Нас двое

По дороге смутных побуждений Из страны взбесившихся невежд Долог путь моих перерождений В тайный край несбывшихся надежд

Когда Игорь выходит из дома в накалившийся июнь, на часах без пяти минут час, небо блекло-голубое, и душно, как в парилке. Игорь идет искать. В пятидесяти шагах от четвертого подъезда он замечает лиловую ленточку на сухом асфальте и завязывает её на левом запястье, не раздумывая. Игра началась. Игорь переходит на правую сторону, ныряя в древесную тень, и идет вдоль низенькой ограды по неровной россыпи черно-розового гранита. «Где же ты», — думает Игорь, глядя сквозь попадающихся навстречу прохожих. Все они чужие и мешают, но если смотреть сквозь, то их будто бы нет, и можно не отвлекаться. Машинально уворачиваться от столкновений он уже давно научился. На асфальте вычерчено мелом восемнадцать бледно-зеленых кругов. Игорь считает их, потому что это важно, поправляет ленточку и сворачивает направо, проходя мимо трехцветной детской площадки: желтый, красный, синий. Небо перечеркнуто проводами-проволоками, нависшими над городом паутиной. Дернешь — вибрация разойдется по полотну, выбежит восьмилапый ткач поглядеть, что за добыча попалась на этот раз. Игорь не боится попасться — в этой жизни он водит. Воздух теплый, как молоко для больного детского горла, а улицы полупусты, почти пустынны — люди попрятались в кондиционированной прохладе зданий, позакрывали окна. Игорю это на руку — можно смотреть, не привлекая внимания. Наискосок в гладкую ивовую тень, через дорогу к любопытно выглядывающей из-за домов церкви, мимо синего параллелепипеда многоэтажки. Ветер налетает со спины, обхватывает волной, забирается под вздымающуюся парусом футболку. Игорь разводит руки, как парящие над головой чайки — крылья. Футболка, как и птицы, белая, с черным шестилапым жуком на груди. Футболка не его и велика. Игорь улыбается, подталкиваемый ветром. Он знает, что найдет, пусть и жалеет немного, что рядом нет Светки — с ней бы вышло быстрее. Но быстрее — это не про жизнь. Светку тоже еще надо найти. Игорь огибает Университет Управления и Экономики, выходя на Пушкинскую восемь, к храму Воскресения Христова — политому синей глазурью белому куличу. На каменной университетской лестнице слева — подростки, на площади у храма — пустота, фонтан и белые скамейки. Солнце печет, а Игорь высматривает родные черты. Тихо, будто город спит. Кучкующиеся на лестнице подростки провожают его глазами, но Игорь не обращает на них внимания. Переходит через дорогу. В кустах на картонке спит мужчина, окруженный сплющенными красными банками. Игорь проходит мимо, ныряя во двор к серым трехэтажкам. На натянутых между березами веревках сушится белье. У подъезда женщина в голубом платье говорит с кем-то — Игорь отмечает краем глаза, забывая о ней почти сразу же. За серыми трехэтажными — огороженная забором школа. Навстречу выходит полосатая кошка — смотрит изучающе. Мех на её животе свисает светлой бахромой. Игорь замирает, пропуская — она шествует мимо, чтобы приняться за намеченную траву. Слева растут трехцветные ирисы. Окна первого этажа зарешечены. Игорь пересекает еще одну детскую площадку, душную и безлюдную. «Помни», — требует надпись на асфальте. «Welcome to Russia», — приветствует расписанная мелом доска. Возле серого квадрата здания администрации развилка. Налево — тень, направо — свет. Солнце разлилось по асфальту растаявшим сливочным маслом. Игорь поворачивает к свету и, естественно, наступает в оставленную поливомоечной машиной лужу. В сандалиях хлюпает горячо, будто в кровь наступил — асфальт накалился, как сковорода. Ветер бодает лобастой тигриной головой, смещая влево, но Игорь не слушается. Он знает, что на верном пути. Огибает пятиэтажную серость, ныряет в зеленый карман. По земле ангельскими ошметками рассыпан тополиный пух. На стене огромными фиолетовыми буквами выведено очередное «помни». Весь район этим призывом исчирикан, и это немного раздражает, потому что почерк знакомый до боли, но Игорь не может вспомнить, а рука не подсказывает, задевает только, подталкивает, как ветер. Игорь заходит в сквозную высокую арку. На стене какие-то неонацисты прибавили Тесаку сто лет жизни в выведенной черным баллончиком дате, и это одновременно смешно и немного жутко, но не касается Игоря. На клумбе засохли рыжие лилии. Из темных открытых подъездов резко пахнет свежей краской. Отцветающий шиповник кутает улицу остаточным шлейфом медового дурмана. Игорь замечает знакомую синюю куртку и оживляется, сбрасывая приставший полуденный морок. Тридцать пять градусов, какая куртка. Смешно так палиться, Дань. Игорь ускоряется, потому что найти в их игре недостаточно — надо догнать. Срезает через чужие клумбы, чудом не затоптав пышные нежно-розовые пионы, мимо наставленных машин и оборудованных тренажерами площадок. Даня не оборачивается и никуда не спешит, но Игорь не может его догнать, и расстояние увеличивается. Охотничий азарт подстегивает бежать быстрее. Было бы ему пять, обязательно закричал бы: «Так не честно!», но Игорю восемнадцать, поэтому он кричит: «Все равно догоню!». Не сегодня, так завтра. Чтобы не попасть под машину, приходится остановиться. Тормоза визжат противно, серебристый вольво ошалело таращится фарами, перепуганный водитель кроет матом в открытое окошко. Игорь доброжелательно показывает ему фак, перебегая пешеходный, и останавливается, чтобы отдышаться. Сердце колотится, а дышать даже в тени нечем. Игорь оглядывается, но Дани и след простыл, будто вовсе не было. Игорю одновременно смешно и сердито. Ветер сдувает волосы с влажного лба, и Игорь сам приподнимает край футболки, запуская его внутрь. Справа от новеньких цветных высоток пыльная стройка и понатыкано кранов. Игорь идет, выискивая глазами знакомый темный затылок, но навстречу попадаются чужие полусонные мужчины с пакетами, женщины в цветастых платьях, под которыми маняще колышется округлое и мягкое, бодрые смуглые мальчишки в кепках. У пыльной кромки поребрика истоптанные окурки и подсолнечная шелуха. Игорь поворачивает налево, чтобы обогнуть яркий высотный участок крюком. Он почти никогда не встречал Даню здесь, так что искать среди новых домов нет смысла. Игорь меряет асфальт широким шагом, пытаясь представить, как искала бы Светка. Вспоминает её светлое каре, темные глаза, ямочки на щеках. Она была на два года старше и красиво улыбалась, пусть и делала это редко. Еще она метко стреляла, но этим мог похвастаться и Игорь. Через пыльный полустертый пешеходный он возвращается обратно. Песок, осколки кирпича, изгвазданная черной краской серая стена. На стене красуется огромный нарисованный хуй, как же без него. Порой Игорю любопытно, мечта это или комплекс, но спросить не у кого — авторы наскальной живописи выражаются по ночам. Игорь идет вдоль стенки, укрытый густо наросшими кустами, переступая через осколки и гвозди. Поправляет лиловую ленточку, пытаясь нащупать верный путь. Крадется почти — смешно. Но это тоже элемент игры. Давай сделаем вид, что ты не видишь меня. Давай сделаем вид, что я могу победить. Игорь переходит по деревянному мостику через вскрытую яму с черными венами труб и оказывается в утыканной ТЭКовскими оградительными сетками зоне. Открывается потрясающий вид на помойку и возвышающиеся чуть поодаль горы засохшей земли рядом с выставленными в линию зелеными скамейками. Спортивная площадка, пыльные улицы, трактор. О! Синяя куртка! Сердце начинает отстукивать бодренький африканский ритм, и Игорь срывается с места, рассчитывая на эффект неожиданности. Время совершить невозможное. Подбежав, хватает за рукав, все еще не веря в происходящее. Неужели сейчас? Или голову напекло? Незнакомый усатый мужик оборачивается, угрожающе нахмурив темные брови. — Ой, — округляет глаза Игорь, отпуская рукав его куртки и делая шаг назад. — Извините, обознался. — Дебил, — весьма дружелюбно сообщает мужик, сплюнув на землю. Игорь не спорит. Даня машет рукой с другой стороны улицы, улыбаясь. Он в легкой белой рубашке и шортах, как и полагается в тридцатипятиградусную жару. Игорь чувствует себя лохом с большой буквы. Но прежде, чем успевает сделать шаг, перед ним проезжает машина. И еще одна. И еще. Игорь кусает губы, глядя, как Даня уходит, и ничего не может поделать. Солнце метко стреляет в глаза лучом, ослепляя. Когда Игорь открывает глаза и переходит улицу, Дани уже нигде не видно. И путь Игорю давно уже не пять, все равно хочется крикнуть, что так нечестно.