Это у вас облако в штанах?

Это был обыкновенный летний вечер в Петрограде. Солнце уже медленно уходило за горизонт, лёгкий ветерок трепал свежие зелёные ветви деревьев, которыми был буквально усеян здешний пригород, а птички напевали ласкающие уши мелодии. Тишь да гладь! Есенин шёл по тонкой вытоптанной десятками чужих следов тропинке по хорошо знакомому маршруту. На лице крестьянского поэта сияла яркая улыбка, здешние места всегда умиротворяли его, вдохновляли, наполняя дух самыми светлыми чувствами. Не было ни дня, когда Сергей не садился под ближайшую берёзку и не начинал размышлять над новым стихотворением, как и многие другие описывающие красу русской природы. Без этого Есенин был бы сам не свой. Но сегодня, к сожалению, времени на прохлаждение здесь, в чудном уединённом хуторе, совсем не было. Да и голова поэта была занята совершенно другими вещами. А конкретно — его, наверное, главным оппонентом на все времена — Владимиром Маяковским. Совершенно иной, чуждый для всей этой деревенской романтики, он был очень известен во всём Советском Союзе как яркий поэт революции. Он со своей яркой фигурой, необычными новомодными произведениями, да и в целом этим своим движением футуризма изумлял огромное количество людей, как и, впрочем, самого Сергея. Тот всегда относился к Маяковскому и его творчеству враждебно, но на деле даже признавал его талант, пускай только мысленно. Никогда не говорил никому о том, что на самом деле чувствует к Владимиру. Да и по факту сам не знал. Есенину пускай и нравилась их «вражда» в какой-то мере, но со временем начинала гложеть. Всё ярче и ярче Серёже казалось, что они могли бы даже сотрудничать, подвернись такая возможность? Да и сам Маяковский, возможно, был бы не против. С этими мыслями Есенин решил заявиться к оппоненту и поговорить насчёт их, возможно, даже дружбы. По крайней мере, это казалось хорошей идеей самому Сергею. Тот ещё не знал, что впоследствии его ждёт, стоило Есенину прийти в гости к Владимиру… Вот и нарисовался знакомый силуэт дома Бриков. Серёжа даже немного улыбнулся, после чего ускорил шаг, быстренько оказавшись около двери. Однако, на удивление, та была открыта, что достаточно странно. Обычно Брики, как и сам Маяковский, были дома в такое время, и, чтобы попасть внутрь, стоило всегда предварительно постучаться.  «Интересно, — подумал вдруг Есенин, — неужто, дома никого нет? Опять, что ли, Лиля пошла с кем попало развлекаться… Тогда почему нет вообще никого?» В конце поэт начал даже проговаривать эти слова себе под нос, совсем погрузившись в мысли и пройдя за порог состоятельного на вид дома. Дверь за ним сама по себе захлопнулась, видимо, от порыва ветра, но внимание Есенина это не привлекло. Внимание его привлекло нечто иное…  — Ах, Лилечка… — мечтательно вздохнул знакомый до боли для Сергея голос. Он сразу же понял, что дома всё же кто-то есть. А вернее — сам Маяковский. Эта мысль одновременно напугала и обрадовала Есенина, ведь ради него тот сюда и явился. Уже желающий позвать мужчину по имени, Сергей вдруг остановился: кажется, есенинский взор привлекло что-то, как ему показалось, странное и непонятное. Так как в доме на данный момент присутствовал только естественный розовато-оранжевый свет уходящего солнца, было не так уж и светло, потому Серёже пришлось подойти ближе и слегка напрячь глаза, дабы увидеть. Но вот то, что предстало перед взором парня, заставило того не на шутку испугаться. Пред ним стоял Владимир Маяковский собственной персоной, но в настолько экстравагантном наряде, что Есенин прямо на пол чуть и не сел. На мужчине было тёмно-красное платье, свисающее почти до колен и, кажется, не особо подходящее ему по размерам, поскольку оно облегало габаритную мужскую фигуру. Под платьем, кажется, виднелось чёрное женское кружевное бельё. Владимир в свою очередь повторял имя своей возлюбленной, которой, видимо, и принадлежит весь этот гардероб. Есенину в миг сделалось так смешно и стыдно одновременно, что на его красном от смущения лице уже виднелась нервная улыбка. Честно, да где он мог бы ещё увидеть такую картину? Отведя взгляд чуть в сторону, Сергей обнаружил несколько чудных шелковых платьев, блузок мягких пастельных тонов, ну и наряды откровеннее, по типу черного кружевного пеньюара.  — А я даже и думать не смел о том, что великий трубадур революции будет примерять бабские прикиды, так ещё и собственной женщины… — громко подал голос Есенин, на что его оппонент резко подскочил на месте, повернувшись к Сергею и представ перед ним уже во всей красе. Сергей, которому уже не было мочи сдерживаться, начал хихикать. Маяковский же и сам раскраснелся, что лицо его было как раз под цвет платьишку.  — Есенин?! — испуганно пролепетал Владимир, не в силах ни злиться, ни возмущаться, — Что ты здесь забыл, что б тебя! Есенин, уже и позабывший, зачем вообще притащился к Маяковскому домой, вдруг сделал насмешливое лицо и слегка прищурился.  — Да я, друг мой дорогой, — начал Серёжа, — Просто хотел погостить, предложить сотрудничать в творческом плане, а тут… Хах, никогда бы не подумал, что у такого человека, как вы, есть такие странные предпочтения…  — Это не то, что ты думаешь!.. — принялся отчаянно оправдываться Володя, зачем-то прикрывшись руками, — Я… Я п-просто… Но Есенин его будто не слушал.  — Когда Лиля узнает, то просто с ума сойдёт! — с каким-то странным восторгом выдал Серёжа. В этот момент Маяк сменился в лице. Стыд вдруг сменился более привычным поэту возмущением.  — Эй, ты не посмеешь ей рассказать! — возразил Владимир, на что Сергей только усмехнулся, — Я тебе не позволю…  — Каким же образом? Если бы Есенин только знал, чем в тот же миг его слова обернутся ему самому, то замолчал бы начисто. Маяковский вдруг замолчал, задумался на секунду, поглядел на лежащие на кровати наряды и уже с некой маниакальной улыбкой взглянул на «гостя».  — А вот это ты сейчас и узнаешь, Балалаечник мой сладкий~ — уже промурлыкал Маяковский, начав медленно приближаться к Есенину, игриво шевеля бедрами. Есенин начал медленно отходить к двери, боясь, что с ним может сделать сейчас Маяковский. Тот в свою очередь резко схватил поэта за руку, а из-под роскошного платья вынул наручники с пушком, обездвиживая руки Есенина.  — Ч-что Вы творите! Отпустите меня, отпустите! Но Владимир будто и не слышал этих слов, успокаивая поэтушку поцелуями в шею. Сергей отчаянно сопротивлялся, щурился, морщился, а после не почувствовал под ногами пола. Его несли на белоснежную кровать, будто бы предназначенную для постельных сцен. Ещё пару секунд, и Есенин был привязан к кровати, да, именно привязан. Маяковский ловко достал из-под кровати верёвку, дополнительно привязывая к спинке постели, и сам залез на бедного поэта, прямо нависая над ним. В глазах жертвы виднелся испуг, зрачки сузились от страха, а личико побледнело.  — Никто не узнает о моих увлечениях кроме тебя, Моя поэтесса~ — довольно промурчал тот. Он страстно начал целовать Есенушку в шею и щёки, отчего, кажется, Сеня то ли противился, то ли сам расслаблялся, но никто так страстно его не целовал, как Володя! «Мм, его губы… так мягко, приятно… СТОП! О чём я таком думаю?» — подумал поддавшийся воле Маяковского поэт. Тут резко к его глазам прильнула черного цвета ткань. Кажется, ему завязывают глаза, вмиг всё потемнело, отчего страх снова нахлынул, а чувства обострились. С него мигом была снята рубашка, а грудь трогали грубые, но одновременно такие нежные руки, что прикасались к розовым соскам Есенушки. Тот невольно прикусил губу, ерзая на постельном белье. Резко его грудь начали сладко облизывать языком, прикусывать острыми зубами. Ощущения были непередаваемы, но это лишь начало. Маяковский аккуратно снял с себя платье, отбросив его куда-то в сторону, на его худом теле присутствовали полупрозрачные чулочки с розовыми бантиками и кружевом вокруг них, белье было застежками прикреплено к этим же чулкам, а на груди висел экстравагантный бардовый бюстгальтер. Такую картину Есенин увидит чуть позже, а пока Маяковскому самому нужно насладиться телом Есенина. Тело всё так же ласкали руки, плавно переходя к тазовой части тела. Поцеловав Серёжу плотно в губы, он медленно начал трогать паховую зону поэтушки, плавно оглаживая, почувствовав, что брюки уже намокают природной смазкой. Есенину не было сил сопротивляться больше, ему нравилось абсолютно всё: как Володя трогает его во всех местах, целует, хотелось лишь продолжения, ощущать его полностью. Отстранившись от сладкого поцелуя, где и сам Есенин активно проявлял своё участие, Маяковский приснял черную повязочку с глаз нового партнёра, дабы тот мог больше насладиться им, его внешностью. Приблизив голову к ремню, Володя ловко оттопырил их зубами, так же поступив и с ширинкой, сняв их полностью уже с помощью рук, через бельё показался твёрдый стояк, что возбудило Владимира лишь ещё больше.  — Ах, а тебя легко возбудить, Сенечка~ — сказал полушепотом Володя, — но знаешь, меня тоже кое-что возбуждает… Маяковский подполз к нижнему ящичку, где Лиля хранила разные вещи для своего удовлетворения: там были цепи, анальные пробки с хвостиком и подкрепленные к нему шарики небольшого размера, ушки-кляпы. Для начала из ящика достали цепь, которую Володенька обильно вылизал. Есенин нервно всглотнул, кажется, не ожидая такого поворота событий. Также в голову футуриста взбрело слегка одеть Сеню, будто куколку, что была полностью в его распоряжении. Мигом секс-партнер был уже с ушками на голове, что прикреплялись заколками, далее тонкие сетчатые чулки, прям как у ночных бабочек в подворотнях. Володя даже облизнулся от такого, вновь прикрывая глаза Есенушки повязкой, для бОльших ощущений. Раздвигая ножки, на которых уже не было белья, пошлый футуристушка приоткрыл пальцами рот Сени, обильно покрывая их слюной и вороча туда-сюда.  — Готов к одной из самых интересных частей, Котёнок? — извращенно улыбался Владимир, вынимая пальцы из ротовой области, ими же приблизился к интимному отверстию. Аккуратно, неторопливо просовывая пальчики внутрь, шевелил ими, так же осторожно раздвигая в стороны.  — А-ах… Ч-что Вы творите! Б-больно… П-прекратите, п-прекратите, мх… — ноги Есенина чуть сжимались от странных ощущений внизу, было непонятно, приятно ему или всё же больно Ко второму варианту тот склонялся больше, но Володя лишь продолжил и так минутку-две, даже толкая пальцы чуть дальше.  — Мф… мм. — оставалось мычать партнеру, прикусывая нижнюю губу. В ход пошла холодная артиллерия. Взяв в руки железные блестящие цепи, Володя принялся по одной всовывать их в задний проход, даже как-то медленно.  — АХХ! — застонал во весь голос Есенин, чуть выгибая спину, ощущения были смешанные, непередаваемые, по всему телу пробежались мурашки, оставалось лишь стонать от такого. Оставив один кончик на виду, Маяковский так же медленно начал вытаскивать цепь, доставляя Сенечке ещё больше удовольствия от процесса.  — Ммм… Ахмф… — внутри пошло хлюпало, а цепи были в полупрозрачной жидкости, что заставляло их блестеть сильнее. Полностью вытащив железную вещичку, Маяковский решил ещё чуток пошалить с анальной пробкой с шариками поболее цепи. Почувствовав, что входит что-то уже больше обычной железки, тот почувствовал себя неуютнее, а через живот можно было прощупать шарики, что глубоко входили во всю длину, задевая простату. Есенин сжимал ноги, сглатывая слюну сквозь отчаянные стоны, а Маяковский, чуть надавливая на упругий живот, страстно кусал шею партнера, оставляя яркие бордовые следы на ней, облизывал ключицы и щупал тело, особенно вновь соски.  — Теперь, Сенечка, буду вытаскивать их из тебя, хочу услышать твои сладкие стоны~ — промяукал на ушко Володя, жаждая посмотреть на физиономию поэта-символиста. Шарики потихоньку начали показываться, давая расслабиться всему телу, Сеня иногда вздрагивал, а из полового органа плескалась белая жижа, прямо на тело Володи. Серёжа, глубоко выдохнув, подумал, что это конец, но не тут-то было! Маяковский и сам хотел попробовать Есенина внутри, поэтому почти резко вошёл в разработанное колечко мышц, тут Сергей даже не ожидал такого, стоня, как последняя сучка. Володя двигался в среднем темпе, часто дыша и сам.  — Л-люблю т-тебя, Вовочка! Т-ты т-такой, ах… ммм… мф~ Стоны были великолепны, ласкали слух и возбуждали, до раскраснелости по всему телу, а не только на щеках. Он входил полностью, так же глубоко, иногда не сдерживаясь и стоня сам. Минута-две, и вот, быстро высунув, почувствовав, что уже не вмоготу, он обильно кончил на грудь Есенина, стоня в предпоследний раз вместе с ним, а с тела Володи так же стекала белая масса.  — Ах, С-сладкий, тебе понравилось? — игриво спрашивал футуристушка, уже снимая повязку полностью и садясь на живот Сергея.  — Д-да, Вы прекрасны, Володенька, ах, как бы я хотел повторить… — грустно вздыхал Есенин.  — Напоследок… — к губам Серёжки прислонили половой орган, — почистишь его? ~ Он одобрено кивнул. Пока Владимир развязывал руки партнеру, ему делали замечательный минет! Такое даже и мужу Лили не снилось. Эту ночь двое мужчин никогда не забудут.