НЕволя

- Олег. - Олег, пожалуйста. - Олег, не молчи. - Олег, пожалуйста, прости меня. - Олег, ответь. - Олег? - Олег, а помнишь…? За прошедшую неделю Олег возненавидел своё имя настолько, что каждый раз, когда Серёжа произносил его по ту сторону металлической двери, внутри начинало болеть уже на физическом уровне. Прислонившись затылком к холодному металлу и прикрывая глаза, Волков погружался в собственные мысли, на самое дно бездны, которая его чуть было не поглотила, когда прозвучало пять выстрелов из пистолета. Олег до сих пор не мог поверить в происходящее. Лёжа на полу, когда каждый новый вдох и выдох отдавались жгучей болью в груди, когда казалось, что каждый вдох – последний, в голове у Олега раненой птицей билась всего одна мысль: почему? За что он был так жестоко наказан? Неужели Серёжа изменился за год настолько сильно, неужели внутри него была такая сильная ненависть, которая разрушительной силой сметала всё на своем пути? Неужели Серёжа действительно выстрелил в него: поставил на кон и проиграл? Неужели после всего того, через что они прошли вместе, после всех тех испытаний на заданиях, с которыми он сталкивался в горячих точках, ему было суждено умереть вот так: на полу запертой клетки, как дикому зверю, пойманному браконьерами и убитым ради… Ради чего? Ради мести Игорю Грому? «Сопутствующие потери» - называли такой размен на войне. Но они были не на войне. Смотря на то, как Игорь бросается с кулаками на Серёжу, как хватает осколок стекла, Олег инстинктивно пытается пошевелиться. Чтобы что? Вмешаться? Неужели после того, что Разумовский только что сделал, он всё еще готов закрыть его своей грудью? Олег хочет ответов. Олег хочет остановить Игоря, чтобы задать всего один вопрос – за что? Чем он это заслужил? – однако боль в груди кричит, и этот крик отголосками разносится в голове, не позволяя сконцентрироваться на происходящем. Олегу кажется, что он видит кровь на лице Разумовского, ему кажется, что еще немного – и того убьют. Или же первее умрёт он от потери крови. Он не знает. - Се… - Шёпот теряется в громком крике Грома, у Волкова перехватывает дыхание, кажется, что еще мгновение – и воздух в лёгких кончится, перестанет поступать. Перед глазами меркнет, в горле застревает комом незаконченное имя, и последнее, что Волков слышит – это надрывный смех Серёжи. Когда Олегу объясняют, что его лишь чудом вытащили с того света, он только мрачно хмыкает и мысленно ссылается на свою непонятной природы везучесть и неудачливость в одночасье. Когда он пытается заговорить – его просят этого не делать, и первые дни у него и вовсе не выходит что-либо произнести, он не может встать с кровати, не может ничего, кроме как лежать и смотреть в потолок с тупым осознанием того, что он выжил лишь благодаря чуду. И что он почти что умер стараниями своего самого близкого – нет, даже не так - единственного близкого и дорого ему человека. Человека, которого он считал своей семьей. В голове не укладывается. Еще через несколько дней Олег почти что смиряется с этой мыслью, и его накрывает беспощадное чувство одиночества и предательства. Та обида, которой не было места из-за всепоглощающей боли, отступавшей лишь перед лицом обезболивающих, захлестнула собой всё, заполонила все мысли. Олег не понимал, он отказывался понимать. И он совершенно точно знал, что хотел понять и услышать ответы от Разумовского. Сначала это было желание получить ответы. Затем, когда Волкову удалось угнать вертолет вместе с Серёжей, это было желание увидеть где-то на дне души Разумовского раскаяние от осознания того, что он совершил. После – злость. И, наконец, смирение. Увидев разбитого Серёжу, загнанного в угол, Олег не знал, что думать. Его сердце разрывалось от желания привлечь его к себе, крепко обнять и пообещать, что все кошмары позади. Однако чувство уязвлённой гордости, разбитое вдребезги доверие и вся та боль, которая клокотала внутри, не позволяла Волкову так поступить. Он злился. Злился на Сергея – за то, что он сделал, за то, как снова и снова звал его по имени и протягивал руки со взглядом полным надежд. Он каждый раз хватался за его одежду, его лицо, ладони, говорил о том, что сожалеет, и от этого внутри болело лишь еще больше. Олег мучил его и осознавал это. И мучился сам, каждый раз отвергая Серёжу, оставляя ему бутылку воды и пирог. Олег злился на себя, потому что даже пирог выбирал для Разумовского с его любимой начинкой. Олег злился на себя, потому что ощущал свою долю вины в том, что они оба дошли до такого. «Это я оставил его». «Это я ушёл в армию». «Я кормил его пустыми обещаниями». «Он ведь думал, что я мёртв». Мысли по кругу, самокопание, злость и боль не способствовали налаживанию отношений. В один из дней Олегу сорвало крышу настолько, что он положил ладони на шею Сергея, однако так и не смог их сжать. Сколько бы ненависти, злости и обиды ни было в нём, насколько преданным он себя ни ощущал, смотря в голубые глаза с расширенными от страха зрачками, Волков не мог причинить Серёже физическую боль. - Тебе надо поесть, - отпуская его, коротко произносит Олег, отворачиваясь. Серёжа уже сам наказал себя. Наказал их обоих. - Почему ты всё равно заботишься обо мне? – Спрашивает он. Олег молчит. Он и сам не знает. Вернее, знает, но этот ответ убивает его изнутри, ведь это самая неизлечимая в мире болезнь, имя которой – любовь. «Потому что я люблю тебя и обещал быть рядом» - он не говорит этого. Он лишь молча уходит, чтобы снова запереть за собой дверь. Иногда Олег слышит, как Сергей говорит сам с собой, но плохо может разобрать, о чём именно. Эти монологи толкают его на мысль, что в первую очередь, чтобы понять Серёжу, ему нужно понять, что с ним произошло. Именно поэтому он поднимает все архивы с информацией, которые ему доступны, и даже наведывается в гости к бывшему лечащему врачу Разумовского – Рубинштейну. - Я хочу, чтобы ты рассказал мне всё. Всё о том, как ты «лечил» моего друга. – С нажимом хрипло произносит он. Разговор с Рубинштейном помогает Олегу понять, насколько всё непросто, и насколько тяжело Серёже справляться с самим собой. - То есть, все те поступки Чумного Доктора совершал не он? – Уточняет он у психиатра. - Я вам более скажу, Сергей даже не помнил о половине из них или предпочёл бы забыть, как страшный сон, откреститься от них. - Клянётся тот. Олег хочет верить, что это значит одно: для них не всё потеряно. Он тайком забирает у Рубинштейна документы, связанные с Разумовским. Он не упоминает о том, что Серёжа – жив, а лишь прикрывается тем, что пытается разобраться в себе после «чудесного исцеления». Олег проделывает большой крюк, чтобы в случае чего избавиться от хвоста, однако его даже нет. Олег не уверен, что готов к этому разговору, в котором, возможно, их будет трое. Он никогда не сталкивался с подобным, а Серёже пришлось сосуществовать с этим так много лет, и при этом он никогда не говорил ему об этом. - Почему? – С ходу спрашивает Олег, когда Серёжа оборачивается к нему с уже привычным заискивающим взглядом в глазах. - Что – почему? – Хмурится он. - Почему ты никогда не говорил мне, что у тебя, мать твою, в голове сидит какая-то бесовщина? Сергей берёт паузу, прежде чем виновато опустить глаза. - Так теперь ты знаешь… - Как долго ты вообще собирался скрывать это? Я думал ты мне доверяешь. – У Волкова накипело, поэтому он идёт ва-банк. Серёжа смотрит на него так открыто, с таким беспомощным видом, что Олег невольно сбавляет обороты, подходит ближе и садится рядом на край низкой кровати. - Когда… Когда я понял, что следующим ходом Игоря станет твоя смерть… Это было секундное пробуждение. – Хрипло произнёс Серёжа. - Я смог вынырнуть на поверхность, но Он снова забрал контроль. И когда я увидел, что в моих руках пистолет, и Он целится в тебя… Мне стало так страшно. – Он сошёл на шёпот. - У меня задрожали руки, но Он крепко держал оружие и нажимал на курок. Снова. И снова. Раз за разом. И я чувствовал, словно… Словно эти пули были выпущены в меня. – Он поднял голову на Волкова и посмотрел прямо в глаза. - Всего на короткий миг проблеска, прежде чем Он снова поглотил меня, утопив во тьме. Олег, я бы никогда… Я бы никогда так не поступил, ты же знаешь! – Серёжа повышает голос и вновь хватается за край рукава Олега. - Не кричи, - хмурится он, однако на этот раз не одёргивает руку, а кладёт свою тёплую ладонь поверх ледяной ладони Сергея. – Я так сильно злюсь на тебя. Но понимаю, что ты имеешь тоже все поводы злиться на меня. - Я? На тебя? За что? – Он как будто и вправду искренне не понимает. - За то, что я оставил тебя одного. Это ведь всё началось с того момента? Мы поссорились в наш последний разговор. Накричали друг на друга. Я уехал в Сирию. Затем – тебе сообщили, что я умер, но я остался в живых. И несмотря на эту ложь, я не вышел с тобой на связь, потому что боялся тебе навредить. А в итоге всё так и вышло. Я должен был связаться с тобой. Сказать, что жив и в порядке. Сказать, что вернусь домой, как только смогу. А вместо этого я позволил тебе подумать, что ты остался один. И вот, что вышло. С некоторое время они лишь молча друг на друга смотрят, после чего Серёжа отводит взгляд. - Я не помню многих вещей. Не помню, как мне сообщили о том, что ты погиб. Не помню половины событий, что произошли в Петербурге. Я вспоминаю какие-то обрывки, но не могу сложить их в один паззл. Это сильно выматывает. - Держи. – Олег протягивает небольшую банку. - Что это? - То, что доктор прописал. Я не знаю, помогали они или нет, но они могут тебе пригодиться. Серёжа перенимает упаковку и смотрит на знакомое название препарата. - Я не хочу, чтобы история повторилась. Следующие пять пуль меня убьют наверняка. – Олег мрачно усмехается. Он было собирается встать, однако не успевает этого сделать, потому что его поглощает запах Серёжи, руки которого обхватывают его за плечи, не позволяя сдвинуться с места. Волков невольно утыкается в рыжие волосы Разумовского и, немного поколебавшись, осторожно обнимает его в ответ, как если бы тот был хрустальной вазой или мощной бомбой, готовой взорваться в любой момент. Последнее, впрочем, было не далеко от правды. - Спасибо. За таблетки, за всё. - Произносит Серёжа. – Я постараюсь всё исправить. Вот увидишь. Олег хочет верить. Он хочет отбросить тень сомнения, которая мешает ему довериться Серёже на все сто процентов, но не может. Он практически уверен, что ближайшие несколько месяцев, если не лет, находясь рядом с Разумовским, он будет спать с ножом или стволом под подушкой в ожидании нового удара, который он непременно узнает, ведь драться, управляться холодным и огнестрельным оружием Серёжу учил именно он. Волков знает, что Сергей весьма сильный противник в бою, а учитывая его нынешнее состояние здоровья, схватка с ним была бы равнозначна схватке между ястребом и белкой – заранее проигранной. Поэтому молча принимая обещание Серёжи, Олег знает, что заведомо подписывает себе смертельный приговор, отдавая свою судьбу в руки Разумовского, вольного как его добить, так и доказать обратное. Доказать, что он сильный не только в драке, но и морально. Потому что Сергей Разумовский, которого знал Олег Волков, был сильным, волевым человеком с чёткими целями и моральными принципами. Над последним, впрочем, им, кажется, придётся вместе усиленно поработать. - Олег, а можно я больше не буду жить в подвале? Волков выпускает Серёжу из объятий и только тогда понимает, что до сих пор так ничего ему и не ответил. - Можно. Но сначала нам нужно оговорить несколько правил.