Миг

В последнее время ребята очень переживали за Сё. Популярный вот уже последние пять лет бойс-бенд, носящий название " STARISH», всегда славился не только красивыми мордашками и отличными голосами солистов, но и их невероятной дружбой, что была предметом зависти для многих других музыкальных групп (и не только их). Сейчас эта знаменитая дружба пошатнулась. И причиной тому стал второй «S» их названия, миловидный и низкорослый (где-то далеко уже слышится его ор: «Я не низкий!») блондин с невероятными небесными глазами, что всегда покорял толпы народа, — как женщин, так и мужчин, — одной лишь сверкающей улыбкой. (Буквально, его зубы сияют) В чем суть самой проблемы? Да все как обычно. Из — за чего парни ссорятся, дерутся и развязывают войны? Правильно, из-за девчонок. И данный случай, к сожалению, не стал исключением. Все семеро парней еще со школьных времен (для кого кошачьих) были до безумия влюбленных в одну и ту же девушку — Нанами Харуку, что в последствии стала их дорогим и единственные композитором. Для одного из семерки понятие «до безумия» стало буквальным. У Сё с самого раннего детства были замечаны симптомы «первичного яндэрэ» (знаю, что Сё больше цундэрэ, но, хей, это магия фильма — книги, в моем случае, — и никто не сможет остановить меня! Бу-га-га!): он очень цепко относился к своим родственникам, не переносил, когда его младший брат-близнец Каору заботился о ком-то другом, однажды даже выбросил его любимую игрушку, потому что Каору играл в доктора и, якобы, предпочитал ее больше родного аники. Однако, из-за выявившейся болезни сердца, «яндэризм» (не уверена, что такое слово вообще существует) был отодвинут на второй план, а после операции притупился и был полностью забыт. Ровно до того момента, когда он впервые увидел красивую девушку в кафетерии Академии Саотоме, мило болтающую с другой, какой-то левой девчонкой. Та пошла вперед, а красавица за ней, выуживая из кармана карту. Пытаясь догнать подругу, оступилась и выронила вещь. Ее карта чуть не упала, но он сумел красиво поймать ее, сыграв в некого «мини-героя». Ками (1), она так мило улыбнулась ему. В ответ на благодарность он лишь кивнул ей, не доверяя своему рту. В голове набатом било «Моя!», и странное, жгучее ощущение в груди, что он не чувствовал с детства, вдруг вернулось в двойном размере. И подорвалось все к чертям собачьим, когда богатый ублюдок Рен заявил, что уже «положил глаз на эту Леди». Желание убивать превысило все стандарты настолько, что Сё даже и не понял, когда она ушла. Так раздосадовано он никогда себя не чувствовал. И все из — за Рена! Но, благодаря ему, он, хотя бы, узнал ее имя: Нанами Харука. Х-а-р-у-к-а. Весенняя песня. Звучит красиво, не правда ли? Ему так точно казалось. Дальше он стал походить на сталкера: он следил за ней в школе, столовой, на улице, иногда даже пропускал уроки, чтобы просто понаблюдать, как она сидит у фонтана, старательно сочиняя мелодии (причем всегда грызла все карандаши в одном и том же месте) и тихонько напевая. Он любил ее голос: нежный, ласковый, обволакивающий, словно теплое одеяло. Все бы отдал, что бы слушать ее вечно. Жаль, что она не поет. Ничего с собой поделать не получалось: ему казалось, что если он не увидит ее хотя бы раз за тридцать минут, то умрет мучительной смертью. Он часто уходил из своей комнаты ночью, пока Нацуки спал, и пробирался в женское крыло, к ней. Пару раз даже наглел, садился на ее кровать и практически в упор смотрел на спящее лицо Нанами, запоминая каждую мельчайшую деталь. Каким — то волшебным образом, не иначе, ему всегда удавалось оставаться незамеченным (его не покидало ощущение, будто ему специально позволяют это, однако оно было отброшено в сторону из-за своей абсурдности). С каждым прожитым месяцем, неделей, днем, в конце концов, становилось все хуже. Его неимоверно раздражали все эти «друзья», с которыми ему приходилось петь вместе и наблюдать, как они бессовестно смотрят на его Харуку, точно на кусок мяса. Сколько раз он удерживал себя от того, чтобы не начистить самодовольную физиономию Рена или покерное лицо Токии? Сколько раз хотел сбросить с балкона Сесиля или закопать Отою живьем? Он уже и не сосчитает. В начале его пугали подобные мысли о собственных товарищах, но, после, он решил, что Хару намного важнее, чем они, и каждый день прокручивал в голове сценарии их убийства, которые, кстати, были самыми разнообразными, от горения живьем до пыток на электрическом стуле. Тоже самое относилось и к их Семпаям, и, особенно, к Небесным. Жалкие подражатели заслуживали самых изощренных и невероятных мучений. Такие мысли ему приносили странное облегчение, своеобразную моральную разрядку. Все легче дышалось. Конечно, он понимал, что ни один из его многочисленных сценарий не воплотится в жизнь: смерть любого из них могла расстроить его драгоценную Харуку, а этого он никак не мог допустить. Больше всего на свете он ненавидел, когда из этих прекрасных золотых глаз лились горючие слезы. Хотя, это не означало, что он никогда не хотел их попробовать на вкус. Как и ее кровь. Почему-то он был уверен, что она божественна. Одна лишь мысль о его зубах на ее шее или плече, прокусывающих плоть, подобно вампиру, приводили его в экстаз. Это было так странно и, рискну сказать, ненормально, но сейчас ему было уже плевать. Все, что имело значение — это Нанами Харука, которая рано или поздно окажется в его руках. Он нарушил гармонию семиконечной звезды, подорвав уверенность и используя нрав каждого в своих целях. В конце концов, он был намного хитрее, чем думают другие. И амбициознее тоже (да по тебе Слизерин плачет, парень, остановись). Отоя теперь редко улыбался, Сесиль все больше думал об Агнополисе и своем долге, Рен стал меланхоликом, Масато снова замкнулся в себе, Токия сомневался, на верном ли он пути сейчас, а Нацуки… Нацуки все понял и теперь боялся своего друга, что смотрел на них с этой жуткой и самодовольной улыбкой. Это не его Сё-чан. Это тот, в кого его превратила одержимость милой Хару-чан. STARISH распались, Харука была опустошена. Она не понимала, когда и почему все пошло под откос. Они все ушли, бросив ее. Все, кроме одного. И этот один оставшийся сейчас утешал ее, отчаянно рыдающую у него на груди и постоянно шепчащую, какие все остальные глупые, что бросили свои мечты из-за трудностей. А он остался, тихо балдея от запаха ее волос и едва скрывая Чеширскую ухмылку. Теперь-то ему никто не помешает. Отныне Нанами Харука принадлежит Курусу Сё. Любой, кто оспорит это, не доживет до утра. Слово Идола.