***
В больничном крыле собралась куча народу. Кое-как разогнав учеников, Мадам Помфри наложила на дверь запирающее и заглушающее заклятие и обернулась к присутствующим. Кроме деканов причастных факультетов, в палате находились Макгонагалл, Дамблдор, какой-то неизвестный волшебник и, к удивлению Майкрофта, его… родители. — Шшш, — поспешила успокоить мама, едва он разлепил глаза, и погладила его, прижимая и без того гладкую челку к намокшему лбу. — У тебя сотрясение, но с зельями профессора Снейпа не успеешь оглянуться, как поправишься, — с заботой, какой он не слышал от нее с детства, произнесла она. — А сейчас тебе нужно поспать. Майкрофт нахмурился, мало понимая в происходящем, и, отстранившись от ее ладони, повернул голову, разыскивая взглядом Лестрада — и испытал ощутимое облегчение, когда тот оказался на кровати за ее спиной. Мерлин. Судя по тому, что лицо хаффлпаффца снова обрело цвета, тот был в сознании — просто спал. Он не был накрыт, и его теперь уже ровная спина была замотана бинтами и перехвачена металлическими скобами сверху и по бокам. Мадам Помфри подошла к нему и, сверяясь с наручными часами, принялась со знанием дела подкручивать винтики на этом хитроумном устройстве, призванном, как догадался Майкрофт, фиксировать спину в правильном положении, пока не закончится действие костероста. — Кому могло понадобиться зачаровывать бладжер? — отвлекшись от наблюдения, он услышал тихий разговор взрослых. — Мы проверили палочки всех присутствовавших учеников, но, к сожалению, так не нашли, из какой из них было пущено подобное заклинание, — произнес дребезжащий голос, принадлежавший, несомненно, незнакомцу, который, судя по всему, был представителем Министерства. — Насколько я понимаю, вы проверяете только последнее заклинание? — К чему ты клонишь, Северус? — К тому, Минерва, что последним заклинанием, выпущенным из палочки мистера Лестрада, было заклинание, остановившее бладжер, и, по словам учеников, произнес его не кто иной, как сам мистер Холмс. — Я все еще не понимаю, — с явным раздражением вклинилась декан Хаффлпаффа, у которой от возмущения, кажется, даже наэлектризовались волосы. — Вы намекаете, что бедный мистер Лестрад сам заколдовал бладжер, чтобы тот переломал ему спину? — Намекаю? Что вы, Помона, какие намеки. Разве можно предположить, что ненавидящие друг друга ученики могут проклясть друг друга во время ссоры или что их неискоренимая тупость не позволяет им справиться даже с собственными заклинаниями. Наверняка, это просто неудачное стечение обстоятельств. — Да как вы смеете! Мистер Лестрад в состоянии справиться с любыми заклинаниями! Как вы можете говорить так, когда мальчик пострадал — спасая, между прочим, жизнь вашего ученика! — гневно произнесла она, но Снейп, не впечатленный ни праведным гневом, ни ее версией событий, только поджал губы. — Насколько я понимаю, Северус, — поспешил вмешаться Дамблдор, — Помона права: бладжер действительно охотился за мистером Холмсом, а мистер Лестрад сделал все, чтобы его спасти. Бедный мальчик и так настрадался, прошу тебя, давай не будем горячиться в выводах. Думаю, в данной ситуации самое главное — здоровье учеников, за которое мы все одинаково переживаем, не так ли? — директор примирительно обратился к присутствующим. — Тем не менее, дело стоит расследовать, не так ли? — выдержав почтительную паузу спросил человек из Министерства. — Нельзя допустить, чтобы подобные инциденты угрожали ученикам — нет, никак нельзя, — повторил он, кажется, специально для Дамблдора, который, как все знали, в любой ситуации имел свое собственное мнение. — Вы уже сообщили родителям мистера Лестрада? Вопрос был встречен неловкой тишиной, и Майкрофт было начал задаваться вопросами, когда наконец вмешалась Макгонагалл, поспешив объяснить: — Родители мистера Лестрада умерли во время войны. Мальчик воспитывается в приюте, так что, думаю, сообщать его опекунам о случившемся нет никакой нужды. Они… видите ли, они маглы. Кроме того, уже через месяц мистеру Лестраду исполнится семнадцать, а значит, он вряд ли вернется в магловский мир. — Какой ужас! — выдохнула мама безо всякого намека на то, что именно ее ужаснуло, но пояснила: — Отдать ребенка маглам! Волшебника! О чем думали его родственники! Это же… это же позор! — К сожалению, когда его мать не захотела поддерживать Сами-знаете-кого и решила выйти замуж за магла, ее семья отреклась от нее. Даже ее собственная матушка при жизни наотрез отказывалась слышать что-либо о ней или ее ребенке. Майкрофт замер. Он знал, что Лестрад не был чистокровным волшебником, но никогда не думал, что тот был полукровкой, и не слышал ни о смерти его родителей, ни о приюте. И, судя по тому, как быстро среди учеников Хогвартса разносились слухи, знали об этом только учителя. Задумавшись, он прослушал продолжение разговора и включился в него лишь на середине фразы отца: — …заколдовать бладжер неправильно. Это сильное колдовство, которое требует неотрывной концентрации для поддержания чар и контроля объекта — не каждому взрослому по силам подобная магия, что говорить о детях. К тому же мальчик мог попросту испугаться того, что наделал, и поспешить предотвратить неизбежное. Лестрад — так звали его отца? Ах, да-да, я, кажется, припоминаю скандал. Это ведь мальчишка Блэков? — что ж, мне довелось знать его мать, Пандору, и, хотя она здорово сглупила, спутавшись с маглом и тем самым погубив их обоих, но все же, нельзя забывать, что она была сильной колдуньей и происходила из благороднейшего семейства. Услышав про Блэков, Майкрофт нахмурился, сам не зная, чему. — Ох, она была такой красавицей, — вспомнила Макгонагалл горько. — И такая трагическая судьба… — …и я не думаю, что ее сын мог вырасти отпетым преступником — скорее уж отпетым глупцом, в это я больше склонен поверить… Впитав достаточно высокомерия, с которым его отец по привычке изрекал слова, Майкрофт больше не мог молчать: — Хватит. — Разом все оглянулись и уставились на него. Он приподнялся на локтях и, поджав губы, смерил взрослых гневным взглядом — никогда еще ему не было так стыдно за своих родителей, и никогда еще он не чувствовал такой несправедливости, напрочь развязавшей ему язык: — Я не знаю, кто заколдовал бладжер, и, если честно, мне все равно. Но это был не Лестрад — он никогда бы не поступил так, и если вы не верите мне на слово, то можете спросить у всех, кто там был: он оттолкнул меня, чтобы я не попал под бладжер, и, когда он уже был без сознания, бладжер все еще пытался меня убить. Никому не под силам держать заклинание, будучи без сознания, я ведь прав, — заметив, что взрослые неуверенно закивали, отдавая должное его аргументам, он немного расслабился. — Если вы намерены искать виновного — будьте добры. Но в этой комнате его нет, — не допуская возражений, он поставил в обсуждении точку. — Майти! — охнула мама. — Ничего, милая. Нельзя не признать, что в словах нашего сына есть смысл, — помолчав, заключил мистер Холмс-старший. — Что ж, если все так, я напишу Руди, чтобы раздобыл весы Немезиды… — они с Дамблдором понимающе переглянулись, но Майкрофт был слишком потрясен, чтобы уловить значение их намеков. Обессиленный, он опустился обратно на постель, и мадам Помфри вместе с матерью тут же метнулись к нему — поправить подушку, подоткнуть одеяло, предложить воды. К тому моменту, как ему наконец удалось убедить их, что возиться с ним вовсе не обязательно, остальные уже покинули палату, но их удаляющиеся спорящие голоса все еще доносились из коридора. — Отдыхайте, молодой человек, — наказала Помфри. — Мы с вашей матушкой будем неподалеку. Укутав ноги Лестрада одеялом, она кинула на того последний беспокойный взгляд и в сопровождении матери скрылась за дверью палаты. Облегченный их уходом, Майкрофт повернул голову и наткнулся на взгляд Лестрада. — Мерлин, ну и видок у тебя. Майти, — пробормотал тот, выделив губами последнее слово. — У тебя не лучше, — немного растерянно ответил он, пропустив подколку мимо ушей. — А вот и неправда, — привычно ухмыльнулся Лестрад, и он поймал себя на том, что испытывает непреодолимое желание протянуть руку и отвести скрывшую его глаза челку. Внезапно Лестрад поморщился. — Тебе больно? — ляпнул Майкрофт прежде, чем успел подумать. Он никогда не пил костерост, но слышал, что боль от этого может быть адская, особенно учитывая, что срастить предстояло не одну кость. — Терпимо, — чуть свел брови Лестрад, для которого, как нетрудно было догадаться необходимость лежать неподвижно могла быть даже мучительнее боли. Помолчав, добавил: — Это было мощно. Твоя речь, — пояснил хаффлпаффец, заметив замешательство Майкрофта, у которого было сразу несколько вариантов того, что имелось в виду, — не бладжер. Хотя бладжер тоже… Лестрад попытался усмехнуться, но следом поморщился еще больше. — Лихо ты их. Я, конечно, знал, что ты тот еще умник, но, выходит, слухи не врут, а? — Какие слухи, — чувствуя неловкость от разговора, отвлеченно переспросил Майкрофт. — Что ты умнее нас всех. Теперь пришла очередь Майкрофта — хмуриться. Но он не знал, что сказать в свое «оправдание», чтобы это не выглядело как напрашивание на комплименты. Лестрад замолчал — надолго — смотря на него с какой-то обреченностью на лице. «Что, если он хочет пить?» — неожиданно подумал Майкрофт, и почему-то испугавшись этого, неуверенно посмотрел на соседа по палате, ища в его лице признаки невыносимой жажды, но вскоре на место испуга пришла жалость, на место жалости — испуг, а затем оба чувства смешались, явив нечто совершенно новое, что он внезапно больше не мог выносить. — Не смотри на меня так, — наконец подал голос Лестрад. — Как? — Сначала ты смотришь на меня, будто я самое презренное существо на земле, а теперь уставился так, словно я умираю, а тебе есть до этого дело. И то, и другое неправда — так что, заканчивай. То, что я подставился под тот бладжер, ни к чему тебя не обязывает; просто, чтоб ты знал — любой на моем месте поступил бы так же. И умирать я, как видишь, не собираюсь. — Не любой. — Что? А, ну да. Вряд ли кто-то из Слизеринцев додумался бы до такого геройства. Да я и сам, признаться, увидев бладжер, всего лишь справедливо предположил, что твои цыплячьи кости, в отличие от моих, не переживут этой встречи. — Хочешь пить? — перебил его Майкрофт и сел на кровати, принявшись искать свою палочку, чтобы если что трансфигурировать трубочку и предложить ему свой стакан. — Я же сказал — кончай, — на миг нахмурил брови Лестрад. — Сразу видно, ты никогда не лежал в больничном крыле с переломами, иначе знал бы, что при сращивании костей нельзя ни пить, ни колдовать. Хотя, если уж ты задумал меня добить, то не смог бы выбрать более слизеринский способ. — Он зажмурился, сам недовольный собой, очевидно пережидая боль. Остановленный, Майкрофт, сел на кровати, не зная, куда подевать взгляд, и испытывая тихую панику от бессилия что-либо сделать. Вдруг, когда он уже собирался позвать мадам Помфри, Лестрад открыл глаза и как ни в чем не бывало подмигнул. — Спасибо, — искренне, но не очень громко и талантливо проговорил Майкрофт, только теперь замечая, как у него самого пересохли губы. — Что спас меня. Надеюсь, излишне говорить, что теперь я у тебя в долгу, — что ж, может это была не лучшая речь, но зато он сказал все, что думал. — Твое чертово благородство… — пробормотал Грег и чуть повернул голову, пряча лицо в подушку. — Долг крови, я освобождаю тебя от него. — Что? — ошарашенный, переспросил Майкрофт, дважды удивившись сначала от того, что совершенно забыл про долг крови, а потом — что Лестрад освободил его от него. Это было настолько великодушно, что он не знал, стоило ли ему испытывать облегчение или оскорбиться. — …что слышал. Артефакт, который упомянул твой отец, определяет, есть ли на человеке долг крови и нерушимые обеты. На одну чашу кладется вещь человека, на другую — камень равновесия. Если вещь перевешивает, то на другую чашу докладывают черные камни по числу связей, отягчающих душу, пока обе чаши не станут равны. Так вот, я не признаю этого долга, можешь успокоиться — ты ничего мне не должен. Майкрофт почувствовал, как зажгло щеки. Он хотел было возразить, но, глядя в равнодушное лицо напротив, не нашел слов. Воздух заполнила неловкая тишина. — Прости, что назвал тебя грязнокровкой, — вернувшись под одеяло, вспомнил он, чувствуя, как щеки снова заливает румянцем. Он надеялся, что хотя бы на последнем курсе избавится от этой отвратительной привычки — но, очевидно, это не представлялось возможным, пока Лестрад в любой момент угрожал появиться на горизонте. С соседней кровати раздался стон. — О, нет… «Прости», «прости»… Ну что ты завел эту песню? Что дальше — обнимемся, как ни в чем не бывало? Предупреждай заранее — как видишь, для этого я не в лучшей форме. — И прости за грубые слова моего отца, уверяю тебя, я ничего не знал о твоей матери, а если бы знал, то… — То что тогда? — как ему показалось, со злостью спросил Лестрад, но он оборвал себя на полуслове, сам не зная ответа на этот вопрос.***
Утром, когда Грег проснулся, Холмса в палате уже не было. Ночка была не из лучших — отращивать кости было ужасно больно, и он то и дело просыпался, но, надо понимать, никак не мог показать своей слабости перед слизеринцем. Зато теперь, кажется, все срослось, и он, хоть и чувствовал себя паршиво в сравнении с собой обычным, был несказанно рад хотя бы возможности приподнять голову и попить воды. Ближе к середине дня мадам Помфри позволила ему перевернуться на спину и даже попыталась покормить его с ложечки, как младенца. Кое-как отогнав зачарованную ложку от лица, он состроил такую обиженную мину, что целительница сжалилась и вместо ланча принесла ему тыквенный сок и стопку старых журналов о квиддиче. Он надеялся, что к вечеру его выпишут или хотя бы позволят повидаться с кем-нибудь из друзей — их голоса были слышны в коридоре еще вчера, но Помфри никого не пустила, — но вместо них к нему наведался неожиданный гость. Около четырех часов в палату вошел профессор Снейп — и он чуть не выронил «Квиддич сегодня», глядя на декана Слизерина с неприкрытым изумлением, когда тот начал интересоваться его здоровьем. — Хватит смотреть на меня, как флоббер-червь на разделочный нож, отвечайте, когда вас спрашивают. — Со мной все в порядке, сэр, — проговорил он, все с тем же забавляющимся любопытством глядя на то, как Снейп вышагивал взад-вперед по палате. — Что-то произошло? Снейп нахмурился и поджал губы, словно готовясь отчитать его за глупый вопрос, но что-то заставило его передумать: — Возможно. Возможно, произошло. Вам повезло, что мистер Холмс по глупому благородству вступился за вас вчера, иначе сейчас вы бы уже собирали чемоданы до Лондона. — Возможно, мне повезло еще на том этапе, когда я не заколдовывал тот бладжер, сэр. Но спасибо, что верите в меня. — Оставьте ваши шуточки, Лестрад, и послушайте меня. Вам действительно несказанно повезло, что мистер Холмс вступился за вас. Можно сказать, вас спасло то, что вы бросились под тот бладжер и из-за этого весь день провели в больничном крыле, не имели доступа к палочке и никуда отсюда не выходили. Я прав? Грег нахмурился и посмотрел на него, как и положено после такой более чем странной речи. — Сэр? — попробовал он, не на шутку взволнованный, ожидая хотя бы объяснений. Снейп резко остановился и посмотрел на него так, что Грега бросило в холод. — Слушайте меня и не перебивайте. Кажется, сегодня днем мистера Холмса снова пытались убить… — Что? — он подскочил в кровати, чувствуя, как, словно алхимические мехи, каждая мышца спины заново растягивается и с ноющей болью снова сжимается на свое место. — Что значит «кажется»? — Не перебивайте! «Кажется» — значит, что есть основания так полагать. Сегодня в библиотеке одна из книг чуть не затянула мистера Холмса на свои страницы, и если это вдруг покажется вас смешным, то знайте, что, если б не моя своевременная реакция, на его месте сейчас сидела бы одна его бренная оболочка! — Где он сейчас? — смертельно серьезный, даже не думая шутить, уставился на него Грег. Он прекрасно знал, что некоторые волшебные предметы обладали способностью высасывать душу своих владельцев, и в этом не было ничего смешного. — В кабинете директора, уговаривает обезумевших родителей не забирать его из школы, в перерывах между тем, как Дамблдор уговаривает их не ставить в известность Министерство Магии. — Но сэр! Может быть, Министерству и правда следует… — Закрыть школу? Может быть. Объясните это директору, — отмахнулся Снейп. — Кажется, он предпочитает изображать произошедшее рядовым случаем вроде вспышки магической ветрянки на первом курсе Равенкло. В любом случае он ненавидит, когда Министерство вмешивается в дела Хогвартса, и скорее предпочел бы отправить мистера Холмса на досрочные каникулы. — Что? — возмутился Грег. — Но ведь если это проклятье, то оно найдет его, где бы он ни был — не важно, в Хогвартсе или где-нибудь еще! — Вот именно. Впрочем, директор, разумеется, не глуп, чтобы не понимать элементарных вещей. Думаю, он надеется, что в школе мы справимся с проклятьем — если это действительно проклятье, — своими силами, и мне кажется, в этом есть разумное зерно — если все началось в Хогвартсе, то и искать нужно именно здесь — тем, кто знает это место как свои пять пальцев — и уж точно не министерскими остолопами. — Книга была заколдована или одурманена зельем Морока? — поинтересовался Грег, пытаясь унять бьющееся сердце, и сам немного удивился невозмутимости своего вопроса. Снейп прищурился: — Пока неизвестно. На первый взгляд это совершенно обычная книга, но, судя по ее свойствам, я не удивлюсь, если мистер Холмс не погнушался приделать другую обложку к книге из Запретной секции. Нужно время, чтобы изучить ее со всеми разумными предосторожностями. Почему вас заинтересовало именно это? — Если книгу одурманили, значит, кто-то специально заколдовывает предметы, но если на нее наложены чары — виной происходящего может оказаться проклятье. Снейп хмыкнул. — Я знал, что вы не такой остолоп, каким кажетесь. Я выясню это, а пока — вы долго еще собираетесь здесь отлеживаться? — Сэр? — не понял Грег. — Разве вам не интересна сохранность жизни мистера Холмса? Лично мне вчера так не показалось — наоборот, создалось впечатление, что из всех присутствующих в замке вы на удивление наиболее заинтересованы в том, чтобы он оставался в живых. Обескураженный, Грег приложил все усилия к тому, чтобы не покраснеть, и с достоинством выдержать немигающий взгляд Снейпа. — Перестаньте таращиться на меня, Лестрад, ваши душевные терзания меня не волнуют — все, что имеет значение — найти того, кто угрожает ученику моего факультета, — произнес Снейп, выделив последние слова какой-то пугающей интонацией, словно угрожали лично ему. — Найдите его и выясните, во что он мог вляпаться, — что-то мне подсказывает, что длинный нос мистера Холмса сыграл в происходящем не последнюю роль. Что тут скажешь — об одержимости Холмса книгами в замке ходили легенды. Поговаривали, в его комнате старосты книгами заставлено все от стены до стены и от пола до потолка — лишь маленькое место было оставлено ему для сна. И, разумеется, без уменьшающего заклинания обойтись не могло. — Да, и по возможности не отходите от него ни на шаг. Это ясно? Грег посмотрел на свои руки поверх одеяла. «Не отходить ни на шаг» — не зная, плакать или смеяться от подобного предложения, которое, конечно, легче вообразить, чем выполнить наяву. Удивительно, но Снейп, кажется, понял его замешательство верно. — Вы спасли ему жизнь вчера. Может, для вас это и не повод нарушать давнюю традицию взаимной неприязни, но, поверьте мне, люди вроде Холмсов умеют быть благодарными. Перестаньте идиотничать, Лестрад, и используйте этот шанс, чтобы изменить его мнение о себе. На этой странной ноте Снейп вышел за дверь, оставив Грега одного — недоумевать и переваривать только что случившийся разговор.***
Пытаться сбежать от навязчивых вопросов, поздравлений с выпиской и восхищенных взглядов оказалось почти так же непросто, как выращивать новые кости. Грег осознал это, когда на то, чтобы добраться до своего места в Большом Зале ему понадобилось добрых пятнадцать минут. Холмса за столом Слизерина не оказалось. Бегло осмотрев зал, он наткнулся на, как ему показалось, многозначительный взгляд Снейпа, — но, стоило моргнуть, как тот уже разговаривал о чем-то с Макгонагалл, как будто до этого не смотрел на него вовсе. — Эй, Твитти, — отклонившись к столу Слизерина, позвал он. — Чего тебе, — сморщился капитан слизеринской сборной, и, вспомнив вчерашний вечер, Грег сделал себе мысленную пометку однажды сломать ему нос по-настоящему, чтобы, так сказать, добавить его актерским выступлениями недостающего реализма. — Куда подевалась ваша заколдованная принцесса? — Кто? — прищурился Твитти, не сразу поняв, о чем речь, и изящным движением руки откинул белобрысую челку со лба. — Ха. Очень оригинально, как раз то, чего ждешь, от такого болвана, как ты, — скривился он. — Уж какой есть. Так ты его видел? — Тебе-то какая печаль? Ты с твоими недоумками посовещались и все-таки решили добить его за те несчастные десять баллов? Мерлин, Лестрад, я и раньше был о тебе невысокого мнения, но это низко даже для тебя, знаешь? — Не говори ерунды, — вспыхнул Грег. — Нужно кое-что у него узнать. Слушай, Твитти, если б я хотел ему навредить, то просто позволил бы бладжеру закончить свое дело вчера. — Ты кого назвал недоумками, а, Твитти-свитти, — сидящий рядом Боунс потянулся, чтобы задать трепку его приглаженным волосам, но слизеринец был начеку и вовремя пресек нападение, сражаясь с настырной рукой, словно дикая кошка. — Убери свои лапы, грязнокровка, — прошипел тот, отбиваясь от пальцев, которые все-таки ухитрились щелкнуть его по идеальному носу. — Я полукровка, Твитти. Серьезно, выучи уже термины, родовая магия проклинает и за меньшее, знаешь? Грег поймал Боунса в локтевой захват и зажал ему рот рукой. С такими помощниками разговор грозил затянуться. Друг замычал, вырываясь. По крайней мере, по поводу одного недоноска слизеринец был не так уж не прав. — Так что? Твитти, ты же слышал, что сегодня произошло. Я просто хочу выяснить, в чем дело, — ему даже не пришлось стараться, чтобы сделать самые честные и просящие глаза. — Обеща-а-ю, я не буду его доставать, — ехидно сгримасничал он. — Сразу видно, что ты не слизеринец. Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать. Что ты там мычишь, Боунс? Я не говорю на дикарском. Капитан слизеринцев выглядел недовольным и явно тянул с ответом. В конце концов, видимо, что-то решив, он выдохнул и, закатив глаза, нехотя произнес: — Последний раз, когда я его видел, он направлялся в сторону Астрономической башни. Но я тебе ничего не говорил. И учти — если его найдут распластанным по земле, я буду знать, что это дело рук твоих и твоих недоумков. Наконец Боунс все-таки вырвался из захвата и дотянулся до головы Твитти — но на этот раз Грег не подумал ему мешать и под поднявшийся шум умудрился, не привлекая внимания, выскользнуть из Большого Зала. Холмс и правда нашелся за Астрономической башне — на открытой всем ветрам площадке тот, казалось, дрожал так, что не попадал зубом на зуб, но все равно продолжал стоять, уставившись в темноту, и не пошевелился, даже когда услышал его приближение. Тем не менее слизеринец каким-то образом догадался, кому принадлежали шаги, как будто его раздражение срабатывало еще на этапе его, Грега, близости — как сирена. — Что тебе нужно? — Что ты делаешь? — перебил Грег, глядя на идеально прямую спину в тонкой мантии, искренне недоумевая, что можно делать в таком месте, где он сам начал замерзать всего минуту спустя. — А на что это похоже? — огрызнулся Холмс, в противовес разговору в больничном крыле, вовсе не настроенный на примирительный лад, и замолчал, словно одергивая себя.— Вижу, тебя уже выписали. Хорошо, — добавил он, как будто самому себе. — Похоже на то, что вдобавок ко всему, теперь ты пытаешься замерзнуть до смерти без чьей-то помощи. Я слышал о том, что произошло в библиотеке… — Тебе-то что? Как ты верно заметил, то, что ты по какой-то, одному Мерлину известной, причине спас меня однажды, вовсе не обязывает тебя трястись о моем здоровье и дальше, — с раздражением перебил Холмс, отзеркалив его собственные слова в палате. — Я не просил, чтобы меня опекали. Он отвернулся, сильнее обхватывая себя руками. Непонятно, почему — но Грег оказался уязвлен его, в общем-то, невинными словами после того, что случилось, сильнее, чем был когда-либо уязвлен неприязнью, укрепившейся между ними едва ли не с первых дней. — Я всего лишь хотел убедиться, что не зря переломал себе все кости в спине, — бросил он, стараясь, чтобы голос не звучал горько, — а впрочем… Как знаешь. Грег уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг его охватила такая жгучая волна злости, что он тут же передумал и вместо этого бросился к парапету и, схватив ничего не понимающего Холмса за запястье, потянул его вслед за собой к выходу из башни. — Что ты творишь? — Холмс попытался вывернуть руку, но если что и было ему не под силу — так это вырваться из захвата охотника Хаффлпаффа. — Куда ты меня тащишь, остановись же, мантикора тебя задери! Лестрад! Слизеринец потянулся к палочке; заметив тень, мелькнувшую в тусклом освещении лестницы, Грег обернулся и тотчас перехватил наконечник, но все же остановился. Пытаясь отдышаться, Холмс смотрел на него расширившимися глазами, как будто видел впервые в жизни. — Кто-то пытается убить тебя — так? — спросил Грег, вовсе не заметив забега по самой длинной лестнице в Хогвартсе. Холмс помолчал и медленно кивнул, смотря на него блестящими глазами. — Тебя не убьют, — уверенно заявил он, — но для этого тебе нужно перестать делать глупости и пойти со мной. И хватит изображать из себя лукотруса. — Куда? — удивился Холмс, когда он отпустил его запястье и снова начал спускаться — впрочем, уже не так быстро. — В библиотеку. Нужно поговорить, с глазу на глаз. Грег услышал, что слизеринец замер, и обернулся. Тот побледнел. Он догадался и внутренне пнул себя, соглашаясь, что возвращаться в место, где чуть не умер, было не самой лучшей идеей, по крайней мере сегодня. — Ладно. Тогда предлагай ты, — сдался он. Через десять минут они оказались на шестом этаже возле комнат, в которых жили старосты школы — Холмс и еще одна девушка из Гриффиндора. Грег оглянулся и незаметно проскользнул в открытую для него дверь. Наблюдавший за ними со стены портрет очень красивой, но не по годам серьезной волшебницы в строгом платье укоризненно покачал головой. Обстановка в комнате напоминала гостиную и спальню факультета одновременно с тем исключением, что кровать здесь была одна. Книг было действительно много, они занимали все стены, но ничто из того, о чем болтали, не оказалось правдой. Не дожидаясь приглашения, Грег опустился в кресло у камина — взмахнув палочкой, Холмс оживил затихший огонь и, зябко обхватив себя пальцами, сел напротив него. В повисшей тишине стало понятно, что разговор не клеился. Предсказуемо, первым решился прервать неловкость Грег, иначе, как он предсказывал, они могли молчать так до конца века. — Тебя хотят убить — это мы выяснили. Осталось выяснить кто. Есть какие-то идеи о том, кому ты можешь мешать? — Кроме тебя? — съязвил Холмс. Казалось, в привычной обстановке собственной комнаты тот снова почувствовал себя уверенным, и от прежнего оцепенения не осталось и следа. Грег растормошил волосы и поднялся из кресла. Холмс проводил его взглядом. — Давай расставим все точки над i, Майкрофт Холмс. Ты мне НЕ мешаешь. И, хотя иногда я и мечтаю прибить тебя, я никогда не хотел, чтобы это случилось на самом деле. Холмс выглядел неубежденным, но все же проговорил, неуверенно: — Да. Взаимно. Грег сложил руки и, прищурившись, смерил собеседника недоверчивым взглядом, но ничего не сказал. Они так долго не выносили друг друга, что он уже не мог сказать, почему начал когда-то. Порой ему казалось, что он действительно ненавидел Холмса, но порой, куда чаще, он словно поддерживал собственную легенду, чтобы не упасть в грязь лицом перед собой и перед остальными. В последнее время он все чаще злился на самого себя за ту волну раздражения, что поднималась в нем при виде этого заносчивого слизеринца — даже больше, чем раздражался на самого Холмса за неподобающие чувства, что тот вызывал в нем, расхаживая по Хогвартсу, как… как… А теперь он еще и умереть вздумал! Нет, все-таки, как же он его раздражал. Холмс на секунду прикрыл глаза и сделал неопределенное движение рукой, будто отметая пришедшие в голову варианты. — У меня нет никаких идей о том, кто может меня ненавидеть, — прервал молчание хозяин комнаты. Но, хотя он и изо всех сил старался выглядеть убедительным, какая-то общая нервозность в его движениях не давала Грегу ему поверить. — Ровно как и о том, кому именно, кроме преподавателей, по плечу заклинания такой силы. Грег подошел к столу и, взяв перо, нацарапал на пергаменте пару строчек. Он заметил, что Холмс внимательно следил за его действиями исподтишка, но, стоило ему посмотреть через плечо, тот резко отвел взгляд. Он поднял с глаз мешавшую челку, нахмурился, но ничего не сказал. Щелкнув пальцами, он приказал явившемуся домовику передать послание лично в руки профессору Снейпу. Когда минуту спустя камин вспыхнул зеленым пламенем, выплюнув на ковер обугленную записку, Грег пробежал по ней глазами. — Спрошу еще раз, Холмс: ты уверен, что не знаешь, почему это с тобой происходит? — подняв брови, повторил он, прекрасно понимая, что, если он хотел чего-то добиться от слизеринца, стоило быть терпеливым. Тот оторвался от разглядывания ковра и быстро отвел ото рта руку, скрывая нервозность. — Я же сказал, что не имею ни малейшего представления, — удивленно дернув бровями, раздражился он. — Я затем и пришел в библиотеку, чтобы выяснить это. Что это, в записке? Несмотря на этот повелительный тон, Грег протянул ему листок. Пробежав глазами по содержимому, Холмс сглотнул. — Не вижу, как выяснение того, что книга была заколдована, а не одурманена зельем, меняет дело, — равнодушный, он вручил записку адресату. — Это значит только то, что ты можешь находиться под действием проклятья. Заколдовывать случайную книгу нет никакого смысла, если только она не звала тебя. — «Звала», — повторил слизеринец в подобии презрения, все еще не глядя на Грега, как будто стыдился самой мысли о том, что с ним могла совладать какая-то книга. — Нет. — Хорошая новость в том, что проклятье можно попробовать снять. Плохая — в том, что в отличие от человека, оно не остановится, пока не убьет тебя, — говоря это, Грег внимательно следил за реакцией Холмса — осознав его слова, тот, казалось, побледнел, но это могло быть лишь игрой единственного источника света — камина. — Я уже сказал тебе все, что знал. Если уж на то пошло, я все еще не понимаю, какое тебе, Лестрад, до всего этого дело, — Холмс поднялся с кресла и, подойдя к столу, заложив руку в карман брюк, налил себе воды из графина. Позер. Грега обуревали самые разные чувства — от злости, ведь он, не будь дураком, чувствовал, что Холмс что-то недоговаривал, до беспокойства, граничащего с холодной паникой — он не мог допустить, чтобы с тем что-нибудь произошло, особенно из-за его глупого нежелания сказать ему правду, — но ничего из этого он показать не мог. Вчерашней ночи ему хватило, чтобы пожалеть, что он не покончил с этой глупой игрой в неприязнь раньше. Сделать это теперь казалось невозможным, Грег не знал даже, с чего ему стоит начать. Он так боялся признаться в собственных чувствах себе и окружающим, что делал все от него зависящее, чтобы запихнуть их как можно дальше. Он сглотнул, вспоминая, как срывал свое раздражение на Майкрофте, считая, что в этом странном влечении виноват он. А теперь — будь он даже готов признаться в нем всему миру, в этом не было никакого смысла. Если раньше он боялся, что с подачи Холмса его засмеют, то теперь чувствовал, что, изображая ненависть, зашел так далеко, что ему никто не поверит. — То есть… мне можно уйти? Майкрофт обернулся и в удивлении поднял брови, выглядя таким же высокомерным и спокойным, как и всегда. — Конечно. Спасибо за помощь, но ситуация не стоит беспокойства. Похоже, я слишком близко к сердцу принял происходящее. Теперь мне уже не кажется удивительным, что на книгу было наложено проклятье — такое бывает с очень старыми экземплярами. То, что произошло вчера, объяснить сложнее — но ведь у тех, кто был на трибуне, палочки не проверяли, не так ли? Думаю, это могло оказаться чьей-то нелепой шуткой, которая, как это обычно бывает, зашла дальше, чем ожидалось. — Хорошо, — кивнул Грег, не смея больше злоупотреблять гостеприимством. — Завтра в школу прибудут авроры — не удивляйся, если тебе и все равно, кто пытался тебя убить, мне все же любопытно, по чьей вине я сам чуть не отправился на тот свет. С этими словами он вышел за дверь. Едва дверь за ним закрылась, Майкрофт устало оперся о стол и опустил голову, возвращаясь в их с Лестрадом разговор, и особенно последнюю его часть. «Спасибо за помощь». Какой же он идиот. Чего ему стоило просто рассказать обо всем — да, пришлось бы выдержать заслуженную долю стыда и насмешек, но, по крайней мере, так он бы не обрек себя на то, чтобы поминутно оглядываться, опасаясь за свою жизнь. Нет, — подумал он, — лучше уж умереть. Стоило ему увидеть записку Снейпа, как все окончательно встало на свои места. Если повезет, завтра он вернется в библиотеку и отыщет то, что ему нужно, а если нет — что ж, остается только надеяться, что он сможет протянуть ближайший месяц более или менее живым. Какой же дурак — из всех людей, именно Лестрад. Он с тоской оглянулся на опустевшее кресло. Возможно, он заблуждался, слишком цепляясь за жизнь. С самого начала, еще детьми, они терпеть не могли друг друга — но в последние годы насмешки стали невыносимыми, и отвечать на них стало едва ли не больнее, чем проглатывать обидные замечания молча. Некстати он вспомнил один из таких дней, когда Снейп поставил их работать вместе на зельеварении… — Как и ожидалось, ваши сочинения о зельях с добавлением корня асфоделя годятся только для растопки камина. — Профессор зельеварения по привычке прохаживался по кабинету взад-вперед, пока ученики пытались сжаться под его взглядами и не отсвечивать, чтобы не попасть под горячую руку. — И, хотя все они, за редким исключением, не заслуживают даже удовлетворительной оценки, некоторым из вас все же удалось отличиться. Снейп развернулся на каблуках и обвел притихнувший класс фирменным прищуренным взглядом. Затем, подойдя к столу, выбрал пару свитков из стопки и принялся за неизбежный ритуал в начале урока — зачитывать избранные отрывки: «Зелья из корня асфоделя нельзя переоценить. Они очень полезны в самых различных сферах жизни. Особенное значение такие снадобья играют в колдомедицине. Но и другие магические дисциплины не могут обойтись без зелий из этого важного ингредиента, потому что, как я уже сказал, значение данного ингредиента невозможно переоценить…» Он перестал слушать. Раскрыв учебник на главе, посвященной асфоделю, Майкрофт похолодел. Его сочинение оставалось все так же вложено меж страниц, а значит… В ушах зашумела кровь; вместе с воспоминаниями о ночи, когда он писал сочинение, он почувствовал, как щеки обдает предательским жаром. В тот вечер он случайно влетел в Лестрада в коридоре и, раздраженно всучив ему оброненные учебники, тот не преминул сообщить ему все, что он думает о «тщедушных слизеринцах, которых свалит даже сквозняк». Кажется, самые отборные выражения его память предусмотрительно удалила; и все же он был так расстроен и зол, что в очередной раз не нашелся с достойным ответом, что, кажется, вылил все свои мысли и ненависть на бумагу… Мерлин. — Похоже, мы так и не уяснили самую главную мысль, мистер Лестрад, можно ли переоценить значение зелий из асфоделя или все-таки нет? Облегченный, что под огонь попал кто-то другой, класс засмеялся. Майкрофт оглянулся через плечо: Лестрад откинулся на спинку — судя по широкой ухмылке, отдавая должное своим литературным заслугам. — Что ж, будем надеяться, то, что вы сварите на сегодняшнем уроке, окажется существеннее воды, что вы сдали. — Надеюсь на это, сэр. Просто теория — не совсем мое. Я, — Лестрад довольно провел ладонями по груди, — человек дела. «Мерлин», — подумал Майкрофт, чуть отвлекаясь от приступа самоуничижения, но лишь на секунду — «ну что за шут». Снейп усмехнулся. — Вот как? Что ж, посмотрим, что останется от вашей бравады к концу урока. Весьма смелое заявление, мистер Лестрад, учитывая, что вы еще не знаете, какое зелье вам предстоит готовить. Вальяжно отклонившись на стуле, тот лишь пожал плечом. — Ты просто режешь, бросаешь все в котел и помешиваешь, верно? А раз так, то это не может быть сложнее квиддича, — фыркнул он под сдавленное хихиканье обеих половин класса. Майкрофт закусил губу. Лестрад и правда был неплох в приготовлении зелий, и, наверное, именно поэтому ему удавалось избегать снятия баллов за свои дерзкие выходки на уроках Снейпа, который, кажется, даже отвернулся и сделал вид, что занят чтением второго пергамента, чтобы скрыть усмешку. О, нет. Майкрофт похолодел. Снейп оторвался от чтения и взглянул через весь класс прямо на него. — Надо сказать, авторство второго сочинения меня порядком удивило. Он почувствовал, как лицо бросает в холод и в жар одновременно. Все оглянулись на него в изумлении — еще бы, он никогда не получал ниже «превосходно» на уроках декана. Он встретил взгляд Снейпа, надеясь, что его скудных навыков в легилименции хватит, чтобы передать тому отчаянную мольбу не читать содержимое пергамента вслух. Меж тем все явно приготовились слушать. Снейп опустил глаза на пергамент и недовольно дернул губой. — Встаньте, мистер Холмс. Из уважения к вашим прошлым заслугам, я не стану знакомить класс с этим безусловно занятным чтивом. Отмечу только, что выводы, которые вы сделали из его содержания, вызывают сомнения относительно наличия у вас хотя бы зачатка такого органа как человеческий мозг. На вашем месте даже флоббер-червь с отрубленной головой смог бы сложить два и два и получить четыре. Майкрофт стиснул зубы и посмотрел на него прямо, как делал всегда, когда его пытались унизить, даже несмотря на то, что еще пару несколько мгновений назад всерьез рассматривал возможность сбежать из класса. «При всем уважении к флоббер-червям, профессор, мне кажется, иногда вы слегка преувеличиваете их значение в нашей жизни», — раздалось у него за спиной, едва он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, что возможно стоило бы ему значка старосты в следующем году. — Преувеличить значение флоббер-червей в вашей жизни, мистер Лестрад, едва ли представляется возможным, ведь, судя по вашему поведению, вы являетесь их прямым потомком. Пять баллов с Хаффлпаффа за выкрики с места и еще по пять с каждого, если вы не прекратите неуместные смешки у меня на уроке. А теперь разделитесь на пары и чтобы в ближайшие полтора часа я вас не слышал. К концу урока жду от каждого из вас по склянке с хотя бы относительно сносным зельем и противодействующим эликсиром к нему. Снейп перевернул доску, и перед классом предстал список ингредиентов для сегодняшнего зелья. Майкрофт выдохнул. «Напиток живой смерти». Не самое сложное из того, что ему доводилось готовить, но достаточно трудное, чтобы у него появился шанс оправдать себя. Он направился за ингредиентами, и уже хотел было пойти к ожидавшему его Твитти, как по классу разнесся «чарующий» голос Снейпа: — Не сюда, Мистер Холмс. Полагаю, с моей стороны было бы кощунством разлучить двух ярчайших представителей семейства флоббер-червей. Сегодня вы работаете с Лестрадом. Можно было сколько угодно скрипеть зубами, но полминуты спустя Майкрофт нашел себя выкладывающим ингредиенты рядом с котлами Лестрада, не в силах поднять на него глаза. Как назло, мысли о пергаменте не отпускали его, и он снова почувствовал, как на щеки наползает краска. — Что с тобой? У тебя щеки горят, — любезно подсказал Лестрад, и ему захотелось придушить этого тупицу за озвучивание очевидных вещей. Вместо этого, он промолчал, продолжая выдавливать сок дремоносных бобов, с такой яростью, как будто те были кровными врагами его семьи или как будто он представлял на их месте своего вынужденного партнера по практике. — Слушай, если ты заболел, то мог бы так и сказать Снейпу… — Я в порядке. — Хм. Тогда напомни, какой противодействующий эликсир «напитку живой смерти». Майкрофт отбросил нож и посмотрел на него как на идиота. — Рябиновый отвар? Мерлин… Ты же не серьезно. Только не говори, что не представляешь, что делать, мы готовили его на третьем курсе! — прошипел он так, чтобы не слышал Снейп. — Не кипятись, ладно? — напрасно приглаживая вечно мешавшуюся челку, бросил Лестрад. — Думаешь, легко иметь память флоббер-червя? Майкрофт слил сок бобов в пиалу и предупредил: — Если хоть один твой волос упадет в мое зелье… — Так мы договорились? Ты готовишь отвар, я готовлю напиток живой смерти. — Черта с два ты готовишь напиток живой смерти, — звякнув ножом, покосившись на него, процедил Майкрофт. — Либо ты делаешь то, что я говорю, либо стой в стороне и не мешай. Можешь отсчитать две веточки мяты. — Твою ж мать, лучше б он снял с меня пятьдесят баллов… — пробормотал Лестрад, но он уже не слушал, методично нарезая ингредиенты, зная рецепт наизусть и даже не сверяясь с инструкцией, — тем более что мыслями он был далеко и половину энергии тратил на то, чтобы не замечать рядом с собой присутствия хаффлпаффца. Неожиданно тот снял котел с огня и опустошил его в раковину. — Что ты делаешь? — опешил Майкрофт. — А ты что делаешь? — Лестрад посмотрел на него не менее недоумевающим взглядом. — Четыре унции сока бобов, пол-унции настойки валерианы, а не наоборот.«Лестрад, почему я слышу только вас двоих?»
— Простите, сэр. Как будто это я поставил себя работать с ним, — пробормотал тот себе под нос. Майкрофт стиснул зубы и приказал себе включиться в работу. Дело пошло значительно бодрее, и в какой-то момент, когда зелья были почти готовы — напиток живой смерти источал правильный сладковатый запах c едва уловимой ноткой аниса и выглядел явно приличнее, чем у остальных, — он засыпал последний ингредиент и позволил себе выдохнуть. Лестрад повернулся к нему с круглыми глазами. — Что ты туда добавил? — Порошок асфоделя… Вместо ответа, тот схватил со стола бутылек и, прочитав название, оттолкнул его как раз в момент, когда окрасившееся в желтый зелье пошло пузырем — за секунду до того, как затрясшийся котел лопнул, обляпав хаффлпаффца ярко-зеленой жижей с головы до ног. Окружающие в ужасе отскочили от стола. — Агуаменти! — среагировал Майкрофт, пытаясь смыть зелье с Лестрада, но консистенция была такой густой, что все, чего он добился — что вдобавок ко всем несчастьям Лестрад стал еще и насквозь мокрым. — Порошок аспида, — процедил тот, и Майкрофт словно издалека услышал, как окружающие заохали глядя на то, как руки хаффлпаффца покрываются ярко-зеленой змеиной чешуей. — Флоббер-червь говоришь? Держу пари, Холмс, это какой-то новый уровень кретинизма. Снейп словно и не спешил приходить на помощь — по крайней мере Майкрофту показалось, что между тем, как все произошло и тем, как тот подошел, чтобы распять его на глазах у всех, прошла целая вечность. — Эванеско. Решили сменить факультет, мистер Лестрад? — язвительно поинтересовался профессор, с садистским удовольствием глядя на то, как кожа его студента меняется на змеиную шкуру. — Не лучшая ваша попытка слиться с окружающим миром. Если вы не заметили, мы здесь предпочитаем более изысканные тона. Лестрад почесал затылок пока еще нетронутыми пальцами: — Может быть, практика тоже не мое, сэр. — Что ж, придется вам потренироваться после уроков. Вместо квиддича, — поднял брови Снейп. Приходите ко мне в кабинет — но не раньше, чем ототрете пол от результата ваших экспериментов. Ру-ка-ми. Полагаю, магия в вашем состоянии может привести к нежелательным последствиями, если, конечно, вы не желаете остаток жизни провести под лампой в Лондонском зоопарке. — Он склонился над другим котлом: — Очевидно, рябиновый отвар — дело рук мистера Холмса? Зелье несложное, но качество превосходно. Пять баллов Слизерину за него и за моральный ущерб от необходимости работать вместе с нашим чешуйчатым другом. Остальные — результаты на стол, уберите свои места и можете быть свободны. Майкрофт не шелохнулся, закусив губу наблюдая за тем, как Лестрад разливает рябиновый отвар по пузырькам и принимается убирать со стола. — Я не специально… Почему ты не сказал ему, как все было? Теперь он будет думать, что ты вообще ничего не понимаешь в его предмете. — Ну, тебе ведь ничего не мешает так думать. А моя репутация выдерживала и не такое. — Я скажу ему сам. — Чего ради? — Но квиддич… — Ваш дорогой декан может не надеяться, что я забуду, как играть, если пропущу одну тренировку. Майкрофт уже было развернулся, чтобы направиться к Снейпу, когда был остановлен голосом. — Не надо. Не говори ему. Мне плевать на зелья, и я не хочу сегодня на тренировку. Я хочу побыть один, черт возьми. — Это не значит, что ты должен идти на отработку. — Почему нет? Мытье котлов здорово прочищает мозг. Не будь таким трудным, Холмс. Мне он баллы не вернет, просто снимет еще и вдобавок заставит драить котлы и тебя тоже. Не говоря уже о том, что он, чего доброго, решит, что ты и правда превращаешься во флоббер-червя. Или ты передумал становиться старостой школы на следующий год? — вскинул бровь Лестрад. Майкрофт скользнул глазами по его лицу и, остановив взгляд на губах, к которым уже подбиралась чешуя, сглотнул. Лестрад вздернул губу и, зашипев сквозь зубы, почесал подбородок. — Это несправедливо, — заметил очевидное Майкрофт. — Если б ты думал о справедливости, — бросив на стол выжатую тряпку, обернулся к нему Лестрад, — то сказал бы сразу. Но ты решил дождаться, пока все уйдут — что ж, очень умно, а как дальновидно. Я тебя не виню, — он вскинул покрытые чешуей руки, признавая разумность принятых мер. — Почему ты всегда такой?!.. — Какой? — огрызнулся Лестрад, заставив его осознать, что лучше согласится на отработку в одиночестве, даже если это предполагает пропуск квиддича, чем на лишнюю минуту с ним. — Не такой, как ты? Я думал, мы давно уже это выяснили. Майкрофт схватил свои вещи и практически вылетел из класса. Тогда, вернувшись в гостиную, Майкрофт раз за разом прокручивал произошедшее, каждый раз перекладывая сказанное на новый лад, и слова Снейпа заставили его по-другому посмотреть на то, что он делал. Да, Лестрад терпеть его не мог, но, возможно, он слишком долго не замечал в этом своей вины — пора было признать, что он реагировал слишком бурно и, пожалуй, слишком часто, словно провоцировал того на ответ. Остальные ученики, в общем-то, любили капитана хаффлпаффцев, и он не помнил, чтобы тот питал открытую неприязнь к кому-то, кроме него. Как будто… Подначивая Лестрада, он пытался противопоставить себя остальным, выделить себя, завоевать в свое единоличное пользование его внимание, пускай даже таким странным образом. Именно тогда Майкрофт понял, что то, что он считал ненавистью, оказалось чем-то другим, пугающим, непривычным. А вчера… Вчера он так переживал за Лестрада, что едва помнил себя. И между ними как будто что-то переменилось — он не придумывал это, он почувствовал это, там, на лестнице Астрономической башни! — но какой в этом прок сейчас. Да, благодарность порой приобретает причудливые формы. Как и внушенное спасением чувство долга, ведь Лестрад наверняка думает, что теперь, по какой-то причуде, он за него в ответе… После в прямом смысле убийственного дня, хотелось одного — крепко уснуть и проспать до следующего утра. Он выдвинул ящик стола и порылся в содержимом, отыскивая зелье сна без сновидений.***
Снедаемый беспокойством, Лестрад никак не мог заставить себя отойти от двери слизеринца хотя бы на шаг. Спрашивая, зачем, черт возьми, ушел, Грег судорожно пытался найти повод вернуться назад. В какой-то момент его блуждающий взгляд остановился на картине на стене, и, хмурясь, он собрался подойти ближе, когда услышал стук — а следом из-за двери раздался глухой звук падения. Не думая ни секунды, он ворвался в комнату и увидел Майкрофта на полу без движения. Не давая себе времени на панику, он подлетел к нему и перевернул на спину, и, лишь только когда брошенный Энервейт не возымел никакого действия, заметил на столе пустой стакан. Он поднес его к носу и почувствовал слабый запах аниса. Поняв, в чем дело, он принялся один за другим обшаривать ящики стола, но, не сумев найти среди многочисленных баночек и коробочек то, что нужно, решился на отчаянный шаг. — Акцио, отвар рябины! — у него самого в чемодане точно оставался образец того, что они готовили на уроке. Какое-то время ничего не происходило. Заклинание не сработало. Отчаявшись, он опустился на пол рядом с Майкрофтом и положил его голову к себе на колени. Внезапно дверь в комнату распахнулась и со скрипом захлопнулась снова, и маленький пузырек, в несколько прыжков преодолев ковер, оказался у него в руке. — Вот так, — выдохнул он с облегчением и, приподняв голову Майкрофта, влил содержимое пузырька ему в рот. Только теперь заметив, в каком напряжении был все это время, он зажмурил глаза и принялся упрашивать все магические силы, чтобы с Холмсом все обошлось. — Знал же, не надо мне уходить, — прошептал он, когда веки слизеринца дрогнули. Посмотрев на него расширенными глазами, тот приподнялся на локтях и огляделся вокруг. Майкрофт разжал пальцы, в которых все еще оставался пустой пузырек и поднес его к глазам. — Рябина, — облизнув губы, он, по-видимому, понял, что произошло, и поспешил встать. — Ш, лежи, — запротестовал Грег, привлекая его обратно. — Не вставай. Мерлин, Холмс, умеешь ты напугать. Когда ты начнешь читать, что написано на пузырьках с зельями? Самоуверенный ты индюк, однажды я с тобой точно с катушек сдвинусь… Если Майкрофт и понял, что произошло, то на Грега он все еще смотрел непонимающим взглядом, и когда тот обнял его, ощутимо напрягся. — Что ты делаешь? Не надо, — то ли с жалостью, то ли с отвращением попросил он, но вместо того, чтобы убрать державшие его руки, только крепче вцепился в чужую мантию. На Грега он уже не смотрел. — Прости меня, — прошептал тот и, опустив подбородок ему на голову, поцеловал в макушку. — За все. — Зачем ты это делаешь, я тебя не понимаю, — нетвердым голосом повторил Холмс. — Не могу объяснить, — ответил Грег, как было на самом деле. — Что происходит, Майкрофт? Расскажи мне все, заклинаю… Звук собственного имени, произнесенный тем, от кого он едва ли слышал что-то хорошее, словно придал Майкрофту сил. Развернувшись, он поднялся на руках и прижался губами к губам Грега, весь дрожа, боясь, что тот не ответит на поцелуй. Но этого не произошло. Грег обхватил его плечи и, подтянув, крепко прижал к себе, неспешно повторяя робкие, почти невесомые и целомудренные движения губ. Под веками все плыло и внезапно стало очень жарко; Майкрофт боялся открыть глаза. Оторвавшись от поцелуя, он мазнул губами по челюсти Грега и уткнулся ему в плечо, все еще дрожа. Лестрад провел ладонями по его рукам, пытаясь согреть. — Ну что ты. Расскажи мне все, — попросил он, погладив его по волосам, — пожалуйста. Я пойму. Какую книгу ты читал в библиотеке, что ты искал, ты ведь искал что-то, верно? Майкрофт спрятал лицо в ладонях и замотал головой. — Ты искал информацию о том, как снять проклятье? — догадался Грег. Майкрофт замер, не соглашаясь, но и не отвергая сказанного. — Это как-то связанно со мной? — снова попробовал Грег. — Я был идиотом, — вдруг отозвался Майкрофт, все также не отнимая рук от лица. — Я не знал, что ты Блэк… Я, я только хотел, чтобы все это закончилось, понимаешь? Ты говоришь со мной так, словно тебе противна одна мысль обо мне, я больше не мог это выносить. Я ведь… — он оборвал себя. — Я нашел одни чары, которые… — Отворотные чары, — холодно, не скрывая недовольства, подсказал Грег. — Ты же знаешь, с такими вещами нельзя шутить, Мерлиновы штаны, где ты вообще их нашел? Ах, в Запретной секции? В запретной, как же я сразу не догадался, — вздохнув, уже беззлобно произнес он, — она ведь потому так и называется, чтобы ты наведывался туда, как к себе в комнату. В общем, ты попробовал чары и, по-видимому, напоролся на кровную защиту, столько любезно предоставленную мне моей темномагической матушкой до тех пор, пока я не стану совершеннолетним. Это был не вопрос — утверждение. Все-таки в чарах Грегу не было равных, что тоже частенько становилось яблоком раздора между ним и Холмсом, которому, кажется, было жизненно необходимо во всем оставаться первым. — Ты знаешь об этом больше меня. Теперь мне нужно найти способ снять это проклятье, либо ждать еще месяц, пока его действие не прекратится само собой. Грег растянулся на полу, увлекая Майкрофта за собой. — Или я могу поговорить со своей покойной матушкой и постараться убедить ее, что ты, хотя и ужасный дерзкий зазнайка, но вовсе не хотел причинять мне зла. Майкрофт приподнялся, положив руку ему на грудь. — Можешь? — свел брови он. — Как? — Ты точно волшебник? — в который раз за день Грег серьезно сомневался в этом принципиальном вопросе. — Уж не думаешь ли ты, что я, Грег Лестрад, собрался провести какой-то чернокнижный ритуал? — У тебя есть ее портрет? — Черт возьми, конечно, у меня есть ее портрет, я же Блэк! Честно говоря, ее портреты так часто рисовали, что, как бы моя сумасшедшая бабка не пыталась их уничтожить, один из них все равно прямо сейчас висит за этой стеной. Услышав обнадеживающие новости, Майкрофт с облегчением хмыкнул и уже было выдохнул, поудобнее устраиваясь в теплых объятиях, когда до него не дошел смысл сказанного. — Подожди, что? — Просто не даю тебе спать. Хотя хорошо, что у тебя тут совсем не осталось места под картины… Майкрофт посмотрел в его темные глаза, казавшиеся двумя черными угольками в свете бросавшего отблески камина. Ему казалось, что весь мир остановился, но он не знал, каким тот будет, если запустить его снова. Он закусил щеку, губу. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты слишком много думаешь? — поинтересовался Грег, проведя пальцем по его нижней губе. — Все это время до вчерашнего дня я был уверен, что ты ненавидишь меня — как видишь, мне есть, над чем думать, — тихо произнес он, отводя челку со лба Лестрада и только теперь понимая, что все это время мечтал это сделать. И все же — не веря, что — через пять, десять минут, завтра — происходящее не окажется сном. — Это не так. Я… ненавижу то, что ты со мной делаешь. Мне кажется, все вокруг смеются надо мною из-за тебя. Как будто ты каждый раз выставляешь меня каким-то кретином. Вдвойне кретином, потому что я так запал на тебя, а ты не представляешь, как может злить, когда западаешь на того, кого по идее терпеть не можешь. — Звучит довольно сложно. Ладони Грега скользнули ему на лопатки. — Перестань. Не обижайся. Вчера у меня была целая ночь, чтобы понять, насколько ты мне на самом деле дорог. Даже ты не можешь обижаться на того, кто прыгнул под бладжер ради тебя. Так что теперь поцелуй меня как следует в знак благодарности, я это заслужил, — ухмыльнулся он. Майкрофт не сводил с него взгляда так долго, бездумно выводя узоры у него на груди, что в какой-то момент улыбка сошла с его лица как белизна с впитавшего влагу листа. — Почему мне кажется, что ты хочешь надо мной посмеяться? — Кхм. Это все, потому что я идиот? — подняв брови, предположил Грег. — Тугодум, кретин, конченый человек, тупица, как выражается Снейп… Он продолжал, пока Майкрофт не рассмеялся. — Серьезно, ты не можешь на это злиться. Кроме того, у тебя такой острый язык, что неудивительно, что я побаивался к тебе приближаться. Но я на это не обижаюсь — учитывая, что я без пяти минут самый молодой преступник Магической Британии — если б не твоя проникновенная речь в палате, сидеть бы мне сейчас в Азкабане. Бу! — поднял руки Грег, изображая дементора. — Я бы только за это в тебя влюбился, — пробормотал он, погладив его по волосам. Майкрофт наклонился, приникая к его губам. Грег шумно выдохнул, впуская его язык, который на поверку оказался не таким уж острым. Ничего подобного с ним еще не происходило. Его никогда не целовали так, будто он был чем-то хрупким и дорогим; никто прежде не обращался с ним так. Он не знал, что делать с этим новым щемящим чувством в груди. Каждый раз, когда кончики их языков касались, был для него событием, открывая в нем новые, до этого глубоко запрятанные чувства. Не разрывая поцелуя, он медленно сел, увлекая Майкрофта за собой, и ощутил, как тот потянул его галстук, ослабляя узел, а после — тонкие пальцы проникли под ворот рубашки, обнимая его за шею. «У меня есть чувства», — прошептал он и продолжал шептать, и это звучало как «я пришел с миром». — Я знаю, — ответил Майкрофт, и это звучало как «я тебя не трону». Рука, на которую опирался Грег, дрогнула, и они снова упали на пол. — Как думаешь, может, стоит пойти к твоей матери сейчас и любезно попросить ее не убивать меня хотя бы в ближайшее время? — положив ладонь ему на грудь, буднично поинтересовался Майкрофт. — Неужели ты думаешь, что что-то случится с тобой, пока ты лежишь на мне? — Не хочу рисковать твоей спиной снова. И этим — он провел пальцем вдоль темной брови. — И этим, — он вернул руку на грудь — там, где под ладонью быстро-быстро стучало сердце. — Теперь, когда мы узнали, какой ты на самом деле герой. — Что-то мне подсказывает, что эти чары будут сильнее, — улыбнувшись, прошептал Грег, прижимая его к себе.