Girls

      Такеши, к собственному, наверное, сожалению, знает, какие девушки нравятся Хаято. Она пинает ногой ножку собственной парты и шикает, морщится, на минуту жмурит глаза, а потом снова смотрит на его спину.       Гокудера Хаято любит модных девочек — такие обитают только в Токио. Ему нравится их походка в стильных черных нарядах с цепями и навешенными булавками, нравятся береты, шляпы, панамы, нравятся тонкие ноги в тяжелых ботинках. Такеши, черт возьми, помнит, как в тот день Хаято смотрел на одну из них — так Хаято до этого смотрел только на Тсунаеши, — с восхищением. Он ей восхищался. Всю дорогу до дома искал ее профиль в соцсетях, а на шутки Рёхея аргументировал: «Ты видел ее платье?» Все рассмеялись, потому что звучало по-гейски, но Такеши смысл поняла. В Намимори такие платья никто не носит, даже самые отбитые неформалы, этот стиль — не для маленьких городов. В Намимори девчонки не красят губы черным, не наклеивают ресницы, не подводят фиолетовым и красным глаза.       Такеши не «такая» и никогда «такой» не станет. Даже если очень постарается вылезти из спортивных костюмов — не выйдет. Она правда пыталась. Накопила немного денег и поехала в Токио, обошла все стоковые магазины, чтобы найти и примерить такое платье, в котором будет страшно ночью выйти на улицу. Она складывает в корзину платье, пиджак, закидывает сумку с цепочкой, находит в куче тряпья ботинки, про которые однажды говорил Гокудера. Но когда натягивает это все на себя, когда надевает колготки в сетку, когда смотрит на себя в зеркало, хочется отчаянно реветь — настолько смешно и несуразно она выглядит. Она плачет в примерочной, с силой прижимая к лицу ладони. Не получилось. А больше крыть нечем. В зеркале — ее широкие плечи, ее накаченные ноги, ее выпирающая твердая задница, ее мозолистые руки, короткая стрижка, ее зареванные красные глаза. Она не выглядит модной девочкой. Выглядит вульгарно, смешно, как деревенщина, посягнувшая на планку, до которой явно не дотягивает. Точно не той, кто мог бы понравиться Хаято. Платье с пиджаком и сумкой так и лежат в коробке в самом темном углу шкафа, вместе с остальными коробками ненужных вещей, которые жалко выбросить.       Она никогда никому не расскажет, насколько больно было в тот момент осознать, что она правда — правда, черт возьми! — она правда не подходит Хаято. Понимать это раньше и понимать теперь — две разные грани понимания. Тогда это было — «возможно», сейчас — «точно нет». Осознание живет в ней и грызет каждую минуту. Возможно, поэтому ей начали говорить, что она повзрослела и стала серьезнее.       Хаято — самый красивый и самый умный парень, которого знает Ямамото. Он — эта та черта наглости, вызова и преданности, уважения, которая подходит пубертату Такеши. Такеши надеется, что с возрастом это пройдет. Что она разочаруется. Что однажды появится парень, который затмит Гокудеру, и с этим парнем у нее все будет хорошо. Этому парню будет нравиться рельефный пресс Такеши. И выбитый клык. И даже ее заношенные спортивные костюмы.       Хаято не считал ее подругой — и слава Богу, — но уважал, Такеши это знала и видела. Он не относился к ней как к девчонке, не задвигал ее на поле боя себе за спину — чувствовал рядом с собой равного по силе человека. Хаято пришел на ее бой со Скуало, он обзывал ее и мог дать подзатыльник, не смотрел ей под юбку, когда в особенные школьные дни приходилось надевать форму, не стеснялся переодеваться при ней и не краснел, когда она попадалась ему на глаза в своем спортивном лифчике и шортах. Относился по-особенному, но, скорее, в плохом смысле. Как будто ее не существовало в системе гендерных ценностей Гокудеры. Или она стояла на неправильной позиции, параллельно другим девчонкам. Она для него была просто бесполой коллегой. Уважаемой, Господи Боже.       Такеши на него мастурбировала, сильно напрягая и расслабляя ляжки, как учили девочки из команды. Ничего не получалось, и она полезла рукой. От всплывающих картинок Хаято, горячего под японским серым солнцем, в крови, пыли и пепле, его взгляда из-под светлых волос, такого зеленого, — в трусиках мокро. Она двигает пальцами вдоль и проникает внутрь, представляя, что это будет делать с ней он. Трогать ее. Целовать. Входить в нее. И любить. Она представляет, как между поцелуями он будет признаваться ей в любви. Я люблю тебя, Такеши, я люблю тебя, ти амо, ти амо, ти амо. Мышцы сводит, она жмурится и громко, со стоном, выдыхает.       Моментально накатывает то, от чего только в эти моменты она отстраняется, — он ее не любит. Этого никогда не случится. Даже случайно.       Урок заканчивается, и Такеши лениво поднимается со своего места. Моментально подбегает Савада, дергает ее за рукав и что-то рассказывает. За шумом в ушах она слышит только шаги Хаято в их сторону.       Такеши ждет, когда он начнет ее раздражать, как раздражали остальные парни такого типа. Самоуверенные, грубые, вычурные. Хаято косит на нее взгляд, чуть дернув губой, и у нее снова подкашиваются колени. Ей не нравятся его кольца и дурацкие бляшки на ремнях, не нравится, когда он сексистки шутит, не нравится, когда он бросается один на толпу. Ямамото не нравится, когда Гокудера, как упертый баран, ей что-то доказывает и никогда не верит, что он может быть не прав. Что он не извиняется никогда перед ней и остальными девочками. И когда от его упертости страдают другие люди.       Такеши помнит, как Хаято сказал, что она его бесит и дружбы у них не будет. Ямамото завелась за секунду — не хотелось ни смеяться, ни притворяться, что все нормально. Из-за этого они тогда проиграли Гамме. Она ему, конечно, никогда это вслух не припомнит.       — Такеши!       Ее выдергивает из глухоты и помутнения.       — Тебя какая-то девочка передала записку с утра. — Савада протягивает розовый конверт с сердечком.       Такие конверты постоянно передавали Гокудере.       «Я буду на восточной лестнице после третьего урока»       Ей передала любовную записку девчонка. Такеши смотрит с высоты роста на себя вниз и думает — не удивительно.       — Что там? — Хаято сует нос Ямамото через плечо. — Наконец-то наладишь личную жизнь, Та-ке-ши?       Ее физически тошнит и ноги подкашиваются, потому что Хаято — близко, но он остается в своем характере даже сейчас — язвит и неприятно шутит. Такеши не хочет слышать шутки про свою ориентацию от него. Только не от него. Лучше быть просто не в его вкусе, чем его конкуренткой.       — Завидуй молча. — Такеши улыбается ему и прячет записку вместе с конвертом в карман олимпийки, чтобы никто не видел, как она сжимает их в ладони до побелевших костяшек.       Девочка перед ней очень даже симпатичная. Ниже ее на полторы головы, в юбке и гольфах, на свету через блузку просвечивается рисунок на ее лифчике, какие-то кружева и сетка. Такеши это не возбуждает, только больно колит в грудь — она не носит красивые лифчики, носит спортивные, в которых удобно бегать и драться, готовить в папином ресторане, чтобы впивающиеся косточки не отвлекали.       — Меня зовут Аика. — Аика краснеет и прячет лицо за отросшей челкой. — Ямамото. — Она глубоко вдыхает и выдыхает. — Ты мне нравишься.       — Я не лесбиянка. Мне нравятся парни, Аика. Прости.       Аика удивленно охает и, извиняясь, убегает с лестницы. Такеши хочется опять разреветься, как тогда, в примерочной. Последняя эмоция, которая застыла на лице той девочки — Ямамото запомнит ее лицо навсегда, — искреннее удивление. Как будто дерево ей доказывало, что оно не дерево.       Вечером, когда они все собираются в доме Савады, якобы чтобы поучить алгебру всем вместе, ее, конечно же, расспрашивают о том, что было и как прошло. Обычно ребята не лезли в подробности личной жизни, пока сама не расскажешь, а сейчас накинулись, как будто…       Как будто они действительно ждали дня, когда такая ситуация произойдет.       — Мне нравятся парни. Я ходила на встречу, чтобы объясниться. — Такеши чуть сутулится и закрывается от друзей руками, скрещивая их под грудью и сильно сжимая пальцами собственные плечи.       — Какие это парни тебе нравятся? — Хаято удивленно вскидывает бровь и пшикает банкой пива. — Я никогда не видел тебя с парнями. Ну, в том смысле.       — Мне просто нравятся парни, и все тут.       — Ну какие?       — Хватит, Гокудера. Ей же неловко, наверное. — Тсунаеши неловко улыбается и протягивает Такеши упаковку чипсов.       Такеши благодарно улыбается, но понимает, что это просто вежливость. Тсуне, наверняка, тоже интересно, почему никто никогда ее ни с кем не видел. Возможно, та ситуация, когда Тсуна поймал ее на крыше, — это вовсе не из-за бейсбола. Вежливость — возможно, Такеши еще не готова постучаться из шкафа и ей нужно время. Отвратительно.       Ямамото нельзя пить пиво и есть чипсы. Во-первых, это влияет на баланс воды в ее теле, а быстрые углеводы — ее кровные враги. Во-вторых, ее быстро развозит, пьянеет она моментально, потому что и пьет-то очень редко. В-третьих, она же девушка. Она не должна пить пиво.       Такеши грустно, неловко, на этом празднике жизни она чувствует себя лишней. Это один из ее первых разов, потому что обычно она — душа компании и заводила, сейчас — девчонка, которая не дотягивает ни до мальчишеских разговоров, ни до хмельных неловких поцелуев. Парни общаются, смеются, Тсуна рассказывает про очередные выходки Реборна, Хаято — про Бьянки и то, как она занижает его качество жизни. Ямамото смотрит в окно расфокусированным взглядом и думает, что нравится она, наверное, только Реборну. В профессиональном смысле. Он хвалил ее и говорил, что Такеши подомнет под себя всю мафию Италии, если будет продолжать в том же духе. Возможно, счастье и смысл жизни Такеши — в этом. А не в любви на дне глаз Гокудеры.       — Такеши… — Хаято хватает ее за руку и тянет из комнаты на балкон. — Пошли курить.       Такеши не курит. Ей нельзя. Но это Хаято. Она физически не может ему сопротивляться, ни сейчас, ни потом — никогда. Она опирается спиной на пластиковую дверь балкона, когда Гокудера чиркает зажигалкой и закуривает.       — Скажи честно, — Хаято на нее не смотрит, такой же немного пьяный, — тебе правда нравятся парни?       — Ты мне нравишься. — Горло перехватывает, и ниже, где диафрагма, все сжимается как в кулаке. Она чувствует каждый толчок сердца. Пульс бьется не в руках, а в ушах.       — Чего?       Гокудере всего семнадцать, так что ничего страшного, что он ведет себя грубо. В конце концов, это Гокудера. По-другому он не умеет. Такеши видела в будущем, что потом он научится и будет другим. Таким, которого она даже с возрастом разлюбить не сможет. Он будет наконец-то выше нее. У него будут чуть посеревшие глаза, он будет ходить в рубашке и пиджаке, у него будет не только кольцо Вонголы, но и обручальное. Она видела. Она видела, что в будущем у Хаято будет жена. Нельзя растерять время сейчас, потому что Хаято будет ее другом потом, потому что она хочет гулять у него на свадьбе и не думать о плохом. Она должна начать двигаться вперед как можно раньше. Она жмурится, чтобы не заплакать. Не перед ним. Вообще — ни перед кем.       — Ты мне нравишься. Ты мне нравишься, Хаято. Сколько раз я должна это сказать, чтобы ты понял, что я не лесбиянка?       Хаято закашливается дымом. Ямамото не сбегает, чтобы Гокудера не растерял уверенность в том, что она сильная и может прикрыть ему спину.       Хорошо, теперь он знает, что она не просто может, она всегда будет прикрывать его спину.       — Я не…       — Я знаю, можешь не говорить ничего. Просто давай закроем эту тему раз и навсегда. — Такеши шмыгает носом — просто на улице прохладно.       Гокудера докуривает в тишине. Они возвращаются: Хаято — в комнату Савады, Такеши — домой, ни с кем не прощаясь.       «Хаято часто признаются девочки» — вот, о чем она думает, когда почти бежит домой, перепрыгивая через ограждения и прижимая локтем ближе к себе сумку с битой. Они признаются ему на лестницах, за школой, между уроками и после занятий, на крыше, у бассейна, иногда даже засовывают письма в его почтовый ящик. Они разные, часто очень красивые, — но Хаято никто не нравится из их городка. Они все для него деревенщины, которых нет смысла вытягивать в большой мир. Хаято красивый и знает об этом, поэтому, наверное, логично, что он будет женат на какой-нибудь красотке из мира моды в будущем. Конечно, естественно, абсолютно точно, что не на Такеши Ямамото.       Просто стало на одну такую девочку из их города больше.