу, Бога, Сатурн и Марс, и просто наслаждаясь оргазмом. Тяжело дыша, они оба мечтали о свежем воздухе и глотке холодной воды. Серёжа кое-как поднялся на локтях, чтобы отхлебнуть остывший чай, и передал его Олегу. Он осушил кружку до дна. Слов у Олега не было, только какое-то новое, невероятно счастливое чувство в груди, потому что Серёжа лежал в его руках голый и такой же счастливый.  — Я всё помню, — сонно сказал Серёжа, не открывая глаз.  — Хорошо. Я этого никогда не забуду. Ранним утром Серёжа стоял на общей кухне с чужой кружкой в руках и горячим чёрным чаем. Питер спал, во всяком случае их улица. И Олег спал. В его кровати. Серёжа смотрел на пустую дорогу под окнами и думал, что сейчас готов покорить весь мир.