Вокруг футбола

      Донён не успевает протянуть руку к щеколде, когда в кабинку заваливается Накамото Юта, попутно отдавливая жёсткими подошвами пальцы ног.       — Накамото, блять, ты где-то головой успел приложиться или что?       Старший глубже толкает внутрь:       — Жить без тебя не могу.       Парень прижимается плечом к холодной голубой плитке на стене. Между прочим, если бы ему хоть раз предоставили свободу выбора, вряд ли бы о его бёдра тёрлась задница такого ушлёпка, как Накамото, потому что это последний человек, с которым он хотел бы зажиматься в мужском туалете. И хорошо, что они сейчас совсем не этим заняты. А вот большие ладони симпатичного магистранта Со Ёнхо на его собственной пятой точке были бы в любое время к месту.       Юта прижимается щекой к двери и прислушивается. Донён щёлкает зажигалкой и пропускает между зубов сероватый дымок.       В соседней комнате у умывальников слышатся торопливые шаги:       — Как же я ненавижу этого уёбка!       По полу бренчит мусорное ведро, а Юта забирается ногами на кольцо фаянсового коня и больно стискивает плечо острыми пальцами.       Любопытство сгубило кошку, как говорится в старой английской пословице, жаль только, что его японский друг тянет разве что на блохастую дворняжку и до благородных представителей семейства кошачьих ему слишком далеко. Так что смерть ему не грозит. Вроде.       Ли Тэён сегодня не в настроении, поэтому не ограничивает себя в выборе языковых средств. Хотя, в общем-то, если речь о Накамото, то Ким Донён готов подписаться под каждым его словом.       — Каким хреном его команда в финале?       — Ну, они вчера обыграли первогодок Юридического, — слышится в ответ вразумительное и спокойное.       Ли Тэён рычит от негодования:       — Да мне поебать, веришь или нет? Просто надеюсь, что этот японский индюк запутается в собственных длинным ногах и вспашет своим смазливым личиком землю.       Собеседник сдавленно смеётся.       — Ненавижу этого ублюдочного Накамото. Куда не плюнь — везде его рожа. Скоро все будут у сердца его фотографии как иконки носить, потому что уже молятся на этого придурка.       Донён поднимает глаза на друга — у Юты уши полыхают ярче советского флага. Теперь он уже не кажется таким уверенным семпаем, каким младший привык его видеть, и с каждым словом Тэёна будто уменьшается в размерах (а в конце тирады наверняка уместится в ладошку или карман).       Ким Донён тянет его за анарак на пол. Их неловкие движения сменяются громким хлопком двери, а Юта, наконец, выдыхает.       — Сука, — сокрушенно тянет старший и запускает пальцы в волосы.       — Ты сейчас выругался или по-японски дал понять, что до тебя дошло?*       — Ким Донён, уебись о стену, пожалуйста.       Накамото Юта садится на корточки у раковин и обхватывает голову руками. Донён нависает сверху. У младшего тысячи вопросов рвутся наружу, он не терпеливо сминает в карманах пачку сигарет:       — Ты, что, расстроился из-за этого барана? Да кого ты слушаешь? Ублюдка, у которого обе ноги левые? Мы с тобой…       — Я бы посмотрел на тебя, когда твой краш мешал бы тебя с дерьмом.