Сецу, чёрт побери, какого ты не звонишь мне?

Прозвучал двойной поворот ключа в замочной скважине, на который, неохотно поскрипывая, отвечал замок. Ощутимый, но приглушенный удар резиновой подошвы о дверь, принуждал её отвориться и пропустить наглеющего гостя, который так своевольно нарушил пустынную тишину комнаты уже в который раз. Часы неумолимо отчитывают к полночи. Высокий мужчина, облаченный в кожаный плащ, только вернулся в эту всеми забытую комнатку отеля. От этого неформала разит алкоголем и куревом. Странно, обычно следом забегала так же обтянутая кожей девушка, игриво и коварно улыбалась этому пареньку и суетилась вокруг него. А сейчас её нет. Этот страшный человек - которого суетливая девочка называла Братиком Кайном - включил свет и взъерошил свои волосы. Захлопнув дверь, парень скинул свои ботинки, и тихий звон металлических застёжек, запонок и цепочек канул в тишине комнаты. Следом последовал нервный вздох и шарканье в ванной. Кайн включил воду и стал снимать с себя одежду, которая позванивала железными украшениями. Вскоре все звуки, издаваемые из ванной, прекратились. «Сецу, нет, Кёко… Я нуждаюсь в тебе, сейчас как никогда. А ты, наверное, опять заснула за учебниками, – он поймал себя на желании расплыться в улыбке от воспоминаний о спящей девушке, но вовремя остановил себя». - Shit! – как гром среди ясного неба прозвучал голос из ванной. Парень намочил голову и сидел в негодовании, капли стекали с волос и мокрой дорожной спускались по накаченному торсу Каина к поверхности воды. Вода уже некоторое время как охладилась до комнатной температуры, и он все же вылез. Кожа на пальцах рук приобрела старческий, сморщенный вид. Актер встал перед зеркалом и всматривался в свое отражение. Он буквально гипнотизировал взглядом почти растаявший укус на своей шее. Большая ладонь легла на это пятнышко, так бесцеремонно виднеющееся из-под копны угольно-черных волос. Неформал как будто заряжался от этого укуса, он блаженно прикрыл глаза и позволил воображению рисовать образы поставившей эту метку. Надев халат и взлохматив влажные волосы, Хилл вышел на балкон и достал сигареты. «Можно ли ей позвонить? Хотя Кеко сейчас поглощена подготовкой к экзаменам. Тут тихо без неё. Как скоро Могами вернётся сюда в образе Сецу? Кайн Хилл не может существовать без Сецуки, а этот чёртов Босс лишил героя сестры. Может у неё что-то случилось? Кёко как-то странно выглядела, когда мы встретились у президента. Может она заболела? Надеюсь с ней всё хорошо». Хилл нервно выкуривал сигарету за сигаретой и смотрел на ночное небо. «Как вспомню её напуганный взгляд, как будто Смерть увидела. Может её обидел кто? Хотя, она бы сказала. Всё из-за того дня…» Парень опять нервно вздохнул и прикоснулся ладошкой свободной руки к тому проклятому укусу. «Если бы я тогда сдержался. Черт, если бы не этот проклятый звонок на её мобильный. Хотя, она была так близко. Но те её слова о том, что ей не хватает опыта чтобы соответствовать мне, как она могла сказать такое. Эта чертовка Сецу. А если бы я пошел дальше? Могами и так меня теперь ненавидит и боится. Она, наверное, будет меня избегать. Ужасно, от одного её взгляда меня в дрожь бросает. Как подумаю, что она меня не простит никогда. Кёко, я всё стерплю, ненавидь меня, ругай меня, но только не избегай. Хотя ненавидеть не нужно, я готов на коленях просить прощения, только прости. Хех, но это же не в стиле идеального семпая - Цугура Рена. Чёрт, пусть будет трижды проклят тот вечер». Каин достал новую сигарету, оперся о перила балкона и, схватившись за голову, издал нервный смешок. «Кёко, я уже с ума без тебя схожу. Да я сумасшедший мазохист-параноик. У меня явно не всё в порядке с головой, угораздило же влюбиться, да еще и в неё. И еще этот долбаный Корн, которого она вечно вспоминает. Нет, я не говорю о том, что мне неприятно, что она за меня – за того, прошлого меня - волнуется. Просто когда она так трепещет от одного того имени, а для меня, стоящего прямо перед ней только уважение и огромная преданность. Нет, не хочу я быть семпаем Цуруга-сан, и Корном тоже быть не хочу. Да здравствует Куон Хизури! Стоп, что я несу, куда я понесся, она не примет меня настоящего. Я же ужасен, я не могу запачкать её своей чернотой. Как бы ни было больно, но она должна держаться подальше от меня, сам я не смогу… Иначе, ОН снова сможет вырваться и навредить ей опять. Так, не думать о печальном, а то до суицида не далеко. Чёрт, как же я хочу услышать её нежный и удивлённый голос. Хоть сейчас позвонить готов. Хотя, блин, уже очень поздно. Я разбужу её, отвлеку от прекрасного сна про эльфов, принцесс и фей. А вдруг я ей снюсь, точнее Корн? Тогда меня радует что я когда-то был её Корном. Было бы прекрасно, если бы Кёко пришла и заявила строгим, игривым голосом: «Цугура-сан, а вы мне снились сегодня». А я ей в ответ: «Могами-кун, а что я делал в вашем сне?» И она вся такая смущенная и раскрасневшаяся тихо(так что бы я мог не услышать) прошепчет: «Меня целовали». А я возьму и услышу, и скажу, что могу хоть прямо сейчас её поцеловать, а она такая удивленная удивленно взглянет на меня своими янтарными глазками и будет потихоньку понимать весь смысл. А потом возьмёт и убежит, и очень долгое время будет обходить стороной и зло, но обижено, может немного смущенно при встрече будет шептать колкое: «Бабник, да еще и развратник». А меня будет совесть мучить, за то «Могу», но в своем подсознании я буду мечтать, что ты согласилась и целовать тебя, когда мне того захочется. Эх, мечты, мечты». Вау, похоже, сейчас этот удручённый молодой человек не сдержался от заразной и такой нереально нежной и влюблённой улыбки. Интересно, а в его мире распогодилось? «Ну что Кёко, когда ты увидишь то, что я чувствую? Когда я уже смогу осуществить задуманное? А знаешь, иногда я представляю наш поцелуй, наш первый и самый головокружительный. Помню, когда-то для меня он был солоноватым, прерывистым, боязливым, от твоих слёз. Мне казалось, ты расплачешься от счастья, а я поцелую тебя. А потом он превратился в принуждённый, я принудил тебя. Он всё так же остался солоноватым, но плакала ты от страха. А потом он стал с привкусом кофе. Мне казалось, что однажды на ужин, когда я сам позову тебя, то получу самое изысканное и запретное блюдо, твой поцелуй. Когда я представлял это, горечь сваренного тогда тобой кофе словно чувствовалась на моем языке. Однажды наш поцелуй представлялся мне с ароматом клубники, твоего блеска для губ. Тогда ты охотно отдавала мне свой первый поцелуй. О бог мой, каким он только ни был, и с привкусом шоколада, и неожиданный, как будто случайно наши губы налетели друг на друга, был и алкогольный, и лёгкое касание, было всё. Но самыми сладостным были те грезы, в которых целовала меня ты. Боже как же я люблю представлять то, чему не бывать. О чем же ты мечтаешь тихими ночами, любимая? Ты, конечно же не будешь грезить мечтами о первом поцелуе, это невозможно. А вдруг? Ну, в любом случае это буду не я. Как тяжело осознавать, что я всего лишь этот грёбаный СЭМПАЙ. Я уже ненавижу это слово. Хотя даже тогда я был принцем-эльфом, но не её дорогим принцем. И как же мне поступить. Как должен вести себя семпай что бы стать мужчиной в твоих искрящихся глазах? Скажи же мне, шепни на ушко! Только бы я услышал, узнал, почувствовал. Но всё бесполезно, из-за него. Чёртов певец! И это нахальная улыбка твоего бывшего возлюбленного так злит. Хоть повесьте, не могу запомнить имя этого жалкого певца. Да и он больше не твой принц, хотя он намерен вернуть твою любовь. Он еще хочет бороться за тебя, Кёко, со мной. Но я то не отдам мою малышку в лапы такому глупому щенку. Стоп, а если ты сейчас мило беседуешь по телефону с этим отморозком? Не позволю, только не это, не сейчас!!! Чёрт…» Хилл старший уже нервно набирал чей-то номер, Пальцы нажимали кнопку за кнопкой и вскоре он прислонил мобильный к уху. В глазах неформала блистали искорки ярости, пусть только попробуют не ответить на том конце трубки. Через пару гудков в телефоне послышалось сонное «Алло…», и только теперь блаженная улыбка скрасила лицо этого грубого парня. «Она спала» - Сецу, чёрт побери, какого ты не звонишь мне? Вообще страх потеряла!? - Чего ты разнервничался так, братик? – раздался приторный голос девушки. «Молодчинка, Кёко. Я обожаю тебя, моя малышка».