Ночь была тихой.
Не шумели случайные прохожие, не переговаривались подростки под окнами высоток, молчали даже уличные псы. Было спокойно.
Единственным нарушителем тишины был ливень. Холодные капли глухо стучали об асфальт и тихо барабанили по крышам…
Грид стоял прямо под потоком воды, вскинув голову к небу.
Линг кричал ему что-то из глубин разума, попутно бросая различного рода ругательства, звал по имени…
Тот не отвечал.
Думал.
Совсем скоро уже наступит последний день, совсем скоро в битву вступит Отец. И тогда придётся сделать выбор. Последний выбор — гомункул не сомневался в том, что погибнет.
Бежать, как крыса с тонущего корабля, или вступить в бой и положить голову в битве?
Он не сможет убежать. Если даже не найдёт Прайд, то рано или поздно найдут другие. А если Стальной и его компашка не справятся с Отцом, то… Тогда никто не справится. Никто не убежит.
Да и мог ли он после всего этого просто взять и уйти? Его не поймет ни Лан Фан, ни Фу (не сказать, что раньше их мнения серьёзно на него влияли, но сейчас буквально всё приняло слишком великий вес), да и Линг взбесится.
Не для того он с Яо полгода тренировался, учился быстро и безпрепятственно передавать контроль друг другу, не для того копался в воспоминаниях в попытке понять этих людей, не для того вечерами беседовал с ними.
Этого не хотелось признавать, но он привязался к ним слишком сильно.
Вопрос побега отпал так же быстро, как и возник.
— Грид! Идиот, да почему ты не отвечаешь?! — Линг был разьярён настолько, что сумел перехватить контроль над телом даже из мертвой хватки гомункула, пусть и на секунду.
Грид с трудом подавляет болезненный крик, глухо хватая ртом воздух.
Линг беспокоится. Тревожится настолько сильно, что не спит вторую ночь. Следит, чтобы он не сотворил ничего серьезного, потому что догадывается.
Когда он вообще стал относиться к нему так, как относился бы к младшему брату?
— Не сейчас, Яо. Дай мне минуту… Три. Три минуты.
Вступить в бой оставалось единственным верным решением.
Но он всё ещё рисковал. Да, Абсолютный Щит в любом случае поможет ему даже в критической ситуации, но…
Подобраться к Отцу он сможет только если его ослабят, а это значит одно: в попытке восстановиться он будет искать философский камень.
Его философский камень.
Сначала мысль кажется страшной, но потом… Потом Грид хищно скалится: поглотив его, Отец не сможет сразу же раздавить его личность, а значит и управлять щитом не сможет сам. За эти секунды можно будет просто превратить его в хрупкий древесный уголь, и всего один удар оставит от этого старикана одну только угольную пыль… А потом уже красивая, практически героическая смерть, все дела.
Но и здесь было кое-что… Неприятное.
Девяносто… Нет, сто процентов, Линг не отпустит его просто так, а это значит, что его тоже утянет вместе с ним и тоже раздавит, при чём, вероятнее всего, раньше.
Грид не имеет права этого допустить.
Нужно было думать.
— Слушай, я ведь уже тебе говорил, что накаме связаны душами, а?! — Линг снова перехватил контроль, — Грид, я могу чувствовать твои переживания, и вот что: если ты вздумал что-то хоть каплю безрассудное!..
— Линг, я состою из безрассудства. Я — Алчность, сам по себе невозможный и «странный». Но могу заверить, всё нормально, тебе волноваться не о чем.
— А тебе?..
«Мне? Например о том, как тебя спасти, придурок. И Лан Фан. И… Много кого ещё…»
В мыслях несколько раз прокручивается это «накаме». Братья, друзья или товарищи… Связанные душами люди…
Связь…
В голове словно бы что-то щёлкает.
Чтобы попытаться забрать камень, Отец должен его коснуться.
Значит, нужно просто вовремя эту связь разрубить, чтобы его душа проскочила, а Линга — осталась. Бум! Линг цел, тело при нём, а Отца, превращенного в труху, убьют.
Ну и его тоже, но это не так важно.
Осталось найти человека, который сможет ему помочь…
Только вот долго выбирать не придётся.
***
— Что ты делаешь?
Грид осторожно, но быстро царапал на бумаге витиеватый текст, делая его настолько сложным, насколько это было возможно.
— Пользуюсь твоими недочётами и ленью.
— Думаешь, в жизни принца так много свободного времени, чтобы научиться иностранному языку?
— Лан Фан же научилась.
Молчание нарушалось только чирканием старой ручки по бумаге.
— Х-хорошо, засчитано. Но зачем ты пишешь… Это? И кому? Почему на аместрийском, да ещё и с таким обилием слов?
— Потом поймёшь.
— Сюрпризы от тебя?
— Почти.
Линг не знал, как читать аместрийские тексты. Мог почти свободно говорить на этом языке, мог уловить несколько знакомых слов на вывесках, но читать полноценно — нет. Да и не нужно это было, когда в твоём распоряжении есть верная слуга, знающая не один иностранный язык, и гомункул (хотя кто у кого ещё здесь «в распоряжении»…), для которого аместрийский — родной.
А сейчас Яо действительно жалел, что отказался от учебников, которые так советовал ему в детстве Фу.
***
— Лан Фан!
Девушка вскинула бровь, глядя на несущегося к ней на всех парах Грида. Его она сразу узнала по характерному голосу и безумному выражению лица.
— Что тебе нужно?
— Всего одно маленькое одолжение.
Девушка удивлённо хлопнула ресницами, когда ей вручили конверт, аккуратно сложенный и запечатанный.
— Это от…?
— Не от Линга. От меня.
— Но зачем?
— Просто прочитай. Ты ведь знаешь аместрийский язык, я знаю. Это важно. Важно, если ты хочешь помочь Лингу.
— Но почему ты-…
— Потому что я тоже хочу его спасти. И тебя. Вас обоих.
Грид мог поклясться, что в её глазах впервые загорелась настолько серьёзная тревога.
Всё, что он мог, так это утешающе улыбнуться, как это обычно делает Линг.
Что бы она не говорила, как бы не называла его, Лан Фан беспокоилась и о нём тоже. Доверяла.
Грид только шире улыбается: он никогда не ошибался в людях.
Уже тихо, едва слышно говорит «спасибо», и разворачивается спиной.
Пришлось заставить себя уйти.
…Лан Фан же, скрывшись в тени, развернула письмо, и, прочитав несколько раз, с ещё большей тревогой взглянула на качающуюся вдалеке фигуру Грида, и только сейчас поняла, что чувствовал он сейчас одну только боль.
«Лан Фан.
Из всех людей, которым я могу сейчас доверять, у меня осталась только ты. Не посчитай это грубостью или же чем-то подобным, нет, сейчас всё слишком серьёзно, чтобы я мог шутить или как-то иначе развлекаться.
Ты прекрасно знаешь, что я — гомункул. Существо, созданное на основе философского камня.
Так вот — Отец не остановится на том, чего достиг, и в определенный день вступит в бой. Я не смогу остаться в стороне. Не сейчас, когда на счету каждый сражающийся. Если ничего не делать, мир просто будет разрушен моим папашей. Стальной алхимик и его команда обязательно ввяжутся в бой и устроят здесь бойню, но окончательно одолеть его будет сложно. Я могу здесь помочь лучше других — мои силы вертятся вокруг возможности трансформировать углерод, так что, если Отец попытается меня поглотить, то обязательно должен коснуться меня.
Так вот, как только это случится, я дам тебе знак, и…
Разруби эту связь.
Меня поглотит, и я превращу старикана в пыль, а Линг останется собой и сумеет вернуться в Ксинг.
Я буду делать вид, что мне всё равно, может, выкину что-нибудь в духе «жадности», чтобы отвлечь Яо… И ты не подавай вида до последнего.
Пусть это будет моей маленькой ложью. Первой и последней.
Если он будет допрашивать после всего… Скажешь, что я заставил. Далеко от истины ты не уйдёшь, технически так всё и есть.
Потому что никто, кроме тебя, не способен мне помочь сейчас. Больше некого просить.
Прости, что текст выглядит настолько странно, этот идиот прямо сейчас пялит на мои руки и пытается разобрать, что я пишу, так что приходится делать такие вот длинные предложения, вместо того чтобы составить одно и простое.
Грид.»
