***
Уилл видел мир не так, как большинство людей — посредственности, просто наслаждающиеся захватывающими пейзажами, великолепными фресками в величественных соборах и знакомствами с новыми людьми. И нет, это далеко не нечто поэтическое, мол всё для него приобретало иной, более глубокий смысл, благодаря которому открывались новые краски жизни, как различные оттенки на старинных картинах в просторных галереях Флоренции. Мир Уилла Грэма не выглядел, как завораживающее итальянское произведение архитектурного искусства, а скорее походил на один из кругов ада, некогда описанных Данте. Так было всегда, сколько он себя помнил. Чересчур повышенная эмпатия не была подарком судьбы, а стала настоящим проклятьем, которое преследовало его в виде ночных кошмаров и нежелания смотреть другим людям в глаза, потому что в них отражалось всё то уродство, что другие могли не замечать — навык, которому Уилл несказанно завидовал. «Одарённый профайлер», воспевал дифирамбы Джек и журналисты из местных газетёнок, пока Грэм отчаянно пытался уснуть в полном одиночестве, наедине со своими самыми страшными кошмарами и чувством тотальной незащищённости и потерянности, словно никто не в силах ему помочь. Он был самым лучшим и это было его проклятьем. Одна встреча изменила всё. Она заставила по-настоящему открыть глаза и наконец-то осознать, что таилось глубоко внутри на протяжении многих лет. Что скреблось о стены его души и жаждало вырваться наружу. Встреча с доктором Ганнибаллом Лектером, который был живым воплощением всех страхов Уилла Грэма, но не отталкивал, а манил, как фонарный свет манит ночного мотылька. Он был до ужаса омерзителен и пугал своей непредсказуемостью, ведь даже местный балтиморский гений не смог его прочитать, но в этом и заключалось всё его великолепие. Несмотря на сотни скелетов, хранящихся в многочисленных шкафах его замка памяти, Ганнибал внушал доверие. К нему хотелось тянуться. С ним хотелось находиться рядом. И он вовсе не играл роль истинного аристократа, говоря о классической музыке и эпохе Возрождения. Перед Уиллом он словно снимал маскарадный костюм и грим, представая в своём первозданном виде с оголённой, невероятно прекрасной, но в то же время давно прогнившей душой. Лектер понимал его лучше любого другого психотерапевта, потому что видел в нём не очередного пациента, а близкого по духу, похожего как две капли воды, родного человека, в котором сам отчаянно нуждался уже многие годы, храня это желание в самом отдалённом и тёмном уголке своего замка. С первой минуты им обоим — эмпату и психопату — стало комфортно в компании друг друга. Ганнибал мог с легкостью рассмешить Уилла или заставить его улыбаться, что было так несвойственно для вечно угрюмого и погружённого в свои мысли Грэма, который походил на мрачного героя, какого-то готического романа. Но при этом, Уилл не был для Лектера открытой книгой — очередным фолиантом, который он с лёгкостью мог прочесть, как любого другого человека. Он вызывал неподдельный интерес и желание окунуться в этот голубоглазый омут с головой. Они идеально дополняли друг друга, умело пользуясь негласным правилом — не замечать самое ужасное друг в друге и наслаждаться тем прекрасным, что другие не видят или не понимают. Раньше Уилл чувствовал себя белой вороной с поломанными крыльями. Его повсюду преследовали косые взгляды, гнусный шёпот и негласные осуждения. И только рядом с Ганнибалом он мог чувствовать себя спокойно, в независимости от того, где они находились — в просторном кабинете доктора, в маленьком домике Грэма, отдалённом от городской суеты или на месте преступления, рядом с окровавленными произведениями искусства очередного убийцы-художника. Непонятого гения, который пытался достучаться до общественности. У каждого из них был свой замысел, который Уилл чётко видел и примерял на себя, а Ганнибал понимал и вдохновлялся. Даже, когда эта извращенная партия в покер подошла к концу и все карты вскрылись, Уилл не боялся Лектера. Его скорее пугало это безразличие к увлечениям Ганнибала и тайное восхищение убийственным изяществом этого человека. Он как искуссный мастер создавал свои картины, вот только писал их не маслом по холсту, а на живых экспонатах. Грэм не был знатоком живописи, но его завораживали эти работы и то, с какой преданностью Ганнибал создавал свои шедевры. Он не был скучным маньяком, цель которого — подавить свою вспышку гнева. Такое Уилла никогда не будоражило.***
Казалось, что он плывёт целую вечность, но желание выбраться из ледяных объятий океана прибавляло сил. Наглая ложь. Единственное, что сейчас мотивировало Уилла не сдаться — это Ганнибал Лектер. Человек, навсегда изменивший его и без которого Грэм сейчас попросту не представлял своё существование. Последние три года он пробовал, какая на вкус жизнь без Ганнибала и, честно говоря, его это не впечатлило. Три года. Одна тысяча девяносто пять дней не смогли изменить Грэма. Не смогли стереть его воспоминания и заставить начать жизнь с чистого листа. «Моя жизнь разделилась на «до» и» после» — до тебя и после тебя» Он не смог отпустить всё произошедшее и даже несвойственная ему традиционная семья с женой и неродным сыном, уютным домом в лесу и привычной стаей собак не смогли ему в этом помочь. Уилл старался не думать о Ганнибале, не представлять, как он сидит в своей, на удивление просторной, камере со стеклянной стеной, лишённый личного пространства, и читает книги по психологии или рисует новый портрет, аккуратно надавливая углём на лист бумаги. Грэм практически сумел привыкнуть к тупой боли внутри, которая иногда напоминала о себе вернувшимися ночными кошмарами, но Лектер как всегда вмешался, вновь обращая на себя всё внимание бывшего специального агента ФБР. Аккуратно сложенное письмо, с идеально выведенными калиграфическим почерком буквами, лежало напротив Уилла. Он знал, что только один человек мог связаться с ним таким изысканным способом. Читать оказалось невообразимо больно, как-будто Ганнибал вновь пытался вскрыть его череп. Поначалу Грэм хотел просто выбросить послание в камин, даже не глядя, но чувство незаполненной пустоты внутри не дало воспротивиться возможности, хотя бы таким образом прикоснуться к Ганнибалу. Уилл никому об этом не говорил и поначалу даже боялся признаться в этом самому себе, но он чертовски скучал. Каждый день он вспоминал о Лекторе, хоть и пообещал напоследок, что и думать о нём больше не желает и не станет. Это была наглая ложь, как и вся жизнь Уилла, когда в ней не стало Ганнибала. Этот клочок бумаги окончательно положил конец всяким сомнениям Грэма и уже наутро он спешно собирал вещи, не обращая внимание на опасения Молли, чтобы поскорее вернуться в серый Балтимор. Это не был жест доброй воли, адресованный Джеку или бравое желание спасти как можно больше невинных людей. Он просто знал, что это идеальный повод вновь встретиться с Часопикским потрошителем — единственным маньяком-психопатом, которого Уилл никогда не сможет отпустить. Работа явно не шла ему на пользу после столь долгого перерыва, но он упорно продолжал изучать новые улики и вновь и вновь возвращаться в роскошные и уютные дома убитых семей. Эти места напомнили ему уютное гнездышко семьи Хоббсов, которые были неотъемлемой частью нового этапа в жизни Грэма. Он всеми силами пытался сосредоточиться на новом деле. Каждый вечер, сидя в захудалом мотеле с бокалом крепкого виски и нестерпимой головной болью, которая казалось никогда не пройдёт, он раскладывал на полу десятки фотографий и отчётов, пытаясь отыскать разгадку или хотя бы маленькую деталь этой запутанной мозаики. Когда давление со стороны ФБР и журналистов стало невыносимым, его терпению пришёл конец. Он знал, что рано или поздно ему понадобится помощь. Помощь Ганнибала. Человека, который был словно второй, недостающей половиной Уилла Грэма, поэтому идеально дополнял его и мог помочь ему найти ответ на любую загадку. Они были идеальной командой, что Уилл осознал лишь со временем. Просторная комната, с огромной прозрачной стеной немного отталкивала и пугала, вселяя в Уилла необъяснимое чувство тревоги. Он медленно прошёл внутрь, не отрывая глаз от знакомого силуэта, стоящего к нему спиной с книгой в руках. Это был маленький томик, кажется, сборник древнегреческих мифов, а может и рассуждения на тему средневековых методов лечения психических заболеваний, которые всегда завораживали Ганнибала. Уилл хорошо умел скрывать свои эмоции — он буквально контролировал каждую минуту своей жизни, не давая себе возможности расслабиться и плыть по течению, но сейчас руки невольно подрагивали, отчего хотелось их куда-то спрятать. Грэм медленно подошёл к преграде между ними, сверля взглядом затылок Лектера. Тот грациозно обернулся, заглядывая прямо в глаза Уилла, как делал раньше, встречая его в своём, идеально обставленном кабинете, перед очередным приёмом. Он улыбался и сейчас действительно походил на безрассудного психопата, который чувствует реальность совсем не так, как другие. Вот только Грэм слишком хорошо смог понять его за прошедшие годы, поэтому моментально прочитал в глазах боль и страдания, умело скрытые за ширмой надменности и высокого самомнения. Он был затачённой птицей в клетке, которая несмотря на полнейшую безысходность, продолжает петь, успокаивая себя этой дивной мелодией. Ганнибал всегда был одиноким, но лишь фигурально. Не было рядом человека, который разделял бы его взгляды и изысканные увлечения, но при этом, его всегда окружали восторженные толпы, в театрах, филармониях, на званых ужинах и сеансах психотерапии. Сейчас же он уже три года не прикосался к человеческому телу, во всевозможных смыслах этих слов. Последнее прикосновение было подарено Уиллу Грэму, что делало ситуацию ещё более печальной. — Здравствуй, Уилл. — как всегда ровный и спокойный голос, способный усмирить Грэма даже в самой нервирующей ситуации. — Здравствуйте, доктор Лектер. — сказал Уилл и лишь через пару мнгновений заметил, что снова перешёл на «вы», проводя невидимую грань, ещё больше отделяющую их друг от друга, как-будто временного отрезка длинною в три года было недостаточно. — Мы снова на «вы»? — очевидно, это не утаилось от чуткого внимания Ганнибала. — Думаю, нам обоим так будет комфортнее. Тишина давила со всех сторон, мешая Уиллу ровно дышать. Не хотелось говорить о Красном Драконе, да и о кровавом деле в целом. Он не видел Ганнибала так долго, поэтому сейчас хотелось лишь одного. Грэм подошёл к перегородке, минуя безопасную зону, в которой он обязан был находиться и положил руку на холодное стекло, а затем и вовсе уткнулся в него лбом, крепко зажмуриваясь. — Я скучал. — тихо прошептал он, наплевав на то, как жалко это прозвучало. — Я знаю. — так же тихо ответил Ганнибал и, немного погодя, добавил. — Я тоже, Уилл. И вот к чему это привело. Конечности Уилла сводит от нечеловеческого холода, но он упорно продолжает плыть в сторону берега, моля Бога или Мефистофеля, чтобы Ганнибал пережил это испытание и добрался до суши вместе с ним. Как иронично, что три года назад они были буквально в идентичной ситуации, только тогда израненный Лектер спасал Уилла Грэма, отбирая его из цепких рук смерти.***
Когда Лектер скрылся в Италии, под очередной маской, на этот раз профессора- искусствоведа, Грэм потерял свою главную опору. Отрешённость, которая всегда была ему присуща, достигла абсолюта и сильно пугала, невообразимо поражая Джека и Алану. Ганнибал не ушёл тихо, а сделал это так, как всегда любил — помпезно и с размахом. Об этом финальном аккорде напоминал белый шрам на животе Уилла, который теперь до конца его дней будет напоминать о той ночи. Лектер не хотел его убивать, а лишь с хирургической точностью обезвредил Уилла на некоторое время, проявляя таким образом свою любовь и заботу. Грэм чувствовал это, даже не отдавая себе в этом отчёта, поэтому не злился и не боялся, а просто безумно скучал. Теперь он снова вернулся в те времена, когда его окружали либо глупцы, либо требовательные агенты ФБР, абсолютно не понимающие, что он испытывает. — Ты сказал ему, что мы знаем. Зачем? — как-то поинтересовался Джек немного неуверенным голосом, словно до последнего сомневался, стоит ли поднимать эту тему. — Я хотел, чтобы он сбежал. — слегка запинаясь ответил Уилл, хотя чётко знал ответ, потому что не раз сам задавал себе этот вопрос. — Почему? — Потому что я хотел сбежать с ним. — слова прозвенели в утренней тишине, будто упали, ударившись о прочный лёд под его ногами. Простая истина. Нечто, что всегда было правдой, но Уилл пытался всячески это отрицать и подавлять, пока не понял, что теперь это часть его сущности. А может быть и было всегда. Это походило на настоящую зависимость. Губительная привычка. Болезненная привязанность, которую испытывают наркозависимые к морфию. Их состояние хотя бы можно было объяснить с медицинской точки зрения, а вот Уилл не мог подобрать правильные слова, чтобы объяснить то, что сейчас чувствует. Алана тоже беспокоилась, особенно, когда нашла Грэма на полу кухни в квартире Ганнибала, которая уже несколько месяцев пустовала в ожидании хозяина. В этом помещение до сих пор стоял резкий металлический запах крови, от которого начинала болеть и кружиться голова. Она была повсюду. Растекалась безобразными разводами по полу, въедаясь в старую древесину. Эта комната видела десятки трупов и внутренних органов, но, как бы удивительно это не звучало, здесь ни разу не убивали и не наносили такие жуткие ранения. Она просто была временным пристанищем для будущего ужина Ганнибала Лектера. Грэм вернулся сюда, потому что эта квартира ещё помнила Ганнибала, была пропитана его естеством, а Уилл хотел хотя бы так ощутить, что он рядом. Но со стороны это выглядело действительно пугающе. Грэм немигающим взглядом уставился в стену напротив, явно погруженный в воспоминания, а не сосредоточенный на реальности, потому что реальность не была такой, какой Уиллу хотелось бы. — Разве ты можешь наслаждаться тем прекрасным, что в нём есть, после всего, что он сделал? — с ужасом и искренним любопытством спросила доктор Блум. Она уже знала ответ. Не даром её считали одним из лучших психиатров, в Балтиморе уж точно, поэтому молчание Уилла лишь подтвердило её предположения. Поначалу она думала или хотела верить, что эта апатия связана с пост-травматическим синдромом, который на чувствительном и эмпатичном Грэме отразился намного сильнее, чем на ком-либо другом. Но с каждой минутой всё больше становилось ясно, что проблема значительно глубже. Это отдалённо напоминало стокгольмский синдром, только без похитителя и заложника. Ганнибал поселился глубоко внутри Грэма и пророс там, как колючая роза, которая при каждом вздохе напоминала о себе колючими шипами, травмирующими хрупкие лёгкие. Уилла вовсе не волновал огромный, уродливый шрам, который теперь украшал его тело. Куда сильнее его беспокоило, что после пробуждения его руку не сжимал Лектер, проявляя таким образом своё извращённое сочувствие. Если бы Ганнибал увидел этот рубец внизу живота, наверняка бы сказал «Я бы зашил лучше», а Уилл бы мягко добавил «Я и не сомневался». Профайлер тогда ещё не знал, что впереди их обоих ждёт ещё больше кровоточащих ран, которые время превратит в жуткие шрамы. Возвращение из Италии оказалось далеко не таким томяще-романтичным, как можно было себе вообразить. Их встретил огромный особняк с массивными дубовыми дверями на старинных засовах, аккуратно выстреженными газонами и переливающимися витражами на многочисленных окнах. Это было поистине красивое, внушительных размеров сооружение, великолепие которого омрачнял лишь жестокий хозяин. Резеденция Мэйсона Вёрджера абсолютно не гармонировала с его гнилой натурой. Казалось, он должен жить в старинном, разваливающемся доме, изнутри обвитом паутиной и с вековым слоем пыли на всех деревянных поверхностях. Глубоко в душе Уилл понимал, что ему тут не место. Не его здесь ждали все эти месяцы. Он просто оказался не в то время, не в том месте. Но сейчас это последнее, что его поистине волновало. Внутри трепетал своими крылышками мотылёк тревоги, заставляя думать только о судьбе Ганнибала. Грэм понимал, что живым доктор Лектер отсюда точно не выйдет и от этого осознания хотелось кричать или выть, как бездомная собака на обочине в дождливую погоду. Раньше таких потерянных дворняжек Уилл с охотой подбирал и приносил в свой тёплый, уютный дом, а теперь он сам стал бездомным псом, нуждающемся в защите и ласке. Он не видел своими глазами как пытали Ганнибала, но яркой фантазии было вполне достаточно, чтобы в красках представить разодранную в кровь спину и многочисленные порезы на руках и ногах. Уилл знал, что Лектер умел держать лицо и даже в самые тяжелые моменты оставаться невозмутимым и слегка надменным. Он всегда выглядел безупречно, даже стоя в пустующем хлеву, в унизительной позе, со связанными конечностями. И Грэм ничуть не удивился, когда в ипровизированном хирургическом кабинете, за минуту до того, как ему бы сняли кожу с лица, появился Ганнибал, вновь спасая его из цепких лап хирурга-убийцы. Лектеру было тяжело и безумно больно, как морально так и физически. Несколько дней он провёл в страшных муках, словно в преисподней, неподалёку от Люцифера и его подданых. Не было сил идти, да и вообще двигать конечностями, но необходимо было вытащить Уилла из этого ада. «Спаси Уилла Грэма» — набатом в голове стучала просьба Аланы, но не ради неё он сейчас в одном свитере и с кровоточащими ранениями на каждом кусочке кожи, когда на улице страшный мороз, уверенно шёл по проваливающимся сугробам в сторону маленькой хижины, именуемой домом специального агента Грэма. Он крепко держал Уилла на руках, боясь окончательно обессилеть и выронить это хрупкое создание на холодный снег. Эти несколько часов, что он брёл по ночной Вирджинии, казались вечностью, тянувшейся уже не одно тысячилетие, словно это его наказание, за всё ныне содеянное. Было плевать на собственное состояние, на то, что произойдёт, когда Уилл очнётся, на будущее, которое скорее всего будет иметь вид тесной палаты для душевнобольных преступников в Часопикской лечебнице. Приоритетом сейчас было обезопасить Грэма и удостовериться, что он стабилен и здоров. Ганнибал бережно уложил бессознательного Уилла на широкую, жесткую кровать, медленно стянул его ботинки и окровавленную рубашку, надев на него первый попавшийся под руку джемпер. После он укрыл Грэма теплым пледом, перед этим удостоверившись, что на теле нет угрожающих жизни повреждений. Что было дальше сам Уилл помнил смутно. Воспоминания были размыты, как акварельный рисунок. Одно событие плавно перетекало в другое, иногда смешиваясь и создавая градиент, в котором с лёгкостью можно было потеряться. Внутри поселилась жуткая обида, которой Грэм не мог найти чёткого объяснения, но которая выплеснулась наружу в виде сжигающих все мосты фраз, обрушевшихся на Ганнибала, как некогда пали статуи-близнецы в Нью-Йорке. Вероятнее всего, Уилла гложила несправедливость сложившихся обстоятельств и нежелание принять действительность такой, какая она есть. Он не должен был попасть в мерзкие лапы Мэйсона. Они не должны были тут оказаться.***
Иногда воспоминания, стоит признать, могут сослужить неплохую службу. Они смогли на время отвлечь Уилла от боли, что значительно облегчило нелёгкий путь до берега. Спокойствие свалилось на него, как снежная лавина, на ничего не подозревающих альпинистов, когда он коснулся ногами мягкого песка. Ещё несколько шагов и он падает на колени, аккуратно кладя Ганнибала и моментально опускаясь рядом с ним, потому что сил на тот момент совсем не осталось. В голове не было не единой мысли касаемо того, что им делать дальше. Видимо, ещё слишком рано прикрывать уставшие глаза воспалёнными веками и погружаться в царство Морфея. К слову, Уиллу бы сейчас не помешал морфий. Помимо, казавшихся несопоставимыми с жизнью ранами, была гораздо более пугающая перспектива быть пойманными полицией или ФБР во главе с Джеком Кроуфордом. За смерть Фрэнсиса Доллархайда Уилла конечно никто не осудит, но вот Ганнибаллу всё это с рук не сойдёт, а после всего произошедшего, Грэм не допустит, чтобы Лектера вновь заточили в морозном и заснеженном Балтиморе. Всё, на что у бывшего специального агента хватило сил — это медленно подползти к Ганнибалу и положить отрезвляюще-холодную ладонь на его окровавленную щеку, в попытке вывести Лектера из состояния забвения. Уилл бережно провёл большим пальцем по точёной скуле и тихо прошептал. — Ганнибал? Ты меня слышишь? — губы слегка дрожали из-за умертвляющего холода. — Уилл. — ещё более болезненный шёпот в ответ, насквозь пропитанный страданием и сожалением. Удивительно, ведь Грэм был уверен, что этот человек неспособен испытывать что-либо, кроме чудовищного голода. Когда он поднял веки и посмотрел на собеседника своими янтарными глазами, Грэм почувствовал, что снова тонет, но на этот раз отнюдь не в океане. Сердце вновь заныло, от осознания, сколько всего пережил Ганнибал. Все его смертные грехи, которые он гордо совершал на протяжении многих лет, в один миг потеряли всякий смысл. Этот человек принебрёг своей философией и своим пугающим образом жизни ради Уилла, а это дорого стоит. — Насколько всё плохо? — всё так же тихо спросил Грэм. — Это зависит от того, о каком исходе ты мечтал. — как всегда загадочно ответил Ганнибал. — Что ты имеешь ввиду? — Ты хотел выжить? — Я не рассматривал такую возможность, но скорее да, чем нет. — голос был наполнен искренним недоумением. Этот вопрос, как и многие другие, что задавал ему Ганнибал на многочисленных психиатрических сеансах, выбил его из равновесия. — А хотел бы ты, чтобы выжил я? Уилл не спрашивал себя об этом. Ни по дороге к этому загадочному дому у моря. Ни когда они были в схватке с Красным Драконом. Ни в момент прыжка с крутого обрыва и даже ни в момент, когда он плыл в сторону берега. — Я хотел, чтобы мы выжили или погибли. Главное, вместе. — Уилл ненадолго притих и спустя пару секунд продолжил. — Ты изменил меня, а я изменил тебя. Мы не раз ломали друг друга, разбивали сердца и резали ножом плоть. После такого невозможно просто взять и пойти разными путями. — молчание и лишь тяжёлое дыхание нарушали воцарившуюся в этот момент звенящую тишину — А теперь я повторю свой вопрос. Насколько всё плохо? — Мне необходим врач и тебе, я думаю, тоже. Если мы сумеем добраться до рабочего телефона и связаться с Чио, то вероятнее всего я смогу выжить. — с пугающим спокойствием ответил Лектер. — Тебе сильно больно? — Я справлюсь, Уилл. Только, если ты этого захочешь. Вместо лишних слов Грэм подполз ещё ближе к Ганнибалу, запуская руку в его влажные волосы и пропуская сквозь пальцы локоны, на которых сейчас распологались мириады песчинок и мелких обломков ракушек. Всё так же медленно, пытаясь сохранить остатки самообладания и спокойствия, Уилл прикоснулся лбом ко лбу Ганнибала, вслушиваясь в его размеренное дыхание. Именно в этот момент он окончательно принял решение и понял, чего на самом деле хотел все эти годы. — Мы справимся. — тихий шёпот, затерявшийся где-то среди шума прибоя и отдалённого крика прибрежных чаек. Эти слова были предназначены лишь одному человеку и он их отчётливо услышал.