сладкое сердце

Холодный ветер больно бил в лицо. Будто давал отрезвляющую пощечину. Как ни странно, стемнело очень быстро. Хлоя то и дело успевала хватать ртом воздух, который заполнял собой автомобильный салон. По ощущениям казалось, что в лёгкие бросают остро заточенные дротики. Неприятно саднило в грудной клетке, из-за чего приходилось смыкать глаза, чтобы притупить боль. Светловолосый резко припарковался, с силой давя на тормоза. Всю дорогу эти двоя не обмолвились ни единым словом, хотя, сказать честно, им было, что обсудить. Арлерт всегда был готов броситься спасать кого-то. Даже если этот «кто-то» был всего лишь знакомый. Но, к сожалению или к счастью, Кирштейн был его другом. При чем не самым последним. — Я пойду заберу его. — Ты не пойдёшь один, Армин. Вдруг понадобится моя помощь или… — Ладно. Смит выходит из машины очень осторожно, стараясь быть невидимкой. Меньше всего ей сейчас хотелось бы выслушивать очередную колкость в свою сторону от кого-либо. Армин же был не таким. Он вообще мало чего плохого слышал о себе. Этакий свой в доску, но слишком невинный. — Я обойду первый этаж, а ты посмотри на втором. Не уверен, что он сейчас вообще способен на какие-то движения. — У блондина глаза цвета айсберга, холодные такие, но совсем не осуждающие. Даже наоборот, дарящие покой и умиротворение. Смит кивает в ответ и продвигается через толпу, то и дело отталкивая от себя разгоряченные тела. Музыка звучала слишком громко, и выдержать и сосредоточиться на чем-то конкретном было тяжело. Почему-то ее внимание привлекли целующиеся у стены парни. Райнер всем своим весом наваливался на Бертольда, жадно изучая его плоть, задирая футболку и поглаживая твёрдый живот. Тот, в свою очередь, рвано дышал блондину в шею, оставляя ярко-алые засосы. — Блять. Губы шатена бесстыдно распухли, и Браун был уверен, что от этого у обоих срывало крышу. Им определённо нужна была разрядка. Хлоя чувствовала вину за то, что оказалась свидетельницей такой интимной сцены, поэтому решила потупить взгляд в пол и быстро скрыться за ближайшей дверью. Комната освещалась неоновым фиолетовым светом, создавая какую-то особую атмосферу. Клубы дыма заполнили все пространство, от чего дышать было тяжело. Парень находился полулёжа на полу, раскинув руки по обе стороны от себя. Он тяжело дышал, закрыв глаза. Накурился. Как всегда. — Жан? С тобой все хорошо? Игнор. Никакого ответа, никакого намёка на разговор. И это жутко бесило. Потому что таким был Жан. И пьяным, и трезвым — всегда таким. Отчуждённый, скрытый от посторонних глаз, сам в себе. — Твою мать, Смит, ты когда-нибудь перестанешь задавать вопросы при любой нашей встрече? Че ты тут делаешь? Не смотрит на неё. Он никогда на неё не смотрит, будто Хлоя и не заслуживает этого взгляда. А ей ведь так хотелось. — Мы с Армином… — «Мы с Армином». Как мило. Ты знаешь, Смит, что с тобой сделает Леонхарт, когда об этом узнает? Размажет по стене. И это в лучшем случае, — Кирштейн только на секунду останавливает свой взор на девушке и скучающе вздыхает. Ему, вообще-то, было абсолютно плевать на то, что сделает Энни. Или кто-то другой, если это не касается его близких. Хлоя не была для него близким человеком. Она была для него никем. — Он беспокоится за тебя. — А ты? — Я? — А ты беспокоишься? Какой-то тупик. Нет, он точно решил ее в очередной раз унизить или задеть. А может, и то, и другое. Игра в кошки-мышки неприлично затянулась. — Жан, я… — Ты. — Русоволосый встаёт и резко хватает девушку за руку. Опрокидывает ее на чью-то кровать. Он, вообще-то, в душе не ебет, чья это комната. Но выглядит она, кстати, охуенно. В рокерском стиле, но со вкусом. Ему нравится. Кирштейн опускается к девичьей шее, припадает, посасывает кожу, оставляя после себя влажный след. Дорожки его поцелуев не похожи на те, что показывают в романических фильмах. Да он и не был никогда романтиком. Смит запускает руки под его белую рубашку, проводя ладонями вверх-вниз. Она случайно задевает стояк парня, из-за чего щеки слегка краснеют. Она хотела большего. Она желала большего. Ей было необходимо ощутить его. — Хлоя, подожди. Хлоя старается не смотреть на него, машинально сдвигая ноги вместе. В комнате очень душно, но Жан дурманит сильней. Залезает в ее голову, вертит, крутит мысли, путает, сбивает с толку. Не даёт нормально функционировать мозговой системе. — Я не хочу, чтобы ты думала, что я пользуюсь тобой. Ты не заслуживаешь секса на одну ночь. А большего я дать тебе не могу. Кирштейн встаёт резко, покачиваясь на ногах. Пусть он не был трезвым, но мыслить здраво ещё мог. И поступать как какой-то мудак не хотел. — Завтра ты скажешь мне спасибо. — А послезавтра ты опять накуришься и прижмёшь меня к рядом стоящей кровати? Смит подрывается с места, чувствуя неловкость и стыд. Как будто она была затейщицей этой сцены. Черт возьми, да сколько ж можно. Щеки адски пылали, тело пробивала дрожь. — Не бери на себя слишком много, Смит. Не в твоих интересах. — Что? Да как ты можешь такое говорить? Я ведь… Ты… Он ничего не отвечает. Скрывается за дверью, оставляет ее одну. Опятьопятьопять. Это был его фетиш. Однозначно. — Пошёл ты нахуй! — Кричит уже в пустоту. Этот день обременён на пиздец. Смит сбегает по ступенькам вниз, попутно набирая номер Армина. Плевать уже на то, ради чего они здесь. Кирштейн вполне мог самостоятельно вернуться домой. Без чьей-либо помощи. — Я его нашла. Он спустился сейчас вниз, должен быть где-то рядом с тобой. — Да, я уже сажу его в машину. Поторопись, пожалуйста. — Да, иду. Садиться в машину сейчас было настоящим адом на Земле. Непонятки с Жаном, загруженность Армина… Они втроём казались случайными попутчиками, незнакомцами. И никто не решал начать диалог. У каждого голова была забита своими мыслями. Единственное, на что обратила внимание Хлоя — это то, как Армин ведёт машину. Он и правда повзрослел. Сильные руки, длинные пальцы, взъерошенные волосы — похорошел. — Жан, я думаю, что тебе пора завязывать. — Не начинай. — Микаса это не одобряет. Микаса. От одного только имени Смит передернуло. Она не питала к ней ненависть, лишь только… зависть? Да, это была именно она. Едкая, отравляющая, заставляющая следить, изучать. Мерзко. И от неё, и от себя. Но, пожалуй, от себя вдвойне. — Микаса ничего не одобряет, если это не касается Йегера. — Прекрати такое говорить. Она его сестра, — блондин смотрит в зеркало, перехватывая пьяные глаза Жана. Он, почему-то, уселся сзади, распластался на двух сидениях, опрокинув голову. — Трахнуть она его тоже как сестра хочет? Хлое становится не по себе. Она видит красное лицо Армина, который старается изо всех сил скрыть стыд и неловкость. Он все ещё смущается от подобных слов, и это не могло не умилять девичье сердце. — Я не собираюсь обсуждать с тобой что-то. Ты накурился и несёшь какой-то бред. — Ты лучше мне скажи, нахуя ее с собой потащил? Проблем у нас что ли мало? Девушка понимает, о ком идёт речь. Она прислоняет голову к запотевшему окну, обнимая себя руками. Зачем он все это говорит? Чего хочет добиться? — Мы занимались. Не моя вина, что ты в очередной раз не в состоянии добраться до дома. — Энни, помнится мне, тоже хотела с тобой позаниматься. Или я что-то путаю? — У Кирштейна улыбка не слезает с лица, он скалится, ухмыляется, знает ведь, как подъебнуть посильней. А Арлерт инстинктивно напрягается и молчит. Его лазурные глаза вмиг потускнели, лишив хозяина каких-либо признаков жизни. Он только сильнее сжал руль и уставился на дорогу. Атмосфера в машине была невыносимой. Легко было только Жану, который все еще находился в дурманящем опьянении и в мыслях явно был не здесь. Девушка решает проверить телефон, чтобы отвлечься от накалившейся ситуации. Пропущенные звонки и смски от Марка. «Трубку возьми» «Бля, Хлоя, ты издеваешься?» «???» «Пиздец тебе, дорогая» — Армин, ты можешь высадить меня около дома? Пожалуйста. — Да, конечно. Все хорошо? — Нет. — Смит отрезает быстро и резко. Ей кажется, что сегодня после встречи с братом патологоанатомы не распознают тело. Он либо убьёт ее, либо покалечит. Будет измываться столько часов, сколько она отсутствовала. — Я могу как-то помочь? — Нет. Спасибо за все, Армин. Ты хороший человек. Правда. Девушка берет Арлерта за руку, несмело и осторожно, чтобы не спугнуть. Бросает в последний раз взгляд на Кирштейна и уходит прочь, оставляя парней вдвоём. Блондин тяжело вздыхает и давит на газ. — Если тебе будет легче, завтра я проверю ее. Жан говорит это прямо, все ещё смотря в свой айфон. И ему кажется, что первый раз в жизни он по-настоящему что-то чувствует.