Ночью хочется думать о всяком. О том, что происходит с тобой и твоей жизнью, о переменах, и о том, что же будет дальше.
Исида беспокойно ворочается в постели, но сон не идет совершенно. Не хочется спать. Наоборот, хочется встать с постели, взять с тумбочки сигареты и пойти курить на балкон. Еще бы чашечку кофе ко всему этому… Урю все же поднимается и измученно трет красные от недосыпа глаза. Почему-то тревога вцепилась в него длинными когтями и, скребя по ребрам, не отпускает, а лишь давит… До того сильно, что воздуха становится слишком мало. Юноша тонет в беспокойстве, короткие сны всегда оказываются кошмарами, а простыня постоянно мокрая. Исида тяжело вздыхает и бредет в коридор, берет сигарету, которая, как назло, оказывается последней и выходит на балкон. Ночь ясная, луна светит на полную катушку и в воздухе витает слабый запах цветущих деревьев. Ему хочется думать обо всем, о чем угодно: о грядущих экзаменах, о глазах красивых девушек, о том, что ему всего шестнадцать и все еще впереди. Казалось бы, все вчера было хорошо, но здесь и сейчас лишь тяжело и отвратно. Урю прикуривает и думает о том, что в его жизни явно что-то идет не так. Что-то разбилось, но он сам не мог понять, что, и теперь осколки впиваются в душу, причиняя боль, и кроме этой боли ни о чем больше думать не получается и не хочется. Ну, разве что еще хочется думать о несносном рыжем придурке с необъятным чувством справедливости. Но от мыслей о нем почему-то еще больнее становится, и совершенно не легчает. Никотиновый яд проталкивается в легкие и Урю давится им, кашляет и вытирает выступившие слезы. Давно он не курил… Пепел летит по ветру, растворяется где-то внизу, а серая дымка медленно заволокла зрение и в теле неприятная слабость, ноги не держат и голова идет кругом. Все как всегда. Когда мысли в ночи становятся тяжелыми, лишь отрава может перетянуть на себя основную нагрузку. Урю смотрит перед собой и видит лишь пелену, протяни руку — и пальцев не увидишь. — Йо. Испуганно вздрогнув, брюнет вскидывает голову и видит Ичиго, который парит перед ним в воздухе, перебросив меч через плечо и смотрит как-то встревоженно. — Куросаки, ты почему здесь? — оправившись от испуга, спрашивает он и удивляется тому, что голос почему-то продолжает предательски дрожать. — Давно ты куришь? — Ичиго игнорирует вопрос, неприятно глядя на дотлевающую в тонких пальцах квинси никотиновую палочку, и Исиде почему-то становится стыдно. — Тебе какое дело? — опускает он глаза и делает последнюю, глубокую затяжку и снова надрывно кашляет. Куросаки подается было вперед, но Урю поднимает руку в предупреждающем жесте: не приближайся. Ичиго отворачивается и бросает через плечо: — Вижу, ты не в настроении. Ладно, увидимся завтра в школе, — и срывается с места, мгновенно исчезая в ночной мгле, оставляя квинси растерянным, потрясенным, и, почему-то, злым. Исида смотрит на окурок и его посещает внезапная мысль. Он тушит сигарету о свою руку и кривится от жгучей боли. Но внезапно его посещает чувство облегчения. Он смотрит на багровеющий маленький ожог, сдувает пепел и прижимает руку у груди. Дыхание постепенно выравнивается, тревога отступает. Он идет обратно в комнату и рука с ожогом замирает над телефоном. — Рюкен? Мне… нужны сигареты.***
Утром все, как обычно. Исида идет рядом с радостной Иноуэ, как вдруг видит Куросаки в компании Чада, которые поднимают руки в знак приветствия. Исида в ответ салютует им перебинтованной рукой, что тут же замечает Орихиме: — Исида-кун, ты поранился? — обеспокоенно интересуется девушка, — Если хочешь, я могу… — Нет нужды, Орихиме-сан, я просто неудачно вскрыл посылку с нитками вчера вечером, — говорит первое, что приходит в голову и Иноуэ, кажется, верит, — само заживет. Он идет в школу, спиной чувствуя тяжелый взгляд Куросаки. Весь урок он не мог сосредоточиться, от бессонницы было ощущение, будто в глаза песка насыпали, а на душе снова становилось паскудно. Ичиго близко, совсем рядом, полыхает своей реацу и будто специально она давит на Исиду, заставляя дышать тяжелее. Урю откидывает челку, поправляет очки и старается вслушаться в слова учителя. Но до конца урока у него так и не выходит этого сделать. Он идет на крышу, вытаскивает из сумки коробочку с обедом и садится на нагретую солнцем поверхность. Кофе в термосе, совсем не сладкий, отчего еще более терпкий. От аромата напитка и его вкуса становится немного легче, сердце заходится в более быстром ритме и усталость отступает на какое-то время. Урю вздыхает и откидывается спиной к стене и лениво жует наспех сделанные утром онигири. Рис просыпается между пальцев, юноша отряхивает штаны, откладывает еду и тянет кофе из термоса, разглядывая затянутое кружевом облаков весеннее небо. За дверью раздаются вопли и смех, первым на крышу выбегает Кейго и что-то вопит Ичиго о новом сезоне сериала и о предстоящем концерте, на который надо обязательно пойти. Куросаки улыбается и щурится от слепящего солнца и, казалось, поначалу даже не замечает Урю, который напряженно следил за ним взглядом. — Исида-кун, я сегодня принесла тушеную курицу в шоколадном соусе, хочешь попробовать? — Орихиме присаживается рядом и разворачивает свой обед, но Урю вежливо отказывается. Девушка обиженно надувает губки, но тут же веселеет, когда на крыше появляется Тацки и предлагает поделиться обедом уже ей. Подруга с радостью соглашается и они обе весело щебечут, что-то эмоционально обсуждая. Жизнь стремительна и беспечна, но она почему-то осторожно обходит юного квинси. Исида вздохнул и, допив кофе, неспешно собрался и уже хотел быть подняться, но рядом вдруг присел Ичиго. — Йо, Исида, — как будто ни в чем ни бывало, рыжий подтолкнул его локтем и улыбнулся, — сегодня вечером концерт, и Асано добыл пару билетов для нас. Не хочешь составить мне компанию? Урю, игнорируя бешеное желание согласиться, поправил очки и опустил голову: — Извини, Куросаки. Я сегодня вечером буду занят. Отец придет и мне надо… — Ну же, Исида-кун… Я так хотела, чтобы ты пошел с нами! — Иноуэ, вытирая шоколадный соус с губ, выглядела действительно расстроенной, — Чего тебе стоит, будет весело! Послушаем музыку, повеселимся. Нам действительно не помешает небольшая разрядка! — Прости, Иноуэ-сан, но я правда не смогу пойти. Быть может, в другой раз? — Не буду настаивать… Он спешно поднялся и пошел в сторону ступенек. Спину прожигал взгляд Ичиго, но квинси не обернулся. Спустившись вниз, Исида повернул на второй пролет и с силой нажал на место ожога. Боль была такой сильной, что рука чуть не отнялась, Урю зашипел сквозь зубы и выдохнул с облегчением. На бинте проступило пятнышко крови с сукровицей и квинси, вновь отбросив челку, отправился обратно в класс. До урока оставалось еще несколько минут, но Урю понял, что сегодня больше этого не вынесет. Поэтому он сделал то, чего не позволял себе достаточно давно — ушел с уроков. Пока не вернулся Куросаки. Пока не вернулись дурацкие мысли.***
Он бродил по городу до самых сумерек. Было тихо и свежо. Урю гулял, бездумно разглядывая цветущие деревья и алеющее закатное небо. Что же происходит? Почему ему так дурно? Неужели все дело в чертовом Куросаки? Почему-то из головы не шел ночной эпизод, когда шинигами застукал его за курением. Так странно и стыдно, будто его застали за чем-то более непристойным, чем какая-то дурная привычка. Хотя, узнай Куросаки о том, что Исида начал прижигать себе руки, стараясь физической болью прогнать моральную, кто знает, как бы он отреагировал. Дома темно и пусто. На тумбочке лежал блок сигарет и записка. «Ты, как всегда, действуешь безрассудно.» Урю хмыкнул и, скомкав записку, отшвырнул ее в сторону. Дым струился по ветру, унося за собой мысли, страхи и все то, что так сильно беспокоит. Затяжки больше не вызывают кашля, Исида курит глубоко и держит отраву в лёгких так долго, сколько может. Голова снова кружится, новый ожог печёт и заставляет морщиться, но Исиде нравится обжигать руку снова и снова. Кожа стягивается, краснеет и болит — скоро появятся волдыри. Следующее, что делает Урю — берет зажигалку и проводит над огнем кончиками пальцев. — Совсем свихнулся? Исида вздрагивает, роняя зажигалку, отшатывается назад, но руки Ичиго уже вцепились в предплечья, и карие глаза выжигают нутро насквозь, испепеляя гневом. — Куросаки, какого…? — Вот я бы сам хотел узнать, какого черта ты творишь? — он хмурит брови, смотрит на ожоги и скрипит зубами от злости, — а я уж было поверил в эту байку с посылкой… — Тебя это не должно волновать, Куросаки! — А что меня должно волновать, по-твоему? Мой друг намеренно наносит себе увечья, а я должен проходить мимо? — Куросаки… — Ты избегаешь меня. — рукава косоде Ичиго колышутся, сползают ниже, обнажая сильные руки, жилистые запястья… Исида задыхается от близости шинигами, ему хочется упасть на колени, вцепиться в плечи и выть. Сухие, мозолистые от рукояти зампакто пальцы скользят по ожогам и почему-то боль от этого пронизывает его насквозь, слёзы наворачиваются на глаза, но Урю все же вырывается. — Убирайся. — Вот уж нет, — Ичиго подается вперед, опасно близко к его лицу, — ты после… того, что было, так мучаешься? Урю гневно блестит глазами, делает шаг назад и хмурится: — Да что ты несёшь… — Исида, не держи меня за дурака, — Ичиго вновь касается его рук и осторожно гладит, и Урю ведёт уже от этого. — Я не уверен, что нам стоит… Я не… Сейчас… Я не уверен… — бессвязно шепчет он, постепенно слабея и оседая на пол. Ичиго усмехается и, огладив пальцами острый подбородок, выпускает его: — Подумай ещё — а что ты теряешь? Квинси поднимает голову, но Ичиго уже не было рядом. Вздохнув, он проводит ладонью по волосам. Задний двор школы, скамейка в тени, сильные руки под рубашкой, тяжелое дыхание на ухо, мокрые, грязные, неумелые поцелуи. Ичиго тяжело дышит, пока Исида шарит ладонью в его штанах и быстро, стыдно двигает рукой, кусая губы. Румянец на щеках Куросаки кажется ему самой возбуждающей вещью на свете, а вид такого уязвимого Ичиго сводил с ума. Урю вскидывает голову и снова смотрит в ночное небо. После того случая Ичиго вел себя так, будто ничего не было. Они оба приняли этот негласный договор о молчании, но если Ичиго смог отвлечься, то Исида — нет. Каждый раз от этих воспоминаний пересыхало в горле, сердце подскакивало, а кончики пальцев дрожали. Холодная вода в душе, нервная, напряженная дрочка в первое время спасала. Но со временем эта тяга превращалась в тупую тревогу и боль. И вот… Ожоги на руках. Дурацкие, тяжелые мысли. И опустевшая пачка сигарет на полу.***
— Куросаки, надо поговорить. — Урю сжал ремень сумки, смущенно глядя в пол. Рыжий отвлекся от чтения и мотнул головой в сторону двери. Исида стоит на крыше, ему почему-то жутко и одновременно хорошо. — Много времени тебе не понадобилось, — Ичиго привычно держит одну руку на затылке и смотрит как-то сочувствующе. Урю оборачивается и через мгновение они целуются, а ладони Куросаки у него в задних карманах школьных брюк. Ичиго не умеет целоваться совершенно, но он компенсирует это напористостью. Он слишком уж развязно хозяйничает языком во рту квинси, но Урю совсем не против. Они делают это мокро, долго, словно не могут оторваться ни на секунду, а солнце припекает сильнее и становится только жарче. Исида зарывается ладонями в яркие пряди, стонет и прижимается к Куросаки бедрами. Первый звонок действует отрезвляюще, парни нехотя отходят друг от друга и Исида спешит завесить волосами пылающее лицо. Даже не взглянув на Ичиго, он убегает вниз, и сам не может себе объяснить причину этого поступка. А Ичиго лишь усмехается и качает головой. Урю спускается вниз и спешит найти Иноуэ. Она сидит в классе совершенно одна и, явно замечтавшись, смотрит в окно. — Иноуэ-сан… — он краснеет и отводит взгляд, спешно разматывая бинты, — ты не могла бы мне помочь? Только прошу тебя, не задавай вопросов, я… был не в себе, когда это делал. Увидев многочисленные ожоги, Орихиме сдавленно охает, но просьба друга важнее любопытства, и девушка молча открывает над его руками Сотен Киссюн. В серых глазах читается боль и беспокойство и Исида не выдерживает: — Я обещаю, что больше никогда не совершу подобного. Мне просто… было очень плохо. Боль уходит вместе с увечьями, и Урю слышит, как в класс заходит Куросаки, чувствует его одобрительный взгляд и смущается еще сильнее. Ичиго легко приобнимает его за плечо: — Иноуэ, не волнуйся, я за ним присмотрю. — За собой бы научился присматривать, Куросаки, — квинси улыбается уголками губ, но он сейчас благодарен своим друзьям, как никогда. Ичиго — за то, что рядом. За то, что сам пришел, когда Урю убегал и от него, и от себя, и от всего мира. И Иноуэ — за то, что никогда не спрашивает лишнего и все равно искренне беспокоится и стремится помочь.***
На закате они выходят к берегу реки и Ичиго, засунув руки глубоко в карманы брюк, смотрит вверх, на уходящее солнце и небо. Он невыносимо долго, мучительно молчит, затем спрашивает: — Что нам делать, Исида? — О чем ты? — квинси смотрит на воду, на которой последними вспышками играет солнечный свет. — Ты бежишь от меня каждый раз, когда я хочу помочь. Как нам поступить? — Целоваться на крыше школы это помощь? — Ты не ответил на мой вопрос. — Я и не собирался отвечать. Ичиго хмурится и хватает его за руки, насильно притягивая к себе. Урю слабо сопротивляется, и возмущенно смотрит на него поверх сползающих очков. Куросаки снимает их и аккуратно кладет в карман. Урю с вызовом смотрит на него, но перед глазами все плывет. Ичиго и его рыжие волосы смешиваются с закатным небом, словно кто-то нанес на полотно самые яркие краски и получился размытый, но самый теплый и красивый пейзаж. — Урю, ты ведь понимаешь, что мы оба сошли с ума? Я с того дня не мог нормально спать, — Ичиго шепчет это в самые губы, — я так хотел поговорить. Но ты бегаешь от меня, как ошалевший. — Куросаки… До дома Урю гораздо ближе. Ичиго косится на блок сигарет неодобрительно, но Урю молча затягивает его в свою комнату, и целует его. До звезд перед глазами, до нехватки воздуха, до полного безумия. Им всего по шестнадцать, за окном солнечный апрель, и скоро все кончится, а значит — надо успеть. Исида хватает пальцы Ичиго, целует каждый и земля уходит из-под ног. Куросаки смотрит как-то странно, но прерывисто дышит — ему уже мало того, что происходит, но он ждет, словно боится спугнуть. Пуговицы его рубашки ужасно неподатливые. Урю просто срывает их, сбивчиво шепча «Я пришью потом…» и припадает губами к шее, груди, ключицам и ниже, слыша, как Ичиго задыхается от нетерпения, но не шевелится. На смятой кровати, в распахнутой рубашке и покрасневший, он выглядит безумно сексуально. Урю нависает над ним, едва держась на слабеющих руках, и Ичиго тянет его к себе для поцелуя. Они оба не знают, что делать и просто трутся друг о друга, краснея и смущаясь, но уже не могут остановиться. В какой-то момент становится сложно игнорировать напряжение. — Урю, я этого больше не вынесу, — Ичиго тяжело дышит и крепче прижимается к нему бедрами. От ощущения его стояка у Исиды кружится голова. Он раздевает рыжего и раздевается сам, но Ичиго останавливает его, когда он пытается снять рубашку: — Оставь… Он горячий и напряженный, порывистый, реагирует остро и стонет сквозь зубы, пока Исида гладит его член ладонью. А уж когда Урю берет в рот, то и вовсе срывается и стонет громче. Надолго его не хватает, слишком уж долго он ждал, и он кончает, держа брюнета за волосы, не давая отстраниться. Почему-то, Урю это очень понравилось. Он вытирает губы и уже хочет было прикоснуться к себе, но Ичиго не позволяет. Резко переворачивается, вжимая парня в кровать и буквально закрывает его собой. — Исида, это так странно… — Хватит думать, просто действуй. Я устал терпеть. Его бледные ноги на смуглых плечах Куросаки смотрятся дико, но Исиде нравится. Ичиго сосредоточен, как никогда. Он осторожно вводит смазанные слюной пальцы, Урю почти не сопротивляется, но все равно больно. Первый раз, все-таки… Любовник гладит его по груди свободной рукой, отвлекает, проводя кончиками пальцев по соскам и от этого телу идет дрожь. Темп Ичиго брал не самый быстрый, но и к такому привыкнуть было нужно. Урю застонал и выгнулся на кровати, жмурясь от боли. Куросаки склоняется над ним, целует в шею и шепчет: — Я… больше не мог ждать… Сильно больно? — Терпимо. Просто продолжай, — он глубоко дышал, стараясь успокоить напряженное тело, но Ичиго начал двигаться и стоны сами слетели с губ. Урю обхватил его спину обеими руками, откинул голову и просто отдался. Отдался Ичиго, отдался ощущениям, и даже боль не отвлекала его. Все пройдет… Все терпимо… От боли только легче. Кровать скрипела, Ичиго уже не мог себя контролировать и трахал его так, словно это последний раз в его жизни. Исида жалеет, что у него плохое зрение, так хочется увидеть его лицо в этот момент. Он стонал громко и не сдерживался абсолютно, в то время как сам Урю сдавленно вздыхал и старался сдержать рвущиеся крики. Куросаки крепче сжал его бедра, потянул к себе и заставил сесть, отчего вошел еще глубже. — Я хочу убедиться… Что тебе тоже хорошо, — и рваный темп все-таки выбил из Урю громкий стон, он обнял Ичиго и спрятал лицо на его плече, двигаясь навстречу, насаживаясь сильнее и глубже. Мозолистая ладонь обхватила его член и нескольких движений хватило, чтобы Урю кончил, жмурясь до вспышек перед глазами. А когда кончил Ичиго, Урю не поверил, что голос его может быть настолько низким. Куросаки содрогнулся всем телом и уронил голову Исиде на плечо, пытаясь отдышаться. — Все… нормально? — неуверенно спросил брюнет, водя пальцами по мускулистой спине. Рыжий поднял на него взгляд и улыбнулся: — А как иначе-то? Курить после секса явно приятнее, чем после кошмарного сна, и Урю, стоя на балконе в одной лишь рубашке, снова затягивается. В голове пусто и как-то спокойно. Ичиго выходит к нему, косится на сигарету, но ничего не говорит. Он гладит светлые стройные бедра и улыбается, чувствуя, что Урю дрожит от него прикосновений. Они снова целуются, но уже медленно, почти что нежно. Куросаки перебирает темные волосы и думает о том, что у Исиды невероятные глаза. А Урю обнимает его и больше ни о чем не думает. Теперь он точно не будет убегать и тяжелые мысли больше не вернутся. Почему-то он был в этом уверен.