что не виновен я в этой вине

Дин еле волочится следом за Кетчем, шумно дышит и совершенно точно является отвратительным кандидатом на роль разведчика. Кетч останавливается, сплевывает с досадой: — Это безумие. Тебе надо отдохнуть. Для Дина это все еще игры в умру-не-умру, делайте ваши ставки: когда или если? Он приваливается к камню. Раздражен не меньше Кетча. — Слушай, ты заслужил, — похлопав себя по плечу переводит взгляд на Кетча. Наорал бы, точно бы наорал, будь у него сил побольше и яда в крови поменьше, — медальку за свое противоядие, но у нас нет времени. Так что, — упрямо поднимается, выдыхая смешанный с болью воздух, — ты можешь отдыхать, а я пойду дальше. Дин не успевает и двух шагов сделать, как предсказуемо валится лицом в снег. Кетчу остается разве что глаза закатить. — Минут через пять. — Хороший план, — присаживаясь на камень, Кетч не сводит взгляда с Дина. — Может, воспользуемся моментом и вернемся к вопросу о Чарли? — Даже не думай, — хрипит Дин, с трудом переворачиваясь на спину. Кетч вздыхает. — Не забывай время у нас на исходе. Мы не знаем, где твоя мать и Джек, не факт, что мы вообще найдем эту Чарли, а если найдем, ее спасение может оказаться невозможным и глупым, — он уже знает, что Дин ни за что не согласится. Рационализма в этом парне как в белка в яблоке, а «невозможно» для него звучит как вызов. Но все равно почему-то договаривает. Может, чтобы себя успокоить: — Предлагаю вернуться домой, собрать подкрепление, и тогда у нас будет шанс всех спасти. — Слушай, я повторяю еще раз, — с огромным трудом Дину удается привстать, чтобы снова облокотиться о валун. — Чарли не скажет ангелам то, что они хотят. — Твоя Чарли не сказала бы. Дин поджимает губы. — Они ее убьют. Наверняка. А я… — он мотает головой. — Что? — Кетч повышает голос. — Что ты не хочешь мне рассказывать? В этом мире вся палитра скручена до минимума, но Кетч может поклясться, что видит, как лицо Дина сереет еще сильнее. Он замирает, глядя куда-то… в себя и в прошлое. Длится недолго, но Кетчу слишком хорошо знаком и этот взгляд, и сопровождаемое и въедливое, цепкое чувство. — Чарли была как родная, — вину. Нечеловеческую, чудовищную вину. — Она была мне как сестра, — морок спадает, и Дин уже смотрит на него с вызовом, мол, откажешься, пойду один и убью каждого, кто подумает мне палки в колеса совать. — Сделала для нас с Сэмом больше, чем кто-либо. И ее… — каждое следующее слово дается Дину труднее предыдущего, — ее зарезали. А мы не успели вовремя, и я… — Чувствуешь, что подвел ее? — почти перебивает Кетч. Созерцание слез Дина Винчестера не входило в его планы. И уж точно в них не входило ворошение собственного прошлого. Дин долго смотрит в сторону. Даже не в сторону, как будто сквозь. А когда поднимает глаза, взгляд пылит молотым перцем. В носу начинает щипать. Нехорошо. — Я это знаю. — Я тебя понимаю. Мертвеют обе пары глаз. Кетч не знает, что заставило его дать настолько компрометирующий ответ. То ли Диновы внезапные сантименты, то ли ночь и то, что это мир апокалипсиса, и все в нем произошедшее как бы и не реально — аннулируется после того, как они отсюда уйдут. Дин видит эту брешь. И конечно, скотина, пользуется. — А ты мне что не хочешь рассказать? — О, я подводил множество раз, — улыбка ностальгически-горькая. — Друзей, коллег, погибших у меня на глазах. Разница в том, что я не пытался спасти их. Долг, — выстрел, — и прочая, — пустая похвала, — чепуха. — Ну ты и говнюк, — усмехается Дин. Кетч улыбается в ответ. Разница в том, что Дин не убивал Чарли своими руками. Разница в том, что Дин ценил ее при жизни. В том, что сожалел и раскаивался, будучи даже виновным косвенно. А что делать человеку, которого прошлое нагнало и сбило с ног спустя годы? Он тысячи раз думал о том, как мог бы не спускать курка, не стрелять со спины, исподтишка, как мог бы понять раньше — но все «бы» да «бы», но на самом деле у них есть только портал в другую реальность, а не машина времени. А себе бы он хотел второй шанс? — А хрен с ним, — Кетч подрывается с места, наверное, слишком быстро, но к черту, за этот диалог он и так показал Дину слишком много того, чего не показывал никому. И дело не в доверии, просто возможности не выпадало. — Может быть, спасение твоей Чарли смоет хоть немного крови с моих рук, — Кетч помогает Дину встать, пытаясь улыбаться. Выглядит так, как будто отравленная пуля досталась ему, а не Дину. Кетч слишком хорошо знает, что кровь Мика с его рук не смыть ничем. — Невозможно и глупо, значит? — Дин откровенно смеется ему в лицо. Перед этим парнем бледнеет сама Смерть, что ему ангельский взвод. — Говоришь так, будто это плохо. Идем. Кетч понимает, почему ему не нравился Дин. Слишком много надежды для одного человека. Слишком много вседозволенности и веры в то, что это не ты подстраиваешься под обстоятельства, а обстоятельства подстраиваются под тебя. Самое интересное, что из раза в раз так и происходит. Кетч, глядя в спину чуть ли не маршем шагающего Дина, не сомневается, что тот вытащит (не)свою Чарли. Становится даже немного… завидно. *** Оборачивается, привалившись к дереву. Стоять тяжело. Фокусировать взгляд тоже. Краем глаза видит Чарли — тут же сидит, совсем серая. Неудивительно. — Где же они, — беспокойно бормочет Джек, не спуская напряженного взгляда с дома. — Могут прийти другие ангелы. Поднимается шум. Кетч слышит отрывочные крики. Джек бежит к дому, Мэри подскакивает следом. Из хижины вместо двоих ушедших на проверку выходят четверо. Сэм несет на руках девушку. Она без сознания. Дин помогает идти мужчине, хотя, скорее, просто тащит его на себе. На обоих почти нет чистых участков кожи — грязь и кровь. Черт знает, сколько времени они провели в плену. Сэм опускает девушку на землю, пытается нащупать пульс, прикладывает пальцы к шее. Дин дерганный, оглядывается по сторонам, беспокойно переступает с ноги на ногу. — Ну, что там? — нервно спрашивает, поудобней устраивая на плечах руку повисшего на нем парня. Тот как будто в полуобмороке. — Не знаю, билось ли ее сердце, когда мы пришли туда, но умерла она недавно, — отвечает Сэм, выпрямляясь. Кривит губы, хмурится — сожалеет. Еще не хватало винить себя в смерти незнакомой пленницы из другого мира. — Черт ее возьми, и что нам теперь делать? Не бросать же ее здесь? — Нам надо уходить, — подает голос Кетч. — Если благополучие ее трупа так сильно тебя заботит, вернемся сюда завтра. А сейчас мы в любой момент можем напороться на новый отряд ангелов. — Он прав, Дин, — тихо соглашается Мэри. — Времени в обрез. Девушку оставляют за деревьями. Джек помогает Дину тащить бывшего пленника, Сэм поддерживает Кетча, Мэри прикрывает Чарли, а Кас следит за тем, чтобы не напороться на врага. До лагеря добираются без происшествий. *** Несколько раз, уже на подходе к лагерю, Кетчу приходится почти силой вытаскивать себя из предобморочного состояния. Он потерял слишком много крови. На качественную помощь в лагере, конечно, рассчитывать глупо, но там хотя бы промоют и зашьют раны. Кетч цепляется за Сэмово и плечо и мысль о том, что умирать в соседней вселенной весьма поэтично, но на практике — абсолютно отстойно. Им помогают улечься на койки. Чарли суетится вокруг, ее тоже пытаются усадить, но она отмахивается — у нее из ран только ссадины и ушибы. Сознание Кетча слишком сильно концентрируется на боли в изрезанной грудной клетке, но он все равно поворачивается к ней, пытаясь сказать, чтобы она дала себя осмотреть. Ее губы дергаются, как электрический провод, она шепчет «придурок». Кетчу что-то вкалывают. После этого сознание уплывает от него куда-то, уволакивая с собой боль. *** Дин называет его «спящей красавицей», когда он под утро выходит из шатра, прихрамывая и держась за грудь. Зуд под повязками невыносимый. Проспал он часа два, но по сравнению с Дином, который не спал вообще, да, можно согласиться и на спящую красавицу. Он подсаживается к остальным — тут Бобби, Мэри и какой-то парень в форме, которого он видел до этого в лагере пару раз. — Мы решили использовать, — Дин поднимает руку, указывая на стоящий в стороне автобус, — его, чтобы довезти всех отсюда к разлому. Кетч вскидывает брови. — И когда это ты решил перевести охотников с этой стороны на ту? — Часов двенадцать назад, а что? — беззаботно отвечает Дин. Кетч фыркает. — И все согласились? — А ты оглянись, Кетч, — в разговор вмешивается Бобби. — Мало того, что у нас уже несколько лет никто не слышал про такие штуки, как кино, музыка и интернет, так еще и моемся из ведер от случая к случаю, умираем, если не от рук ангелов или демонов, то от инфекций. Человечество здесь обречено. Мы обречены, — Бобби выразительно поднимает брови. — Меня не отпускало чувство долга, как, думаю, и многих моих ребят. Но бороться с ними — это как таракану сражаться с отравой внутри баллончика, — он вздыхает. — Мы потеряли здесь все, кроме самих себя. Не скажу, что это самая достойная спасения вещь, но почему бы не рискнуть? Кетч кивает, рассеянно глядя на огонь. Если он сам собственными руками раздавил все, что имел, в том мире, можно ли считать, что ему самое место в этом? — Как там Чарли? — хмуро спрашивает Дин. — Не знаю, она спала, когда я вышел. Вчера была бодрячком, — несмотря на то, что физически Чарли относительно цела, Кетч боится, что здешний Кастиэль мог успеть заложить в ее сознание бомбу замедленного действия. Потом вспоминает о двух других пленниках. — Вы же вытащили еще кого-то? Что с ними? — Ну, труп девушки оставили там… — начинает Дин. — А парень ночью чуть не помер, — заканчивает Бобби. Сделав паузу, продолжает: — Но не помер, спасибо и на том. Нет у нас времени на похороны. — Он рассказал что-нибудь? — Кетч немного подается вперед. — Об ангелах, о штабе? Полагаю, он пробыл у них довольно долго. — Нет, когда бы он успел? Дрыхнет с тех пор, как его перевязали, — Бобби вздыхает. — Хорошо они беднягу обработали. Кетч ежится. Да, он успел на собственной шкуре узнать, на что способны взбесившиеся ангелы. — Надо его проверить, — Дин поднимается с места. — Нам не помешает информация. Не хочется напороться на отряд пернатых прямо перед выходом. Кетч встает следом. Не то, чтобы его сильно волнует судьба спасенного, но он мог что-то слышать или видеть. К тому же надо бы проверить Чарли. Она все еще спит в палатке, спит спокойно, и если бы не бинты на голове, можно подумать, что все порядке. Кетч трогает ее лоб. Температуры нет, значит, инфекция не успела попасть в раны — он надеется на это, потому что тут даже самые примитивные антибиотики достать проблемно. Убедившись, что с Чарли все, по крайней мере, внешне, в порядке, Кетч решает присоединиться к Дину в соседней комнате. «Соседней комнате» — это, конечно, громко сказано, потому что и без того небольшую палатку просто разделили пополам куском грязной парусины. Может, в худшие времена с одной стороны клали легкораненых, а с другой — инфицированных или совсем безнадежных. Хотя, судя по словам Бобби, он и был тяжело раненым. Подойдя к занавеске, Кетч слышит голос Дина. Спрашивает что-то про девушку, труп которой остался в лесу. Взявшись за край ткани, Кетч замирает. — Она предательница, — тихо отвечает спасенный. — Правда, ангелы ее энтузиазма выболтать все не оценили. Кетч резко отдергивает занавеску. Это единственное движение, на которое он способен, — сейчас кажется, что даже кровь остановилась, замерли легкие, прекратило сокращаться сердце. Человек на кровати смотрит на него с таким же выражением, с каким сам Кетч смотрит на него. Человека на кровати не может существовать. Тот, кажется, о Кетче такого же мнения. Человек на кровати — Майкл Дэвис, которого Артур Кетч убил своими руками год назад. *** Дин смотрит на него напряженно, сведя к переносице брови, и кажется, что он готов напасть, если в свою очередь решит напасть Кетч. Хочется рассмеяться. Он стоит, разбитый параличом от вида человека, об убийстве которого сожалел сильнее, чем о чем-либо, вообще единственное. Сожалел так сильно, как никогда бы не подумал, что будет способен. А теперь ему дают второй шанс. «Дин, даже если этот Мик вцепится мне в глотку или решит живьем содрать с меня кожу, я не подниму на него руку», — хочется выкрикнуть Дину в лицо. Но Кетч не может позволить себе отвести взгляд от Мика. Единственная команда, которую сейчас его мозг посылает органам, — фокусировать взгляд в полумраке. Дин расценивает это как шок от встречи с кем-то, кого ты некогда сам же и убил. Ему отлично знакомо это чувство, лучше, чем кому бы то ни было, поэтому, коротко кивнув Мику, даже не глядя, он толкает Кетча назад. Занавеска падает, закрывая комнату, и оцепенение спадает. Кетч вспоминает, что нужно дышать. Ноги подкашиваются, а сердце решает принять участие в состязании по самой запущенной тахикардии. Он судорожно вдыхает, с трудом расправляя легкие. Так сильно хочется вернуться. Просто убедиться, что это явь. Дин какое-то время просто смотрит на него, настороженно, но с напряжением, каким-то странным. Почти с пониманием или сочувствием — Кетч начинает думать, что точно сходит с ума. Откуда в Винчестере сочувствие к нему-то? Дин вздыхает. — Иди, проветрись. — Что он тебе сказал? — от собственного голоса становится неуютно. Дин хмурится еще сильнее. — Что в лесу осталась Тони. Помнишь ее, да? Такая, раздражающая, Сэма еще пытала. Ты с ней тесно путался, — Дин открыто язвит. — А еще, что она оказалась предательницей и что в плену они провели от месяца до двух. Кетчу плевать на Дина и на Тони, ему не плевать на «от месяца до двух», потому что они с Чарли провели там три чертовых дня и едва не остались калеками. Что можно было делать с людьми два месяца? Кетч знает о пытках слишком много, чтобы не ответить на свой вопрос. О, черт, очень много всего. — Может, он ошибается, — сдается Дин. Кажется, его тошнит от того, что он пытается проявить сочувствие. — У них не было ни часов, ни окон. Могли провести там недели две от силы. Даже две недели — это очень много. Кетч поднимает голову. — Полагаю, ты меня к нему не пустишь, — он планировал задать вопрос, но получается утверждение. Дин вздыхает. — Не пущу, — соглашается он. — Во-первых, ты, если помнишь, его немного убил, — Кетч вздрагивает. Дин как будто не замечает этого. — А, во-вторых, он еще не очухался до конца. Завтра поговорите. Может, тебе его даже тащить на себе придется. У него, кажется, сломана нога, — отвечает он вопросительному взгляду Кетча. И, не дожидаясь ответа, отходит, останавливаясь возле кровати Чарли. Слишком заметна перемена в его отношении: с Кетчем он каждое слово цедил через зубы, как будто ему физически невыносимо находиться рядом. А с Чарли он теплеет. С отеческой заботой касается ее волос. Кетч хочет было сказать, что физически Чарли (почти) в полном порядке, но решает прикусить язык. Хватило ему ненависти в свою сторону за эту ночь. Раны и еще не полностью рассосавшийся в крови морфий дают о себе знать, его клонит в сон, но мысль о том, чтобы лечь на койку зная, что в какой-то паре метров от него — Мик, и при этом не иметь возможности его увидеть, невыносима. Кетч отходит от лагеря чуть дальше в лес, не без труда усаживаясь под одно из деревьев. Ему больно и тошно, земля вокруг серая, пустая — красок в этом мире почти не осталось. Хочется выть. Он засыпает под утро. Здесь предрассветные сумерки — самое ужасное время суток. И без того сереющий мир становится монохромным. *** Нести Мика не приходится. Он хромает и подволакивает ногу, но держится молодцом. Они смотрят друг на друга с разных концов площадки. В автобусе оказываются с разных сторон. И в портал Мик попадает гораздо позже Кетча. Он все не может заставить себя подойти и заговорить. Как будто что-то вроде: «Привет, а ты меня знаешь по своей реальности?» вынуждает его разбить стену, самую хрупкую на свете, но все же стену, и, честно говоря, Кетч боится услышать, какой их история оказалась в этом мире. Во время празднования Кетч ненадолго теряет Мика в толпе охотников. Сразу становится не по себе. Спокойней было все же не выпускать его из виду, и Кетч трижды обходит бункер, прежде чем находит его. Удивительно, но рядом с Сэмом. Винчстер нервно улыбается и мнет в руках пластиковый стакан. В глаза не смотрит, и в целом выглядит так, как будто ему очень некомфортно. Лица Мика Кетч не видит, но после очередной его фразы Сэм меняется. Он опускает руки, мышцы лица как будто парализует, и он смотрит на Мика так, как будто тот пробил дыру в небесном куполе, а за ней показался огромный глаз. Сэм сразу выглядит старше. За улыбкой не так бросались в глаза морщины, синяки, бледность — Сэм очень сильно устал. Он отходит от Мика, не попрощавшись, почти слепо, наталкиваясь на охотников. Кетчу становится не по себе. Может, этот Мик разительно отличается от того, которого знали в этой вселенной. Он слишком не вовремя оборачивается. А Кетч как будто теряет сноровку шпиона — он бы успел ускользнуть. Но оказывается лицом к лицу с Миком. С его Миком. Он выглядит старше. Год прошел, а по ощущениям — лет десять. У Мика прибавилось седины. И шрамов. Он держится не с привычным собранным изяществом, а напряженно, как будто готовый в любой момент выхватить оружие. И сутулится. Кетч не винит его. Он готов смириться с чем-угодно, когда, наконец-то взглянув Мику в глаза, он находит там не ожидаемую холодность и твердость. Мик смотрит так же, как смотрел год назад. Как смотрел многие годы до этого. С привычной, чуть виноватой мягкостью, все еще прося прощения за свое первое в жизни убийство. Только вот… «За что ты извиняешься здесь?» У Кетча начинает щипать в глазах. Надо что-то сказать, он чувствует, что-то надо что-то сказать, но как будто разом забывает все слова, которые знал, и просто смотрит, смотрит, смотрит на живого Мика. Так непривычно. Так странно. Так правильно. Мик болезненно хмурится через горькую улыбку. У него тоже блестят глаза. Он говорит: — Привет? И Кетч, так тщательно собиравший себя по кускам целый год, рассыпается, как карточный домик. — Привет. И они кладут новое начало.