*****
3 июня 19**
Помнишь, как мы с тобой валялись на диване? Ночь была чересчур лунной, и камин таким уютным. Твой сын задорно хохотал, когда мы целовались. Он смотрел на нас этим ясным детским взглядом и смеялся, будто наблюдал самое забавное в мире шоу. Мы думали тогда: как хорошо, что он маленький и не умеет говорить. Ведь скоро все будет иначе…17 ноября 19**
Сегодня чертова годовщина. Помню все как вчера. Глубокая ночь. Телефонный звонок разрывает воздух. Спросонья с трудом понимаю, что происходит. Какая авария? Не справились с управлением…ваш номер в исходящих. Что значит критическое? Я оглохла. Я ничего не слышу. Я должна услышать. Голос в трубке бубнит «алло». Первая городская. Нажимаю отбой. Свинцовый молот расплющил голову. — Что случилось? — О господи, напугал... Смотрит сонными глазами. — Авария… оба… скользкая дорога… Путается в штанинах, прыгает на одной ноге. Я уже одета и жду его. Вылетаю на парковку, трясущейся рукой пытаюсь вставить ключ. Заводись, мать твою. Стрелка спидометра будто в замедленной съемке. 90. 110. Черт, встречная. Уже близко. В больничном коридоре невыносимо яркий свет. Он ослепляет до паники. Бегу, не видя куда. Какая-то медсестра пытается меня остановить. Стряхиваю ее руку и бегу дальше. Черт, ребенка-то зачем с собой притащили в ночь?! Твой сын смотрит вокруг испуганными глазами, вцепившись в бабушкин рукав. Старая карга увидела меня и встает, но массивная туша застревает между ручками стула. Только попробуй помешать мне, и я сверну твою жирную шею. Кажется, она поняла. В ее глазах, сквозь ненависть, я вижу ответ на свой вопрос: все очень плохо. Хочу вдохнуть и не могу. Воздух почему-то стал плотной теплой резиной. Она душит меня, в глазах темнеет. Вот стена, давай прислонимся на минутку, постоим. Тонкий голосок зовет меня по имени. Выныриваю из резинового болота. Твой ребенок семенит ко мне, плачет, обхватывает руками. Господи, дай мне сил. Ему ведь хуже всех. Я должна ему помочь. Эти мысли проносятся фоном в голове, не затрагивая сознания. Поднимаю его, рыдающего, на руки и прижимаю к себе... Разве шестилетние мальчики не должны весить больше? Худенькое тело сотрясается от рыданий. Он зовет вас по очереди, задыхаясь и хлюпая носом. Тихо, малыш, тихо. Сажусь с ним в жесткое больничное кресло, укладываю на себя, как маленького, и качаю. Он пытается что-то сказать, но захлебывается и икает. Растираю тощую спинку, глажу густые, как у тебя, волосы. Тссс, я рядом, я рядом. Я держу тебя, малыш. Я рядом. Бабка идет к нам, по ее лицу вижу, что она настроена решительно. Мотаю головой. Сейчас ему нужна не ты. Отвали. Смотрит мне в глаза долгим взглядом, но сдается и отходит. Она знает. Она единственная, кто знает. Она видела нас тогда, на озере. Мы расслабились и на минуту потеряли бдительность. Как так вышло, что столько лет никто ничего не заподозрил, а эта клюшка оказалась тут как тут? Поцелуй украдкой едва не обошелся нам слишком дорого. Просыпаюсь от движения рядом. Открываю глаза и вижу твоего отца... Когда приехали твои родители? Он подсовывает скрученный рулетом плед под руку, которой я держу ребенка. Мальчик спит, вцепившись в воротник моей рубашки. Пытаюсь выпрямиться и не могу. Тело затекло, спина онемела. Добрый мужчина аккуратно, чтобы не разбудить ребенка, разминает мою бесчувственную руку и кладет что-то под голову... Где он взял подушку?! — Отдохните пока. Еще ничего не известно. Постарел лет на сто. И в этом он весь: даже сейчас не перестает заботиться о других. Такой же как ты… Ищу глазами мужа. Спит на соседнем кресле, сложившись пополам. Бедняга, с его ростом это непросто. Закрываю глаза и проваливаюсь в черную дыру. Сквозь сон слышу, как хлопнула дверь. Проснись. Нет, не то. Медсестра вышла из блока. Свет. Яркий свет. Открой глаза. Что происходит? Я в больнице. В руках ребенок. Почему он такой большой? Это мальчик. Где моя дочь?.. Вспомнила. Тихо, тихо, тсс. Спи, малыш. Светает. Открываю глаза и почему-то уже все знаю. Будто придавило каменной глыбой. Внутри пусто, в голове вакуум. Тебя больше нет.22 сентября 20**
Когда мне становится грустно, я обращаюсь к памяти. Она охотно открывает мне дверь в то счастливое время, когда мы были вместе. Я не спеша, по очереди, извлекаю из коробок пыльные слайды нашей молодости. Воспоминания похожи на ожившие цветные картинки. Помнишь фотографии в «Гарри Поттере»? Моя голова — это большой альбом таких картинок. Я вижу все в движении, со звуком, но будто со стороны. Смотрю в приоткрытую дверь, не заходя внутрь. Солнечный день и зеленая поляна. Ты сидишь на траве, смеясь и подбрасывая вверх щекастого младенца. Он хохочет, и ты смеешься, жмурясь от яркого света. Поворачиваешься ко мне: «Смотри, как мало надо человеку для счастья!». Теребишь малыша, он заливается хохотом. Улыбаешься. Твой счастливый момент. А вот другая картинка: начало марта, прохладный пасмурный день. Мы не виделись с тобой две недели. Наконец выбрались компанией за город для сожжения чучела. Взрослые готовят поляну для пикника, дети носятся с палками. Они орут как резаные и сбивают все, что попадается на пути. Надо что-то делать. Ты, как всегда, генератор идей. «Эй, рыцари, кто будет сражаться с чудовищем?» Секунда затишья, и вот уже дети старательно пялят на соломенное «тело» старый халат и рваные варежки. Остальные собирают палочки для «самого огромного в мире» костра. Кто-то тащит целое сухое дерево — и где он его откопал? Они предвкушают зрелище, взрослые — горячую еду. Четыре семьи, куча котомок и корзин. Как мы умудрялись справляться с этим хаосом? Вот ты сидишь у мангала и деловито нанизываешь на шампур колбаски. Развернуть упаковку, макнуть в глазурь, раз — и готово. Твои движения четкие и уверенные, как и всегда. Любое дело спорится в этих ловких руках. Украдкой любуюсь. Чувствуешь взгляд и поднимаешь голову. В твоих глазах я вижу то, от чего еще больше хочется жить. Мимолетная секретная улыбка, еле слышно «люблю». И я...25 сентября 20**
Твой голос — вот что до сих пор заставляет меня морщиться от боли. Я смирилась с тем, что тебя физически нет. Я почти спокойно смотрю наши фотографии. Но иногда прослушиваю старые записи и плачу. 57 лет я храню их. Это мой маленький секрет. Этот смех… Я могу слушать его в себе, не включая звук. Знаешь, если вдруг прямо сейчас, в эту секунду, старческое слабоумие сотрет из памяти твои черты — он все равно останется со мной. Это где-то глубоко внутри, там, под диафрагмой. Возможно, я забуду, чей он и откуда взялся. Но все равно будет сосать под ложечкой каждый раз, когда он зазвучит в моей голове… Прости мне эту сопливую философию, ладно? Не сердись. Я просто старая больная развалина. Я умираю, и мне все равно. Знаешь, чем ближе к темноте, тем легче. Я не против сдохнуть прямо сейчас, но, видимо, еще не время. Мой жнец выехал за мной и застрял в пробке. Что ж, я подожду.1 октября 20**
Сегодня я видела во сне то самое лето. Помнишь его запах? Море, манго и ледяной апероль. Жара. Я лежу на пляже, лениво переворачиваясь с боку на бок каждые 15 минут. Так приятно потягивать холодный кокос и жариться на солнышке. Ты плещешься в море, я слышу, как ты отфыркиваешься, выныривая на поверхность. Проваливаюсь в полудрему. Внезапно на меня летят брызги прохладной воды. Я визжу и обещаю жестоко отмстить. Ты смеешься. Обожаю твой смех. — Вставай, соня, уже припекает. Я послушно встаю, собираю вещи, и мы топаем в номер. Сейчас время сиесты: в ближайшие несколько часов лучше всего отсидеться под кондиционером. Ты идешь впереди. Я смотрю на твою гладкую спину, на которой блестят капельки воды, и точно знаю, чем мы сейчас займемся. Закрываешь за нами дверь. Тянусь поцеловать, но ты меня опережаешь. Вцепляемся друг в друга, как утопающие. Что-то шепчешь мне на ухо. Слов не разобрать, но мне становится еще жарче. Падаем на кровать. Твои руки, кажется, везде одновременно. Срываешь с меня купальник и впиваешься губами в кожу. От твоих зубов остаются яркие красные следы, но мне плевать. Коленом разводишь мне ноги и одним движением отправляешь в соседнюю галактику. Я задыхаюсь. — Люблю тебя! — Я сильнее… Хочу еще. Не могу больше… продолжай, умоляю! Пожалуйста! Останавливаешься, тяжело дыша, и нежно целуешь. Я пользуюсь моментом, переворачиваюсь и оказываюсь сверху. Хочу затопить тебя нежностью, целовать каждый сантиметр твоего тела. Ты замираешь в ожидании. В моих планах было помучить немного, но не могу сдерживаться и приникаю к тебе. Ты стонешь и сминаешь рукой простыни, но мне этого мало. Я хочу видеть все: полную потерю контроля и ядерный взрыв в конце. Через несколько минут сдаюсь и лечу вместе с тобой куда-то в центр вселенной, прямо в космос, обрушивший вниз сотню горящих комет. Впиваешься в меня пальцами до боли и медленно отпускаешь. Падаю на тебя и пытаюсь перевести дух. В глазах разноцветные звездочки. Обнимаю и утыкаюсь носом в шею. Ты пахнешь морем.10 октября 20**
Я все еще жива. Жизнью, конечно, это вряд ли назовешь. Мое тело ослабло настолько, что встать с кровати — это подвиг. Я не могу нормально спать и бодрствую 20 часов в сутки. Капельницы уже почти не мешают, я к ним привыкла. Сиделка меня ненавидят. Я тот самый мерзкий пациент, который заставляет ее ежедневно стелить чистую постель, дважды в день таскать себя в душ и раз по пять — в уборную. Никаких уток и памперсов, черта с два. Я провожу последние дни с комфортом, в любимой пижаме и с букетом из желтых листьев на тумбочке. Хочу, чтобы в комнате пахло лавандовым маслом, а не лекарствами. Когда дети и внуки уходят, толстая клуша включает проектор, и я смотрю старые фильмы. Боль почти не мучает меня: эти новомодные лекарства полностью оправдывают свою стоимость. Мальчишки шутят, что у их бабули старость круче, чем у них молодость. Ещё бы! Это вам не морфин с его похмельем. Я подозреваю, что в мой целебный коктейль что-то добавляют, потому что каждый раз после вливания меня бодрит и тянет на подвиги. Например, доползти своими ногами до окна и пялиться на осенний пейзаж. Сегодня моя любимая погода: пасмурно и ветрено. Почти голые, грустные и сонные, деревья уныло качаются на ветру. Когда-то я ненавидела осень за ее рвущую душу тоску. Теперь же обожаю и рада, что уйду в октябре. Это лучшее время для смерти. Я пока еще немного владею руками. Писать портреты мне уже не под силу, да и желания нет: все лучшее, на что была способна, я давно отдала этому миру. Сейчас я хочу спокойно закончить мои скучные хроники, которые никто не прочитает. Внучка смеется надо мной и называет динозавром за то, что я царапаю свои каракули по старинке, шариковой ручкой в толстую тетрадку. Когда заканчиваю, то аккуратно вырываю исписанные листы, утрамбовываю в коробку, закрываю замочек и ставлю ее в сейф. Так они занимают меньше места. Проверено годами. За столько лет все мои страдания заняли лишь одну небольшую коробочку. Маловато, да? Прости, но уж как есть. Не хочу оставлять следов. Еська — единственная, кто знает код от сейфа. Она сожжет облезлый бокс, и мои слезливые каракули исчезнут навсегда вместе с нами. Я так решила. Сначала я писала тысячи этих бессмысленных слов, просто чтобы не сойти с ума. Потом чтобы не забыть. Потом было жалко выбросить. Однажды я честно пыталась все сжечь. Пару десятков листов спалила на энтузиазме. Потом стало жалко. Глупо. Но мне казалось, что я не имею права уничтожать память о тебе. Хотя какая разница? Я умру, и на этом все закончится. Есенька удивится находкам. Помимо доли в завещании, я оставила ей еще кое-что. Если поступит как умная девочка, то будет обеспечена до конца жизни. Даже если не заладится с галереей, она не окажется в заднице. Я никого не обидела, все потомки что-нибудь получат. Но ей я оставлю чуть больше. Хочу, чтобы она прожила счастливую жизнь без забот о насущном. Беспокойство о деньгах портит женский характер больше, чем ежемесячные гормональные колебания.11 октября 20**
Теперь, в самом конце, уже можно признаться? Ведь никто не узнает, даже ты… Я так хотела, чтобы твоя душа вернулась ко мне. Смешно, правда? Долгие годы в своих молитвах я просила бога только об этом. Я звала тебя и умоляла прийти в мою жизнь сыном, дочерью, племянником, соседским внуком… Я родила одного, затем второго пацана только в надежде снова увидеть тебя. Муж удивлялся, почему я вдруг изменила свое решение: сначала не хотела второго ребенка и всех этих пеленок, говорила, что дочери вполне достаточно, а потом взяла и родила двоих подряд. Он списал все на женскую логику и был счастлив. Почему-то я была уверена, что достойна такой радости: снова увидеть и любить тебя. Я всматривалась в лица моих малышей и искала намек на родную душу. Я развлекала их, щекотала розовые ножки и строила рожицы, чтобы услышать заливистый смех. Я бы сразу узнала тебя. Они смеялись, размахивая ручками и широко открывая смешные беззубые рты. И оба оказались не тобой. Расстраивалась ли я? Да. Жалею ли я о том, что родила своих детей? Нет. Я любила их, и они выросли хорошими людьми. У меня отличные внуки. Есения, моя звездочка, моя последняя любовь. Мне стоило рожать среднего сына хотя бы ради того, чтобы через 25 лет получить от него этот подарок. Как только мне дали подержать этот нелепый сверток с розовой лентой, я все поняла: это моя любимая куколка, и я избалую её до полной потери берегов… Жаль, что я не увижу, какой она станет лет через десять.23 октября 20**
Я видела его. Бледная тень с утра болтается в комнате. Она исчезала пару раз и появлялась снова. Или это мои галлюцинации от капельниц. А может и нет. Непонятно, чего он ждет. Я давно готова. Впрочем, ему виднее. Изнываю от нетерпения! Хочу спросить у него, встречу ли я там тебя. Скорее всего, он не скажет. Жнецы те еще засранцы. А может, он просто не знает. Его задача — протащить мою душеньку из одного мира в другой, а дальше это уже чужая забота. Он, наверное, настроился на уговоры: мол, идем со мной, там много вкусного. А я должна сопротивляться и хотеть обратно… Черта с два. Я жду не дождусь, когда меня освободят из этой ветхой сморщенной тюрьмы. Я готова ринуться вслед за ним в темноту или в свет, неважно. Какая там следующая остановка? Друг мой, чего ты маячишь у меня перед глазами? Давай покончим с этим. …Когда меня притащат на конечную станцию, я буду трясти чертей за грудки, чтобы мне выдали тебя. Иначе я разнесу в пыль эту их обитель. Мне не нужно специально ни с кем прощаться. Все знали, что это могло случиться в любой момент. Вот и случится сегодня – я надеюсь. Еська ушла, ничего не подозревая. Я старалась вести себя как обычно. Не хочу, чтоб она присутствовала при этом. Пусть узнает от сиделки. Я строго наказала звонить только ей. Она должна забрать все из сейфа до прихода остальных. Я все продумала так, чтобы не было вопросов. По официальной версии я доверила ей достать оттуда завещание. Оно и вправду там лежит. О прочем никому не следует знать. Я переживаю, вдруг что-то пойдет не так? Вдруг она залезет в коробку? Господи, зачем я ее вообще хранила?! Сожгла бы, и дело с концом. Поздно, черт возьми. Ну я и дура.*****
Есения вздрогнула и потерла глаза. "Ох, бабуля… Кто ж знал… А никто и не должен был. И я влезла не в свое дело, против твоей воли. Как же стыдно! Прости меня, прости!" Она машинально перебирала старые, пожелтевшие фотографии со дна коробки. Вот они с дедом, молодые и красивые, сидят на крыльце дома. На коленях у деда толстенькая девочка, их старшая дочь — Еськина тетя. Вот милое фото с какого-то очень старинного пикника: бабушка с дедом стоят на берегу озера, рядом с ними их лучшие друзья: пара, трагически погибшая в расцвете сил. Все улыбаются, мужчины гордо машут удочками, женщины изо всех сил держат осанку и детей… Ой, они даже поменялись детишками: бабуля держит крестника, а жена друга — ее дочку… Бабуля, милая, как же ты страдала и сколько силы воли у тебя было. Много лет тайно любить чужого мужа, изводить себя виной, дружить и молчать…********
— Кажется, она что-то забыла! — Официант поднял из-под столика мятые листки бумаги. – Тащи сюда. Она все равно завтра или послезавтра придет, вот и отдадим. Администратор сложил бумажки в фирменный белый конверт и, на секунду задумавшись, вывел на нем: «Отдать Есении «кофе-чизкейк», столик 5».********
Вечер того же дня. Официант вечерней смены отчаянно зевал. Так хочется есть, спать и в отпуск. Что тут такое под баром? Конверт? Есении… А, понятно. Золотая девочка что-то забыла. Не то чтобы очень интересно, но можно отвлечься, чтобы не уснуть… Какая-то хрень. Скучно. Сложил бумажки обратно в конверт и заклеил его. Утром она придет, закажет свой кофе. Он лично отдаст ей конверт, она оставит хорошие чаевые – шикарный план.22 октября 20**
Знаешь, единственный камень у меня на душе — это ты. Как ты могла умереть? Чертова эгоистка. Ты оставила мне рваную рану, которая не заживает уже 57 лет. Я прожила с этой болью большую часть жизни и умру с ней. Когда ты была жива, я старалась не радоваться слишком сильно, чтобы не обнаружить нас. Когда ты умерла, по той же причине я боялась горевать слишком громко. Вечное напряжение, жизнь с оглядкой — так это было. И все же… Я люблю тебя, слышишь? Ты лучшее, что со мной случалось. Миллионы раз я думала о том, как бы все сложилось, выбери мы другой путь. Если бы тогда не было этого расставания, которое все перевернуло. Ведь до него мы были свободны и беззаботны, а потом все изменилось. Мы могли наплевать на условности и быть бессовестно счастливыми. Альтернативная мать её реальность… Колесить по миру и не прятаться, наслаждаться жизнью и радоваться каждому дню... Чего ты тогда испугалась? Осуждения? Вряд ли. Я никогда не спрашивала тебя, ведь однажды мы раз и навсегда договорились не трогать эту тему. Когда мы снова встретились, разве это не было испытанием? Разве мы не должны были понять, что это судьба? Кажется, только сейчас до меня дошло. Господи, да я всю свою жизнь прожила, не понимая смысла происходящего. Дорогая моя, мы провалили экзамен, потому что так и не сделали выбор. Мы должны были выбрать друг друга или их. А что в итоге сделали мы? Правильно, мы остались болтаться посередине, любя украдкой и делая вид, что все нормально. Давай-ка посмотрим правде в глаза: мы просто хотели усидеть на двух стульях. И нам это даже удалось. Ты боялась быть честной с собой, я тоже выбрала путь слабости. Мы не стали друг для друга всем, но и никем тоже. Быть как все и жить обычной жизнью тогда казалось правильным. Сейчас я понимаю, что это была обычная трусость. В итоге все получилось неплохо. Я прожила вполне приличную жизнь... А вот ты сбежала. Ты просто смылась от себя и своих терзаний, прихватив с собой мужа за компанию. И не говори, что это было не так. Ты хотела поймать тот столб. А про ребенка ты просто забыла. Забрала бы ты его с собой, если бы можно было еще раз умереть? Я не могу придумать за тебя ответ. Все остальное придумала, а тут затрудняюсь. Спрошу у тебя при встрече. Ты маешься где-то между мирами в ожидании разрешения снова выйти на остановке «Земля». А я на несколько десятков лет застряла здесь, внизу. Ладно, чего уж там. Если ад существует, то я заслужила жариться во фритюре. Плевать. Я прожила слишком много лет без тебя, чтобы бояться каких-нибудь там страданий. Знай одно: я найду тебя там и задам тебе хорошую трепку. Потому что я чертовски зла. Прости. Наверное, это обезболивающее так меня размазало. Бред умирающей старухи. Свои последние часы жизни я решила отравить горечью внезапных озарений. Неплохо бодрит, кстати. Этот бледный парень в углу все еще ждет, пока я закончу пару неотложных дел. Спасибо, друг. Может, все-таки уже пойдем? Нет? Тогда, пожалуй, уберу коробочку и прилягу вздремнуть. Бабуля устала. До встречи через пару часов.