(like) she cares

«Открой дверь». Сообщение настолько бессмысленно, что Горо его игнорирует. Списывает на сбой сети — так бывает, что слова теряются и доходят, когда от них нет уже никакой пользы, — или на то, что Ви просто ошиблась контактом. Обе версии имеют право на жизнь, но лишь до того момента, пока не приходит второе: «Открой!». Горо не отвечает — звонит. — Ви? — Только не говори, что тебя нет дома, — голос в трубке звучит напряженно. — Иначе я психану. — Я не понимаю. Где ты? — У тебя под дверью. Может, откроешь уже, а? По спине, по границе кожи и хрома, идут мурашки; чувство собственной уязвимости сворачивается в животе холодной змеей: о его убежище не знает никто, даже Ви, она не должна быть здесь, ее не может быть здесь, или?.. — Иду. Оружие привычно ложится в ладонь, тело делает все само: выщелкнуть обойму, проверить патроны, вернуть на место. Снять с предохранителя. Горо считает в голове шаги и секунды — не пришлось бы, останься у него работающая оптика, — но когда внутренний метроном говорит ему, что сейчас будет выстрел, никакого выстрела не случается. Похоже, никто не ждет за тонкой, едва не картонной дверью, готовясь стрелять. Можно рискнуть: сделать несколько бесшумных шагов и заглянуть в глазок. И Горо рискует, и действительно видит Ви. Она одна; стоит, привалившись к стене, лицо отвернуто от двери — ждет, что кто-то придет? На сгорбленных плечах топорщится куртка, явно чужая — слишком длинные рукава доходят Ви почти до колен. Горо отпирает замки, толкает дверь и тут же вскидывает руку с пистолетом; целится он не в Ви — в тех, кто может прийти с ней — или за ней. Ви оборачивается на звук: — Наконец-то. Она отталкивается от стены и тут же шипит сквозь зубы. Едва успевает вцепиться в воротник куртки над левым плечом, не дав ей упасть: мелькают предплечье и локоть, по углу между ними понятно — Ви что-то прячет под правой полой, прижимая к себе. Зная ее, это может быть бомба, или пакеты с едой на вынос, или живая кошка. — Что под курткой? — спрашивает Горо. — Майка, — Ви смотрит на него исподлобья. — Под майкой сиськи, дай пройти. Между ее бровями прорезается упрямая складка, но ненадолго: Ви закатывает глаза, выдыхает и распахивает куртку, под которой действительно майка, а еще — ладонь, прикрывающая неопрятное алое пятно; пальцы перепачканы кровью, под ногтями — красные полумесяцы. — Внутрь, быстро! — Горо отходит в сторону, давая ей пройти. — Почему не сказала сразу? — Да там херня, ножевое, по ребрам прошло. Царапина, но кровищи много, — Ви крутит головой, оглядывая убежище. — А тут ничего, уютно. Коагулянт есть? Обезболы я уже накатила, иначе бы не дошла. Прости, что без приглашения, все такое, но к тебе было ближе, чем в «Койот» или к местному рипперу. Ви говорит быстро, не оставляя ему шанса вставить хоть слово, — оно и к лучшему: Горо очень хочет выяснить, откуда она вообще узнала, где находится это «к тебе», но сейчас не лучшее время — узнает позже. Он запирает дверь, возвращает оружие на место. Прихватывает аптечку, содержимое проверят уже на ходу: коагулянт есть, антисептик, бинты, кожный степлер — тоже на месте. — О, это подойдет! — Ви останавливается возле пленки, которой он отделяет обжитую часть квартиры, и пытается ее содрать. — Зачем она тебе? — Не хочу тебе кровью все залить. — Нашла, о чем думать. Пойдем, надо осмотреть твою рану. Ви дергает плечом, но от пленки отстает — проходит через комнату, продолжая болтать: — Да там правда херня, я уже просканировала: не сдохну, даже если очень постараюсь. Но крови много, это да, а я на «Кусанаги», пришлось ее бросить и идти пешком. Даже ключ не достала, черт! Вот я идиотка, конечно, если мою девочку сопрут, каждый драный ‘тино будет надо мной ржать, и хрен я чего возражу. Она стягивает с себя куртку, кидает на диван и только потом садится. Горо едва успевает поставить аптечку, когда Ви лезет в нее и безошибочно нащупывает спиртовую салфетку. — Коагулянт? — напоминает Ви; край упаковки зажат между зубов, звуки превращаются в кашу. Горо уже распаковывает пленку, наносит антисептик — не имеет значения, чем ее порезали, лучше перестраховаться. Ви откидывается назад, задирает майку — непонятно, чем раньше была ткань, которую она прижимает к ране, настолько она пропиталась кровью. — Готова? Она кивает, но все равно с силой сжимает зубы на несчастной салфетке, когда Горо убирает ткань. Порез выглядит скверно — но только на взгляд того, кто никогда не видел настоящих ран. Диагноз Ви поставила правильный: крови много, но это и правда царапина, хоть и опасная. — Прижми, — говорит Горо, но это не нужно — ее ладонь ложится на рану раньше, чем он успевает убрать руку. На рукаве остается кровавый след. — А, прости, все-таки перемазала, — Ви умудряется не то разорвать, не то разжевать упаковку, выковыривает из нее салфетку, смотрит на нее, как будто впервые увидела. Кидает рядом с собой. — А у тебя воды горячей нет, но ты сам виноват, конечно. Я про воду, не про кровь. Горо не понимает, что в этом смешного, но Ви пару раз хихикает. — Все равно понадобится согреть. Надо промыть рану, наложить швы… — Какие швы, зачем? Немного посижу и поеду. Есть, чем дырку заклеить? Мне только до Вика добраться, он уже сделает по красоте, порез-то ерундовый, поверхностный, ничего не задето. Поверь мне, не в первый раз все-таки. — Знаю. — А? Горо замолкает, но поздно: неосторожное слово уже сорвалось с языка. У нее есть шрам от удара ножом. Сейчас его почти не видно, только самый его кончик — слева, ниже пупка, но Горо знает, что он уходит вниз, под ремень джинс, а потом чуть загибается кверху. Заметил еще на крыше, пока они ждали заката и Ви валялась на узком парапете, каждую секунду рискуя свалиться: нога закинута на ногу, словно нарочно, руки сцеплены под затылком, короткий топ открывает… шрам. Длинный, грубый, почти не истончившийся со временем; Горо запомнил его, но никогда не спрашивал, как Ви его получила, — было бы неприлично дать ей понять, что он на нее смотрит. — Знаю, что ничего не задето, — говорит он. — Но швы лучше наложить, мало ли что с тобой по дороге случится. Ты умеешь находить проблемы, Ви. Ее взгляд прожигает Горо лопатки, пока он набирает воду в простенький электрический чайник. — Мне казалось, ты не берешь заказы против «Валентино», что изменилось? — Заказы? — Ви снова хихикает. — Да меня на вечеринке порезали, у подруги. Все было нормально, пока один cabron… мудила один начал на Джеки гнать, что тот по заслугам получил, ну, типа не просто так умер, потому что мир говно, а потому что захотел хорошей жизни, Хейвуд предал, и прочее в том же духе. Ну, слово за слово… Ви пожимает плечами; чайник за спиной шумит все громче и громче, потом вырубается с громким щелчком. — Если ты была с друзьями, — говорит Горо прежде, чем отвернуться. — Почему они тебе не помогли? — Лола отсыпала мне обезболов и дала, чем рану зажать. Больше у нее ничего не было, а ждать я не могла — «Радио Хейвуд» уже заработало, пришлось валить, пока она не пришла. — Сколько крови ты потеряла? — Горо трогает воду в глубокой миске, хмурится, доливает еще немного горячей. — Радио? Она? Ты говоришь бессмыслицу, а это тревожный фактор. — Сам ты бессмыслица, — Ви тяжело вздыхает. — Я про слухи, Горо. Это Хейвуд, тут все друг друга знают. В Висте крыса не пискнет без того, чтобы об этом не услышали в Глене и наоборот. Скорость света, ха? Ничто не распространяется быстрее слухов. Она ненадолго замолкает, потом признается. — Моя мать. Она была бы у Лолы через десять минут. Еще через десять мы бы с ней обнимались и плакали, а через полчаса я бы паковала чемоданы чтобы снова съебать на другой конец континента, наплевав, что сдохну от биочипа раньше, чем туда доберусь. Ви поджимает ноги, давая Горо пройти, и отворачивается, прячет взгляд. — Ты говорила, что у тебя нет семьи, — слова горчат на языке: неприятно быть обманутым, тем более человеком, которому начал доверять, но Ви бросает короткое: — Она не семья, — и снова смотрит ему в глаза, зло и упрямо. Горо больше ни о чем не спрашивает: Ви еле заметно вздрагивает, когда губка касается кожи рядом с раной, хотя ей не должно быть больно. Оба молчат, когда Горо снимает пленку и убеждается, что кровотечение остановилось, потом обрабатывает рану. — Давай, может, я сама? — вдруг предлагает Ви. — Ну, степлером? А то держать и сшивать — неудобно, хотя ты и без меня знаешь, конечно. В арасачьей армии научили? Могла бы не спрашивать. Где же еще? — Я справлюсь, — обещает Горо. — Если не буду отвлекаться: ты сегодня… —…треплюсь больше обычного? Конечно, меня ведь порезали, — говорит Ви, как будто это все объясняет, потом морщит лоб и почти сразу же улыбается. — Ну да, откуда тебе знать. У меня реакция на боль такая, Вик мне всегда двойной наркоз вкатывает, лишь бы не болтала под руку. Все, все, молчу. И правда — молчит, и даже не вздрагивает, когда скобы впиваются в кожу. — Спасибо, — говорит она, когда Горо принимается убирать инструменты. — И еще раз извини, что вот так вломилась. Вот оно: подходящее время для самого важного вопроса — вопроса, который мучил его с самой первой минуты. — Как ты узнала, где я прячусь? — Я местная. И все. Горо молча ждет продолжения, Ви ковыряет ногтем край свежей повязки. Потом вздыхает. — Ты не стеклянный, — говорит она. — А люди не слепые, Горо. Пьяницы которые ждут, когда откроется бар и девчонка, продающая хот доги на перекрестке, тот дед из «Все по шесть эдди» и «Валентино», которым скучно торчать на точке. Дети, опять же. Тебе кажется, им на тебя плевать? Ты ошибаешься. Можешь парковать фургон за три улицы и каждый раз идти другой дорогой, но ты чужак, и ведешь себя как чужак, а потому торчишь тут как прыщ на жопе. Прости, но это правда. И добавляет, без перехода: — Одолжи рубашку, а? Горо смотрит на ее бинты, на майку, перепачканную в крови, потом встает и идет в другую комнату — за рубашкой. — Я верну, — кричит Ви ему в спину. — Честное воровское. И смеется. — Допустим, меня заметили, — говорит Горо. — И рассказали тебе. Но как ты узнала, что местных вообще стоит спрашивать обо мне? Город большой, я мог скрываться в Джапан-тауне или Арройо, или ты и там со всеми знакома? — Нет, конечно, но я знала, что ты где-то в Хейвуде, — Ви вспоминает про спиртовую салфетку и принимается оттирать плечо от засохшей крови. Белая рубашка висит на спинке дивана, и Ви то и дело поглядывает на нее, как на заветный приз. — Следила за тобой пару раз. Потом заметила фургон — считай, случайно, ехали мимо с Ривером… Ви замолкает и смотрит на Горо почти виновато, но это имя ни о чем ему не говорит: оно принадлежит той части ее жизни, о которой он ничего не знает. Похоже, Ви сама забыла об этом. — В общем, я начала спрашивать и узнала про это место, конец истории. — Конец истории, — соглашается Горо. — А жаль, я уже привык. Мне почти начало здесь нравиться. — Когда в магазинах вдруг появились нормальные продукты, а сеть перестала сбоить? — улыбка у нее хитрая и довольная одновременно. — Жалко, с водой не вышло: воду только Маноло может наладить, а ты его матери не нравишься — говорит, не здороваешься, когда мимо ходишь. Горо проверяет лингвоимплант — может быть, Ви перешла на испанский, и поэтому он ничего не понимает? Нет, имплант не предлагает сменить язык, приходится признаться: — Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать. — Ты чужак, и ведешь себя как чужак, — повторяет Ви. — А в Висте чужаков не любят, вот я и поговорила кое с кем… Тебе не нравится Найт-Сити, но дело в том, что ты просто не умеешь здесь жить. Надо знать людей, а я, так уж вышло, знаю людей, и они меня тоже знают. Она пожимает плечами, морщится, машинально кладет ладонь на повязку. — Вот я попросила, чтобы Виста была к тебе… помягче. — Вот так просто? — Вот так просто. — Жаль, — Горо вздыхает. — Жаль, что придется переезжать. — Это еще зачем? — Ви вскидывается, едва не вскакивает. — Ты узнала, где я прячусь, — мягко и медленно, будто ребенку, объясняет он. — Значит, агенты корпорации тоже могут узнать. — Ты совсем дурак или просто глупый? — спрашивает Ви. — Твои агенты придут и получат если не нож под ребро, то спущенные колеса или тухлые яйца под капотом. Мне рассказали, потому что я своя. Я тут выросла, Горо. Все важное в моей жизни случилось в Висте: первое убийство, первый поцелуй… Ви замолкает, закрывает глаза. — Все, кроме сраного биочипа. Здесь у людей нихрена нет, только мы сами. Так и держимся. Разве Тиба-11 работала по-другому? Нет, думает Горо. Нет, ты права: Тиба-11 работала именно так. Помощь и услуги, слухи и сплетни, мы-или-они и гордость людей, у которых ничего нет. Трущобы не сильно отличаются друг от друга. Я смог выбраться из своих еще ребенком, ты провела здесь всю жизнь. Кем бы ты стала, если бы тебе дали шанс, думает Горо, и молчит. — Можешь свалить, конечно, — говорит Ви. — А можешь начать здороваться со старушкой, которая продает журналы на углу Восьмой и Мендосы, и тогда у тебя, может быть, появится горячая вода. Дело твое, а мне пора. Она тянется за рубашкой, он отворачивается. Ви возится у него за спиной, ругается на мешанине английского и испанского, потом принимается напевать какую-то песенку. Потом зовет его: — Горо? Ви смотрит на него снизу вверх — но без этого своего взгляда, как будто сейчас в драку полезет — просто смотрит. И только теперь Горо замечает, насколько она не в порядке. Нет, не только из-за ранения — глаза у нее красные от лопнувших сосудов и тени вокруг них видны даже сквозь макияж; волосы, потемневшие у корней, запавшие щеки… — Спасибо, — говорит Ви, и Горо вздрагивает, и отводит взгляд — так долго на кого-то смотреть попросту неприлично. — Я никому не расскажу про твое убежище… — Я знаю. —…и больше сюда не приду. Они произносят это одновременно, и Ви улыбается, и губы у нее обкусаны настолько, что видно даже через слой помады. — Давай я отвезу тебя к Виктору. — Я доберусь, — Ви качает головой. — Ты меня залатал на совесть, не развалюсь. «Кусанаги», опять же, надо спасать, а то потом не отмоюсь: воровка обворована на своем же районе! Она подмигивает и уходит, и Горо не сразу замечает, что Ви успела собрать и унести с собой все кровавые тряпки и пустые упаковки от медикаментов. …Горо решает не уезжать: начинает разговаривать с людьми, предлагать помощь; здоровается со старушкой из газетного киоска, и через несколько дней в его квартире действительно появляется горячая вода.