Deep bond

      Вода — темная, холодная, соленая — заливает глаза и нос. Когда он открывает рот, чтобы позвать на помощь, она и туда набирается. Молотя ногами, он пускает пузыри. Плыви, приказывает он себе. Плыви. Соль щиплет глаза, слепит. Холод быстро добирается до кожи, до крови, до сердца. Паника сковывает всё тело. Попытавшись всплыть ещё раз, он лишь опускается глубже, пока не стукается носом об дно. Что-то скользит по плечу. Ледяное и жуткое. Прикосновение смерти…       Гриммджоу кажется, что кто-то схватил его… Стальные пальцы сжимают плечо и тянут глубже во тьму. Вот и всё. А он-то думал пожить ещё пару месяцев, побыть рядом с Ичиго, хотя бы напоследок стать ему настоящим парнем. — Эй, ты чего в коме? — А?.. — Гриммджоу распахивает глаза и видит склонившегося над ним Куросаки, а вовсе не Смерть, хотя… — К-куросаки? — Ичиго отпускает его плечо и плюхается рядом на кровать. — Собственной персоной, — подмигивает Ичиго, — а ты кого ждал? Любовницу? — он прищуривается, словно так сможет разглядеть правду.       Сделав усилие, Гриммджоу прогоняет остатки жуткого сна и показательно закатывает глаза, делая вид, что совершенно не удивлён присутствием напарника. Это неправда, он не ожидал и более того, не хотел видеть Ичиго, точнее сказать, он не хочет, чтобы видели его, вот так внезапно с утра, когда ему сложнее всего собрать изломанного себя и хотя бы попытаться превратиться в того, кем он был раньше. Нет, он определённо не желает, чтобы Ичиго видел перед собой бледную, напуганную, умирающую тень. — Мои любовницы будят меня минетом, ну или хотя бы поцелуем, — бурчит он и отворачивается, типа обиженный, на самом же деле ему нужна хотя бы пара секунд, пара вдохов, чтобы натянуть привычную для Ичиго маску обаятельного мерзавца. — А я хотел, — то ли хмурится, то ли ухмыляется Ичиго, похоже, не заметив удручающего состояния напарника, — но тебе снился кошмар. Решил не смешивать ужасы с порно. — Как благородно, — хмыкает Гриммджоу, утыкаясь лицом в подушку. Голова раскалывается, словно вовсе не спал. Эти кошмары, точнее, один и тот же каждую ночь совершенно не даёт ему отдыхать и, проснувшись, он чувствует себя ещё более уставшим. Никакие седативные не помогают, от таблеток только проснуться сложнее. — Что ты здесь делаешь?       М-да, не такого приёма ожидал Ичиго, мягко говоря. Не то чтобы он думал, что Гриммджоу накинется на него с порога, но… Да к чёрту, именно так он и думал, особенно после их ночного телефонного хулиганства, собственно, со вчерашней ночи Ичиго больше ни о чём другом и думать-то не может. И что же ему ответить: так трахаться охота, что пиздец, вот и прибежал ни свет ни заря, плюнув на гордость? Ну нет, на гордость он, конечно, плюнул, но культурно так, не харкнул же. Впрочем, есть ещё одна причина, по которой он здесь, но озвучивать её пока рано. Да и вообще: его из этой квартиры не выгоняли, все его вещи здесь и, как он успел заметить, лежат на прежних местах, а не в мусорке. Варианта два: либо Гриммджоу совершенно поебать, что находится в его квартире, а этого не может быть, потому что Его Величество не терпит на своей территории ничего лишнего, а значит, остаётся второй — Гриммджоу хотел, чтобы Ичиго вернулся. Ну так вот получите, распишитесь! Чего же этот гад морду опять воротит?       Ичиго раздражённо сжимает тонкую ткань простыни на бедре Гриммджоу… хотя не такую уж и тонкую. Нет, стойте, под шёлком точно есть что-то ещё. — Это что? — Ничего, — сквозь зубы отвечает Гриммджоу и заматывается в простыню, как в кокон.       Чёрт бы побрал этого мальчишку, ну вот зачем он пришел?! Через секунду раскроется ужасный, ужасный-преужасный секрет. Конечно, этим незамысловатым действием Куросаки не остановишь, скорее наоборот — Ичиго бесцеремонно сдирает многострадальную простынь и… Да! Гриммджоу в трусах. В трусах? В трусах! Японская мать, они существуют! И не какие-нибудь шелковые стринги от DG, а простые среднестатистические боксеры. — Ты… — Ичиго в шоке пялится на трусы и забывает из-за чего злится.       Что за дела? Вчера Гриммджоу спать лёг чуть ли не засветло. В одиночестве. Ичиго едва его на секс по телефону раскрутил. А сегодня трусы напялил? А завтра что, в монахи подастся? — Ты не заболел?       Гриммджоу кажется, что зубы у него сейчас раскрошатся, так сильно он их сжимает. Но не признаваться же, что он без пяти минут труп, и что ему всё время холодно, как не врубай обогрев. И стоит через раз. Раньше у него осечек никогда не было, даже у обдолбанного и вусмерть пьяного, да что там, он в боевой готовности был почти всегда, а теперь вот… Не всегда. И сейчас тоже. Утро. Он не трахался, бог знает сколько. Рядом любимый желанный мальчик, по которому он безумно скучает. А у него в трусах тихо как в могиле. Ёбвашумать! Лучше бы он умер прямо сейчас. — Нет! — рычит Гриммджоу, одергивает простынь и накрываясь ей с головой. — И отъебись уже от меня! Холодно!       Холодно? Да в квартире настоящие тропики. — Ну котенок, ты чего? — Надо же как смутился, думает Ичиго и решает попробовать другую тактику — этот засранец падок на ласку, как бы не отрицал.       Он почти ложится на Гриммджоу поверх простыни и, с удовольствием вдыхая любимый запах, нежно целует затылок прямо сквозь ткань. — Нет ничего, что могло бы оттолкнуть меня от тебя.       «Ничего? А как на счёт того, что я — мертвец, а ты — убийца?» — думает Гриммджоу.       Как он должен об этом сказать? Он сам ещё не свыкся с этой мыслью. Не знает, винить в этом Ичиго или себя. Всё чертовски запутано и сложно, и фактически он ещё жив, но… Блять, разбираться в этом — голова сломается.       Он плотнее зарывается лицом в подушку, когда Ичиго медленно стаскивает с него простыню.       Поцелуи быстро стекают по шее на обнажённую спину, действительно холодную, несмотря на жару в помещении. Ичиго решает, что это от недостатка энергии, которую он, к слову, совершенно не чувствует, но это же нормально, так ведь? Гриммджоу больше не вампир.       Гриммджоу готов разрыдаться, слава небесам, что Ичиго не видит его лица. Это так приятно — поцелуи, лёгкие поглаживания и слова. Волшебные слова — нет ничего, что могло бы меня оттолкнуть — это даже лучше, чем признание в любви. У Ичиго достаточно причин, чтобы уйти навсегда: было, есть и… могло бы быть, но он всё ещё здесь. Наверное, он единственный человек в целом мире, который готов принять Гриммджоу таким, каков он есть, со всеми немалыми недостатками. Возможно, Ичиго единственный человек, ради которого Гриммджоу готов измениться. Ну почему он понял это так поздно?! Он медленно выдыхает, стараясь расслабиться, но тело напряжённое и холодное, словно кусок льда. — Давай, я согрею тебя, — шепчет Ичиго. — М-м-м, я так скучал…       Гриммджоу тоже скучал. Очень. Так почему же, чёрт возьми, сейчас он не может просто получать удовольствие?!       Потому что ты снова обманываешь его, подсказывает подсознание голосом матери, потому что он больше не нуждается в тебе, ты не можешь ему ничего дать. И член у тебя не стоит, ты больше не мужик! И как только он это поймёт…       Блять, заткнись!       Ичиго слегка разворачивает голову любовника и наконец добирается до рта. Отвечает Гриммджоу вяло, не отталкивает, но никакого желания заниматься сексом у него нет, ему тяжело дышать — энергия Ичиго давит на его ничем не защищенное сознание, не говоря уж об агонии жалости к себе, бурлящей у него внутри. Ичиго этого словно не замечает, он, конечно, представлял себе их примирительный секс совсем иначе, с бушующей страстью и борьбой за доминирование, типа того, как Гриммджоу обещал по телефону, но так изголодался, что сойдёт даже тихо, пресно и скучно. — Ты знаешь, они мне даже нравятся, — жарко шепчет Ичиго, приспуская с Гриммджоу трусы, — добавляют перчинку, ведь я снимаю их с тебя впервые.       Гриммджоу не сопротивляется, у него не получается набрать достаточно воздуха в лёгкие, чтобы сказать хоть слово. Или набраться смелости, чтобы сказать «остановись», «я не могу», «мне больно» — сказать так, всё равно что признаться в своей несостоятельности.       Он больше не нуждается в тебе, ты не можешь ему ничего дать…       Дальше происходит нечто, что с трудом можно назвать сексом. Скорее насилие, хотя в действиях Ичиго нет агрессии и всё как бы по согласию, но Гриммджоу кажется, что он вот-вот умрёт. Хлещущий из Куросаки беспрерывный горячий поток энергии просто прибивает Гриммджоу к кровати и лишает всякого контроля и воли. Чужие мысли и эмоции бегут так быстро, что обычному человеческому разуму просто не справиться с этим. Сейчас эмоции Ичиго положительные и сила кажется светочем, но Гриммджоу знает, как легко она может обернуться чёрной дырой. Его телу, должно быть, приятно, где-то в процессе у него даже встаёт, судя по тому, как Ичиго играясь наглаживает его сквозь трусы, впрочем отголоски физических ощущений быстро исчезают, и Гриммджоу куда-то проваливается, растворяется в бездне, где никакие тревоги его больше не беспокоят. Он оказывается в полной невесомости, ничего не хочет и ничего не чувствует. — Чёрт, ты просто ледяной!       Ичиго разворачивает любовника лицом к себе, глаза у Гриммджоу открыты, но зрачки не реагируют, из носа тянется нитка крови и бледный он как смерть. Блядство! Ичиго же знал, что у Гриммджоу недостаток энергии, но забылся и совсем не сдерживался. — Эй, ты жив? — он осторожно хлопает любовника по щеке, но не получает никакой реакции. — Гриммджоу?       Чёрт! Что делать? Звонить в скорую? В Сейрейтей? И что говорить, что затрахал парня до комы?       Надо срочно согреть его, но как? В квартире уже жара. Может, горячий душ? Или?..       Ичиго бросается к минибару — лучший способ согреться это же изнутри, да?       Пусто. Ни виски, ни текилы, даже пива нет. Нихуя! Да что здесь происходит? В этом доме может не быть еды, но алкоголь есть всегда! Может, всё это чья-то жестокая иллюзия? Потому что с первой минуты, как Ичиго переступил порог этой квартиры, происходит что-то противоестественное. — Котёнок, пожалуйста, — молит Ичиго, вглядываясь в пустые глаза Гриммджоу. — Ты меня слышишь?       Спустя несколько долгих секунд Гриммджоу очень медленно моргает. Слава тебе!..       Когда к нему возвращается возможность думать и видеть, он замечает наполненные беспокойством огромные глаза Куросаки и понимает, что выглядит, должно быть, как мертвец, собственно, чувствует себя он примерно так же. С трудом взглядом указывает на кухню, где лежат волшебные травки от Уноханы-сан, отвары из которых теперь он глушит литрами. — Кухня? — переспрашивает Ичиго. — Чай? Лекарство?       Гриммджоу еле заметно кивает в ответ, способность разговаривать к нему пока не вернулась. Ичиго бросается на кухню заваривать лечебный чай.       Сознание возвращается к Гриммджоу постепенно. Сначала мысли, потом ощущение мира, а потом — и собственного тела. Оно болит, слабость жуткая и чертовски холодно. Из носа снова течёт кровь. А ещё противно и влажно между ног. Он понимает, что кончил, но оргазма совсем не почувствовал. Даже с распоследними шлюхами в пьяном бреду такого никогда не случалось. Мерзкое ощущение. Словно его трахнули без ведома, воспользовались телом, оставив напоследок боль и остывающую сперму между ног. Никогда ещё после секса он не чувствовал себя таким опустошенным. А там, в бездне, где у него не было ни тела, ни мыслей, было так хорошо, что теперь собственная плоть кажется ему ужасно неудобной.       Об этом говорил Заэль. От крови эффект будет похожим. Вот так кровиманы сходят с ума. Вот почему так хотят вампирской крови снова и снова. Прикоснуться к чему-то столь необыкновенному, могущественному и безграничному — это настоящее блаженство и невыносимая боль, но даже они ощущаются лишь где-то рядом, а само состояние похоже на транс, подпространство, другое измерение, космос, хаос, наполненность до краёв и одновременно всепоглощающую пустоту. Гриммджоу хочется вернуться туда, но он знает, если находиться там слишком долго, собственный разум не вернётся, перестанет существовать, останется только иссохшая оболочка. Нет, спасибо, больше не надо.       М-да, похоже, секс с Ичиго придётся вычеркнуть из меню. Не то от такой любви Гриммджоу загнётся в два раза быстрее положенного, не говоря уж о том, что быть таким пассивным ему просто отвратительно. Блядство, что это за жизнь, если перед смертью нельзя даже нормально потрахаться! — Вот, пей, — Ичиго возвращается с дымящейся кружкой и пледом в руках. Кутает Гриммджоу как ребёнка и придерживает за затылок, помогая сделать маленький глоток. — Блин, ты так меня напугал. Тебе лучше? Чёрт, прости, я не должен был… Почему ты не остановил меня?       Волшебный чай действует мгновенно — на этот раз Гриммджоу уже в силах говорить. — Прекрати кудахтать, Куросаки, — хрипло отвечает он, — со мной всё нормально. — Нормально?! Да у тебя едва стоял, не говоря уж о том, что ты чуть не откинулся в процессе! — Не самая ужасная смерть, — вяло усмехается Гриммджоу.       Возможность двигаться вернулась и, сделав усилие, он садится, опираясь на сломанную спинку кровати, кутается в плед и забирает горячую чашку из рук напарника. Делает ещё глоток — на вкус отвратительно, но помогает на раз, Унохана-сан своё дело знает. Теперь каждое утро Гриммджоу начинается с этой вонючей бурды. Текила, кофе, сигареты позабыты-позаброшены, на алкоголь и никотин организм расходует слишком много энергии. — Не смешно, — раздражённо шипит Ичиго, — надо было сказать, что тебе плохо! — Мне не плохо, — лжёт Гриммджоу, — просто… недостаток энергии, а твоя… немного давит, это пройдёт.       «Через пару месяцев», — про себя добавляет он.       Ичиго недоверчиво смотрит на напарника и понимает, что Гриммджоу лжёт. С ним явно что-то происходит и это не просто недостаток энергии. Засранец снова что-то скрывает, Ичиго это уже до смерти надоело.       Они договаривались не использовать друг на друге свои способности, но так же договаривались никогда больше ничего не скрывать. Гриммджоу первый нарушил обещание. Что же, раз он не желает по хорошему…       Не раздумывая больше, Ичиго хватает напарника за плечо — он хочет знать, и он узнает, но… ничего не происходит, Ичиго ничего не видит, не чувствует никакой энергии — Гриммджоу абсолютно пустой и мысли его скрыты или их вовсе нет.       Да что происходит?! Ичиго может прочитать любого человека и даже вампира, если постараться, так почему сейчас не сработало? Он впивается пальцами в плечо напарника, усиливая напор — ничего, будто не к человеку прикоснулся, а к камню.       Для Гриммджоу же всё совсем иначе — целенаправленный поток энергии Куросаки врезается в него, как летящий на полной скорости поезд — он давится чаем, проливая половину на себя. Горячо! — Блять, что ты творишь?! — шипит он от боли, с трудом отцепляя от себя руку Ичиго. — Я ничего не вижу, — растерянно отвечает Куросаки. — Почему? — Я зато вижу, что ты ахуел! — Гриммджоу хватает ртом воздух, стараясь продышаться. — Чёрт, как горячо! Убить меня хочешь?! — чёрный юмор из него так и прёт.       Кряхтя от боли он поднимается с постели, пока упрямый мальчишка не попробовал сделать что-нибудь ещё, и ковыляет в душ. — Ты сам точно справишься? — беспокоится Ичиго, порываясь пойти вместе с ним в душ, но получив в ответ средний палец, решает, что это лишнее.       Задумчиво провожая взглядом упакованную в трусы задницу Джагерджака, он пытается понять, что же не так. Внешне всё вроде бы как обычно, Гриммджоу по-прежнему чертовски красивый даже с болезненной бледностью на лице и характер всё такой же мерзкий, но чего-то не хватает. Огня в глазах. Его неповторимой харизмы. Развратного властного взгляда невыносимого мудака, который называет Ичиго ягодкой, беспрерывно несёт похабщину и не носит трусов! Именно такого Гриммджоу он захотел впервые и хочет до сих пор, а этот… В этом Гриммджоу словно умерло что-то.       Неужели это всё из-за пантеры? Сила так важна для него? Боги, если бы Ичиго только знал, как вернуть эту непокорную кошку назад, тотчас сделал бы это. Зверюга пугает его и отказывается подчиняться. И это ещё одна причина, по которой Ичиго здесь. Он не мог не заметить, что рядом с Гриммджоу голоса в его голове молчат. Ради тишины он готов уже буквально на всё, а всего-то и надо оставаться рядом с объектом его вожделения, что может быть лучше. Гриммджоу же не будет против, вон он и вещи Ичиго не выкинул, но, пожалуй, задобрить его не помешает, хотя бы в качестве извинения за сегодняшнее утро. С такими мыслями Ичиго отправляется на кухню, делать кофе.       Гриммджоу появляется ко второй чашке, полностью одетый, к досаде Ичиго. Он игнорирует приготовленный для него напиток и снова берётся за мерзкий чай. Было время, когда Ичиго ни силком, ни нежностью не мог запихнуть в Гриммджоу эту дрянь, а теперь вы посмотрите — господин Мудак отказывается от утреннего эспрессо, от алкоголя и сигарет, добровольно пьёт лекарства и спит в трусах! Как ещё крылья за спиной не выросли, а над головой не сияет нимб?!       Минуты три проходит в абсолютной тишине. Они сидят за стойкой друг напротив друга и пьют, каждый в своих невесёлых мыслях. Ичиго не знает, как начать разговор. Гриммджоу же делает вид, что его здесь нет. Такого унылого утра, пожалуй, в их совместной жизни ещё не было. — Тебе не кажется, что ей одиноко? — вдруг спрашивает Ичиго, уставившись на аквариум в гостиной зоне за спиной Гриммджоу.       Гриммджоу оборачивается и тоже смотрит на маленькую ярко-алую рыбку, бесцельно нарезающую круги в огромном водном пространстве. Это рыбка Ичиго, он завёл её и поселил в новый аквариум. Прежний разбился, разлетелся на осколки, как и жизнь Гриммджоу в то время. А потом Ичиго ушёл, и Гриммджоу самому пришлось за ней ухаживать. Гриммджоу, бесцельно мечущемуся в одиночестве в своей огромной шикарной квартире.       Всем нужна пара, даже рыбкам. Но только живым. — Нет, — отрезает он, — по-моему ей просто прекрасно.       Терпение Ичиго истончается с каждой секундой. Ну всему же должен быть предел, даже упрямству и гордыне. — Или ты сейчас же мне рассказываешь, что с тобой происходит… — Или что? — Гриммджоу устало делает глоток вонючей бурды. Он устал от Ичиго. От вопросов. Устал лгать. Он чертовски устал чувствовать усталость. — Или я уйду прямо сейчас! — сам от себя не ожидая, выдаёт Куросаки. Уходить ему совершенно не хочется, но что ещё сказать? Никаких козырей у него не осталось. — Уходи, — невозмутимо пожимает плечами Гриммджоу, — я тебя вообще-то не приглашал.       Всё! Это конец! — Ты!.. — Ичиго гневно тычет пальцем напарнику в грудь. От его звенящего голоса и бурлящей энергии дрожат стёкла. — Ты задолбал меня! Я больше не могу это терпеть! Эти ебучие качели! Ты не даёшь мне уйти, но и рядом быть не позволяешь. Чего ты добиваешься?! Не-ет, не отвечай, я знаю, ты издеваешься надо мной. Права была твоя мамаша, ты не… — он внезапно замолкает, но не потому что одумался, а потому что Гриммджоу никак не реагирует, сидит и пьёт свою бурду, как ни в чём не бывало, а должен был уже, как минимум, расквасить Ичиго нос. — Договаривай, — спокойно просит Гриммджоу, но Ичиго до боли сжимает зубы, молчит, словно проглотив язык, ему уже стыдно за свои слова, и чертовски злит ледяное спокойствие любовника. Провокация явно не удалась. — Ну, что ты там хотел сказать, я слушаю, — Гриммджоу складывает руки на груди и выгибает бровь.       Ничего договаривать Ичиго не собирается. Он встаёт и уходит, так и не допив остывший кофе, если задержится ещё хоть на секунду, то точно с собой не справится и тогда разбитым аквариумом дело не ограничится. Почему рядом с Гриммджоу так чертовски хорошо и так блядски плохо одновременно? — Увидимся на работе.       Как только за Куросаки хлопает дверь, Гриммджоу тошнит. Он даже не успевает встать, просто наклоняет голову, и весь выпитый за утро целебный чай мгновенно покидает его желудок, оказываясь на полу. Боги, Гриммджоу очень надеется, что Ичиго не вернётся прямо сейчас, держать лицо у него больше нет сил. Голова кружится. Из носа капает кровь. Пора идти к Унохане-сан.       Блядская блять, ну почему он такой упрямый мудак, — думает Ичиго и со всей дури лупит по кнопке лифта, — видно же, что он совершенно не хочет того, что делает! Что он, блять, скрывает?! — Ну что, герой-любовник, смотрю, приняли тебя с распростёртыми объятиями! Когда свадьба?! — Да перестань ты, милые бранятся — только тешатся. — Заткнитесь! Заткнитесь, вашу мать! — на весь холл орёт Ичиго и ему совершенно всё равно, кто его услышит. Стоило отойти от Гриммджоу на пару метров и эти тут как тут. Он уже готов разбить себе голову, лишь бы они замолчали. Лифт наконец-то приехал. — Это всё потому что он пришёл без кольца! Кто же руку и сердце без колечка предлагает! — Это Гриммджоу должен делать. — Почему это?! А наш, что — не мужик?! По-моему именно он только что очень качественно своего полюбовничка изнасиловал! Альфач! Теперь обязан жениться! — Изна… — Ичиго не может произнести это вслух. Но что если так? Ведь было видно, что Гриммджоу не хотел. Мать, что он наделал? Не удивительно, что ему отказали, да как Гриммджоу вообще с лестницы его не спустил? — Да потому что у него нет на это сил! — Да, я их забрал… — утыкаясь горячим лбом в зеркальную стену лифта, шепчет Ичиго. — Забрал и должен вернуть. — Интересно как?! В Сейрейтей поползёшь?! — Нет, — отвечает Ичиго. В Сейрейтей он не «поползёт» это уж точно, кроме того, если бы там могли помочь, уже сделали бы это. — Есть другой человек.       Ох, как не хочет он к этому человеку обращаться, но ради Гриммджоу… Сегодня вечером. Он сходит к нему сегодня вечером. — Подожди, Ичиго, обдумай всё хорошенько. — Я подумал, — сам себе кивает Ичиго, понимая, что на всё готов, только бы вернуть их с Гриммджоу прежние отношения, — я подумал…