***
За мутным окошком, приоткрытом по случаю летней жары, постепенно темнело, но отблески столичного зарева по-прежнему расцвечивали небо. Хельма устроилась на узком подоконнике, прислушиваясь к перебранке снаружи. Сварливый женский голос вещал на всю улицу, что: «Это же надо вовсе рехнуться — курей торговать в такую цену!», и продолжал надрываться — мол, чтобы столько стоить, птица должна золотом не только нестись, но и гадить. Как можно было рассуждать о «курях», когда поблизости пылал город, а вести о перевороте уже наверняка успели достичь и этого, не особенно удаленного от Эрбурга, пригорода, Хельма понимала с трудом. И даже в какой-то момент начала думать, что безумие Карла Вельфа, вздумавшего ни с того ни с сего свергнуть свою сестру, оказалось заразным, передавшись прочим имперским подданным — вот только в их случае вылившись в оцепенение и абсолютнейшее равнодушие к тому, что вполне могло сулить им скорую гибель. — Трое милосердные, ну почему Альбрехта нет так долго, — дрожащий голосок императрицы Маргарет прервал размышления Хельмы. — Он ведь обещал вернуться после обеда, а уже почти ночь… — Может быть, не смог сразу найти покупателя, — ответила Хельма, памятуя о том, что принц-консорт собирался продать в каком-нибудь не особенно шумном месте несколько прихваченных во дворце украшений жены и драгоценных безделушек — средства беглецам были очень даже нужны. — Люди здесь явно небогаты, вряд ли это так уж легко. — О, Создатель правый! — Маргарет крепко стиснула свои бледные пальчики друг с другом. — Я этого не выдержу, просто не выдержу! А что, если с ним случилась беда?.. Вдруг он убит, ранен… А мы сидим тут и ничего, ничего не знаем! — В любом случае, нам остается только ждать. — Ох, какая же вы… бесчувственная! — всхлипнула императрица. — Впрочем, это не ваша вина — чего уж хотеть от чародейки… — Прошу прощения, ваше величество, — ответила Хельма, но взгляд собеседницы выдержала спокойно. Скажи ей кто ещe пару дней назад, что она станет с таким безразличием воспринимать неудовольствие коронованной особы — юная ученица Академии ни за что бы не поверила. Но с того самого мига, когда она в последний раз видела бледное, бескровное лицо Ванды, у Хельмы что-то заледенело внутри, будто разом огородив еe едва ли не ото всех волнений мира. Она без страха шла вслед за Альбрехтом, закоулками пробираясь всe дальше и дальше от сердца столицы, без особого смущения поддерживала под локоть быстро обессилившую — и вовсе не такую уж невесомую — Маргарет Вельф. И разве что с вялым любопытством наблюдала из кустов за тем, как сам консорт предпринимает вылазку на удачно подвернувшийся по дороге задний двор, за висевшими там одежками какого-то несчастного семейства. Невзрачное блекло-голубое платьице Хельма натянула прямо поверх собственных сорочки и штанов, а мундир собиралась выкинуть в те же самые кусты. Но Альбрехт быстро забрал его — сказал, что сожжет позже, вместе с шелками императрицы… Ту, кстати, уговорить переодеться удалось с большим трудом. А чуть погодя Маргарет, неловко расправляя юбки своего нового наряда, вовсе вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась. Что, надо сказать, повторилась ещe не раз — и с каждым последующим вызывало у Хельмы всe меньше сочувствия. Хотя, наверное, стоило задуматься и о том, нужно ли было вообще таковое еe величеству от волею судьбы очутившегося с ней рядом «живого орудия» империи. Сейчас же она только надеялась, что Маргарет не натворит в запале каких-нибудь глупостей, которые сама Хельма не сумеет предупредить — не могла же она запирать императрицу в комнате или, и того хуже, связывать заклятием!.. Но, к счастью, раньше, чем ей пришлось это сделать, в дверь постучали, и, отодвинув засов, Хельма застала на пороге слегка взъерошенного консорта. — Просил же, — процедил он вместо приветствия, — спрашивать, кто… Мы тут не на пикник выехали! — Да, ваше высочество, — заученно кивнула Хельма — облегчение она чувствовала куда сильнее, чем раскаяние. — Виновата, ваше высочество! Но мы так долго ждали вас… Волновались. — А-а, к черту, — рассеянно махнул рукой консорт. Однако стоило тому увидеть кинувшуюся навстречу супругу, как взгляд его немного потеплел: — Маргарет, милая, — он улыбнулся, но тут же аккуратно отстранил еe: — После, мой цветочек, после… Давайте собираться — обе, живо! — Ваше высочество?.. — протянула Хельма, всe ещe надеявшаяся на ночевку под пусть и убогой, но крышей. — Лошади во дворе — и я очень рассчитываю, что ездить верхом магов в Академии учить не перестали, — отрезал он. — Быстрее, ну!.. В городе за мной явно кто-то следил. Так что если хотим быть ещe целы и свободны к следующему закату — лучше нам действительно поторопиться.***
— Он предложил тебе — что?! Да по нему за такое темница в Священном Городе рыдает, горькими слезами!.. Если не демонов костер! Раздражение от текущих малопонятных событий копилось-копилось — да и выплеснулось у Рихо этим криком души, не больно-то уместным в мирной ночной тишине кардинальского кабинета… Что ж, вот оно и очередное подтверждение грубой и порочной полуязыческой натуры незаконнорожденного позора благородного семейства Агиларов. Но, во всяком случае, необходимость изображать из себя бесстрастную ледяную статую в последние дни оказалась ему определенно не по зубам. Такое, наверное, только Габриэль осилить и мог — но как раз его поведение и выводило Рихо из себя более всех прочих обстоятельств. Треклятый безупречный служитель Тирры мало того, что усиленно пытался уморить себя работой — он и в императорский дворец отправился даже не подумав предупредить своего порученца и практически без охраны!.. А на обратном пути ещe и — по словам безумно перепуганного учиненным Рихо допросом кучера — умудрился прямо на улице побеседовать со столичными погорельцами. Раздал тем изрядное количество милостыни и чуть ли не облобызался с каждым, самоубийца недоделанный! Без подготовки, без проверки тех самых, допущенных к кардинальскому телу, побродяжек! А уж полыхающая столица — это отнюдь тебе не цветущая Фиорра… Идиот блаженный, особой твердолобости! Ведь достаточно оказалось бы одного арбалетного болта или припрятанного под полой плаща ножа, особенно — смазанного подходящим ядом, и… Это невыносимое — даже гипотетически — «и» до сих пор подкатывало у Рихо к горлу и пробирало стылым ветром, невзирая на летнюю жару. И, главное, Габриэль, с его-то выучкой сам не мог не понимать возможных последствий таких фокусов: не монашка из глухомани ведь, а худо-бедно — старший офицер Гончих!.. Пусть и в почетной отставке. Но куда там — этот баран в мантии, похоже, всe-таки твердо вознамерился тем или иным способом записаться в великомученики… Так что Рихо оставалось только пугать своим рыком слуг, подчиненных, а после — обожаемого, но бывавшего столь невыносимым друга и командира. …Вот только как раз Габриэля-то впечатлить подобным было не так-то просто: — Рихо-Рихо, — покачал тот головой, взглянув на собеседника весело и лукаво — пусть теперь лукавство это сверкало в глазах, обведенных густой тенью усталости. — Очень, между прочим, опрометчиво с твоей стороны именовать святое очищающее пламя — «демоновым». Окажись на моем месте кто-то, менее расположенный к твоей не в меру пылкой особе… — О, разумеется, вот к словам-то придираться ты умеешь, — фыркнул Рихо. — Я бы тоже подумал, что делать, расскажи мне такое кто-то другой, кроме тебя… Это ж надо такое умыслить! Использовать наших парней как ищеек для какого-то без году неделя королька-узурпатора, черт!.. Чтобы им потом в спину плевали, да?! А то и… — И что же? — Габриэль очень плавно поднялся из-за стола, и Рихо повинуясь не слишком осознанному чувству, тут же отступил назад. — Что бы ты, сделал?.. А, Рихо? — Может, вспомнил бы о Белых Псах, — процедил тот сквозь зубы. Название церковной службы внутренних расследований упало, будто камнем в разбитое окно — даже Габриэль вроде бы на мгновение неестественно застыл на месте. Рихо понимал, что их обоих заносит — и заносит крепко. Конечно, никому бы он Габриэля не сдал, но дьявол его раздери!.. Должен же найтись хоть какой-то укорот на этого несравненного паршивца — пока тот не свернул себе, к демоновой матери, свою благородную шею! — А стоило бы — о том, что ты всe ещe официально находишься в моем непосредственном подчинении, — нехорошо сузил глаза Габриэль. — И я не помню, с каких это пор в устав Гончих вписали пункт об обсуждении приказов высших духовных иерархов. — Учусь у лучших, знаешь ли, — развел руками Рихо. — На практике. «Как убиться на службе — с чужой помощью и без», руководство за авторством Габриэля Фиенна, ныне архиепископа Эрбургского… И вечно — любителя ткнуть палкой в змеиное кубло поядовитей! — Ох, Рихо… — Габриэль на мгновение прикрыл лицо ладонью. — Главное, со Штайном так не шути — не оценит. — Да он вроде и поводов не дает, — буркнул Рихо — командир эрбургской Черной Крепости, по контрасту с Фиенном отличался не только солидным возрастом, но и соответствующим поведением… И слава Троим! А то ещe одного высокопоставленного авантюриста на церковной стезе имперская столица, пожалуй, могла бы и не выдержать — особенно в нынешние-то «чудесные» времена. Габриэль между тем продолжал прикрываться рукой — теперь уже явно силясь утаить от собеседника широкий зевок. Подметивший такое мальчишество Рихо собирался было разразиться новой речью, теперь на тему: «Шел бы ты спать, жертва тиррских интересов несчастная!..». Но тут произошло совсем уж внезапное в такой час: дверь в кабинет без стука распахнулась, хорошенько приложившись о косяк, и Рихо сделал пару шагов в сторону стремительно оказавшись между нею и Габриэлем. Однако на пороге объявились вовсе не ночные покушенцы на драгоценную кардинальскую персону или кто-нибудь в принципе посторонний. Там стояла, скрестив руки на груди, Алима. И обескураженное выражение на еe обычно невозмутимом лице смутило Рихо, пожалуй, поболее, чем это смогла бы сделать парочка пролетевших над головой огненных заклятий. — Сандрин! — воскликнула целительница чуть не во весь неслабый голос. — Сандрин Мюрай, несносная девчонка, сбереги еe Милосердная!.. Ваше высокопреосвященство, вы должны мне помочь!