From Fire to Ashes

Свежая летняя ночь сменяется духотой нагретого за день помещения слишком резко: кажется, будто сам ветер не решается переступать порог этого дома вслед за заклинателем в белых одеждах. Только жмется стыдливо снаружи на пару с немолодым мужчиной, приведшим гостя в это недоброе место. Внутрь входишь — будто в колодец с головой окунаешься; весь остальной мир остается лишь отблеском на периферии, его звуки и ощущения смазываются и растворяются за гранью. — Стало быть, вот оно самое, то место! — нервно тараторит глава деревни, когда господин заклинатель выходит из проклятого дома. — Три семьи тут погорело, четвертая еле ноги унесла, и больше не то что в дом, в деревню — ни-ни! На сей раз действительно дело рук нечистых сил, а не череда совпадений или злой человеческий умысел. Лань Ванцзи вздыхает: не зря его чувство заставило сделать крюк по дороге обратно в орден и привело сюда. Спешить ему некуда, брат его в любом случае дождется; у него нет причин уклоняться от навязчивых причитаний главы, которым был тот самый трясущийся за порогом немолодой мужчина, не отважившийся вслед за заклинателем вступить на территорию нечисти. Для простого человека оно и правильно — целее будет. — В этом доме действительно что-то есть, — сухо отвечает заклинатель. — Демон? — тут же боязливо таращит подслеповатые глаза мужчина. — Нет, — Лань Ванцзи отрицательно качает головой, — еще нет. — Тогда столь могущественному господину заклинателю ничего не будет стоить отчистить это гиблое место от скверны! — заискивающе улыбается глава, учуяв возможность избавиться от напасти забесплатно. Зря старается. Лань Ванцзи никогда не был из тех, кто пересчитывает чужие жизни на вес золота. — Я изгоню дух, — кивает он, никак не реагируя на приторную лесть, — но никто не должен приближаться к этому месту, пока я не дам знать, что дело сделано. — Как велите, так и будет, добрый господин. Я сейчас же предупрежу всех, чтобы не вздумали беспокоить вас попусту! Ко мне же обращайтесь когда угодно и за чем угодно, — мужчина пытается откланяться как можно скорее; даже просто стоя поблизости, слабый человек неизбежно чувствовал гнетущее влияние одержимого дома, само нахождение рядом с ним делалось невыносимо. Лань Ванцзи недолго провожает спину главы взглядом, в силу своего воспитания даже не подметив в уме, как тот потешно уносит ноги, стараясь сохранить притом достоинство. Ну-ну! Когда заклинатель возвращается назад, вновь переступив порог, половица, до того безмолвная, скрипит под его ногой. Словно соблюдая некие негласные правила приличия, он закрывает за собой двери, демонстрируя свою добрую волю остаться один на один с тем, что обитает в этом месте. Звуки свежей летней ночи тут же умирают за границей восприятия — остается лишь густая душная тишина, пропитанная запахом перегретого на солнце дерева. Живые, «человеческие» дома так не звучат. На вид здание оказывается довольно приглядным: его совсем недавно отстроили и обновили после пожара, обставили новой мебелью. Да вот только хозяева надолго здесь не задержались. Лань Ванцзи понимает, что и ему в том числе тут не слишком рады, но он так-то тоже не чаю попить зашел. Белой тенью неслышно ступает он по дому, осматривая пустые комнаты, и чем дальше идет, тем гуще и тяжелее становится воздух. Кое-где сами собой горят свечи — невозможно представить, чтобы кто-нибудь из деревни самовольно приходил сюда и зажигал свет для кого-то. Кого-то, кому, по всей видимости, очень любим огонь. На первый взгляд место кажется обителью нечистого духа, пустившего свои корни на этой земле. Нередкий случай, и Лань Ванцзи справедливо считает, что дело не займет у него много времени. Безошибочно находит комнату, с которой недавно едва ли не начался не первый для этого места пожар: вся в саже и копоти, она ощущается будто наполненной стоячей водой, а не воздухом — так трудно дается здесь каждый вздох, скребущий по гортани нестерпимым запахом гари. Голова в этом месте тяжелеет и гудит, немыслимо, чтобы обычный человек выдержал здесь хоть бы и мгновение. Лань Ванцзи выдерживает. И выдержит еще столько, сколько необходимо; чинно садится в центре с гуцинем пред собой. Не меч и не заклинания — сперва он собирается поговорить и узнать, чего хочет дух, обитающий в этом месте. Как и у всякого адепта своего ордена, Гусу Лань, у него правило сперва попытаться решить дело малой кровью. Помочь запутавшемуся существу освободиться ото зла и отправиться в следующее перерождение. Мертв человек, жив ли — все одно, он заслуживает к себе человеческого же отношения. Но не успевает он коснуться струн, как стоячий воздух в комнате приходит в движение, и свечное пламя колышется от его порыва, пуская по стенам в пляс гротескные тени, похожие то ли на людей, то ли на чудовищ. И голос, мягкий и нежный, совсем не подходящий творящейся вокруг чертовщине, шепчет у самого уха, как если бы говорящий прижимался к Лань Ванцзи со спины. — Вот уж не думал, что удостоюсь такой чести, Ханьгуан-цзюнь. Лань Ванцзи не вздрагивает и не оборачивается — знает, что никого не увидит. Дух, все еще остающийся незримым человеческому глазу, рассыпается осколками звонкого смеха, звучащими отовсюду и ниоткуда одновременно. Ощущение смутного присутствия позади исчезает, когда тени застывают, а самая темная из них начинает сгущаться и обретать фактуру. Чтобы через несколько мгновений предстать красивым юношей с лукавой улыбкой. — Видимо, сильно я досадил этим жалким идиотам, — видение, начинающее все отчетливее напоминать человека, усаживается напротив Лань Ванцзи, будто бы собираясь с ним по-дружески побеседовать. Ничто в облике юноши не говорит о его желании навредить заклинателю, лишь огонь пляшет в темных зрачках, создавая совершенно демонический образ. Но существо перед Лань Ванцзи определенно не было демоном. Пока не было демоном. — Ты пришел выгнать меня из моего, — юноша подчеркивает последнее слово, понижая голос, — дома? Он выглядит как кошка, показавшаяся только для того, чтобы поиграться с мышью. Ванцзи убирает руки от гуциня, чинно складывая их на коленях. — Могу я узнать твое имя? — когда он задает вопрос, то прямо смотрит в глаза юноше, который явно не ожидает такого мирного отношения от прибывшего по его душу заклинателя. Он хмурится, будто пытаясь вспомнить что-то. — Мое имя Вэй… Вэй Ин. — Его задумчивость быстро сменяется колкой усмешкой: — Неужто ты собрался подружиться, а не изгонять меня, господин заклинатель? — Я хочу помочь тебе, — отвечает Лань Ванцзи спокойно, не давая чужим эмоциям коснуться себя, — что продолжает держать тебя здесь? Вэй Ин смотрит на заклинателя перед собой, и рот его горько кривится; его волосы, рассыпанные по плечам, напоминают вороньи перья, а белая кожа — утренний снег. Он оказался удивительно красив в своем посмертии, оставаясь пленником существования едва похожего на полноценную жизнь. Разве не лучше для него будет уйти на круг перерождений? Чтобы родиться вновь и прожить долгую счастливую жизнь вместо того, чтобы томиться здесь в одиночестве. Вот только сам Вэй Ин такого «милосердия» не разделяет. — Ты явился отобрать то, что принадлежит мне! — восклицает он, прижимая ладонь к груди. — Отобрать у меня и отдать им! Воздух снова густеет и наполняется горьким запахом гари, он давит на голову и плечи, словно пытаясь сломить волю Лань Ванцзи, что вопреки тому остается спокойным и неприступным. Внутри духа же бушуют чувства и тлеет злость; когда он порывисто выдыхает, из его рта вырывается облако темного дыма. — Ты пришел их спасти! Их, а не меня! — он вскакивает на ноги, указывая на невозмутимого заклинателя перед собой. — Это мой дом! Я здесь родился, я здесь жил, я умер здесь! И что? У меня даже нет права защитить его? Вэй Ин не злился, видя, что заклинатель явился по его душу. Но стоило лишь Лань Ванцзи заговорить о его спасении, как огонь, бушующий внутри, дал о себе знать. — Убирайся, — юноша поджимает губы, — я не стану сражаться с тобой. Я не хочу видеть ни тебя, ни кого-либо еще. И слушать вашу сладкую ложь о спасении — тоже. Хочешь изгнать меня? Тогда тебе потребуется много сил, Ханьгуан-цзюнь! Потому что сам я никогда не соглашусь отсюда уйти! Его присутствие давит почти нестерпимо: горячий горький воздух царапает гортань и легкие, кажется, что вокруг вот-вот запляшут языки пламени. Но этого не происходит. Все исчезает в одно мгновение вместе с образом Вэй Ина — он растворяется в воздухе, забирая с собой гарь и невыносимый жар. Дом в единое мгновение начинает казаться пустым, будто и не было тут никого. — Я вернусь завтра, — говорит Лань Ванцзи, поднимаясь на ноги, — подумай о моих словах. Я могу помочь завершить тебе незаконченные дела. Никакого ответа, ни единого намека, что его услышали. Но Ванцзи знает, что Вэй Ин запомнит его слова. Он не похож на мстительного духа, одержимого лишь жаждой убийства. Теперь Лань Ванцзи уверен, что этот юноша, раз за разом вызывающий пожары, — просто запутавшаяся душа, которой нужна помощь. А терпения у него не занимать. *** Тяжелый сон затягивает в себя словно трясина, не давая очнуться. Снова этот дом, едва изменившийся, но будто бы знакомый и милый с самого детства, сейчас наполненный предчувствием беды. Только на сей раз беду таит в себе не присутствие потусторонней силы, а безжалостные дым и пламя, жадно пожирающие пространство вокруг. Невозможно открыть глаза — их нестерпимо режет и из них льются едкие слезы, а горло сдавливает горьким спазмом на каждую судорожную попытку сделать вдох. Если от пламени еще можно укрыться, то дым не оставляет даже шанса на спасение: из горла вырывается лишь мучительно болезненный кашель, а душу переполняют паника и отчаяние. Он не в состоянии подняться на ноги, не в состоянии даже оглянуться вокруг, тело больше не слушается. Конечности сводит судорогами, а лишенная воздуха грудь, кажется, вот-вот разорвется. Ему не спастись. Место, которое было его домом, станет ему могилой. Он умрет здесь. *** После пробуждения Лань Ванцзи требуется какое-то время, чтобы понять, что он все еще жив. И воздух вокруг наполнен не удушающим дымом, а утренней свежестью, робко пробравшейся с улицы в комнату заклинателя. Ночной морок отступает неохотно, оставляя на душе тяжесть и осознание: это не просто сон. Это воспоминание. Воспоминание Вэй Ина. Вчера Лань Ванцзи принял к себе глава деревни, разрешивший оставаться у себя так долго, как потребуется. Он же и рассказал, с чего все началось. Первый пожар, в котором сгорела целая семья, все до единого, да так, что тел потом не нашли — искать было просто нечего. Казалось, что горящий дом обернулся адом, забрав души всех своих жильцов. Но, как оказалось, одна душа все-таки осталась. Вэй Ин. Собираясь к нему во второй раз, Лань Ванцзи пытается разузнать о той первой семье получше, но не получает внятного ответа, мол, обычная семейная чета, их дети — два мальчика и девочка — да слуги. Простые люди, живущие своей жизнью. И одна ночь, которая стерла этих людей с лица земли. Сегодня Вэй Ин не выходит к Лань Ванцзи самостоятельно; дом молчит, а тени прячутся по углам, не желая попадаться незваному гостю на глаза. Заклинатель в тишине обходит все поместье, которое уже не раз обновлялось после того самого первого пожара. Можно сказать, что это совсем другое место, потому как все былое давным-давно пожрал огонь. Сколько лет прошло с того дня? Двадцать? И все это время Вэй Ин был здесь совершенно один, старающийся сохранить то немногое, что осталось у него от былой жизни, от чужих рук. Но как с приходом осени листва облетает с деревьев, так и ему настала пора уходить. Довольно ему хранить свою боль, довольно ему причинять боль другим ни в чем неповинным людям. — Вэй Ин, — говорит Лань Ванцзи, остановившись на сей раз в наиболее сохранившейся комнате, производящей не такое гнетущее впечатление, — я вернулся. — Собираешься снова попросить меня отсюда уйти? — Юноша проявляется в вальяжной позе на тахте. — У меня для тебя плохие новости, я никуда не собираюсь. Лань Ванцзи находит место и для себя, прежде чем снова подать голос. — Я пришел поговорить. Вэй Ин усмехается, ничуть не тронутый. — И о чем же Ханьгуан-цзюнь хочет говорить с кем-то вроде меня? — Я видел сон, — спокойно отзывается на колкость Ванцзи, — скажи мне, это твои воспоминания? Юноша мрачнеет и умолкает, не желая признаваться. Он знал, что видят люди, которых касается его присутствие, знал и не хотел этому мешать. Но говорить об этом он не желает еще больше. — Как твое имя? — Вэй Ин переводит тему, возвращая на лицо игривое выражение. — Раз ты так хочешь узнать меня получше, не должен ли сам представиться должным образом? По-настоящему. Лань Ванцзи прикрывает глаза, вздыхая. Проведя столько времени на этом свете, Вэй Ин, по всей видимости, остается таким же, каким запомнило его мироздание при жизни — невозможно поверить, что этому юноше должно было быть уже столько же лет, сколько и Ванцзи. — Лань Чжань. — Лань Чжа-ань, — Вэй Ин тянет имя, будто пробуя звуки на вкус, — я запомню. — Вэй Ин, — не дает ему уйти от темы заклинатель, — ты ведь знаешь, что мне снилось. Юноша недовольно цыкает. — Знаю! И что с того? — Он складывает руки на груди. — Так не понравилось умирать моей смертью? — Нет, — Ванцзи качает головой, — мне жаль. Жаль, что ты умер. Вэй Ин не может найтись с ответом, разглядывая Лань Ванцзи словно что-то неведомое. Чего греха таить, заклинатель ему нравится, если опустить тот факт, что собственное существование Вэй Ина тоже более чем устраивает. — Ты помнишь свою жизнь? — аккуратно делает новый шаг мужчина, пытаясь разобраться в сути. — Не помню, — морщится юноша словно от легкой головной боли, — моим первым воспоминанием из жизни стала моя смерть, больше ничего вспомнить не могу. — А хотелось бы узнать, каким человеком был ты? Твоя семья? Слушая спокойный голос Лань Ванцзи, Вэй Ин думает о том, что стоило бы разозлиться на такую настойчивость. Но злости нет, только сожаление капля по капле начинает наполнять сознание. — Какое дело тебе до мертвых, Лань Чжань? — юноша невесело усмехается. — Ты хочешь вывернуть мою душу наизнанку только ради того, чтобы я перестал досаждать живым, которых ты защищаешь. Но чем я хуже? Я тоже могу чувствовать боль, мне тоже может быть грустно вспоминать прошлое. Тебя это совсем не заботит? — Не ради живых, — Ванцзи качает головой, — ради тебя. — Ради меня, — Вэй Ин фыркает, — хорошо говоришь. Но я тебе не верю. — Я хочу тебе помочь, — упорно повторяет Лань Ванцзи, видимо, не понимая, что без ножа по живому режет. — Помочь хочешь, — юноша хмыкает, — тогда оставайся со мной. Здесь. Если понравишься мне — я расскажу тебе свою историю… ту часть, что помню.  — Разве ты устраивал пожары не потому, что хотел, чтобы тебя оставили в покое? — сухо интересуется заклинатель, не выглядя как человек, готовый согласиться. — Считай, что эти люди мне просто не понравились, — самодовольно фыркает юноша. Не говорить же, что присутствие людей, у которых есть семья, заставляет духа чувствовать себя невыносимо одиноким; он не просто оторван от всех, кого когда-либо любил, он даже не помнит их, будто всегда был никому в целой вселенной не нужным. — Хорошо, — согласие Лань Ванцзи становится для Вэй Ина большой неожиданностью, — я останусь с тобой. С каждой минутой, капля по капле в Ванцзи зрело чувство, что он непременно должен помочь Вэй Ину. Невыносима мысль, чтобы заставить этого юношу уйти силой или же оставить его так, как он есть. Ничто из этого не будет благом, которое не обернется камнем на сердце заклинателя. И он действительно остается. Брат и орден подождут. Кроме того, не считая сгоревшей комнаты, все в доме осталось в целости и, как уже говорилось, даже было новым. Если не обращать внимание на пыль, в доме царит полный порядок, что было как раз для Лань Ванцзи. Настоящее разочарование вызвала в Вэй Ине привычка заклинателя ложиться спать рано. — Как так можно?! — ворчливо возмущается он. — Какой толк пропускать самое замечательное время суток? Местные, заметившие, что заклинатель остановился в том самом проклятом доме, в первое время отговаривали Лань Ванцзи, стоило ему показаться на людях. Но довольно быстро смирились, смекнув, что присутствие бессмертного ограждает их от темных сил, которые пропитали стены того недоброго места. В один день женщина из деревни приносит Лань Ванцзи живых кроликов.  — Животные непременно сделают атмосферу любого места светлее, — говорит она, приветливо улыбаясь и протягивая корзину с ушастыми. У заклинателя не было и шанса отказаться, поэтому он обзаводится питомцами на потеху Вэй Ину. — Такие хорошенькие! — смеется он, вытаскивая одного из кроликов из принесенной корзины за уши. — Из них получится славное жаркое! — В Гусу Лань запрещено вредить живым существам, — не одобряет его действий заклинатель, поджимая губы. — Но мы-то не в Гусу! — продолжает дразнить призрак. — Если ты не можешь их убить, то это сделаю я! Говорит и со злодейским смехом убегает, видимо, думая, что Лань Ванцзи попытается вернуть себе кролика. Но ошибается и поэтому через некоторое время возвращается к заклинателю, растеряв добрую часть своего задора. И остатки оного тают, стоит ему наткнуться на взгляд Лань Ванцзи, в котором смешались негодование, молчаливый укор и жалость к беззащитному существу. Ну что за человек! Давно погибшая совесть Вэй Ина восстает из мертвых, чтобы начать больно кусаться. Но Ванцзи… ох, ему так идет этот непростой взор! Дух возвращает кролика на место. — Не очень-то и хотелось. Вместо этого он подходит к заклинателю близко, почти интимно, поправ всякое личное пространство. — Знаешь ли, как ты красив, когда злишься? — мурлычет Вэй Ин, беря лицо Лань Ванцзи в горячие ладони. — Из-за этого мне хочется узнать, так ли ты хорош, когда из твоих глаз текут слезы? Выглядит как лукавый лисий дух и вызывает у Лань Ванцзи отнюдь не тревогу. Чужое прикосновение обжигает лицо, заставляя заклинателя утонуть в неконтролируемом смущении: кончики его ушей начинают краснеть. Он порывисто отстраняется, тяжело сглатывая. Дух однозначно наткнулся на его слабость, о которой сам Лань Ванцзи даже не подозревал. — Ты хочешь, чтобы я испытал боль? — голос становится ломким; хочется облизать пересохшие губы. Несуществующее сердце Вэй Ина трепещет, а темные глаза блестят — он заворожен. — Не боль, — он качает головой, едва усмиряя себя, — ты не заслуживаешь боли, Лань Чжань. Точно не от меня. Ситуация выходит донельзя смущающей, и Вэй Ин совершенно не чувствует себя в ней победителем. Кроме того, он — и откуда взялась такая мысль вообще — припоминает, что умер девственником. К чему бы это, черт возьми? А к тому что Лань Ванцзи очень красивый и… ну вы понимаете. У Вэй Ина появляется возможность смотреть на Лань Ванцзи по ночам, пока тот мирно спит, и, о небо, он прекрасно осознает, что такие вещи — не совсем нормальное явление. Но присутствие заклинателя странно умиротворяет. Доселе духа невыразимо раздражало, что по его дому кто-то ходит, смеется, дышит и, демоны их раздери, живет. Он даже подумывал спалить к чертям собачьим всю деревню, чтобы его наконец-то оставили в покое раз и навсегда. Сейчас с ним ничего подобного не происходит. Сейчас он мягким прикосновением убирает волосы со лба Лань Ванцзи и улыбается сам себе. Сейчас он выходит в сад проведать кроликов и думает, что было бы неплохо сделать так, чтобы тут снова все цвело. Наверное, думалось Вэй Ину, он как-то по-странному проклят. Все его нежные и теплые чувства должны были давным-давно обратиться в пепел, но Лань Ванцзи показал, что сердце Вэй Ина все равно что птица феникс в груди. Это даже немножко больно. Совсем немного. Самую чуточку. Иногда Вэй Ину кажется, что он снова слышит стук под ребрами. Сущая глупость, у него и тела-то нет, несмотря на то, что он умеет быть осязаемым. — Лань Чжань, — однажды говорит он, слушая, как заклинатель играет на гуцине в саду, — тебе не кажется, что было бы здорово, будь тут хоть немного больше растений? Я был достаточно груб с ними в последний раз. Вид резвящихся подле Лань Ванцзи кроликов смягчает его сердце, он уже не слишком-то против, чтобы хоть кому-то здесь было хорошо. На следующий день Ванцзи к огромному удивлению Вэй Ина приносит саженцы, чтобы потом в его компании целый день копаться в земле. И, вот чудеса, Вэй Ину даже очень нравится! И отмывать испачкавшегося во влажной грязи кролика ему тоже нравится — получается очень смешно, даже при том, что Лань Ванцзи все время молча порицает привычку Вэй Ина брать кроликов за уши. Проходит не так много времени, прежде чем дух решает, что до ужаса хочет поцеловать Лань Ванцзи. Они сидят у очага — день выдался дождливым и холодным для своего времени года, — и юноша рассказывает об обрывках воспоминаний, всплывающих в его сознании. — Я, кажется, любил острое, — смеется он и сует руку прямо в огонь, едва не заставив отвыкшего от мысли о том, что Вэй Ин не живой человек, Лань Ванцзи вздрогнуть. Проказливый юноша достает оттуда небольшой тлеющий уголек и закидывает его себе в рот словно угощение. — Понятно, почему это так вкусно: ощущается примерно одинаково, — довольно заключает Вэй Ин, которого мама в детстве явно не учила не говорить с набитым ртом; не исключено, что он просто забыл или игнорирует это правило приличия. — Тебе нравится уголь?.. — недоуменно интересуется Лань Ванцзи. — Он немножко жжется, — хихикает Вэй Ин, — я бы предложил тебе попробовать, но что-о-о-то подсказывает мне, что ты не оценишь. — Мгм. — Я тоже умею жечься, — хитро продолжает юноша. — Мгм. — Хочешь попробовать? Лань Ванцзи вопросительно смотрит на Вэй Ина, когда тот порывисто прижимается к нему и целует. И действительно немного жжется, словно нелюбимый заклинателем острый перец. Это не мешает ему легко пойти на поводу собственных чувств — запустить пальцы в смоляные волосы Вэй Ина и ответить, обжигаясь о его губы. Не по-настоящему, конечно, у юноши нет желания калечить того, кто ему нравится. Он щекотно проходится кончиком языка по нёбу и глухо стонет, когда Ванцзи прикусывает его язык. Потрясающий первый опыт, как не посмотри. Когда он отстраняется, то его щеки выглядят темнее обычного — их будто покрыло тонким слоем темной гари. Краснеть после смерти ему не доводилось… и как странно это выглядит! — Вэй Ин, — сбившимся дыханием в полголоса шепчет Лань Ванцзи, — твое лицо… Юноша быстро понимает, в чем дело. — Ну… сейчас моя кровь кажется черной, — смущенно говорит он, прикладывая ладони к щекам, — это выглядит слишком странно? — Это… красиво, — едва собирает мечущиеся мысли Ванцзи. Действительно красиво. Как весь Вэй Ин. Рот еще немного жжет после поцелуя с ним, но намного острее это ощущается в теле: внизу живота собирается едва знакомый жар, и Лань Ванцзи понимает, что лучший выход сейчас — холодная вода. Поэтому он сбегает после второго поцелуя, оставив Вэй Ина приходить в чувства и довольно смеяться себе вслед. Времени меж тем проходит достаточно, и Лань Ванцзи понимает, что брат скорее всего уже начал о нем беспокоиться. Это не большая проблема, вот только… — Вэй Ин, — одним туманным утром признается заклинатель, наблюдая самодовольного юношу, который расположился на его постели, не давая привести ее в порядок, — мне нужно уйти на некоторое время. Призрак словно краски теряет, удивленно распахивая глаза. Ну конечно. Лань Ванцзи ему не принадлежит, у него наверняка есть близкие люди, у которых его забрал эгоистичный призрак. Заклинатель не может вечно оставаться с ним, это было ясно с самого начала… Но пустота от осознания собственного одиночества неизбежно раскрывается в груди, словно незажившая рана: его хотят бросить. — Вэй Ин, — снова зовет Лань Ванцзи, — это ненадолго. Я вернусь к тебе. Юноша порывисто хватается за полы его одежды, не думая о том, как жалко, должно быть, выглядит. — Честно? — он смотрит в расплавленное золото чужих глаз и, несмотря на панику, изо всех сил старается верить. — Честно, — уверенно кивает Ванцзи, — есть дела, которые мне нужно уладить. После этого я сразу вернусь. Вэй Ин эгоист до мозга костей, но он покорно отпускает. — В таком случае могу только пожелать тебе счастливого пути.

Моя левая рука цепляется за тебя, Правая же позволяет тебе уйти. В то время, когда я с мольбой складываю ладони, Ты всецело возвращаешься в моё сердце.*

И Вэй Ин остается ждать. Не все саженцы прижились в его когда-то до тла выжженом саду, и ему приходится с тяжелым сердцем убрать погибшие растения, отправив их в очаг. Огонь — все еще лучшее средство. Он заботится о кроликах, и считает не дни — часы. Пустота в его доме делается гнетущей для него самого даже при том, что ранее он сам ревностно охранял собственное одиночество. На сердце Лань Ванцзи тоже неспокойно. Так сделалось с того самого момента, как он переступил порог дома Вэй Ина, понимая, что какое-то время не вернется к нему. Видеть его довольное лицо, слышать голос, ловить обрывки воспоминаний, о которых он сначала с неохотой решает поведать — все это сделалось привычкой, отказаться от которой немыслимо тяжело. Но у Ванцзи действительно есть дела, которые требуют завершения. Первое время рядом с Вэй Ином ему снился пожар, который забрал его жизнь. Это прекратилось, когда дух окончательно потерял свою враждебность. Но сейчас некоторые ночи снова начали душить Лань Ванцзи дымом: на сей раз он уверен, что это его собственное сознание тяжело переживает разлуку. Даже брат, искренне обрадованный его возвращением, чувствует неладное. — Ванцзи, — однажды обращается к нему Сичэнь, — скажи мне, у тебя что-то случилось? И он не тот человек, которому Лань Ванцзи может не ответить. — На самом деле есть место, куда я хотел бы вернуться, когда разберусь с делами. Тогда он рассказывает брату о Вэй Ине, не сомневаясь в том, что Сичэнь не осудит, но не надеясь на понимание. Но тот все понял. — Если это твой выбор, то все хорошо. Одобрение брата успокаивает, но Лань Ванцзи все равно спешит вернуться. Для него не составляет труда разобраться со всеми вопросами меньше, чем за дюжину дней, и даже так время тянется слишком медленно, особенно когда заклинатель держит путь назад. Первое, что надлежит сделать по возвращении — он так решил, — обнять Вэй Ина и честно признаться, что он соскучился. Каким бы закрытым в своих чувствах Лань Ванцзи ни привык быть… есть исключения. В деревне его тут же ловит глава. — Беда, господин заклинатель! — за прошедшее время тот успел исхудать и осунуться будто мучимый длительной болезнью. — Стоило вам уйти, как демон будто с цепи сорвался! Голос мужчины дрожит, он едва удерживается от того, чтобы вцепиться в одежду бессмертного. — Вся деревня не может спать! Всех мучают кошмары, в которых они живьем горят! У нас с женой едва сарай не сгорел — успели дымок заметить и потушить. Что же это делается, господин заклинатель! Дурное предчувствие в душе Лань Ванцзи просыпается и вонзает острые когти в его сердце: с Вэй Ином случилось что-то плохое. Когда он подходит к дому, на западе отгорает кровавый закат — тонкая полоска и тяжелое небо, гасящее умирающие лучи пеленой облаков. Стоишь рядом с дверью, и на голову наваливается тяжесть, какая бывала раньше только в одном месте из всего дома. Вэй Ину оказалось нестерпимо оставаться второй раз одному. Ах, как хотелось бы Лань Ванцзи открыть дверь и с порога поприветствовать Вэй Ина словами «я дома», но реальность оборачивается совсем иной. Когда он входит, внутри оказывается пусто и уныло — даже привычные свечи не горят, и этот мрак, эти бездонные тени, ползущие по стенам словно живые, наводят непреодолимую тоску. Она становится новым уколом в неспокойном сердце Лань Ванцзи. Он молча бродит по комнатам, пока не приходит в ту, которую привык считать своей. Тогда он зовет. — Вэй Ин. Несколько мгновений, тянущихся как горькая смола, ничего не происходит, но вот юноша выступает из тени. Он изменился. Из его облика пропало то тепло, к которому так привык Ванцзи за время, проведенное с ним бок о бок. Черты его лица будто стали острее и резче, а глаза что бездонные колодцы без проблеска света. Сейчас… сейчас он на пороге становления демоном. Сила, что волной накрыла всю деревню, невыносимая тяжесть его присутствия. Он больше не мог считаться простым духом. Но и для Лань Ванцзи он давно перестал им быть. Он стал ему важным человеком. — Я вернулся. Слова Ванцзи тонут в вязкой тишине, прежде чем юноша напротив бледно улыбается. — Ох, это действительно ты, — и опускает взгляд. — Вэй Ин, — повторяет заклинатель, делая шаг к нему, — что случилось? Вэй Ин выдерживает паузу, все еще не смотря Ванцзи в глаза. — Как… как надолго ты вернулся? «Я вернулся не для того, чтобы уйти», — хочет сказать Лань Ванцзи, но слова умирают у него в груди. Он делает новый шаг навстречу. — Они… — продолжает юноша, — они привели священника, пока тебя не было. И заклинателя. Другого. Внутри все холодеет. — Я спрятал кроликов. Знаешь, люди слабее, чем кажутся, — он нервно посмеивается, — я не вышел к нему, он не смог меня заставить. А потом, — короткая пауза, за которую Ванцзи делает еще шаг, — он не проснулся. Это оказалось так легко… Слушая о чужой смерти, Лань Ванцзи думает только о том, что чувствовал все это время Вэй Ин. Думает и ужасно сожалеет, что снова дал ему ощутить то оглушающее одиночество, обрушившееся на него горой. — И тогда я решил, — продолжает Вэй Ин, смотря в пол; голос его срывается на надорванный шепот, — пусть оно все горит. В комнате становится невозможно дышать, будто Лань Ванцзи снова во сне-воспоминании, но он не обращает внимания. Его взгляд прикован к лицу Вэй Ина, которое искажается в мучительной гримасе, прежде чем он кричит изо всех сил. — ПУСТЬ ВСЕ ГОРИТ! Его накрывает истерика, и тени пускаются в бешеный пляс. Ванцзи ловит юношу в свои руки, а тот бьется и пытается оттолкнуть. — Отпусти меня! Прижимая к себе Вэй Ина, Лань Ванцзи опускается с ним на пол. Ему нестерпимо горячо, под ладонями, которыми Вэй Ин вцепился в его руки, наверняка останутся ожоги, но как же это неважно. Юноша дрожит и трясется, но больше не сопротивляется, утыкаясь лбом в плечо заклинателя. И плачет. Сначала пытается делать это молча, глотая слезы, но потом начинает рыдать в голос, выпуская всю боль и горе, что копились в нем с момента его смерти. Обиду на жизнь и ее несправедливость, зависть к людям, у которых есть близкие, которых любят, о которых заботятся и волнуются. Свое неизбывное одиночество, покинутость и сиротство. Слезы кончаются не скоро; Вэй Ин плачет, пока голос его не становится сиплым и сухим. — Не бросай меня больше, — измученно просит он, — умоляю. — Я не оставлю тебя, — отзывается Лань Ванцзи, гладя его по голове. Юноша шмыгает носом и отстраняется, смотря заклинателю в глаза. Слезы оставляют на его щеках дорожки из сажи, и белая одежда теперь вся покрыта ее следами. Как будто кому-то до этого есть дело. Поцелуй с Вэй Ином на вкус как пепел. Ванцзи пытается вложить в него все свое чувство — все сожаление и желание впредь оберегать. Вэй Ин обнимает его за плечи и льнет, словно к единственному спасению. Чувство одиночества не выносит присутствия Лань Ванцзи и рассыпается тысячей осколков. Вэй Ин отпускает его руки, чтобы коснуться ладонями лица Ванцзи, но его передергивает от резкого осознания, и он порывисто отстраняется. — Лань Чжань! На светлой коже заклинателя остаются четко различимые очертания чужих рук — страшные ожоги, которые, должно быть, причиняют сильную боль, о которой Ванцзи молчит. И никак ее не показывает, с нежностью смотря на паникующего Вэй Ина. — Я… я… — дух кусает губы и его голос наполняется чувством вины, — я ранил тебя! Лань Чжань, — он звучит жалобно, словно он вот-вот снова расплачется, — я не хотел. — Мне не больно, — коротко отзывается заклинатель, мягко убирая непослушные прядки волос с бледного лица юноши. Гораздо больнее видеть Вэй Ина разбитым и измученным, медленно тлеющим изнутри от одиночества. Что до ожогов — тысяче шрамам снаружи равняется один шрам внутри. Лань Ванцзи считает, что, сам того не ведая, причинил Вэй Ину куда большие страдания. — С ними надо что-нибудь сделать, — тихо говорит юноша, прижимая к себе свои руки. Из всех живых только одному Лань Ванцзи ни за что не хотелось бы делать больно. Но в итоге именно он и страдает за всех тех, кто заставил Вэй Ина потерять контроль, за все чувства, что с головой захлестнули юношу. — Я позабочусь об этом, — соглашается Ванцзи, только бы Вэй Ину было спокойнее: он захватил с собой из ордена некоторые необходимые вещи, включая лекарства. И когда он их достает, юноша нерешительно тянется за ними. — Давай я. Да, Вэй Ин не умеет обрабатывать раны, но он очень старается. Его немного раздражает, когда на просьбу сказать, если будет больно, Ванцзи только кивает, больше никак не помогая. Такое чувство, что, если бы юноша снова раскалился и прикоснулся к заклинателю, тот не издал бы и звука, мол, все нормально. Пальцы Вэй Ина все еще подрагивают, когда он накладывает повязку, но чувства в его груди успокаиваются. — Прости меня, — тихо говорит он, — я не должен был выходить из себя и должен был верить тебе и смирно ждать. Но я… не справился. И тяжело вздыхает, едва касаясь забинтованных запястий Ванцзи. — Лань Чжань, — он набирает в грудь воздуха, прежде чем выпалить на одном дыхании, — если так нужно, то я готов уйти сейчас. Но Лань Ванцзи обрадованным не выглядит. Он впивается взглядом в лицо Вэй Ина, поджимая губы. — Ты действительно хочешь уйти? — Я не хочу, — юноша качает головой, грустно улыбаясь, — но я готов это сделать. Ради тебя. — Мне это не нужно, — качает головой заклинатель, — не уходи. Если бы Вэй Ин был живым, он бы мог почувствовать, как бешено бьется сердце у него внутри. Он прикладывает ладонь к пустой груди и едва дышит от переполняющих его чувств. — Не уходи, — еще раз говорит ему Лань Ванцзи, стараясь убедить в своей искренности, — ты нужен мне. — Я представляю опасность для людей, — на всякий случай напоминает Вэй Ин, не желая становиться тем, о чем заклинатель потом пожалеет. — Тебя больше никто не потревожит, — качает головой Лань Ванцзи, — теперь этот дом — мой. Вэй Ин резко подается вперед, крепко обнимая мужчину. Из-за эффекта неожиданности они заваливаются назад, и от удара головой о пол Ванцзи спасает только рука Вэй Ина на затылке. Того, кстати, смена их положения в пространстве нисколько не смутила. Его хватка в эту секунду полноправно может называться стальной — он прижимается к заклинателю так тесно, будто бы кто-то пытается его у него отобрать прямо сейчас. — Ты знаешь, — спустя время бурчит юноша куда-то в грудь Лань Ванцзи, — я иду как его неотъемлемая часть, поэтому теперь тоже считаюсь твоим. В объятиях удивительно спокойно и хорошо, и Вэй Ин думает, что готов остаться в этом мгновении навсегда. — И тебе теперь нужно заботиться обо мне, — заканчивает он, поднимая лицо, чтобы взглянуть на Лань Ванцзи. — Конечно, — кивает тот, снова находя в глазах Вэй Ина привычные огоньки — отражение его души, которая, как и огонь, умеет не только сжигать до тла, но и греть, освещая тьму. Юноша тянется за новым поцелуем, но прижимается не к губам Лань Ванцзи, а к шее, оставляя там красный след под тихий ох заклинателя. — Помни: мы в ответе за тех, кого приручили, Ханьгуан-цзюнь, — и в это мгновение он звучит иначе — тише и опаснее. Это не та опасность, что несет в себе тревогу за судьбы окружающих. Скорее под угрозой сам Лань Ванцзи, но почему-то ему совсем не хочется спастись. Вэй Ин устраивается на его бедрах, крепко сжимая коленями, и смотрит по-собственнически жадно. — Это действительно то, чего ты хочешь? — выдыхает заклинатель, но его голос тонет под губами Вэй Ина. Тут уже не сбежишь. Распалять — его, можно сказать, профессиональное умение, в том числе, когда дело касается желания. Он целиком и полностью за, когда Лань Ванцзи стаскивает его верхнюю одежду, но вот у него самого начинаются проблемы: придется слезть, если он хочет все-таки раздеть заклинателя. Отступить ему не дают: когда Ванцзи оказывается на свободе, то подхватывает Вэй Ина и утаскивает на кровать. Простыни холодные, но они быстро это исправят. Юноша довольно посмеивается, прежде чем сорваться на стон — Лань Ванцзи кусает его за ключицу, мягко поглаживая живот. Контрастные ощущения заставляют все тело покрыться мурашками, а пальцы, все еще никак не разобравшиеся с одеждой заклинателя, предательски ослабеть. — Так нечестно! — из последних сил возмущается Вэй Ин, с трудом найдя в себе силы связать пару простейших слов. Приходится исправлять вопиющую несправедливость, и юноша оказывается в откровенном ужасе от того, как одевается Лань Ванцзи: если бы тот не поддался и не помог, у самого Вэй Ина в подобном состоянии ушла был целая вечность на то, чтобы раздеть своего любовника. Оба действуют по наитию, но довольно быстро осваиваются. Скупость на эмоции не мешает Лань Ванцзи отзываться на прикосновения так, как угодно Вэй Ину. Заклинатель рвано вдыхает, когда чужие пальцы мягко обвиваются вокруг его члена; Вэй Ин делает так, как понравилось бы ему, и не ошибается. Лань Ванцзи несильно тянет его волосы, заставляя откинуть голову назад и обнажить беззащитную шею. Кожа кажется тонкой и чувствительной, но Вэй Ин оказывается совсем не против действительно сильных укусов. Стонет жалобно, но вместе с тем сладко, быстро теряя всякое самообладание. Изначально в его планах было как следует приласкать любовника, чтобы тот сдался первым. Но руки Лань Ванцзи не оставляют ему и шанса, он кусает и целует, оставляет свои следы, расцветающие темными бутонами на светлом полотне. Когда Вэй Ина раскладывают на простынях, тот не стесняясь, скулит от нетерпения — ему, чтобы возбудиться, оказалось нужно совсем немногое, и Лань Ванцзи, отчаянно желая его, все равно остался победителем по части самообладания. — Похоже, у нас нет большого выбора, — томно выдыхает раскрасневшийся Вэй Ин. Он осторожно притягивает к себе руку Ванцзи, стараясь не хвататься за скрытый под повязкой ожог, и пошло облизывает его пальцы, прежде чем взять их в рот. Весьма эротичное действие, но Вэй Ин умудряется превратить его в откровенную порнографию. Ему нравится, как краснеют уши его любовника и как темнеет золото в его глазах. Напоследок лизнув подушечку пальца, Вэй Ин улыбается истинно демонически, но тут же томно охает, ощущая чужое прикосновение. Он очень чувственный, а тело у него податливое; ни совести, ни смущения, он стонет так громко, как ему того хочется. Лань Ванцзи подкладывает под его бедра подушку, прежде чем нависает над ним, ловя каждую эмоцию. Вот он кусает губы и жмурится во время первого проникновения, хватается за плечи Ванцзи и царапается, стараясь привыкнуть к объему. Он немного не был готов к такому! Хотя к чему он без всякого опыта, спрашивается, мог быть готов? Но быстро приспосабливается, первым делая движение навстречу. — Лань Чжань! — он вскрикивает, когда его любовник двигается по-особенному правильно, давая наконец-то ощутить удовольствие в полной мере. Они переплетают пальцы, их тела движутся в едином ритме, а тяжелое дыхание сливается в одно. Черные волосы волнами рассыпаются по постели, Вэй Ин выгибается и кусает губы, забываясь в собственных ощущениях. Им обоим жарко, они очень близко, почти одно — и это высшее проявление чувств, из доступных человеческому телу. — Вэй Ин, — тихо зовет Лань Ванцзи, теплом выдыхая это имя в губы любовника. — Ах, — тот отзывает громким стоном, — пожалуйста, еще. И получает все, о чем просит. И ласку, и укусы, и томительную нежность смешанную с порывистой жадностью. Вэй Ин кончает первым, обнимая своего любовника руками и ногами так, что тому становится сложно двигаться. Лань Ванцзи не жалуется. Его губы горят от поцелуев, а в душе творится что-то неописуемое. Он кончает, когда Вэй Ин голодно впивается ему в плечо, стискивая пальцы на его бедрах. Стоит отпустить юношу, тот изнеженно и устало раскидывается по постели, отпихивая в сторону подушку. Лань Ванцзи ложится с ним рядом, чтобы Вэй Ин снова прилип к нему и расслабленно уложил голову на его плечо. — Ох… — юноша прикрывает глаза, блаженно улыбаясь, — это стоило долгого ожидания. Он прислушивается к успокаивающемуся сердцебиению Лань Ванцзи, думая, какая славная это колыбельная. Что до него — даже без стука в груди, он все еще чувствует, и этих чувств так много, что во всех языках не найдется достаточно слов, чтобы их все описать. Но кое-какое все-таки подойдет для того, чтобы выразить тот беспорядок, что творится у него внутри. — Раз уж ты не собираешься меня оставлять, — отвлеченно начинает Вэй Ин, выводя пальцами узоры на теле Лань Ванцзи, — то, думаю, тебе нужно знать кое-что обо мне. Ма-аленький секрет. Тебе интересно? — Мгм, — коротко отзывается заклинатель, отчетливо различая лукавство в чужом голосе. — Я люблю тебя. Вэй Ин говорит это легко и буднично, пряча улыбку в уголках губ. Но может чувствовать, как вновь изменился ритм сердца Лань Ванцзи, как стали крепче его объятия. Этого достаточно. — Я знаю, — мягко продолжает он, не дожидаясь ответа, — я сам все понял, Лань Чжань. Оттого и могу сейчас признаться тебе: это взаимно. Нечто может говорить гораздо честнее слов, поэтому Вэй Ин уверен в том, что его не оставят. Поэтому может открыть свою душу, которая, иронично, все, что у него осталось. И он готов подарить ее Лань Ванцзи — единственному, которому она действительно нужна.