Блейк
Не тело. Это не назвать даже останками — кровавое, мясистое месиво, перемежающееся частоколом изломанных костей, вязкой слизью мозгового вещества, приставшего к скальпу, клочками слипшихся волос неопределенного цвета и лоскутами изорванной одежды, сырой и грязной. Зловонная, хлипкая масса являет собой бесформенную гору крупных мышечных кусков, то ли отгрызанных, то ли оборванных от единого целостного организма мощными зубами дикого существа. Вертлявые опарыши прорывают в плоти извилистые ходы, насыщаясь соками гниющего мяса, растут и покидают куколки, пополняя ряды снующих над тушей трупных мух. Размозженные, сдавленные раневые края, абсцессные образования, перегрызанные мягкие ткани, обглоданные местами кости — сомнений не возникает. Это ели. Этим питались. Кусали, рвали, отделяли сочные волокна от хрящей, пережёвывали и глотали, насыщая разбушевавшееся звериное естество. Вонь, овеивающая полузаброшенные помещения старого недостроя, сероводородной желчью проникает в лёгкие даже через фильтр респиратора. Глаза слезятся под стёклами защитных очков. Штукатурное крошево хрустит под каблуками лакированных туфлей, вторя мушиному жужжанию. Шестая группа отдела ФБР по борьбе с насильственными преступлениями повидала достаточно, чтобы не удивляться такой картине, — это далеко не первый случай. Для прессы и масс — случай нападения диких зверей на человека, в зашифрованных архивах бюро — случай умышленного убийства с каннибалистическими целями неустановленным лицом. Уже несколько месяцев они ищут дикое существо, пожирающее людей, перемещающееся по штату без очевидного использования любого транспортного средства и останавливающееся в подобных этому неиспользуемых зданиях, либо отданных под снос, либо заброшенных и забытых по причине плохой репутации обитающих в них маргинальных элементов. Но факт того, что злоумышленник в любом случае нуждается в крыше над головой и маломальских вопросах удобства, напоминал о его человеческой природе, противоречащей животным гастрономическим предпочтениям. Даже забавно, как существо каждый раз — четвертый — обустраивает свою берлогу: перетаскивает тело для кормёжки, организует лежанку из подручных средств — ими выступают старые матрасы, обрывки гардин, одеяла или чужая одежда — и даже выделяет конкретный угол для справления нужды. Зверëк в норке. Блейк наконец выходит из здания и с наслаждением втягивает уличный воздух. К этому возможно привыкнуть, но смириться — нет. Нельзя смириться с осознанием того, что любой человек может закончить свою жизнь так: с вывороченным наружу брюхом и переломанными хрящами, которые застревали в зубах мерзотного людоеда. Останки даже не смогут опознать близкие; по сводкам будут искать родственников всех пропавших без вести и проводить анализ ДНК, чтобы установить личность. Хоронить придëтся в закрытом гробу — или кремировать, чтобы не думать об ужасах искореженного тела. Кто это сделал? Кто посмел это сделать? Какой-то мерзавец возомнил себя достойным забирать чужие жизни таким способом. Более того, очевидно, убийство не было самоцелью. Преступник ел их. Ещё живыми. Блейк не курит — но очень хочется. Она вдыхает полной грудью воздух лесистой окраины, пытаясь отогнать въевшуюся под кожу гнилостную вонь. Даже осматривает свой брючный костюм — будто на самом деле сможет найти там прилипшие кусочки. Блейк видит, как оцепленное здание покидает остальная часть группы и медленно ровняется с ней. Их капитан, Джозеф Уиллоу — жëсткий руководитель, не терпящий малейших оплошностей — всегда внушал подчинённым благоговейный трепет. Но у них с Блейк особенно тёплые отношения, она однажды заметила, что неосознанно перенимает его привычки, стремится выслужиться — и ей нечего стесняться этого честолюбивого стремления: ходят слухи, что именно она станет его преемницей и возглавит целый отдел. Блейк это льстит. И она делает всë для того, чтобы поддерживать положительные отношения с капитаном и уверенно продвигаться по службе. Он с важным видом приглаживает седые усы и останавливает свой взгляд на Блейк, ожидающей указаний. — Агент Росс. — Сэр? Капитан всегда серьëзен. Блейк, вытянувшись в струну, смотрит на него снизу вверх. Будет приказ? — Свободна сегодня вечером? Придëшь к нам на семейный ужин, — Блейк мысленно повторяет услышанное, чтобы понять капитана правильно. Опускает подбородок, стараясь не хмурить брови. — Мой сын возвращается из Бразилии. Хочу вас познакомить. Жена сделает жаркое из индейки. — Я свободна. — Отлично, начнём в семь, я заберу тебя в половину возле фонтанов. Ну, у ратуши, знаешь? — она кивает. — И надень, что ли, платье какое-нибудь. — Так точно, сэр. Платье. У фонтанов в половину седьмого. Капитан коротко улыбается и, похлопав Блейк по плечу, не прощаясь, обходит еë, продолжая разговор с сопровождающим его офицером следственной группы. Блейк следует за ними по пути к служебному минивэну. На что она только что подписалась? Она не помнит, чтобы слышала что-то про сына капитана: он никогда не рассказывал о своей семье, только кольцо на безымянном пальце наталкивало на однозначные мысли. Блейк тридцать, но она не ищет ни постоянного спутника жизни, ни отношений на ночь, потому что ещё в юношестве избрала путь служительницы закона и, попав в ряды федерального бюро, ни разу не пожалела о том, что отказалась от перспективы многодетной домохозяйки. Безусловно, кто-то совмещает счастливый брак и ответственную службу — капитан, например — но Блейк их ряды пополнять не планирует. В конце концов, она не одинока — у неë есть семья, хобби и жизненные цели — и неожиданное знакомство совершенно ей не прельщает. Теперь ещë платье искать, цветы покупать для миссис Уиллоу — и придумывать, как отвадить от себя нежелательного кавалера. Она не может просто отказаться (как воспримет это капитан?), сослаться на неожиданные дела или выдуманное недомогание. Лучше постараться провести вечер без эксцессов и не пытаться понравиться его сыночку. Блейк не успевает подойти к служебному минивэну, как капитан, неожиданно остановив еë и подозвав к себе другого офицера их группы, принимается раздавать указания: — Купер, останься и проконтролируй экспертов, потом съездишь с ними в лабораторию, отвезëте образцы. — Принято, сэр. Кеннет Купер отсалютовал капитану и, натянув респиратор, который до этого держал в руке, развернулся по направлению к заброшенной двухэтажке. — Росс, — капитан достал из кармана брюк собственный мобильник и потряс его в воздухе. — Сгоняй за Смитом. Этот распиздяй, — он редко позволяет себе ругательства, из уст начальника они звучат слишком забавно, но Блейк сдерживает улыбку. — Должен был прислать результаты своего мозгового штурма по третьему эпизоду ещë вчера. На телефон не отвечает с самого утра, а сегодня он нужен мне на брифинге. — Поняла, привезу его. Капитан, кажется, хочет сказать что-то ещë, но, махнув рукой, передаëт Блейк ключ от личного автомобиля и садится в минивэн, панибратски махнув ей на прощание. Блейк ловит себя на мысли, что еë умиляет тот факт, что из строгого и серьëзного капитана иногда вырывается ворчливый грустный дед, сетующий на нравы подрастающего поколения. На самом деле, Блейк — одна из самых младших в группе из восемнадцати человек, младше неë только два стажëра и один из медицинских экспертов, но еë зрелый характер, видимо, внушает мистеру Уиллоу расположение и чувство родственной души. Привычный распорядок рабочего дня нарушает сообщение, обнаруженное на мобильном телефоне. «Пригласи меня в гости на выходные. Бекка беременная. Я не могу тут находиться». Блейк раздражённо бьёт по рулю, заводит машину и выезжает с парковки. Нужно успеть заехать за племянницей.Джеффри
— Это аванс. Получишь столько же после. Жирные от мяса пальцы приходится вытереть о грубую ткань спортивных штанов, чтобы, взяв пачку, с наслаждением и вниманием пересчитать хрустящие купюры. Тысяча баксов. Из приоткрытых во вздохе губ выходит гортанный смешок. Ещë столько же после дела — две тысячи баксов. Учитывая предыдущие финансовые вливания, он неплохо разжился — на несколько десятков безбедных лет точно хватит. На стол падает фотография. Мужчина, белый, немолодой — лет сорока пяти, с залысиной и жиденькой бородкой. — Сзади время и адрес. Встретишь после работы, поговоришь — как обычно. В доме жена и собака. Они меня не интересуют, — неожиданный кашель. — Проветри тут наконец. Собеседник встаëт с импровизированного седалища — нескольких ненадёжно наваленных друг на друга коробок — и с пренебрежением одëргивает полы тëмного пальто, обозначивая окончание разговора. Длинные разглагольствования в таком деле до добра не доведут. К тому же, исполнитель не имел привычки задавать лишние вопросы и желания просить редких гостей задержаться. Мужчина окидывает помещение взглядом, как впервые, отмечая неизменный порядок вещей, дополняющийся только новым мусором: повсюду коробки, банки, бутылки, немытая посуда и нестиранная одежда. Словом, кошмар для педанта. Трейлер пропах тяжëлым купажом пота и сигаретного дыма, и только вежливость и чувство самосохранения перед лицом потенциально опасного собеседника останавливают его от укоров в более грубой форме. — Можно спросить кое-что? — мужчина обходит грязный стеклянный стол и задаёт вопрос, даже не смотря на адресата: на него лишний раз смотреть не хочется. Со своими шрамами и нечистоплотными привычками он не обладает приятной для созерцания внешностью. Характер у исполнителя тоже, мягко говоря, непростой, он терпит его только из необходимости обращаться к кому-то достаточно надëжному, чтобы поручать ему заказные убийства. Молчание служит ответом. Мужчина, развернувшись у самой двери, всë-таки спрашивает. — На что ты тратишь все эти деньги? Суммы немалые. Джефф, спрятав пачку купюр в широкий карман, возвращается к трапезе, отделяя от запеченной куриной голени сочные мясные волокна, помещает в рот крупные части и облизывает пальцы. — На шлюх и пойло. Рассмеялся бы — что блядь за вопрос? — но рот занят. Длинная сальная чëлка лезет в глаза, ладонью приходится заводить пряди за ухо. Мужчина в дверях, отвернувшись, издаёт неудовлетворенный вздох. Он уверен: деньги для этого человека — формальность, он совершенно не знает им цену. За заказное убийство исполнитель должен запросить в десятки, в сотни раз больше, а Джефф — довольствуется тем, сколько ему предлагают. Он ни разу не просил больше. Мужчина уверен, для него куда важнее сам процесс убийства, выплеск агрессии и способ самоудовлетворения. Он вытащил его из тюрьмы шесть лет назад, когда того упекли за массовое убийство. Изоляторы и судебные заседания — а другого этот выродок в жизни и не видел: узкомыслящий, полудикий, совершенно не приспособленный к жизни в нормальном обществе. Он оказывает всему миру услугу, контролируя такого, как Джефф. — Амбиции у тебя незавидные. — Блядь, а мне чë, по-твоему, бизнес открыть? — Ладно, прости, — тот кивает, рисуя искренность, но Джефф быстро теряет интерес к разговору. — Вернусь с остальными деньгами, как договаривались. Дверь отворяется и быстро захлопывается за ушедшим гостем. Джефф, сделав неопределённый прощальный жест рукой в воздухе, опускает глаза на оставленную фотографию, продолжая объедать куриные кости. Мужик старый, важный, в костюмчике. Явно при деньгах. Конкурент, разочаровавший работник или федерал, наступающий на пятки нелегальному бизнесмену? Ногтем он поддевает фотографию и переворачивает еë. Адрес: дом почти в самом центре, густонаселённый район — и время — девять часов вечера, время возвращения цели с работы. Осенью темнеет рано, спрятаться и уйти незамеченным — это не проблема. Однако подкрадываться к цели на еë территории — не вариант, к тому же, подобные обстоятельства — очевидный риск свидетелей или быстрой поимки. Надо, ориентируясь на адрес и время, проследить ежедневный маршрут и оценить наиболее подходящие условия. Он моет руки в раковине и, завязав хвост снятой с пачки аванса канцелярской резинкой — за неимением прочих — надевает кепку, медицинскую маску, чтобы скрыть приметные характеристики внешности, надевает толстовку, кожаную куртку и выходит из трейлера. На улице прохладно и ветрено, глаза щурятся от яркости закатной палитры. Джефф надвигает маску на нос и идëт к дороге. У него есть своя машина. Неоформленная, неофициальная, в принципе, даже не приобретённая законным путëм — но он купил еë у какого-то барыги-перекупщика, который толкал угнанными тачками. Пикапу почти столько же, сколько самому Джеффу, но он не разу его не подводил, и благодарный хозяин регулярно меняет железному другу необходимые детали и даже повесил в салон ароматическую херовину (которая, кажется, давно выдохлась). Но светить своей тачкой нельзя, а брать такси или попутку или заимствовать транспорт у случайного гражданина — риск не только быть замеченным, но и посадить на хвост патруль. Придётся держать максимально возможную дистанцию и не попадаться объекту на глаза. Если его заметят сегодня — полбеды, но если цель станет мнительнее и осторожнее, его точно заметят и в следующий раз: тогда план потеряет изящную скрытность и превратится в явную враждебную импровизацию. На разведку он особо не вооружается: любимый охотничий нож, выполняющий больше функции талисмана, чем функционального оружия, и старый-добрый скорозарядный М1911, притаившийся в складке рукава под курткой. Семь патронов — для успокоения души, сегодня он стрелять не собирается.Ева
— Прости, что пришлось вырвать тебя с работы. Тëтя отвечает вздохом, открыв переднюю дверь и пригласив Еву в салон. Ева садится сразу, быстро, надëжно и туго пристягнувшись и устроив на коленях школьный рюкзак. — Спасибо. Обычно она разговорчивая, громкая, эмоциональная, словно малолетний ребëнок, а сейчас — немногословная и понурая. Ева, в целом, силится не заплакать. Блейк замечает это с беспокойством. — У тебя с собой вещи, или надо заехать домой? — Ева стучит по рюкзаку в руках. — То есть, ты не рассматривала вариант моего отказа? — вопрос звучал бы с укором, но тëтя заулыбалась. Ева, наконец, позволяет себе всхлип. — Я не хочу туда возвращаться. Больше никогда. Ни после выходных, ни вообще. Пожалуйста, позвони моей маме. Меня она как будто не слышит. Я хочу пожить с ней, не хочу с папой. Я согласна переехать куда угодно, меня ничего здесь не держит. Ева хнычет. Дрожит всем телом, задыхаясь и захлëбываясь. Она думала, что уже свыклась с мыслью, что никому нахрен не сдалась. Ни матери, которая отправилась в круиз по Европе за поиском себя, ни отцу, который нашёл утешение после развода в объятиях молоденькой коуч-тренерши, прожигающей его деньги на безалкогольное пиво и марокканский кофе. А теперь, когда у них появится общий ребёнок, Ева боится представить, какая жизнь еë ждëт. Она взрослая — ей уже шестнадцать — еë явно будут просить присматривать за малышом и всё такое. А она не знает, сможет ли полюбить его. Не знает, сможет ли однажды простить мать и отца. — Ты понимаешь, что я не могу взять тебя надолго? У меня сложная работа, Ева. Если что-то случится, ты сможешь попасть под удар. — Тогда я буду жить на улице! — Ева… — Или вообще вены вскрою! — Ева! Выехав на главную дорогу, Блейк ускоряется, не давая племяннице шанса выскочить из машины на полном ходу. Но та сама отказывается от своей идеи, свернувшись калачиком на пассажирском сидении, она глотает слëзы. Она тут же жалеет о том, что сказала, но, убедив себя, что Блейк всë и так понимает, решает прежде успокоиться, а затем рассказать обо всём и полноценно извиниться. Именно в такие минуты Ева всегда ловит себя на самых грустных мыслях. Она никому не нужна. Еë никто не любит, не понимает. Даже тëтя, которая после развода родителей стала для неë самым близким человеком, живёт своей жизнью, в которой не всегда есть место для Евы. Ева несчастна и одинока. Не только потому, что еë семье безразлична еë судьба, не только потому, что ей дают карманные деньги, даже не спрашивая, поела ли она сегодня — а Ева тратит карманные деньги именно на еду, потому что Бекка на неë никогда не готовит, — не только потому, что родная мать звонит ей раз в неделю, будто просто убеждаясь, что она жива. У Евы нет друзей в школе или среди соседей — ей тяжело общаться со сверстниками. Она неловкая, странная, неинтересная для них. Над Евой не издеваются, на неë просто не обращают внимания. Не удивительно, что Тереза стала для неë всём миром. Девочка — вроде, на год младше, откуда-то из соседнего города — которой она может доверить абсолютно всë, получить поддержку и любовь. Тереза — не просто подруга из Интернета. Она еë лучшая и единственная подруга. Они не виделись, не созванивались — даже не обменивались голосовыми сообщениями — но Ева чувствует, что между ними связь. Они обсуждают любимые игры, книги, музыку, вместе смеются с забавных видео и картинок, переписываются до поздней ночи и понимают друг друга с полуслова. Тереза всегда онлайн. Тереза быстро отвечает. Тереза знает о ней всë. Тереза — единственный человек, в котором Ева никогда не будет сомневаться. Ева достаëт телефон, открывает чат в мессенджере и пишет несколько предложений. Отправляет сразу, не перечитывая. princessofswords543: мне так плохо, зизи. я еду к тëте, как говорила. Ответ приходит спустя пару секунд — телефон нервно вибрирует в руке. greeneyedbeast: ты уверена, что это ребёнок твоего отца? Ева недоуменно моргает. Это совсем не тот вопрос, который она хотела бы получить от подруги, она вообще не хочет сейчас отвечать на какие-то вопросы. Почему-то это уточнение отрезвляет, и Ева вытирает слëзы рукавами толстовки, чувствуя, как дыхание начинает по-немногу восстанавливаться. Она рассказала ей утром, что папа и его новая жена теперь ждут малыша, и что это очень еë расстроило. Ева ненавидит Бекку — что скрывать. Но у неë и мысли не возникло, что Бекка может быть неверной папе и найти другого мужчину. Почему Тереза об этом спрашивает? Точнее, почему спрашивает именно об этом? princessofswords543: что? наверное да… Бекку правда не в чем подозревать. Она, вроде бы, счастлива с папой. И папа был очень рад узнать, что скоро у них будет общий ребёнок. Ответ задерживается. Наверное, Тереза поняла, что спросила что-то неуместное, и подбирала слова, чтобы подруга поняла её правильно. Тëтя живёт почти в самом центре, в районе, выстроенному специально для нужд федеральных органов. Квартира у неë служебная, ремонт высококлассный, мебель дорогая, но, учитывая, что Блейк никогда не стремилась создать в ней уютное гнездышко, жилище вселяет опустошение и тоску, словно гостиничный номер или больничная палата в частной клинике. Сейчас, когда они пересекли шесть кварталов, удручающие ряды одинаковых домишек сменяются нагромождением стильных многоэтажек, застекленных и обклеенных рекламными баннерами. Ева замечает, что строительство торгового центра, начавшееся несколько месяцев назад, уже завершено, и мечтательно задумывается, что хотела бы пройтись с тëтей по магазинам. Или, может, пригласить Терезу? greeneyedbeast: а если, допустим, тебе в руки попали бы доказательства её неверности, что бы ты с ними сделала? Ева бросает телефон в рюкзак. Ей впервые не хочется ничего отвечать. Тереза странная сегодня. Наверное, её тоже расстраивает ситуация, в которую попала её подруга, но Ева рассчитывала на другую поддержку — не на шоковую терапию. Выровняв дыхание и вытерев глаза, она поворачивается к тёте, сосредоточенно ведущей машину. — Прости, я просто… Мне просто очень плохо сейчас. — Я понимаю. Но, — Ева вжимает голову в плечи. Блейк редко читала нотации, но, когда она это делала, то была особенно искусной в доведении ребёнка до слёз. — Я знаю твоего отца дольше, чем ты, — Блейк улыбается. Сразу становится легче. — Когда наших родителей не стало, он заменил мне их, воспитывал меня, учил, кормил, одевал… ну, в общем… В девятнадцать он тащил на себе ребёнка, работал и учился. Сейчас я им восхищаюсь. А тогда — ненавидела больше всего на свете, потому что он был строгим, жадным и скучным. Мне хотелось гулять до ночи, путешествовать, играть, а он заставлял меня читать книжки и исправлять плохие оценки. — А в четырнадцать он отдал тебя в интернат. — Потому что он влюбился в твою маму. Потому что появилась ты. Потому что он сделал выбор в пользу своей семьи, — и с обидой добавляет. — К тому же, это был не интернат, а закрытая спортивная школа. Всю оставшуюся дорогу они молчат. Ева не улавливает мысль, которую тётя хотела до неё донести. Только когда они спускаются на подземную парковку, и Блейк останавливает машину на привычном месте, поближе к лифту, она снова обращается к ней. Тëтя смотрит совсем серьёзно, как делала именно тогда, когда хотела довести до слёз. — Я к тому, Ева, что он хороший человек и хороший отец. Он, правда, не всегда внимателен к тому, что ты чувствуешь, но он очень старается. Он не станет любить тебя меньше после второго ребёнка. И он точно не стал любить тебя меньше после второго брака, — Ева, убедившись, что тётя закончила, берёт ключи, закрывает дверь и оборачивается с самым кислым выражением на лице, какое только смогла изобразить. Не то чтобы она надеялась, что Блейк отменит все дела, чтобы остаться с ней и провести вечер под пледом и с острой лапшой. Ей просто очень не хочется сейчас быть одной. — Закажи еды, ладно? Я ничего не готовила. Только, пожалуйста, что-то приличное. Пришлёшь скрин корзины, и я кину деньги. Блейк уезжает, даже не попрощавшись. Ева заходит в лифт и сразу начинает плакать.Блейк
— Я хочу сказать, сэр, что он чувствует себя сверхчеловеком. В переговорной повисает молчание. Капитан, прочистив горло, скрещивает руки между собой и откидывается на спинку кресла. Он сидит во главе прямоугольного стола, позади него — белая доска, увешанная фотографиями, отчëтами и схемами, где специалисты фиксируют свои гипотезы и отчитываются о произведённых экспертизах. В общем, пространство для массового творчества. — У него нет типажа, это очевидно. Единственное, что характерно для всех его жертв, это молодость и здоровье. Я не хочу сказать, что он подбирал их по медкартам, — эксперт позволяет себе неуместную улыбку, но, замечая беспристрастные лица коллег, возвращает несвойственную серьëзность. — Все они крепкого телосложения, рост выше среднего или высокий, чистая кожа, без шрамов, татуировок или дерматологических поражений, отсутствие видимых последствий травм или заболеваний. Словом, здоровое питание. — Смит, по существу. Марк Смит, двадцатишестилетний стажëр-криминалист, беззаботный и несамостоятельный, как ребëнок, и наблюдательный и сообразительный, как опытный федерал, боится Блейк даже больше, чем капитана. Поэтому всякий раз, когда она одëргивает его за дурацкие замечания, он пристыженно опускает глаза и послушно замолкает. — Почему сверхчеловеком? — капитан всегда игнорирует их перепалки. — Не все каннибалы ощущают своë биологическое превосходство, напротив, решают, что они дикие звери и должны питаться мясом. — Я предвидел этот вопрос! Меня поразило то, что этот мужчина — благодаря анализу ДНК мы можем быть уверены хотя бы в этом — не надругался над своими жертвами. В его полной власти были как молодые девушки, так и юноши, но ему очевидно претила близость с чем-то, что угодно только для употребления в качестве пищи. Не думаю, что животное отказало бы себе в утехах. К тому же, он стремится к благополучию, обеспечивает себе крышу над головой, тëплое спальное место. — Что-то местечки, которые он выбирает, не вяжутся с образом сверхсущества, — Кеннет Купер обменивается с Блейк взглядами, и она кивает, принимая его возражение. Последнее время коллеги всë чаще и чаще ориентируются на неë, и такое отношение укрепляет еë уверенность. — Вообще-то, я думаю… я думаю, это необязательно! В смысле, он ищет уединения, а не роскоши. Животное бы нападало на людей там, где их удалось застать, и не перетаскивало в убежище. Атаки были бы внезапные, по наитию, по голоду. А он их сохраняет. — Но мы же выяснили, что мертвечину он не ел, — капитан смотрит на Блейк тяжёлым немигающим взглядом. Она сидит по правую руку от него, развернув стул к доске и ораторствующему эксперту, поэтому они смотрят друг на друга боком, через плечо. — Все ранения нанесены единовременно, он не возвращался к ним. Он сначала заманивал их, видимо, держал какое-то время, а потом — нападал по необходимости. Капитан задумчиво кивает, и Блейк приходится сдерживать самодовольную улыбку. Однако: — Что-то тут не сходится… Под столом она сжимает кулаки. Что этому молокососу не нравится в еë гипотезе? Она ориентируется на факты, не вытаясь объясниться интуицией или предчувствием, даже логика в расследованиях не всегда помогает — многие преступники действуют нелогично, и их невозможно понять, а, значит, поймать, ориентируясь на здравый смысл и адекватные додумывания. Не надо думать. Надо смотреть. Надо видеть. — Так он же слепой. Блейк обрывает ехидную мысль и поворачивается на Марка. Молодой человек, словно в момент просветления, вскидывает руки к голове и делает несколько шагов по комнате. Его лицо озаряется улыбкой. Капитан поднимает голову. — Что? — Он слепой, сэр! Наш убийца! Каждый сантиметр его жилища в отпечатках, он трогал стены, перила, окна! Во всех зданиях не было электричества, но при этом доподлинно известно, что как минимум два убийства из четырёх совершены ночью! Если Блейк права, и он убивал их уже в помещении, как он это делал? — ему не нужен свет. Вы скажете: «Фонарик, Смит»! А я отвечу: «Чёрта с два!» Он ест людей, подсвечивая себе фонариком? Следов костра мы тоже не нашли. К тому же, все приметы жертв так или иначе можно увести от зрительного восприятия: рост и вес можно определить по звуку шагов и дыханию, состояние кожи — наощупь. Или, — он молчит не больше секунды. — Запах, конечно! По запаху человеческого тела можно узнать очень много о состоянии здоровья! Поэтому и сверхчеловек, сэр, — Смит кивает, вкладывая в этот кивок всю силу своего убеждения. — Мэм, — улыбается, но быстро отводит взгляд от Блейк. — Он не ест кого попало. Он ищет. Он выбирает. Он охотник. В обсуждение вступают несколько других агентов, кто-то воодушевляется теорией Смита и поддерживает еë, кто-то — испытывает еë на прочность шквалом уточняющих вопросов. Обычно Блейк присоединяется ко второй группе, но сегодняшний брифинг стал исключением: семейные проблемы не выходят у неё из головы, и она не может сосредоточиться на деле — оттого молча слушает коллег. Купер прав: если каннибал с замашками сверхсущества, почему он ест плоть в сыром виде? Разве это не удел низкоорганизованных организмов? К тому же, анализ показал, что укушенные раны нанесены очевидно человеческой, но модифицированной челюстью. Проще говоря, ублюдок изменил форму своих зубов — заострил чем-то вроде пилки для ногтей — очевидно диким, непрофессиональным и болезненным способом. Искажённый прикус — это только верхушка айсберга, через слизистую с необработанного инструмента могла быть занесена инфекция: анализ крови вмиг поможет им определить виновность любого подозреваемого. Только подозреваемых у них пока нет. Резюмируя, они ищут мужчину крупной комплекции и достаточной физической силы, чтобы справиться с молодыми здоровыми людьми, слепого (предположим), с изменёнными в кустарных условиях зубами, явными психическими отклонениями и специфическими гастрономическими предпочтениями. Однако успех поиска не зависит от количества критериев. По крайней мере, поиск совпадений с ДНК-анализом, полученным сразу после первого эпизода, по общей федеральной базе — как правоохранительного, так и медицинского порядка — результатов не дал. В список критериев добавляются пункты «не привлекался» и «не состоял на учëте в психиатрических клиниках/стационарах/не проходил лечение и не был донором и не обращался за донорской помощью». Капитан прерывает обсуждение, когда осознаёт, что оно не приведёт к практическим результатам, и составляет план осмотра всех неиспользуемых зданий обозначенного квадрата. Они попытаются действовать на опережение — если держать в уме, что убийца доставляет в убежище ещё живую жертву — подключат местные полицейские кадры, разделятся на небольшие группы и будут просто прочесывать лесополосы и полуразрушенные постройки. Отличный план, сэр. Бездумные поиски — иллюзия работы. Даже обратившись в федеральный реестр недвижимости и получив конкретный список адресов, они незначительно сократят себе время и аналогично незначительно приблизятся к преступнику. Они что-то упускают. Блейк неожиданно радуется перспективе семейного ужина и личного разговора с капитаном. По крайней мере, у неë будет полчаса в дороге до назначенного места, чтобы вернуться к обсуждению. Не хочется признавать, но ей нужна помощь — им всем нужна помощь. И Блейк знает, к кому они могут обратиться.Бен
Самое главной в любой работе — искренне наслаждаться ей. Наслаждаться чужой беспомощностью, наслаждаться пустыми угрозами, полными гневного отчаяния, наслаждаться пополнениями электронного счëта и — самое главное — сообщениями в новостных изданиях об очередном загадочном самоубийстве. Он не извращенец и не садист — второе, может, слегка — его не интересуют детали пикантных фотографий или переписок, чужие сексуальные предпочтения или секреты менее возвышенного характера. Он просто умело реализовывает свой потенциал — свои навыки и таланты. И неплохо на этом зарабатывает. Есть какой-то кураж в осознания своей власти над другим человеком, если его мыслям и переживаниями, над его дальнейшей судьбой. Лёгкий трепет от угроз «вычислить» и «разобраться». Манипуляции и шантаж — это способ сублимации, это творчество — социальная инженерия. В конце концов, если кто-то оставил свои тайны на видном месте, а он просто их забрал, разве это не будет уроком о безопасности персональных данных? Если твои интимные фотографии выложили в сеть, значит, не нужно было их делать. Если с твоего банковского счета украли деньги, значит, надо пользоваться более надёжным банком. Если твой партнёр узнал об измене, значит? Нужно лучше скрываться, чëрт возьми. Он тоже в какой-то степени «белый» хакер. Он ищет слабые места и чëтко даёт непреднамеренному заказчику о них понять. Иногда это заходит слишком далеко. Попадаются впечатлительные. Но он не записывает их на свой счëт — собственноручно он не толкал никого из окна и не подносил к виску пистолет. Родственнички и копы давно хотят на него выйти: он с удовольствием следит за расследованием. Но, учитывая, что эти криворукие придурки до сих пор не связали все эпизоды в одну серию, — радости это приносит мало. То же самое, что смотреть летсплей недогадливого геймера и через экран указывать ему на ошибки. Словом, безрезультатно. Он даже оставлял им подсказки — шутки ради — но они их не заметили. А, стоило единожды снести сервера, засуетились и пригласили отдельных специалистов. Он с предвкушением ждёт, когда его делами наконец заинтересуются федералы. Тогда он с удовольствием посотрудничает со следствием! Но сегодня Бен играет роль хорошего парня. Парня. Славно произносить это в отношении к ней. Звучно и правильно. Он проверяет еë аккаунт каждые пятнадцать минут — если не чаще — чтобы убедиться, что она действительно не в сети уже несколько часов, а не просто игнорирует его. Он еë прощает, у неë тяжëлое время. Но с каждой минутой становится всë беспокойнее. Не подключиться ли к камере? Не запустить ли дрона под окно? Он дал себе слово, что не будет вторгаться в еë личное пространство, если не будет знать чëтко, что ей угрожает опасность. Она и так доверяет ему слишком много. Нельзя злоупотреблять таким доверием. Тут на глаза попадается уведомление о новом комментарии под постом: «Я самоучка, не судите строго :)», которое она опубликовала на прошлой неделе в фан-сообществе любимой книжной вселенной. Просто рисунок главной героини. Незамысловатый, но с душой — он знает, как она старалась над ним, видел все этапы и лично отговаривал не бросать дело. Но притязательный критик в самых изощрённых выражениях, полных иронии и желчи, оскорбил художницу и еë творение. Уведомление не просмотрено — она его ещë не видела. Это хорошо. Надо поскорее удалить его и разобраться с отправителем. Он правда хотел быть хорошим парнем сегодня. А будет лучшим!