Простые и сложные

В детстве он казался ей божеством, почти как тот самый легендарный сотайчо, о котором рассказывает дедушка Кьераку. Единственное отличие — сотайчо давным-давно умер, а дядя Кучики жив и здоров. Высокий и стройный он иногда приходил в дом ее родителей, брал ее на руки и сажал на колени — редко. Ичика, привыкшая шуметь и играть, всегда сидела на коленях тихо, старательно прислушиваясь к чужому тихому сердцу — ей нравилась такая тишина. — Он мой уважаемый брат, — говорила мама. — Нельзя болтать громко, когда он в доме. И всегда нужно здороваться первой. И не брать много конфет из вазочки. И не плакать. У мамы в душе одни запреты, мама сильная и странная, но она капитан отряда, на ней ответственность и тяжкий груз. С папой Ичике легче — он шумный и добрый, часто ругает ее за порванное платье и плачет вместе с ней, если она падает и обдирает коленку. А еще у Ичики отцовские волосы — пламя — и его характер. Она старательно подражает отцу во всем, и даже почтение к дяде Кучики тоже оттуда. — Я всегда пытался победить его в честном бою, — шепотом рассказывает папа. — Но всегда проигрывал. Так и остался — его лейтенантом. — А смог бы, если б постарался? — наивно спрашивает дочь. — Разве Забимару не силен? Он такой пушистый и красивый… — Он силен, — с гордостью говорит отец и целует нежное детское лицо. — Но капитан Кучики сильнее. Он особенный. Он твой дядя. Дядя в это время качал ее на руках или дарил ей скучные дорогие игрушки, спрашивал ее, как она учит буквы или читал ей сказки о шинигами. Засыпая, Ичика смотрела на красивое лицо, белее чем кейсекан, иногда проводила по нему пальчиком и вдыхала запах свежего вишневого цвета — он ей нравился. Ичика смотрела на капитана Кучики и понимала, почему и папа, и мама стараются не дышать в его присутствии, но сама их чувств не разделяла. Для нее этот человек был таким же простым и сложным, каким был для нее сотайчо с картиной или папа Казуи из мира живых — то есть обычным. *** Мама, конечно, предпочла бы, чтобы она посвятила свою первую победу над пустым дяде — но Ичика, подумав, посвятила ее папе. Папа в ее жизни был гораздо более значимым. Ренджи даже застеснялся, когда дочь-подросток влезла к нему на колени, но гордо прижал ее к себе, отметив про себя, что и Рукия, и Бьякуя смущены — и посмеялся над этим про себя. Наконец-то, у него есть достойное оружие против семьи Кучики. И самое лучшее. Ичика, как и Ичиго в свое время, выбирала Ренджи и его худшие качества, предпочитая их лучшим достоинствам семьи Кучики. Она вообще была плоть от плоти Ичиго, грешным делом, могла бы считаться его дочерью, если бы не удивительное сходство с отцом. А еще она была упряма не по-детски. И сильна. И в этом тоже напоминала Ичиго. — В следующий раз, — гордо сказала она за праздничным столом. — Я брошу вызов тебе, дядя Бьякуя. Тот легко поднял глаза, смерив ее одним из своих странных взглядов, кивнул и покачал головой, что могло означать и согласие, и отказ. Рукия, смутившись, извинилась за наглость дочери, Ренджи посмеялся про себя во второй раз. — Думаешь, сможешь меня победить? — спросил Бьякуя. — Ты только на третьем курсе академии. — Я приложу все усилия, чтобы разбить Сенбонзакуру. — А если она разобьет твой зампакто раньше? — Я возьму новый. Бьякуя хмыкнул, но Ичика разглядела улыбку на его лице и залилась сама счастливым смехом. Дядя Бьякуя не так страшен, как его пытались представить, иногда даже совсем не страшен. Он простой и обычный — как папа и мама — хотя и пытается казаться другим. Ичика уже взрослая, на коленях сидит только у отца — но теперь ей захотелось посидеть и у Бьякуи, как в детстве. Она специально сделала паузу — Рукия, словно очнувшись, отругала ее за дерзость и извинилась перед уважаемым братом. Не помогло. Ичика все-таки села на колени к дяде — но чтобы мама не видела — перед уходом на заднем дворе. Влезла как в детстве и прижалась к нему лицом. — Ты похожа на него, — сказал Бьякуя. — Копия, если говорить честно. — Я папина, — с гордостью сказала подросток. — Я Абарай, а не Кучики. — Я не о Ренджи говорю, — Бьякуя погладил алое пламя на голове — взъерошенная, как отец. — О Куросаки. Тебя назвали в честь него. — Потому что он спас мою маму, да? — Потому что он спас этот мир, — уклончиво сказал Бьякуя — и Ичика подумала, что переоценила Ичиго. — Ну и нас всех. Ему тогда было пятнадцать. На три года старше тебя. — Интересно, я смогу спасти этот мир? — спросила Ичика. — Не сейчас, а через три года? — Нет, конечно, — улыбнулся он, впервые за этот вечер. — Ты же Абарай, а не Кучики. Ичика потянулась и поцеловала Бьякую в щеку, он не увернулся. Он вообще не уворачивался никогда от проявления ее любви или нелюбви — принимал одинаково с уважением и то, и другое, как драгоценный дар. Ичика знала — Бьякуя ее любит. Больше чем папу и маму — больше чем жизнь на земле. С ее рождением, так ей сказали, он обрел новый смысл. Старый смысл звали Хисана. Новый — Ичика. — Можно я выйду за тебя замуж? — по-детски спросила она. — А то Казуи скучный и глупый, и он больше играет с Немури, чем со мной. — А как тебе капитан Хитсугая? — Он любит лейтенанта Хинамори… — А лейтенант Кира? — Он грустный. — За Хисаги я тебя сам не отдам, — подумав, сказал Бьякуя. — Подрасти сначала. Там и Казуи Куросаки станет не таким скучным. — Но я люблю тебя, дядя… — честно сказала Ичика. — Очень люблю. Чуть меньше чем папу и маму, но больше чем других. — И я этому очень рад, — вежливо отозвался Бьякуя. Он вдруг на секунду сжал в своих руках маленькую девочку и выпустил ее, чтобы не передумать. — Иди, — сказал он или попросил. — Иди, поиграй. *** Ичика с нежностью прикоснулась к большому животу — беременность далась ей легко, как и все остальное в мире. Мама намного больше испугана, папа старается избегать с ней личных встреч — когда видит такую взрослую дочь падает в обморок и хватается за Забимару. Он вскоре выздоровеет, обещала ей мама, нужно дать ему время. Ичика щедро дает отцу время, понимание и терпение. Даст она ему и внука. Или внучку. И тогда Ренджи перестанет рыдать от переживаний и станет самым счастливым на земле. Он будет качать ребенка на руках и носить за спиной, как носил когда-то Ичику. И петь глупые песенки и играть с ребенком. Он будет лучшим дедом. Ичика забеременела так сразу — и миссии отложены, как и повышение на службе — капитан Кучики бережет ее от опасностей, как когда-то берег ее маму. Ичика уже сняла форму, хакама все равно сползают и надела простое кимоно из чистого шелка, стоимостью как клиника глупого Казуи. Он теперь врач и редко когда приходит сюда, но обещал прийти, когда начнутся схватки. Они с Немури давно растят своего ребенка — девочку, значит, Ичика должна родить мальчика — и история продолжится вновь. — Я хочу назвать его красивым именем, — говорит она Бьякуе, когда он возвращается в дом. — Или ее. Самым красивым. — Это правильно, — устало кивает он — он не постарел за тысячу лет, но постарел за последние восемь месяцев. Это его первый ребенок и первый ребенок его племянницы. Он должен постараться. — Не Хисаной, — честно говорит она — как в детстве не умеет врать. — Я не хочу звать дочь Хисаной. Даже если ты хочешь… — Это правильно, — соглашается он. Большая сильная рука снимает кейсекан и кладет его между ним и Ичикой — и она не терпит такого, тянет руки, и в нарушение правил, прижимается к главному человеку в своей жизни лицом, грудью и большим теплым животом. Она снова сидит на его расставленных коленях, как в детстве, смотрит на красивое лицо, нетронутое грязью мира этого и того, мечтая, что у сына будет лицо отца, вынимает шпильку из прически — терпеть их не может — и алое пламя расцветает на груди снова. Бьякуя погружает в него свои руки, мечтая, что у дочери будут волосы матери, а глаза — глаза пусть будут синие, как цветы Космеи. Они оба знают — через несколько недель новый смысл существования накроет их с головой и останется главным для них на веки-вечные, и они оба жаждут этого больше всего на свете. Бьякуя по-прежнему дарит Ичике глупые подарки и рассказывает ей о человеке, в честь которого ее назвали, пусть даже он и умер много лет назад. Ичика по-прежнему старается победить Бьякую в честном бою, хотя победила его в другом бою, куда более важном. Когда она целует его по-детски, ее ребенок толкается в его руку — и сердце его застывает. Дочка наверняка родится к концу осени, думает он, и Абарай будет ночевать у ее колыбели целый месяц или даже два.