50 оттенков Серого или дежавю

Эда: Снова любовь? Я никогда больше не открою тебе свою дверь. Серкан: Снова любовь? Я никогда больше не постучусь в твою дверь.

— Что ты от меня скрываешь? — нападаю первым, смотрю на неё с прищуром, слегка надменно, лишь бы она не догадалась о том, как бешено сейчас стучит мое сердце. Эда отвечает мне тем же — прямой упрямый взгляд, чуть вздёрнутый подбородок, гордо расправленные плечи. Все такая же дерзкая, непокорная и… безумно красивая. Щелчок, вспышка! — Если у вас не будет возражений, предлагаю продолжить мероприятие в банкетном зале, — игнорируя мой вопрос, ослепительно улыбается журналистам. Краем глаза замечаю ямочки на ее щеках, до скрежета стискиваю зубы и сильнее сжимаю в руке награду, острые края которой больно царапают ладонь, тут же приводя меня в чувство. — Обещаю, что уделю время каждому, а пока позвольте мне на несколько минут удалиться, — еще одна белоснежная улыбка в сторону прессы, и, не удостоив меня даже мимолетным взглядом, только что получивший награду итальянский дизайнер скрывается в толпе гостей. Ну уж нет, Эда Йылдыз! Тебе не удастся так легко отделаться от меня, не ответив сначала на мои вопросы. Только не сегодня. Натягивая на лицо дежурную ухмылку, чуть заметно киваю надоедливым СМИ и, стараясь не привлекать к себе внимания, направляюсь за зелёно-желтым шлейфом ее в очередной раз сражающего меня наповал платья. Ну почему она всегда одевается так, что ее тут же хочется раздеть? Причем это совсем не зависит от длины юбки, глубины выреза декольте или высоты каблуков ее туфель. Даже в зимних сапогах и тёплом пуховике с застрявшими в волосах льдинками из-за игры в снежки она была самой желанной и сексуальной. Даже в холле загородного отеля, сидя у камина в теплом свитере на одно плечо без модных укладок и соблазнительного макияжа. Так было всегда, сколько я ее помню. И особенно тогда, когда я посмел ее забыть… Так, стоп! Нервно потираю руками виски и встряхиваю головой в попытке отогнать неподобающие мысли. Соберись, Серкан, мы сейчас здесь не для этого! Я слишком зол и взволнован, чтобы думать о правилах этикета, поэтому без стука открываю дверь и тут же застываю на пороге общей комнаты женского туалета. Она стоит перед рядом блестящих умывальников, отражаясь в настенном горизонтальном зеркале, а рядом возле сумочки — ее награда: золотая звезда. Что может быть символичнее? Ее глаза закрыты. Она подносит мокрые ладони ко лбу, раскрасневшимся щекам, проводит ими по длинной шее. Пытается успокоиться. Мое раздражение и решительность вмиг улетучиваются лишь при одном взгляде на неё. Мы одни. Эти украденные у времени секунды, когда я могу украдкой любоваться ею, только мои. Все, как тогда — такое же коротенькое платье, ее умопомрачительные длинные ноги, загорелые лопатки, хрупкие плечи. И этот незабываемый аромат жасмина, которым до сих пор пахнет ее запрятанная в самый дальний уголок шкафа подушка… Дежавю? Раз, два, три — ваш сеанс окончен, Серкан Болат. Эда приподнимает веки и вдруг замечает меня в переливающейся бликами глади зеркала. Длинные ресницы чуть заметно вздрагивают, губы нервно сжимаются, смотрит долго, неотрывно, затягивающе, совсем как в тот раз… Точно дежавю… Не смея отвести взгляда, закрываю дверь на защелку и подхожу со спины. Не знаю, откуда у меня столько смелости, или это просто проснувшаяся впервые за эти годы мужская наглость, но я поднимаю руку и касаюсь ее плеча. Словно поправляя несуществующую бретельку, почти невесомо провожу ладонью по острой ключице и останавливаюсь на венке у основания шеи. Она начинает бешено пульсировать, вбиваясь в подушечки моих пальцев. Скольжу ладонью по волосам — такие же мягкие, шелковистые, может, только стали чуть длиннее, но это сейчас неважно. Отбрасываю их в сторону, закладывая ей на второе плечо, и оголяю изящную шею. «Ну здравствуй, давно не виделись, целых пять лет…». Кажется, что татуированная бабочка смотрит на меня с укоризной. «Не надо, милая, для меня было не меньшей пыткой не целовать тебя все это время. Не обижайся», — прошу прощения у разноцветного нательного рисунка. На миг показалось, что ее крылышки внезапно вздрогнули. Неужели простила? Или это Эда поёжилась от моих прикосновений? Ее губы в отражении слегка приоткрываются, а глаза затуманивает поволокой. Слышу ее сбившееся дыхание и уже даже не стараюсь выровнять своё… Определенно дежавю… Придвигаюсь к ней ближе, зарываюсь носом в пушистую макушку, закрываю глаза и дышу, дышу, дышу, наполняя легкие и всего себя ею. «Я буду твоим воздухом», — когда-то обещала мне она, и сейчас я хочу надышаться ею за все время нашей разлуки. Моя правая рука ложится ей на живот и прижимает к себе, совсем близко, так, что между нами остаются лишь ткань нашей одежды и мое очевидное возбуждение. Нет, мне ни капельки не стыдно, пусть знает, что я чувствую рядом с ней, ведь для меня ничего не изменилось. — Серкан, — тонкая ладошка накрывает мою руку, скользящую вниз по складкам ее платья. Приподнимаю веки, смотрю в зеркало, где отражаются ее черные полные мольбы глаза. — Не глупи… Переплетаю ее пальцы со своими и, не моргая, чтобы не разорвать и без того натянутой нити наших взглядов, левой рукой провожу вверх по ее бедру, забираясь под край юбки по сеточке телесного чулка, поглаживаю обнаженную упругую ягодицу, перехваченную лишь веревочкой кружевного нижнего белья, сглатываю… Ох, хвала Аллаху, создавшему эту идеальную женщину. Она дрожит, закусывает губу, но не отводит взгляда. Упрямая, как и всегда… — Останови меня, теперь твоя очередь, — глухо шепчу ей у покрывшегося испариной виска. — У меня ведь тогда не получилось… — проникаю ей в трусики, с радостью отмечая, что она чувствует то же, что и я. Значит, не забыла… — Ты сам прогнал меня, — пытается держаться до последнего, хватаясь свободной рукой за край мраморной столешницы, а второй до боли сжимает наши переплетённые пальцы. — Тогда останови меня, — снова предлагаю, полностью уверенный в своей победе. Кончики моих пальцев, продвигаясь глубже, ощущают ее нарастающую с каждой секундой пульсацию. Нежно целую ее в ложбинку за ушком, опаляя горячим дыханием скулу. Я знаю, что она так любит, помню… Мои ласки становятся более дерзкими, быстрыми, требовательными. Ее рваное дыхание замирает, и, жалобно охнув, она, наконец, сдаётся. Ее ноги подкашиваются и, пока Эда не рухнула на пол, одной рукой, расплетая наши пальцы, обхватываю ее за талию и прижимаю животом к столешнице, наваливаясь сверху. Другой — быстро расстегиваю ширинку, задирая платье, стягиваю с неё трусики и одним нетерпеливым движением оказываюсь в ней. Замираю… Как же хорошо… Полнейшее непередаваемое дежавю… Толчок. С ее губ срывается стон наслаждения. Толчок. Теперь я страстно покусываю её шею. Толчок. Касаюсь губами крыльев татуированной бабочки. Толчок. Ногти Эды впиваются в поддерживающую ее за талию руку. Толчок. Провожу языком по бархатистым лопаткам. Толчок. Хватаюсь зубами за застежку платья. Толчок. Тяну ее вниз. Толчок. Приспускаю рукой ослабленное декольте и сжимаю идеально помещающуюся в моей ладони грудь. Толчок. Стонем вместе. Ещё. Ещё. Ещё… Толчок. Эда впивается зубами в мое предплечье. Толчок. Тут же зализывает место укуса. Толчок. Смеюсь. Толчок. Моя щетина оставляет красные полосы на ее спине. Толчок. Целую каждый позвонок, до которого могу дотянуться. Толчок. Вдыхаю ее всю без остатка. Толчок. Не могу насытиться. Толчок. Люблю… Толчок. Эда вскрикивает и изгибается. Прижимаю ее к себе, ускоряясь. Толчок, толчок, толчок. Она хаотично шарит перед собой руками, хватаясь то за мыльницу, то за смеситель. Толчок. Эда упирается ладонями в зеркало, оставляя на нем следы. Толчок. Она опускает голову, разметав в стороны свои черные локоны, и протяжно стонет. Толчок. Смотрю на своё отражение, удовлетворенно улыбаюсь, слушая признание ее поражения. Толчок. Скольжу похотливым взглядом по ее все еще упирающимся перед собой запястьям, фантазируя, как в следующий раз, когда мы будем заниматься любовью, я надену на них наручники. Толчок. Только сейчас замечаю обручальное кольцо на ее безымянном пальце… Толчок. Отчаянно рычу, не в состоянии сдерживать себя. Не успеваю... Моя любовь, моя обида, моя ненависть — все теперь в ней. Но только она уже больше не моя… Черт! С остервенением ударяю кулаком по раковине, отчего ее награда, подпрыгнув, падает на пол. Молчим... — Поздравляю с замужеством, — наконец поднимаю на неё тяжёлый взгляд. Слышу звук бегущей из крана воды. Она подставляет под теплую струю трясущиеся пальцы. — Я ненавижу тебя, Серкан Болат, — шепчут мне в зеркале дрожащие от слез губы. Закрываю раскрасневшиеся глаза и прячу влажные дорожки на своих щеках в ее волосах. — Наши чувства взаимны, Эда Йылдыз, — напоследок вдыхаю ее запах, в самый последний раз. Под ногами обреченно хрустит разлетевшаяся от удара на мелкие кусочки золотая звезда Эды Йылдыз… Ни черта не дежавю… Щелчок, вспышка! Шум в ушах, неразборчивые голоса, перед глазами разноцветные пятна. — Серкан, с тобой все в порядке? Смаргиваю, растерянно оглядываюсь по сторонам. Мы все так же стоим бок о бок перед толпой папарацци на ступенях покрытой красной ковровой дорожкой позолоченной лестницы, сжимая в руках награды. Эда смотрит на меня с беспокойством. Что происходит? Мы же только что были там, вместе?.. Ловлю на себе ее взволнованный взгляд, неспешно скольжу глазами по худенькой левой руке до самого кончика безымянного пальца, поджимаю губы, а сердце пропускает удар. Какая ирония! Из всего моего наваждения только этот единственный кошмар и оказался правдой… — Мамочка, а мой папа здесь? — по ступенькам, словно порхая, спускается маленькая девочка. Кто впустил сюда ребёнка? Куда смотрят организаторы? Или это снова воспалённый мозг продолжает играть со мной в злые игры? Малышке на вид около пяти. Черноволосая, с любопытными чёрными глазками и очень миленькими ямочками на щеках. Странно, кого-то она мне напоминает. Нахмурившись, слежу за тем, как белое пышное платьице вдруг останавливается у ног Эды, а маленькая ручка уверенно ложится в протянутую ей женскую ладонь… Ne? — Госпожа Йылдыз, это ваша дочь? Кто ее отец? — гул нарастает, превращаясь в настоящую какофонию. Щелчок, вспышка! Душно… становится очень душно… нечем дышать. Пытаюсь незаметно оттянуть пальцами воротник застегнутой до последней пуговицы рубашки. Мешает этот чертов галстук. Ищу глазами Эду, но место рядом со мной вдруг опустело. Ее нет. Я снова один. Щелчок, вспышка! Нет, это ни хрена ни разу не дежавю…