«Молись»

Джордж кашляет, дышит часто-часто, словно бы надрывно, наполняя легкие живительным кислородом, с упоением чувствуя, как странно ноет его тело. Наверное, это ощущение должно было быть не из приятных, но парень чувствует себя счастливым. Его тело ноет, болит. Его тело живое. Он сжимает руку в кулак, внимательно следя за пальцами. Сжимаются. Работают. Его тело двигается, он существует! Существует, мать его! Хочется закричать от радости, но воспоминания о волках, что жадно вгрызаются в сочную плоть, еще слишком ярки, а потому Джордж затыкается. Орать будет плохой идеей, мало ли что из леса выйдет ему навстречу. Он спешно оглядывается в поисках существа, с которым говорил совсем недавно, ожидая, что он ему прояснит происходящее, но натыкается только на густую, кишащую разными тварями тьму. Ветер резво носится между деревьями, и на этот раз это не тот воющий, кричащий ураган, что так напугал парня, вынуждая его согласиться на странную аферу. Этот ветер был обычным. Лесным, летним, прохладным и приятно пах травами. Впрочем, Джорджу сейчас немного не до этого. Разве тот загадочный парень не обещал вернуть его домой в целости и, сука, сохранности? Так где тогда он? В голову бьют воспоминания. Воспоминания о странном смехе, что слышал парень перед тем, как отключиться, о том, как его подхватили на руки, словно слабую девчонку! Он помнил желание возмутиться, вырваться, но в тот момент сил на это не было. Веки не слушались, закрывая глаза, ослабевшее от изнеможения тело отказывалось функционировать. А можно ли тот облик вообще назвать «телом»? Джордж не знал, неуверенно потирая запястье правой руки. Запястье, на котором не было даже отпечатка от веревок, что сковывали его так долго, так мучительно. Джордж выдыхает. Ему бы хотелось верить, что все произошедшее было ничем иным, как глупым сном. Глупым, детским, наивным, наполненным разного рода монстрами и страшилками, что рассказывают по ночам, но что-то было не так, что-то смущало, и Джордж вновь оглядывается, надеясь, что ушастое создание появится вновь. Появится, докажет свое существование. Насмешливо спросит что-то типа: «и что, ощущаешь себя живым теперь?». Ну не могло же ему и в самом деле все это привидеться, да? Джордж встает с земли и старается стряхнуть с себя комки земли, которые пахнут странно, слишком влажно и мокро. Так, как может пахнуть только нетронутая человеком земля в лесу. Растениями и сыростью. Парень машет рукой на попытку отряхнуться — бесполезно. Комки грязи оказались сильнее, заняв первое место в этом противостоянии, и бороться с ними сейчас, стоя в темном лесу, не хотелось. Радовала в данный момент только луна, что, как и в этом загадочном полусне, выглянула из-за массивных, словно вата, пропитанная водой, туч. Идти по ночному лесу хоть и не стало менее страшно, но теперь парень хотя бы мог видеть стволы вековых деревьев, не врезаясь перед этим в них носом. Куда он бредет? Он, откровенно говоря, не знает. Память подвела его, и Джордж даже вспомнить не смог, откуда его притащили люди, похитившие его. Целитель угрюмо хмыкает. Ну да, а ему-то когда-то казалось, что он знает этот лес, как свои пять пальцев, заходя в такую чащу, от одного упоминания которой жители деревни ёжились. И Джордж? Джордж привык. Ценный товар является штучным, и, поверьте, найти его на окраине леса будет ой как непросто! Приходилось забредать все дальше и дальше, глубже и глубже в чащу, что манила его своими несметными сокровищами, которые, возможно, спасут кому-то жизнь. А что до небылиц этих простофиль? Плевать! Пусть верят во что угодно. Парень криво усмехается, когда, перебираясь через упавшее и уже заросшее мхом дерево, он думает о зимнем сезоне. Пусть верят во что угодно, но, если Джорджу удастся дожить в этом поселении чокнутых фанатиков до зимы, они первыми побегут к нему в лавку, прося помочь с болезнями, которые несомненно скосят стариков и детей. Так происходит каждый год, и этот вряд ли будет исключением. Вспомнят ли они тогда, как старались избегать парня, обзывая его чуть ли не самим Сатаной? Вряд ли. А вот Джордж вспомнит. Вспомнит камни, которые кидали в него деревенские мальчишки, заимевшие моду пытаться «изгнать» нечистого. Вспомнит и, злорадно усмехнувшись, обязательно напомнит драгоценным покупателям об этом. Но до этого сладкого момента мести еще, увы, нужно дожить. Ему кажется, что он слышит шипение змеи в нескольких метрах от него, а потому ускоряет шаг. Встречаться с лесной живностью больше нет никакого желания. Парень рвано выдыхает, вспоминая произошедшее. Может, это все же был просто сон? Мысль об этом придает уверенности, и Джордж продолжает двигаться вперед. Вперед, откуда, по его мнению, его и притащили. Ветер как-то слишком ласково завывал в деревьях, даря странное, неестественное для ситуации спокойствие. Он словно бы успокаивал парня, вел его, как на поводке, к дому, подталкивая в спину, и Джордж криво усмехается. Странное, наверное, сравнение, но в голову ничего больше не приходило. Резко хлопает крыльями стая черных птиц, и Джордж, поморщившись, смотрит на старых знакомых, что, перепрыгивая с ветки на ветку, следуют за ним. Заметив, что на них обратили внимание, некоторые взмывают в воздух, громко крича и хлопая крыльями, словно бы… Радуясь? Джордж слышит странную насмешку, издевку над ним, их звуки кажутся ему ничем иным, кроме как смехом. Странным, каркающим смехом, будто бы они что-то знают, что преследует его, заседая где-то в груди и, словно эхо, бесконечно повторяясь. — Осталось еще чуть-чуть, — Джордж резко оборачивается, услышав человеческую речь, и ищет того, кто сказал эту фразу, но встречается взглядом лишь с всепоглощающей тьмой чащи. И тишиной. Вороны вдруг, махнув крыльями, взмывают в небо, растворяясь во свете луны, испугавшись чего-то. Или кого-то. — Что? — переспрашивает парень у мрака, нахмурившись. Ну не могло ему показаться! Он слышал, он точно слышал чужой голос! — Кто здесь?! Отвечает ему ветер, ветер, который толкает Джорджа в спину, приказывая идти, приказывая уходить из леса, но Джордж все смотрит и смотрит во тьму среди деревьев, и ему чудится, словно эта темнота двигается. Словно там засело что-то живое, тянущее к нему когтистые лапы. И это пугает. Пугает ощущение, что он больше не один, и Джордж, сорвавшись, резко разворачивается и бежит. Пытается убежать от той странной тьмы среди деревьев, что говорила с ним. У него получится, так ведь?! Получится! Вороны вновь хохочут над ним, но Джордж, подняв голову, не видит даже намека на птицу. И небо, и ветки деревьев девственно чисты, ни одного пернатого засранца парню увидеть не довелось, но он ведь слышал! Точно слышал! Не могло же это ему показаться, да? Тьма сгущается над ним, смеется тысячей голосов, эхом отдаваясь от стволов деревьев, издевается, путается в ногах, заставляя Джорджа падать на траву. Падать, чтобы, поднявшись, вновь продолжить свой побег. Он не знает, куда бежит. Не видит ничего перед собой, просто бежит. Ветки плетью бьют по телу и лицу, заставляя парня шипеть от неприятных ощущений, но продолжать бежать.

***

В какой-то момент, где-то через час, ему начинает казаться, что он помнит места, по которым он идет. На бег сил больше не хватает, адреналин выветривается из крови, оставляя парня один на один с дикой жаждой, спазмами в животе и усталостью. Тело буквально умоляет хозяина остановиться. Просит лечь на мягкую траву и забыться сладким сном, но Джордж чувствует, что это ловушка. Ощущает, что, остановись он сейчас и усни — проснуться ему больше не удастся. Тьма поглотит его, сделает одним целым с собой, разорвет плоть и накормит ею тварей из кошмара. Парня передергивает от отвращения, когда в памяти всплывают картины из сна, а уши наполняются жутким, влажным чавканьем оголодавших зверей, которые с особой жестокостью вырывали из его тела кусок за куском, потрошили, обгрызали кости. И эта картина никак не выходит из головы, не забывается, как обычно это бывает со снами, когда твой мозг попросту выкидывает бесполезную, по его мнению, информацию. Этот кошмар настолько ярко засел в голове Джорджа, что, как тому кажется, не выветрится больше никогда. Станет болезненным шрамом, вечным напоминанием о том, почему лучше не забредать в лес по ночам. — Быть не может… — неожиданно шепчет парень, когда, приглядевшись, видит знакомые очертания, знакомые деревья, знакомое всё. Хочется заорать от радости, запрыгать, рвануть вперед, но сил на это попросту нет, и он лишь ускоряет шаг, молясь, чтобы крыши домов впереди, выглядывающие из-за деревьев, не оказались глюком его уставшего организма. Не оказались. Он зашел в город, задыхаясь лесным воздухом, который, как ему казалось, осел в легких булыжниками, что давили вниз, не давая вздохнуть, с трудом перебирая ногами, с сердцем, что загнанной в угол птицей билось в груди. Светало, и небо постепенно начинало менять свой оттенок; становилось из темного и пугающего каким-то сероватым, умиротворенным, что ли. Ничто больше не напоминало Джорджу о кошмаре, что он пережил там, в лабиринте из деревьев, что вонял влажной, будто могильной, землей. Но ком из горла парня даже и не думал пропадать. Ощущение, что что-то не так, словно груз, оно преследовало брюнета, заставляя его оглядываться по сторонам, спешно продвигаясь к своему дому. Лишь бы не заметили! Ворвавшиеся в его дом деревенские даже не потрудились закрыть за собой дверь, благо ничего не украли, лишь некоторые приметы, такие как перевернутые стулья, говорили о том, что что-то тут произошло. И Джордж помнил, что именно. Помнил, как рвался из рук, крича ругательства, махая ногами, задевая мебель, стараясь сделать своим мучителям как можно больнее. Но эти воспоминания почему-то больше не дарили былой злости, напротив — становились какими-то странными, туманными, размытыми и почти приятными. Почти приятными? Джордж мотает головой. Нет, у него определенно глюки после практически бессонной ночи. Не могло то, что он пережил, быть приятно кому-то! Не могло, и все тут! Разум помутился от бега, не иначе! Парень с жадностью хватает графин, оставленный им на комоде. Вода в нем прохладная и, как кажется Джорджу, какая-то сладковатая. Но на привкус сейчас ему плевать, он буквально давится водой, озверев, глотает, ощущая, как по подбородку текут холодные капли, забираясь под одежду, щекоча кожу. Плевать! Сейчас его организм требовал жидкости, и Джорджу было абсолютно плевать на намоченную рубашку. И только когда вода в графине почти закончилась он приходит в себя, отставляя глиняную посуду в сторону и вытирая рот рукавом. Намного легче, конечно, не становится, тело все еще ноет, а перед глазами прыгают, словно зайцы, разноцветные круги, но хотя бы пропадает жажда, что медленно пожирала его весь день, когда он буквально разлагался, лежа под лучами обжигающего солнца. Или он начал разлагаться чуть позже, когда встретился с зубами суровых санитаров леса? Джордж вновь мотает головой. Странные мысли лезут ему в голову, неужто еще и солнечный удар словил? Что же, это, пожалуй, тогда бы объяснило все те странности, что происходили в дальнейшем. Не сон, а галлюцинация поплывшего от жары мозга. Лампу он не зажигает, глаза уже привыкли к темноте, да и за мутноватыми окнами уже светало, так что хотя бы очертания мебели было видно, а на остальное, пожалуй, плевать. Не до этого. Джордж стягивает с мокрого тела запачканную, пропитанную влагой и запахом земли одежду и швыряет ее на пол, забираясь в кровать. Сил на то, чтобы нормально сложить ее, отряхнув от грязи, нет. Что уж говорить о стирке? Единственное, что парень заставил себя сделать — это запереть дверь. Да, возможно, закрытая дверь в его доме вызовет подозрения у деревенских, но плевать. Его дом находился почти на окраине, соседей было не так много, чтобы что-то заподозрить. Понятно, что бегать до бесконечности у него бы не получилось, но он может хотя бы день не волноваться за свою сохранность, скрываясь в доме, так? Глаза закрылись сразу же, как он положил голову на подушку. Хотелось спать.

***

Он снова на той проклятой поляне. Вновь лежит связанный, пока его обступают дикие звери. Во время прошлого кошмара он точно помнил, что глаза хищников казались ему голубоватыми в свете луны. Сейчас же все было не так. На него смотрели красные, налитые кровью огни. Рычание оглушало, сводило с ума. Оно словно бы затекало ему под кожу, раздаваясь изнутри. Из сердца, что судорожно колотилось в груди. Страх облеплял, словно в кокон, сводил с ума, и парень бился в объятьях тьмы, крича, пытаясь освободиться. Только не снова! Не опять! В прошлый раз, кажется, он думал о том, что не хочет умирать. Сейчас же смерть казалась настоящим подарком. Смерть казалась настоящим подарком, когда хищники, словно по команде, вцепились в его плоть, вырывая куски, заставляя парня забиться в агонии. Почему смерть не приходит? Почему он не забывается вечным сном, а продолжает биться в зубах хищников, ощущая запах крови? Собственной крови, что алой струей стекает с подбородка, окрашивая губы, словно помадой, в красный. Боль, что окутывает все тело, кажется чем-то нереальным, чем-то, что должно вот-вот закончиться. Пожалуйста! Пожалуйста, дай ему проснуться! Пожалуйста, дай ему умереть! Лишь бы забыться, лишь бы не чувствовать, как его плоть отрывают от тела, с каким ужасным треском рвется его кожа, вырывая лишь булькающие звуки из горла. Сколько это продолжается? Парень не знает. Не помнит, говоря откровенно. Минуты, часы, или, быть может, дни? Все происходящее смешалось в один клубок. Клубок боли, что убивает его изнутри, заставляет скулить. Зрения нет. Наверное, ему выели глаза. Его, наверное, сожрали уже целиком, но боль не прекращается. Возвращается, накрывая волнами, напоминая о себе, с каждым разом становясь лишь сильнее и сильнее, словно не давая ему привыкнуть к адским ощущениям. Наверное, ушей у него тоже больше нет, но ему чудится, что он слышит, как смеются над ним вороны. И не чувствует больше ничего. Лишь тьма, смех птиц и боль. Бесконечная. Всепоглощающая. А потому, когда боль вдруг пропадает, парень сначала не может понять, что произошло. Пытается дернуться, открыть глаза, но тело не слушается, и все, что ему остается — это лежать на земле. Лежать на земле, чувствуя, как ветер игриво ерошит волосы. Лежать и… Стоп. Разве он лежит на земле? Тело все еще не вернулось в работоспособное состояние после ужаса, что Джордж пережил. Кровь еще кипела в теле, напоминая о бесконечной боли, но парень чувствовал спиной не колючую траву, выжженную солнцем, а мягкость кровати, на которой он лежал. Старается открыть глаза, но сил на это нет. Признаться честно, у него нет сил сейчас ни на что. Жуткие видения из кошмара никуда не исчезают, витают в воздухе вместе с отвратным запахом крови. Его, Джорджа, крови. По сравнению с тем, что парень сейчас пережил, сон про лесное существо, что спасло его от смерти, казался чем-то детским и добрым. Даже вороны из того сна не представлялись чем-то злым и опасным. Так, просто добрые и забавные попугайчики. В том сне они не были крылатыми чудовищами, в том сне они были обычными птицами, которые не смеялись над его смертью, над болью, которые сейчас не шуршали в нескольких метрах от него чем-то странным. Джорджу требуется несколько секунд, чтобы осознать, что он находится дома, что он в безопасности. И еще столько же времени ему требуется на то, чтобы вспомнить, что в его доме некому и нечем шуршать, а сраные птицы, преследовавшие его, сделать этого точно не могли. Какого хера? Он распахивает глаза, подскакивая на матрасе и тяжело дыша. По виску и спине солеными, липким каплями стекает пот. Сон был слишком реальным, слишком живым. Попросту слишком. На улице почти светло. Почти. Еще немного, и можно будет использовать слово «светло», но тьма все еще прячется в углах. Оплетает помещение, словно паутиной, прячется по углам, под кроватью, в шкафах, стараясь спастись от губительных лучей солнца, но Джорджа привлекает не это. Вернее, это, но… Не то. В одном из углов тьмы как-то слишком много. Неестественно много, если так можно выразиться. Этот странный мрак выглядит сплошным пятном. Огромным, всепоглощающим пятном, словно кто-то пролил какую-то краску в то место. И, парень почти на сто процентов уверен, оно смотрело на него. Он не видит глаз, не видит чего-либо, что походило бы на человека, но он уверен — оно следит за ним. Неотрывно смотрит, сверлит взглядом, приковывая к кровати, заставляя, нахмурившись, следить за странным пятном в ответ, словно бы играя в гляделки. И Джордж определенно точно проигрывал. Смотря на эту странную субстанцию, Джорджу почему-то кажется, что она была там все время. Все то время, пока он спал, странное существо из тени следило за ним, осклабившись, наблюдая за метаниями парня, пока тот бился в агонии, что преследовала его во сне. Он никогда не был верующим, скептически относясь к разного рода небылицам, что рассказывали в деревне, но сейчас он видел странную тень своими глазами. Тень, которая не исчезала под лучами солнца. Тень, которая следила за ним, оскалив пасть в хищной усмешке. Джорджу надо бежать, он знает это. С тела пропало оцепенение, и сейчас лучшим бы решением было, накинув на себя грязную одежду, что валялась на полу, рвануть куда подальше, но в парне вдруг проснулся нездоровый, научный интерес. И он, закутавшись в одеяло, аккуратно встает с кровати, неуверенно поглядывая на тьму, но та не шевелится, не дергается, чтобы напасть или, напротив, сбежать. Она скорее… Подбирается. Подбирается, не уверенная, чего ждать от парня. На секунду дергается в сторону, словно думая о том, чтобы уйти, но замирает, когда Джордж делает еще шаг ближе, словно пытаясь сделать вид, что она — просто тень от, к примеру, шкафа. Но брюнет-то точно видел, что это не так! Шаг, другой, третий, и Джордж совсем близко. Тьма рычит на него. Он чувствует, что оно недовольно, чувствует запах, что раздается от этого странного существа. Запах, до ужаса знакомый Джорджу. Запах леса. Смесь трав, грунта и коры деревьев, какая бывает только в чаще леса, куда Джордж забирался, стараясь добыть как можно больше ценностей. Непонятный, как будто щенячий восторг захлестывает парня, который, чего греха таить, ненормален, но Джордж не может ничего с собой поделать. Все его существо словно бы кричит от какой-то странной радости, что распирает в парне. От странного довольства, что возрастает с каждым шагом. Предплечье колет, и парень трет его ладонью, даже не обращая внимания на причину неприятных ощущений. Не до этого. Оно вновь рычит и, как кажется парню, насмешливо фыркает, когда он, подойдя слишком близко, протягивает к нему трясущуюся руку. Аккуратно и слишком медленно. Слишком, стараясь зацепить тень пальцами поддеть, потрогать. И оно смеется над ним. Джордж не слышит смеха, но чувствует его всем своим нутром. Отголоски веселья, что звенят в голове смехом. Смехом, который, как казалось парню, он уже где-то слышал. Точно слышал! Но, увы, воспоминания утекали, словно вода сквозь пальцы, и Джордж просто сжимал зубы, не в силах осмыслить происходящее. Не в силах вспомнить.

***

Джордж почти коснулся тьмы. Почти. Оставалось буквально несколько миллиметров, когда тишину разбил, словно гром в ясный день, стук в дверь. Неторопливый, громкий. Требующий немедленно открыть. И сначала в брюнете закипела злость от того, что стучавший прервал его, от того, что тень, стоило Джорджу только оглянуться, неожиданно исчезла. Сбежала, оставив парня с носом. А потом до Джорджа стало медленно доходить, что его, вроде как, изгнали или типа того и вообще-то его в доме находиться не должно. И становится страшно. На секунду. На секунду, прежде чем до него доносится голос незваного гостя: — Джордж, если ты сейчас же не откроешь — я выломаю дверь! — и, выдержав небольшую, почти что драматичную паузу, голос продолжает. — Или, как минимум, окно! Дверь у тебя шибко здоровая! И Джордж выдыхает, чувствуя, как губы дрогнули, грозя вот-вот сложиться в улыбку. Голос этого парня он бы узнал, наверное, из тысячи.