Серёжа любит красиво

Олегу даже не нужно думать, чтобы понять желания Серёжи в данный момент. Он чётко знает, что после своей встречи тот попросит крепкий кофе, чтобы мозг не отказывался работать до утра. Ведь зачем нам отдых? Прорвёмся. Олегу такая форма серёжиного мазохизма крайне не нравится, но действует он осторожно и ненавязчиво. Непрозрачные намёки на нездоровую тягу к переработкам иногда находят отклик в рыжей макушке, и тогда Волков довольно расстилает свежие белоснежные простыни на кровати Серёжи, еле заметно победно ухмыляясь. — Просто убей меня, прошу, они все так достали, — Разумовский выходит из переговорной, сразу же находя Олега глазами и спешно приближаясь. Белая рубашка расстёгнута на две верхние пуговицы, а взгляд слегка расфокусирован, немой мольбой обращается к Волкову. Всё прошло успешно, но слишком затянулось. Ясно. — Накинь, — говорят Серёже приятные губы напротив, когда Олег выводит его из надоевшего здания, пропахшего мерзкими типами и дешёвым кофе. На плечи падает чёрная кожанка, и Разумовскому становится так хорошо от оставшегося внутри тепла, что вещи вокруг как-то сами по себе становятся менее паршивыми. Уличная прохлада бодрит лучше всего, дышать становится так легко и приятно, Разумовский на момент запрокидывает голову, чтобы вдохнуть полной грудью ночную свежесть Питера. — Ты сам не замёрзнешь? — спрашивает горе-труженик у своего мистера я-могу-всё. Олег поворачивается и на мгновение задерживает взгляд смеющихся глаз на медно-красных волосах и светлом лице Серёжи. Он смотрит на него, глаза в глаза, этим своим по-детски наивным взглядом, а Волкову уже хочется поскорее домой, где ветер не будет портить прелестную картину идеально прямых рыжих волос. Хотя… как её можно испортить? За рулём, как обычно, Олег, его упрямый профиль всецело следит за дорогой, не упуская из виду ни детали. Тёмные волосы чуть взъерошены, губы слегка напряжены, в небесных глазах мелькают отблески фонарей, и Серёжа утопает во всём этом на какую-то пару минут, оценивая, насколько тёмная щетина сегодня колется. Усталость противно оседает на плечах, и веки прикрывают уставшие глаза, мешая смотреть на темноволосого Олежу, у которого так романтично прядка волос опускается прямо к виску. Дорога не кончается, но будто плывёт под чутким руководством Волкова. Тепло салона только толкает к пропасти сна, и Разумовский послушно поддаётся, проваливаясь в темноту неба. — Вставай, Серёжа, — слышится сквозь сон. — Вставай, мы приехали. Ладонь у Олега тёплая даже в ночной прохладе. Мягкая, как она может быть мягкой? Разумовский послушно поднимается с места и вздрагивает от внезапного уличного холода. — Пошли быстрей, — говорит он севшим голосом, обращаясь взглядом к Олегу. Тот встречает его глаза своими, понимающими, и Серёжа ловит себя на мысли, что хочет домой ещё сильнее, чем раньше. В лифте Волков поворачивается широкой спиной к Разумовскому, с непроницаемым выражением нажимая на кнопку нужного этажа. А Серёже этого хватает, он скользит внимательным взглядом по тёмным волосам, опускается вниз по тёплой шее к красивой спине и дальше, к упругим ягодицам… Как всё это могло смешаться в одном человеке? Олег видит и слышит, как протяжно сглатывает Разумовский, как его глаза сладко скользят по телу напротив и губы чуть приоткрываются в желании воздуха. Волков (черт его побери) всё прекрасно знает и понимает, ну откуда он такой весь (серёжино благословение). Свет в квартире так и не будет включён: статная спина встречается со стеной резко, так, что воздух выбивает на долю секунды. Разумовского ничто не может остановить. Он резкий с первых секунд и нетерпеливый в каждом прикосновении. Смотрит затуманенным взором на Олега, ухмыляется из-под спадающих рыжих прядей, ловит взгляд светлых глаз, наполненных такой нежностью, что до дрожи в коленях. Но Серёжа не сможет так, он никогда не может «медленно». Тут как будто вопрос жизни и смерти. Тонкие пальцы хватают рубашку напротив и спешно распахивают, судорожно гладят горячую кожу нежными подушечками. — Олежа, — торопливо шепчут алые губы, захлёбываясь воздухом и прикасаясь к сильной шее жёстким поцелуем. Сразу будто извиняется, языком проводит по покрасневшему месту, одаривает своими мягкими поцелуями. Руки внизу уже ловко стянули кожаный ремень, и Волков думает, что было бы просто прекрасно притормозить хотя бы немного. Лицо Серёжи он ловит за секунду, мягко проводит по нежной коже подбородка и втягивает в горячий поцелуй. Олег пользуется этой секундной задержкой обомлевшего парня и ведёт его к постели. Полностью поддавшийся приторному возбуждению, Серёжа смотрит на темноволосый затылок, сильные руки, ведущие его за собой, и зубы стискиваются сами собой в отчаянной нехватке родного тела. Чтобы кожа к коже, до смерти горячо и тягуче-возбуждающе. Красивые брови приподнимаются, а из горла вырывается томный выдох от мыслей о всей этой красоте. Поворачивается Волков через пару секунд, его тут же толкают на кровать, и алые в темноте волосы не дают увидеть что-либо, кроме лихорадочного блеска в глазах напротив. — Олежа, — на выдохе, руки оголяют тело под собой отчаянно, спешно. — Какой ты у меня красивый. Серёжа вплетает пальцы в чёрные волосы, оттягивает, проводит языком по его подбородку, и Олег не может сдержать хриплый низкий стон. Будто случайно эта рыжая бестия касается своим напряжённым пахом члена Олега, со сладкой улыбкой ловя напряжённый выдох губами и продолжая свои махинации. Месть Волкова и не назвать местью, она в горячих руках на ягодицах, она в багровеющих засосах на шее, во влажном языке у уха с горячим шёпотом: — И когда ты успел растянуть себя? — два пальца внутри, и Серёжа насаживается сам, подрагивая от нетерпения всем телом, терзая поцелуями губы своего любимого Олежи. — Какой сервис. Волкова самого кроет от сумасшедших движений по его паху, от сжимающих пальцы слишком горячих стенок и языка несносного Разумовского, который хнычет и упрямо продолжает изводить Олега. — Глубже, — шепчет Серёжа, впиваясь в губы напротив очередным мокрым поцелуем, очерчивает языком ровные зубы и внезапно вскрикивает, когда пальцы внутри проходятся по простате, вновь и вновь хлюпают в растянутом входе. Рыжая медь волос послушно гладит шею Олега пока Разумовский упирается макушкой в его плечо, исступлённо насаживаясь на пальцы и захлебываясь стонами. Волков чувствует, как бесстыдно трётся чужой член о его сквозь ткань и протяжно выдыхает. Пальцы выскальзывают из влажного входа и норовят стянуть оставшееся бельё, но разгоряченный Серёжа перехватывает их и смачно облизывает, смотря чётко в глаза Олега. Ухмыляется, проводит горячим языком между и вбирает в себя. Волков сглатывает, член уже каменный, и так на пределе, глаза потемневшие и рот приоткрыт: смотрит на своего Серёженьку, который проводит его рукой по своим соскам и тихо стонет, седлая торс. Ему нравится, как тихий и сдержанный Разумовский становится буйным и необузданным рядом с ним, как слова превращаются в стоны и всё с ним, всё из-за него, из-за Олега и по его вине. Он хватает за бёдра Серёжу, но тот уже сам насаживается, без промедления и до основания. — Ах, — голова запрокинута, воздуха не осталось, и Олег наблюдает за этой картиной с восхищением, чувствуя, как чертовски горячо внутри Серёжи и как плотно мягкие стенки сжимают его член. Волков хочет сделать толчок, но ему не дают: — Нет, Олежа, сегодня ты полностью мой, — тонкие пальцы пробегают по широкой груди и тонут в тёмных волосах, а глаза любовно ловят возбуждённый взгляд Волкова. Серёжа приподнимается и опять насаживается, целуя губы напротив и игриво улыбаясь. Вверх-вниз, ещё пару раз Олег уже не выдерживает: с силой сжимает его ягодицы, направляя, входя глубже с каждым толчком, выбивая беспорядочные вздохи и стоны из мокрого рта напротив. Разумовский стонет крайне неприлично и слишком громко, откидывается назад, касается Олежиными руками своего лица и ластится, ластится, лижет, опаляет своими стонами пальцы. Наклоняется, чтобы оставить на шее Волкова внушительный засос и прикусить кадык, будто помечая, присваивая, будто Олег смог бы убежать. А Волков уже не знает, куда смотреть, всего этого слишком. Он блуждает рукой по любимому телу, обводит сосок и гладит дальше, сжимает бёдра и натягивает глубже, чтобы Серёжа вновь потерял контроль и просто наслаждался. — Ах, да, — выдыхает Разумовский, поддаваясь и исступлённо двигаясь в такт ускорившимся толчкам. Олег вплетает пальцы в рыжие волосы, сжимает почти крепко и целует опять мокро, настойчиво, забирая последние силы. Серёжа стонет в поцелуй, когда чувствует обжигающую развивающуюся влагу внутри и прекратившиеся толчки. Зубы плотно стиснуты, по телу пробегает сладкая судорога и он кончает, плотно прижимаясь к Олегу. Волков убирает с расслабленного лба влажные прядки, оставляет на лбу мягкий поцелуй и протягивает стакан воды: Серёже нужна жидкость после секса. А ещё Серёжа не любит двигаться после оргазма, поэтому Олег не издаёт ни звука, пока ставит будильник или пока накрывает обоих одеялом. Серёжа любит красиво, так всё и будет.