Аромат гиацинтов

      На тренировке Валерка следил за Хлоповым столь же внимательно, как и на играх, даже, может, ещё внимательнее, потому что на состязание не отвлекался. Он ловил себя на таком внимании уже не единожды, но относился к нему спокойно. Когда Валерка смотрел на Лёву, на сердце его становилось спокойнее и светлее, и убогое существование не казалось таким уж убогим. А уж если Хлопов ему отвечал взглядом открытым и радостным — весь мир вокруг расцветал.       Валера себе объяснял это так, что Лёва его самый близкий друг, поэтому с ним это всё происходит. И то, что он беспокоится за него и старается всячески опекать, казалось ему нормальным. Друзья ведь всегда так делают. Особенно близкие.       На тренировках ребята обычно вели себя аккуратно — берегли друг друга, подножки не ставили, но тем мартовским утром трава оказалась скользкой от изморози, и вот она мешала нормально двигаться. Поэтому Валерка не удивился, когда невыспавшийся Горохов навернулся, растягиваясь пластом. Но когда тут же его примеру последовал Хлопов, Валерка аж с места поднялся, разглядывая, что случилось.       А Хлопов умудрился не просто упасть, он ещё и ногу себе как следует разодрал о шипы старых колькиных бутс, да так, что по полю бегать без обработки уже не представлялось возможным. Алую кровь на гетре Валерка увидел издалека, и в голове случилось затмение. Он сорвался с места и ринулся вниз.       Лагунову, вампиру до крови охочему, до этого не доводилось увидеть, как друг его ранится. Бывали у Лёвы, конечно и ссадины, и пластырь на месте пореза, но, видимо, ранки к моменту их встречи затягивались достаточно, чтобы тот самый запах — кисловатый, с привкусом железа — Валеру не беспокоил. И, по правде сказать, он этому был только рад. К лёгкому голоду Лагунов давно был привыкший и уже перестал обращать на него внимание, но не знал, как его безумный нечеловеческий организм отреагирует на открытый источник сомнительного удовольствия.       А отреагировал он именно так, как Валерка и опасался. Он хотел себя задержать, хватался руками за всё подряд — спинки пластиковых стульев, перила лестниц, ручки дверей, но остановить себя был не в силах, ноги сами несли его к Хлопову с пугающей скоростью. И к моменту, когда ребята едва подвели Лёву к ограждению, чтобы доставить в медпункт, Лагунов уже был рядом с ними.       Порывистый ветер кидался в лицо, царапая щёки мелкой снежной крупкой.       Хлопов прихрамывал и еле заметно морщился, но, увидев приближающегося Валерку, заулыбался и быстро отвёл глаза. В душе Лагунова недовольно булькнуло от возмущения: «Я тут о нём беспокоюсь, а он ещё лыбу давит!» Однако это не помешало ему подойти и поздороваться с остальными ребятами и тренером.       И тут откуда-то резко пахнуло свежими гиацинтами. Мама Валеры любила эти цветы, сажала в ящики на балконе весной и хранила луковицы целый год, поэтому он отлично знал этот запах. Ему только не понятно стало, откуда этому запаху взяться здесь, на футбольном-то стадионе, хотя пропахший духами подружки шарф на ком-нибудь из ребят стал бы самым логичным объяснением. Но запах был чистый, из одной ноты. Валерка не знал, что бывают такие духи.       И всё же, откинув ненужные размышления, он деловито всех отогнал от Лёвы на правах близкого друга, отправил ребят тренироваться дальше и пообещал, что вернёт Хлопова остальным живым и здоровым. Тренер только обрадовался, что не придётся делать вынужденный перерыв, поблагодарил Валерку и со спокойной душой погнал остальную команду обратно на поле.       — Спасибо, — Лёва, казалось, смутился ещё сильнее.       В этом не было необходимости, но Лагунов положил его руку себе на плечи и, аккуратно обняв его, неторопливо повёл в сторону медпункта.       — Не за что, — буркнул в ответ Валера, не понимая, откуда исходит приятный цветочный запах, ставший навязчивее. Уж не от Лёвки ли?       — Чё такой хмурый? — спросил его Хлопов.       — Что за одеколон у тебя такой?       — Да ты с дуба рухнул? Какой одеколон? — рассмеялся Хлопов тихо. — В жизни ничем таким не пользовался!       Валерка нахмурился. Очень всё это ему не нравилось. Навязчиво напоминало кое о чём.       — Значит, показалось. Ветром принесло.       Но ветром не принесло. В коридоре запах только усилился, окутал его целиком, как вата, и забился в ноздри и рот, перекрывая воздух. В глазах на мгновение потемнело. Валерка слегка пошатнулся и остановился.       — Ты чего? — тут же забеспокоился Лёва. — Давление опять?       У Лагунова с тех самых пор, с «Буревестника», давление было пониженное, и голова иногда кружилась. Лёва усвоил это мгновенно и никогда Лагунова бегать за транспортом или ещё как-нибудь напрягаться не заставлял, и, конечно, он, дурень, тут же себя почувствовал виноватым за то, что Валерка плохо себя почувствовал.       — Наверное. Всё в порядке, сейчас пройдёт.       Он снял с себя руку Хлопова, продолжая держаться за его локоть, и глубоко вздохнул.       У него появилось странное ощущение, как будто вина хватанул, а то и чего покрепче. Кровь прилила к лицу, настроение тут же подпрыгнуло, стало весело и хорошо, и захотелось добавки, но состояние это было Валере несвойственное, а оттого напрягало. Он мотнул головой, нахмурился и собирался уже повести Лёвку дальше, как понял вдруг, что этот запах — свежий, цветочный, — исходит всё-таки от него. Но не от самого Хлопова или его одежды, а от его разодранной в кровь коленки. От его крови. «Кровь человека, который любим и любит, пьянит и пахнет цветами», — вспомнил он фразу, когда-то сказанную старым Серпом для терзаемого ревностью Игоря и застыл истуканом, глядя Лёве в глаза.       Хлопов ему отвечал взглядом взволнованным, преданным и прозрачным, как тонкий лёд, у Валерки аж пальцы похолодели.       Они ведь друзья! Неужели Хлопов скрыл бы от Лагунова, что любит кого-то, тем более, если взаимно?       Но вместо хоть сколько-то объяснимой обиды в душе у Валерки заскреблась самая настоящая ревность. Мысль о том, что у Лёвы есть сильные чувства к кому-то ещё, пробудила в душе всё самое нехорошее, оно завертелось внутри, ударило в голову и отозвалось в верхней челюсти слабой, но раздражающей пульсирующей болью. Валерка знал, что это за чувство. Ему захотелось присвоить Хлопова прямо здесь и сейчас, чтобы никто больше не посмел рассчитывать на честное верное сердце. Наверное, у него лицо изменилось и взгляд, потому что в какой-то момент Хлопов даже слегка от него отодвинулся, продолжая внимательно вглядываться в глаза.       — Валер, с тобой всё в порядке? Может, это тебя надо к доктору?       У Лагунова внутри раздался заливистый инфернальный смех, но на лице ни единой новой эмоции не отразилось.       — Да я сам доктор, ты что, забыл? — вкрадчиво произнёс он, приблизив к нему лицо, по-гусиному вытянув шею вперёд. — А другие доктора тебе не понадобятся, — добавил он, улыбнувшись, тут же взвалил руку Лёвы на плечи, с большей лёгкостью, чем ему раньше казалось, и почти неся Лёвку в охапку, быстро направился к медицинскому кабинету.       Валерка прекрасно осознавал, что ему помогает голод, и самое главное теперь ему Хлопова не напугать своим поведением — сделать всё, как положено: вытереть кровь, перебинтовать ногу и наложить эластичный бинт, чтобы повязка держалась, а рана меньше болела. Но в мыслях всё было очень легко, а на деле сложнее. Он просто не мог себя контролировать. И первым порывом, когда Лагунов оказался с кровавой коленкой один на один, стало пройтись языком по коже, чтобы собрать дурманящий разум рубиновый сок вожделенной плоти и растереть этот вкус по нёбу, смакуя, закатывая глаза.       Раны, их было несколько, оказались довольно глубокими, зашивать не требовалось, но кровищи было залейся. От густого насыщенного аромата цветов, слышного только ему, Валерку развозило на глазах. С огромным трудом он взял себя в руки, вдохнул глубоко и задержал дыхание.       Полив на кусок ватки перекись, он принялся вытирать подсохшие разводы на коже, оставленные тканью гетры, не обращая никакого внимания на самого Лёву. Плотная и упругая на ощупь, как футбольный мяч, икра Хлопова мелко подрагивала под ладонью, когда Лагунов осторожно дул на влажные ранки, а от зелёнки Лёвка весь дёрнулся и зашипел сквозь зубы, как маленький. Только тогда Валера посмотрел на него снизу вверх. У Лёвы лицо было красное, а глаза с лихорадочным блеском смотрели куда угодно, но только не на него, и весь он был, как натянутая струна. Но в какой-то момент Хлопов всё же взглянул ему мельком в лицо, и во взгляде его Лагунов прочитал доверие, трепет, абсолютнейшую беспомощность и нежность.       Сердце Валерки этого вида не вынесло и застучало болезненно быстро.       И тут до него дошло!       Взаимно же!       Он отскочил от Лёвы так резко, что сам едва не упал.       — Ты… чего? — запнувшись, почти прошептал Хлопов. — Всё хорошо?       — Ага, — закивал Валерка ему, отворачиваясь, чтобы дурацкой улыбки, разрывающей всё лицо, не было видно. — Да, хорошо.       Хотя чего там было хорошего, если они с Лёвкой, как идиоты, влюбились друг в друга, против всех правил общества? Этого только ему не хватало! Что же теперь им делать? Как дальше-то жить? Ну ладно он сам один бы страдал-убивался, но, если взаимно, то дальше-то что? Уж теперь удержаться от лишних прикосновений и долгих взглядов никак не получится! Лагунов от волнения аж вспотел. Его переполнили радость, волнение и смущение, хотя он давно уже никакого смущения не испытывал. Он же медик, в конце концов, и взрослый серьёзный парень.       — Валер… — снова позвал Лёва.       — Ну чего там у вас? — недовольно отозвалась медсестра за ширмой и скрипнула стулом, вставая с места.       — Всё хорошо, — уверенно и спокойно ответил Валера, вернулся к Лёве и так же уверенно и спокойно осмотрел ещё раз его раны. — Нам нужна новокаиновая мазь и Вишневского, — кинул он через плечо медсестре.       — Пх, — фыркнула та, показавшись из-за ширмы наполовину, хотя и этой половины хватило бы на одного располневшего Лёвку. — Где же я мази возьму?       — Хотя бы новокаин в ампулах у вас есть с вазелином? — еле сдерживая раздражение, поинтересовался Валерка.       — Найдётся, — и неприветливая медсестра отправилась греметь банками в стеклянном шкафу со скрипучими створками.       Сделав Хлопову повязку из того, что было, стараясь теперь избегать прямого взгляда в глаза, Валера со спокойной душой отвёл его обратно на поле и вернул команде. Сустав при падении Хлопов не повредил, связки тоже, а, значит, был всё ещё боеспособен. Тренер Валерку поблагодарил, и тренировка возобновилась в полном составе.       Погода наладилась. Сначала сквозь облака показалось слепое пятно белёсого солнца, а через полчаса ослепительные лучи пробили завесу, что накрывала город с конца ноября. Хлопов бегал по полю, как раньше, изредка поглядывал на Валерку и улыбался ему. А Лагунов наблюдал за ним, как всегда, даже с большей внимательностью, готовый в любой момент прибежать на выручку. Он теперь точно знал, что они с Лёвой не просто друзья, об этом шептал аромат гиацинтов, струящийся из-за пазухи Лагунова.