Заносчивый друг детства

Его сердце стучало, как бешенное, словно он бежит от тысячи диких собак. Ноги подкашивались, а лицо заливалось краской. Несомненно, он был влюблен до потери памяти, но никак не мог понять — почему именно он? Этот заносчивый друг детства с повязкой на переносице и очаровательной улыбкой, с этим лучезарным взглядом и веснушками, рассыпанными по щекам, как одуванчики по летнему полю? Изумительным было его невероятное стремление ко всему новому, как он чутко ощущал тонкие грани между добром и злом, любовью и ненавистью, ложью и правдой. Как он мило брал его за руку на уроках, двигался ближе и на ухо шептал какую-нибудь ерунду, пока не видит учитель. А Изумо тем временем не мог поверить своему счастью, сильнее сжимая тонкую ручку, стараясь разбирать его слов, но ничего не понимал, лишь благоговейно смотрел на Котетсу. На заносчивого друга детства с веснушками на лице. — Пс, Изумо. Бледная луна освещала поляну своим тусклым светом. Котетсу обреченно ворочался на земле. В спину ему впивались веточки и сучки, а он, будто принцесса на горошине, вовсе не мог заснуть. Поэтому единственным решением для него стало прервать процесс сна и начать кошмарить своего лучшего друга, которому было, по сути, все равно, где спать, лишь бы спать. — Изумо! — А?! Что случилось?! Он испуганно поднялся, откликаясь на протяжный зов. Он глядел на испуганное лицо Котетсу. На лице парня появилась неприличная ухмылка, он тихо прошептал и тронул Изумо за руку: — Мне не спится. Шиноби вздохнул и, ощущая прикосновения своего друга, покраснел, отдернул руку и повернулся на другой бок. — Попробуй заснуть. У нас завтра важный день,— проговорил он сквозь сон. — Если мы снова притащимся в Коноху полуживые, Пятая нас точно с грязью смешает. — Эх, – Котецу расстроенно хмыкнул. — Ну и что, что смешает? Раз все равно полуживые. А мне скучно, Изумо. Поговори со мной. Эту черту он в Котетсу недолюбливал, но зачастую игнорировал. Ведь всегда был готов поддержать диалог, но в этот раз ему действительно хотелось спать. — Поговорим? Может, я посплю, а ты поговоришь? Он недовольно фыркнул. Парень улыбнулся и снова улегся на спину, заложив руки за голову. Ладонь Хагане упала на траву. — Ну ладно, начинай. Внезапно, у Котетсу закончились слова. Он что-то промычал, потом прикусил щеку, долго водил языком по полости рта. — О! Хотя...Камизуки, какой твой любимый сироп? — Я не ем сиропы. Котецу покраснел и раскрыл челюсть. — То есть, не ешь? Мне казалось, что ты... — Поговорили? Давай спать уже. Котетсу вздохнул, повернулся на бок, скрестив руки на груди. Он почти сжался в комок, расстроенно шевеля губами, словно что-то хотел сказать, но слова не выходили изо рта. Часто Изумо казался ему равнодушным и строгим, словно бы он вовсе ничего не чувствует. Это делало ему больно. Но он все равно не переставал думать о своем товарище. О его челке на все лицо, проникновенных глазах, о длинных ресницах и бледно-розовых губах. И когда он думал о нем, все иное переставало иметь хоть какое-либо значение. О чем же сейчас мыслит его закадычный друг? Котетсу часто представлял, что они вместе. Связанные любовными узами. Но это были всего лишь мечты. Всего лишь мечты. Хагане сам и не заметил, как он провалился в сон. И испуганно озираясь, он сначала не понял, где находится, поэтому еще несколько минут пролежал на месте, не двигаясь. Но естественные порывы его организма вскоре одержали бездушную победу, поэтому Котетсу поднялся, проверил сон Изумо, сладко спавшего на хрустящей траве. Он приблизился к его лицу, словно бы намеревался поцеловать, но отпрянул, покраснев до кончиков ушей. — Но он такой красивый, когда спит... Сова громко ухнула, присев на ветку дерева и, таращась желтыми глазами на Хагане, освобождавшего мочевой пузырь, наклонила голову. Котетсу обернулся, и сова, словно застигнутая за чем-то неприличным, сорвалась с места и улетела в чащу леса, заставив парня поежиться от страха, пробирающего до самых костей. Его главной задачей было скорее вернуться в лагерь, потому что подготовка шиноби подготовкой шиноби, а страшно так, словно кто-то душу высасывает. К тому же, зачастую, именно Изумо был в их дуэте связующим звеном, умеющим быстро собраться и применить их навыки. Потому что Хагане способна испугать даже несчастная сова, в этом он убедился на практике несколько секунд назад. Закончив свое дело, он отошел от дерева, направив взор к реке, сверкающей в лунном свете. Это было удивительное зрелище. Мелкие волны, наполненные переливающимися отблесками, темное небо, усыпанное звездами и легкий бриз, несущий приятные ароматы с необъятных просторов вод. Солнце еще не скоро появится на небосклоне, но это и к лучшему — темнота чарует и успокаивает. Только тусклое сияние месяца могло успокоить ранимую душу Котетсу. К тому же, его заводила эта необыкновенная и непорочная тишина. Он присел на бревно, по его коже пробежали мурашки и пробил холодный пот. Хагане съежился, запустив руку в штаны, и, расстегнув молнию, освободил стояк. — Я тронул его руку...Невероятно... — прошептал он, закрыв глаза. В его фантазиях Изумо был таким нежным и чувственным, хрупким и ранимым, словно хрустальная чаша. << — Изумо... — Котецу... Изумо обнимает его лицо и стонет ему в зубы. Хагане в растерянности продолжает рвано двигаться, с каждым новым рывком дрожь в коленях нарастает. Он так раньше никогда не нервничал. — Не так сильно! А-ах! Хагане! — сам Изумо едва ли сдерживает дрожь и принимает в себя Котетсу с присущим ему спокойствием, но парень двигается так, словно нарезает круги вокруг Конохи на тренировках с Гаем и его юным учеником. — Извини, не могу сбавить темп! — прерывисто сообщает Хагане, глядя, как Изумо извивается в его руках, то краснея, то бледнея. Котетсу не знает, что именно сделать ему следует в этот момент, поэтому обхватив руками предплечья Изумо, он целует его, и после неловкого поцелуя в том же темпе продолжает двигаться во внутренней полости Камизуки, с которого сошли уже семь потов. Котетсу почувствовал, как его резко обдало жаром. — Я...я кончаю! Изумо сжал челюсти, сквозь зубы издавая протяжный стон, и повалился, заходясь дрожью в коленях. Котетсу смотрел на его взбудораженное и возбужденное лицо, на тонкие черты его лица и мягкую, искрящуюся кожу. Он снова приблизился к Камизуки, увлекая его в поцелуй. >> Котетсу схватился за кору, до крови расцарапав пальцы от сладкого момента окончания. Он выдохнул и расслабился, опустив руки. Внезапный шорох поразил кусты. Котетсу выхватил кунай, висящий на поясе и дернулся в сторону зарослей, встретившись взглядом с таинственной ночной фигурой. Он хотел было кинуться на него с оружием, но резко остановился, чуть было не упав на землю. Фигура дернулась и отпрянула от таких резких движений. — Камизуки, ты что, совсем с ума сошел?! — Хагане выронил кунай, выставив перед собой руку. — А ты что тут делаешь? — Изумо вылез из кустов. — Я...я...да неважно, что я тут делаю! Какая разница, что я тут делаю? Это вообще не твое дело! — спешно начал оправдываться Котецу, глядя на лицо Изумо, окрашенное мимически невыраженным недоумением. — У-успокойся, Котетсу, — тихо проговорил Камизуки. Хагане опустил вниз руку, выпрямившись. Постепенно, на лице Изумо появился легкий румянец — он резко отвел глаза. — Извини, если отвлек. — Постой! — Котецу ухватил его за руку и притянул к себе ближе. — Ты что, волновался обо мне? Другого и быть не могло. Изумо одернул руку и повернулся. Это действительно было правдой. Не застав друга рядом, он до жути перепугался, решив, что с ним могло что-то случиться. Но он точно не думал, что Хагане заметит это в его лице. — Н-нет... — голос сорвался. Опустив взгляд на руки Котетсу, он увидел, как одна из ладоней кровоточила. — Что с твоей рукой? Хагане снова заметил этот особенный заботливый взгляд, поводил глазами из стороны в сторону, не в силах заглянуть в глаза Камизуки. — Да неважно, — он хотел резво закинуть раненную руку за голову, но Камизуки схватил его за руку, заставив Котетсу снова покраснеть. — Дай сюда, — тихо проговорил он, повел Хагане к многострадальному бревну и сел вместе с ним, нежно поглаживая руку. Внезапно, кисть Изумо окутал зеленый флёр, и Котецу ощутил тепло, прокатившееся по всему телу, словно по жилам — царапины постепенно затягивались. Хагане изумленно глядел то на свою руку, то на Изумо, старательно исполняющего роль катализатора. — Ух ты...ты и так умеешь? Камизуки вытер пот со лба, печально улыбнулся и отпустил руку лучезарного Котетсу. — Я не рассказывал тебе, что хотел стать ирьёнином? Я даже взял пару уроков, но...оставил эту затею. — Почему? Вопрос заставил Изумо подумать. Он опустил голову и повернулся боком к Котецу, его плечи слегка задрожали от прикосновений, предшествующих этому диалогу. — Чтобы быть ниндзя-медиком, — начал он, — нужно обладать не только удивительныи контролем чакры, но еще и самоконтролем и выдержкой. А я...я еле сдерживаюсь сейчас, чтобы не... Он замолчал, покраснев, как дитя малое, быстро встал с бревна и развернулся, быстро удаляясь, но Котетсу схватил его за руку, сжав запястье длинными холодными пальцами. По всему телу Изумо снова прокатилась дрожь, заставившая его потерять всякую инициативу сопротивляться. — Изумо... — Котецу... Ноги Камизуки подкосились, и он упал в объятия Котетсу. Их губы сомкнулись воедино в единой феерии, настолько гармоничной и слаженной, что никто из них и заметить не успел, как поцелуй меткой стрелой в сердце затмил все их мысли, а потом и вовсе — все заполонила пустота. Но рот Хагане напротив заполонил язык трепещущего Изумо, дрожащего от ощущений, приходящихся на его несчастную душу. Они целовались, но в этот раз каждый из них был уверен, что это ни сон и ни иллюзия, а явь. И наяву все чувствуется иначе. — Извини...меня... — едва слышно пробубнил Изумо, вжавшись головой в грудь Хагане. — Это то, почему я боялся...боялся сближаться с тобой, зная, что мы и так близки. Я не знал, что ты скажешь, но теперь... — "Я еле сдерживаюсь, чтобы не поцеловать тебя", верно? — Да... — его голос стал еще тише и сорвался тихим всхлипом. На глазах Изумо появились слезы, и он не мог их остановить. Хагане изо всех сил сжал Камизуки в своих объятиях. Они молча стояли, Котецу все сильнее сжимал Изумо, почувствовав, как его куртка пропиталась слезами. — Я люблю тебя, дурак ты этакий! — Изумо едва ли не бил кулаками по жилету Котецу, все еще удерживающего его в горячих объятиях. Он плавно опустил свою ладонь и погладил его по голове, прижав к себе еще ближе. — Я тоже тебя люблю. Он проснулся рано. Утро купалось в лучах солнца, озеро блестело в молчаливом изумлении. Изумо не помнил, когда он заснул, но точно помнил, что происходило до помутнения его разума. Камизуки поднял голову и увидел Котетсу, спящего рядом, обхватив его за плечо. Он смотрел на него. На заносчивого друга детства с веснушками на лице.