Одна секунда значила всё

В тот ужасный момент Доминик усиленно пытался понять выражение глаз Алекса. Это мгновение тотального унижения. Когда жизнь разделилась на До и После. Прижатый к матрасу телом друга, Доминик испытал оргазм — так бурно кончил, что на кимоно проступило постыдное пятно. Алекс сперва удивился, застыл, но через пару секунд рассмеялся: «‎Я херею»‎. Одна секунда значила всё. Если бы в глазах Алекса не появилось едкой насмешки, Доминик бы не возжелал смерти так сильно. Если бы только Алекс тогда склонился над ним...или хотя бы улыбнулся тепло, без издёвки. Но эта секунда решила всё не в пользу Доминика. На эмоциях, яростный, желающий себе смерти Доминик нарвался на драку в автобусе. Домой он приехал весь в синяках и ссадинах. Родители холодно отнеслись к нему. Проявили должную озабоченность, но не искренне. Они и не догадывались, что их сын всерьёз думает о суициде. Незначительный «‎шуточный»‎ поцелуй на пьянке вовсе не был таковым для Доминика. Он влюбился в Алекса. По-настоящему. Впервые. Он страстно желал его. Трепетал. Сегодня на школьных занятиях дзюдо произошло настолько болезненное событие, что хуже, казалось, некуда. Но нет. Открыв ноутбук, Доминик увидел на фейсбуке множество публикаций по теме «‎гей-дзюдо»‎. Все одноклассники высмеивали его за то, что он кончил от близости тела Алекса на занятиях. И начал волну интернет-издевательств, конечно же, сам «‎друг»‎. Зачем он сделал это? Ну вот зачем?! У Доминика начался припадок, каких не бывало ранее. Он метался по комнате, рвал на себе волосы, кусал губы, царапал кожу, выл. Хотел задохнуться в подушках, сдавливал себе горло, буквально мечтал о смерти. У него и так были ментальные расстройства, предательство Алекса окончательно сломало Доминика. Когда истерика достигла пика и он мог, казалось, вырвать себе глаза, в дверь постучали. Конечно же, Доминик, ничего не ответил. Но стал плакать тише. Постучали вновь. Доминик вновь не ответил, но волна ярости начала с бешеной силой подступать к горлу. И снова стук. — Доминик, ты сильно занят? — Да! — ответил Доминик, понимая, насколько нездорово звучит его голос. Лишь бы отстали, думал он. — К тебе пришёл друг. Из школы. Доминик так и замер. — У меня нет друзей! — поспешно ответил он. — Это Алекс. Доминик не мог вымолвить ни слова. — Хочет обсудить что-то. Откроешь дверь? Доминик еле нашёл в себе силы, чтобы сказать: — Пускай…пускай он убирается нахрен! Шли его нахрен! — Доминик… — Нахрен!!! — заорал Доминик с такой силой, что тут же заболело горло. Звук удаляющихся шагов. Неразборчивый шёпот. Скрип лестницы. Тишина. Ушли. Доминик не мог пошевелиться. Что он хотел? Ещё поиздеваться? Но куда больше? Я убит, размазан, растоптан — думал Доминик. Впервые ему захотелось порезать себя. С бешеной силой. Не в силах сдерживаться, Доминик быстро направился в ванную. Не оглядываясь, пробежал по второму этажу и сразу оказался у раковины. Шустро отыскал бритвы и, засунув их в карман, также поспешно вернулся в комнату. Запер её. Уселся на кровать. Руки тряслись. На лбу выступил холодный пот. Адреналин, боль, возбуждение. Оголил одну руку, осторожно провёл лезвием, затем чуть посильнее… — Доминик. Алекс стоял у окна, в тени. Выходит, мать не выгнала его. И Алекс успел проскользнуть в комнату, пока Доминик был в ванной. Доминик так и замер на секунд двадцать. Похолодел. В горле пересохло. — Убирайся, — хрипло и тихо. — Доминик… — Убирайся! — уже значительно громче с нотками начинающейся истерики. Алекс делает шаг в сторону Доминика; тот сразу же подскакивает и больше не в силах контролировать себя, вновь плачет, краснеет, кричит. — Убирайся! Убирайся! Убирайся! Что тебе ещё нужно? Чего ты ещё хочешь? Мне и так уже невыносимо больно! Хуже некуда! Хуже просто некуда, Алекс! Ты растоптал меня! Ты убил...ты убил меня... Доминик, весь в слезах, уже ничего не видит, не понимает. Нелепо и широко размахивает руками, одной из бритв нечаянно ранит Алекса прямо по лицу. После чего лезвия вываливаются из рук Доминика. Он шокировано смотрит на Алекса. Тот совсем близко. Такой бледный. Такой растерянный. Такой красивый. Такой жестокий. Даже беспощадный. Дрожащей рукой Доминик гладит лицо друга. — Я...я не понимаю, почему всё так...почему всё обязательно должно быть так...Больно. Доминик, совсем обессиленный, сползает по стене на пол. Алекс садится рядом. Берёт его за запястье, осторожно гладит тонкую кожу, где так отчётливо видны голубые вены. Алекс старается посмотреть в глаза Доминику, но они опущены и как-то потухли. — Мне ещё больнее. Ведь это я во всём виноват. Я натворил херни. И нет мне прощения. В ответ на слова Алекса Доминик всё же поднимает на него глаза. Вновь пытается понять их выражение. В этот раз нет насмешки. Только тепло. И да, действительно, — сильная боль. В этот раз Алекс нагибается и целует Доминика. Сперва едва касаясь, очень нежно. Но затем Доминик сам открывает рот, впуская язык Алекса. Они страстно, почти яростно целуются, и вскоре Алекс уже целует лицо и шею Доминика, задирает его кофту, оголяя прекрасное белоснежное тело. Лижет соски и живот — каждый поцелуй, будто бы извинение за сегодняшний подлый поступок. Доминик прерывисто, тяжело дышит. После истерики, нервного срыва, будучи в шаге от суицида, он бешено возбуждён, весь горит от губ и рук Алекса. Рот которого уже старательно и без лишних слов выпрашивает прощение прямо между ног Доминика. Спустя пару минут Алекс чуть приподнимается, вытирает мокрые губы, подбородок. На лице ухмылка. — Прощён?