Великая сила любви

      Том проснулся в гостиничном номере уже один. Было прохладно, и Том поежился, покидая теплое гнездо из одеяла и подушек. Дамблдора и след простыл, мальчик осмотрелся. Неожиданно происходящее показалось ему кошмарным сном, Том Реддл выбрался из кровати и прошелся. Его покупки лежали на канапе: неосторожно перевязанный сверток, откуда вчера Том вытянул свою волшебную палочку. Вещей Дамблдора не было, не было и записки.       Реддл быстро оделся и вышел, осматриваясь в поисках Дамблдора. Пришлось спуститься до самого паба, где хозяин «Дырявого котла» полировал поверхность барной стойки: — Доброе утро, Том, — сказал лысый колдун, полируя поверхность каким-то душистым воском. — Доброе утро, сэр, вы не видели профессора Дамблдора? — Профессор уже уехал, даже не позавтракав. Сказал, что у него неотложные дела в Хогвартсе. И сказал, что у тебя сегодня важный день: ты отправляешься в Хогвартс. — Да, точно… — Том почесал макушку. — Завтракать будешь? — Я не голоден, сэр… — Реддл явно погрустнел, осознав, что Дамблдор оставил его одного, ничего не оставив. Никакой записки. Просто исчез, собрав вещи. — Покушать надо, дорога до школы долгая, едва ли ты сможешь где-то перекусить, — Том, владелец паба, подмигнул мальчику, но тот лишь уставился на свои ботинки, которые стали новыми, но словно утратили магический блеск, который в них был вчера. — Хорошо, — первокурсник сдался, тяжело выдохнул. — Где я могу сесть, сэр? — спросил он, подняв голову. — Где угодно, Мэри поможет тебе собраться в Хогвартс. Дамблдор попросил достать для тебя чемодан, куда ты сможешь сложить свои вещи. Не волочь же тебе все эти свертки в руках, верно? — А он ничего не просил мне передать еще? — Нет, — бармен развел руками и спрятал тряпки и волшебный воск под стойку.       Тому подали овсянку, сваренную на молоке, с большим кусочком сливочного масла, булочки с корицей и джемом, чай с молоком. Мальчик поел и пошел собираться, явно недоумевая, как же ему с огромным чемоданом добраться до Кинг-Кросс вокзала к 12.00 часам.       Маггловских денег у мальчика не было, и он сидел на кровати, глядя на свой собранный чемодан, на котором красовалась тисненая золотом буква Х. Дамблдор хоть и казался замечательным человеком, но он даже не проинструктировал Реддла, как последний должен добираться до вокзала Кинг-Кросс. И не остался рядом. Том болтал ногами, сидя на постели. В уголках глаз собрались слезы. Том Реддл только доверился кому-то, поверил в магию… Как его опять бросили. Не стоило быть таким наивным и глупым мальчишкой!       Том смахнул слезы, шмыгнул носом, осознавая, что и вчера он позволил себе расплакаться в обществе фактически чужого ему человека. Кто это Дамблдор? Он лишь извещает детей, но не более того.       Реддл подхватил свой чемодан и пошел вниз, крепко вцепившись пальцами в ручку. Второй рукой он волок клетку со своей совой, Каппи, которая успела вернуться и теперь недовольно ухала в клетке, когда они спускались по лестнице. Хозяин паба смотрел на Тома: — Тебе помощь нужна? — Да, я не знаю, как мне добраться до Кинг-Кросс, сэр, — сказал он. — О, довольно-таки быстро, — с улыбкой сказал хозяин паба. — Минут сорок пешком, и ты будешь на месте… Если выйдешь сейчас, то точно не опоздаешь. Я думал, что Дамблдор известил тебя, как добраться до вокзала. — Нет, сэр, — грустно усмехнулся Том и вышел из паба, быстро попрощавшись. Мэри помогла ему выкатить чемодан и закрыла за мальчиком дверь.       Дорога до вокзала действительно оказалась не такой долгой. Оказалось, что Том уже бывал здесь, гуляя по Лондону. Всю дорогу Том думал и о том, как попасть на странную платформу 9 и три четверти. Реддл пришел на вокзал Кинг-Кросс и остановился между указателями платформ 9 и 10. Мимо прошли несколько мальчишек с длинными волосами в черных элегантных мантиях, они также везли перед собой чемоданы и клетки, о чем-то заливисто смеясь. Том тут же последовал за их группкой. Мальчики разгонялись с тележками и бежали… В стену? Между платформами 9 и 10? Том проморгался, когда в стене буквально исчез третий мальчик с тележкой. А потом последовал их примеру, крепко зажмурившись. К его удивлению, он не расшибся, не сломал шею и не умер, а оказался на платформе 9 и три четверти. Громким гудком мальчика поприветствовал Хогвартс-экспресс, а улыбчивый машинист подошел к нему, предложив свою помощь: — Да, спасибо, сэр, — мальчик отдал ему свою тележку с вещами.       Реддл зашел в поезд, в котором буквально все чувствовалось по-другому. Магическая энергия буквально пронзила его насквозь, объяла и согрела теплом. Вагон, в котором оказался Том, был наполнен детским смехом, магическими искрами, запахами сладостей. Реддл осторожно двинулся вдоль купе по мягкой ковровой дорожке, касаясь плечом кисейных занавесок на окнах. Том жадно принюхивался, вслушивался и всматривался в детские лица. Кто-то из детей в купе был и постарше, чем он сам. Кто-то вез с собой кошек и жаб вместо сов, и в некоторых купе было слышно громкое урчание магических котов, а иногда и кваканье. Том не заметил, как остановился около последнего купе. Он не знал, как ему зайти и начать знакомиться с другими детьми. Дамблдор говорил ему о возможной жестокости волшебников-детей из-за статуса крови, но кто узнает, что Том полукровка?       Том осторожно дернул ручку последнего купе и вошел внутрь. За стеклянной дверью сидел мальчишка, похожий на вороненка. Черные волосы падали на его невероятно живое лицо с черными огромными глазами. Крупный нос с широкими ноздрями, широкий рот, растянувшийся в улыбке, угловатое тело, скрытое под огромным костюмом в мелкую полоску: — О, а я-то уже задумался об одиночестве, — хохотнул мальчишка. — Ты думаешь, что доедешь со мной так просто? Защищайся! — вороненок достал волшебную палочку и направил её на Тома.       Последний побледнел, потому что его палочка осталась в чемодане. Мальчик зажмурился, как вороненок вдруг болезненно охнул, роняя палочку из рук. Том не растерялся и схватил палочку, направив её на владельца, который скрючился от неожиданной боли. — Что ты сделал со мной? — возопил мальчишка, когда боль отступила, вороненок потирал свои плечи и шею. — Я защищался, — ответил Том, держа палочку наготове. — Ну-ну! Я его с миром, а он уже бросается! На первокурсника! Да ты знаешь, кто я? — спросил вороненок, тыкая пальцем себе в грудь. — Ты задира и забияка, — ответил Том, продолжая стоять с палочкой, хотя совершенно не понимал, как ей пользоваться. Главное — не подавать виду, ведь так? — Я Антонин Долохов, между прочим, псина ты сутулая! — оскалился он во весь рот. И тут Том понял, что акцент ему не послышался. Мальчик плохо говорил на английском, а некоторые звуки получались у него крайне странно. — Сейчас еще получишь у меня за обзывательства, — Том наступил вперед, махая палочкой, как обычной палкой. Но поезд тронулся, и мальчик буквально упал на соседнее сиденье. Палочка выпала из рук и закатилась под столешницу. Мальчики в спешке бросились за древком, но стукнулись друг об друга лбами. А потом под хохот расползлись, потирая ушибленные лбы. — Ай… — сказал Том, ощущая, как под пальцами растет шишка. — Ну у тебя и лоб, стальной что ли, — выдохнул Антонин. — А тебя как звать? — Том Реддл, — сказал мальчик, щурясь от неприятной ноющей боли во лбу. — Хм… Загадошный, значит? — спросил Антонин, продолжая скалиться. — Вроде того, — он осмотрелся. Палочку Долохов уже спрятал в полу рукава. Очень незаметно и ловко провернул этот трюк, Том понял, что стоит научиться делать также. — А по крови у тебя как? Я вот, например, родился в семействе матушки-колдуньи и бати обыкновенного. И здесь это называют грязнокровками, для них это, понимаешь ли, важно. И кровь для них определяет, стоит ли общаться с тобой или нет. — У меня также, — ответил Том. — Мама-колдунья, а отец-маггл. — Маггл? Смешное слово, — Долохов хохотнул, держась за живот. — Твой папа сам так назвался? Или его мать обозвала? — Нет, мне Дамблдор сказал слово «маггл». А вообще… Если честно, я никогда не видел своих родителей. И вырос я в приюте, откуда меня забрали в Хогвартс. И хорошо, что так. Надеюсь больше никогда не возвращаться в ту унылую дыру. — Уууу, плохи дела твои! На все каникулы как миленький будешь возвращаться в свою унылую дыру, уж поверь мне! Да-да! А чего так с родителями? Умерли небось? — Мать умерла, — сухо ответил Том. — А отец сбежал, как только узнал, что она беременна мной. И до недавних пор даже не знал, что я у него живой. — Ха, а повидаться ты с папашкой своим не хочешь? — подмигнул Антонин. — Нет, не хочу. Будь он хоть несколько раз жив, — ответил Том. — Ладно, не буду грузить тебя вопросами о жизни! Лучше расскажи мне, как оно, житье в приюте? Я своего батю настолько задолбал, что он несколько раз клялся сдать меня в приют! А когда к нам этот Думбльдур на порог явился, чуть в окно не вышел! И чуть с кулаками потом на него не кинулся. Благо, матушка успокоила его, чаем всех напоила и шаньгами накормила… И сказала, что я поеду в Хогвартс. Потому что в Колдовстореце сейчас творится звездец из-за всех этих репрессий… Волшебники боятся отправлять своих детей туда, вот моя матушка и позаботилась в свое время, чтобы я поехал в Хогвартс.       Том слушал своего неугомонного собеседника. Антонин говорил о каких-то странных шаньгах, репрессиях… О каком-то Колдовстореце… — А что такое Колдовсторец? И шаньги эти? И репрессии? — Ну ты вообще болван! Нихрена ты не знаешь, ща я тебя научу словам премудрым! Будешь у меня всё-ё-ё знать, как миленький, понял? Значит, слушай сюда…       Антонин поведал ему о жутких репрессиях в России, с которыми столкнулась и его семья. И о переживающей из-за этого матушке Антонина. И о шаньгах, от которых слюнки текут лишь об одном упоминании. И о Колдовстореце, разумеется. — Вот так вот! Учись! — Антонин улыбнулся во все тридцать два.       Внутрь их купе заглянула продавщица сладостей. И Том обомлел, увидев ломящуюся от разноцветных сладостей тележку. Из пестрых коробок торчали какие-то яркие трубочки, выпускающие золотые и рыжие искры, что-то шуршало и шелестело в пакетиках и коробочках, тут же стояла горка фиолетовых коробочек, похожих на башни замка. И много чего еще интересного и невероятного. — Купить чего-нибудь не желаете? — улыбнулась женщина в розовом фартуке.       Том вдруг вспомнил про деньги, которые остались в его мешочке, выданном Дамблдором, он осторожно вытряхнул деньги на ладонь и сказал: — А на что хватит тут денег? — Хм… Можно взять всего и по чуть-чуть, — улыбнулась продавщица, пересчитав монетки. Антонин загорелся еще больше, едва удерживая себя на месте. — Я помогу моему неопытному другу в выборе сладостей, предоставьте это дело мне! — сказал Долохов, поднимаясь со своего места.       Том кивнул, позволяя своему новоиспечённому другу выбирать сладости, каких он никогда прежде не видел. Ладони мальчика вспотели и чесались, а глаза горели у самого, глядя, как Антонин с разборчивым видом выбирает сладости и расплачивается за них, а потом раскладывает вокруг себя, словно это и вовсе его покупка. А сдача в виде бронзовых монеток буквально исчезла в карманах пиджака Антонина. Но Том был настолько заворожен видом всех сладостей, что и не заметил этого. — Ну так, ты давай… Рассказывай мне, как там твоя бывалая жизнь в приюте? Я хочу знать, что меня может ждать, если мой батя психанет и сбагрит меня в этот чертов приют! — сказал Антонин, располагаясь в куче сладостей, на которые хватило денег. Том осторожно взял пирожок с тыквой и откусил его с краю. — Ну, я с рождения в приюте был… И мало чего хорошего там помню. Там злая директриса, которая ненавидит детей. И зовут её миссис Коул. Но я зову её Мымра или Ледышка. У нее ледяные и цепкие руки, от нее часто странно пахнет… И в приюте у нас вылизанная чистота и стерильность. Все дети выглядят одинаково, что со спины легко перепутать. Одежда у всех одинаковая из одной и той же ткани. И периодически подшивается и штопается. Все девочки одинаковые. И все мальчики. Мальчишек стригут наголо, а девочкам делают култышки. И одного меня боялись стричь, потому что однажды парикмахерша чуть не отстригла мне ухо, а я разозлился на нее, от чего та обожглась о щипцы для завивки, отшатнувшись от меня от страха. Да так сильно обожгла руку, что отказалась ко мне прикасаться впредь и недостригла даже. Да и… Репутация у меня в приюте такая себе была… Меня нарекли Оменом. Из-за того, что рядом со мной случаются плохие вещи. А их и не происходит, если я не хочу. Но обычно это все глупые совпадения! — Том скрестил руки на груди.       Антонин с интересом слушал дальше, жуя сладости. Они исчезали в его огромном рту со страшной скоростью, настолько мальчик внимательно слушал. — Ну, а чем вас кормили там? — Антонин закинул в рот несколько Трубблс. — Каша без соли овсяная, иногда давали вареную рыбу или вареные яйца. Летом давали салат из редисок и огурцов, а осенью варили тыквенную кашу. По праздникам варили компот из сухофруктов. — И… Это все? А Новый Год как отмечали? С конфетами? Или с праздничным пирогом? — Антонин уже доел пачку Трубблс и выкинул на пол пустую упаковку, искрящуюся ядовито-зелеными спиралями и ярко-розовыми звездами. — Я родился в Новый Год. И от этого мымра Коул не праздновала этот праздник никогда, сколько я себя помню. Мы все ложились спать, отужинав кефиром и куском хлеба. Даже песни никогда ни рождественские, ни новогодние не пели. И не украшали приют. Дай мне вон ту коробочку, пожалуйста, — Том показал на фиолетовую башенку с золотым тиснением в виде звездочек, пачка «Берти и Беттс». Антонин не отказался и протянул её Тому. Последний дернул за золотые тесемки и заглянул внутрь, глядя на разноцветные бобы-конфетки. — Мда… Пресно. Действительно пресно ты жил, приятель! — Антонин теперь ел какую-то шоколадную трубочку. — А почему тебя нарекли Оменом? Матушка рассказывала мне про детей, кто может причинять боль другим без палочки, и это вполне нормальное явление. — Я вырос среди магглов, причем среди религиозных магглов. Если ты говоришь, что у вас в Бога никто не верит, то в приюте Бог — весьма почитаемая личность. Я молился этому несуществующему человеку каждый день и не по разу, и особенно усердно по воскресеньям, поедая сухие просвиры и выпивая кагор. Я ходил замаливать грехи и молить прощения у Господня. И если я хотя бы как-то не подхожу под критерии «нормальности» или «божественности», а в мой день рождения случается жуткая метель, то верующие люди начинают думать обо мне невесть знает что! И Бог этот строг, но справедлив. И меня при любом удобном случае за мои особенности причинять боль и иногда творить магию прозвали Оменом. Были странные ситуации со мной, я не буду отрицать, но и меня доставать им не стоило. Они просто поплатились за то, что делали!       Антонин почесал пальцами лоб, явно с трудом веря в услышанное. Шипучая карамель из нутра шоколадной трубочки до сих пор приятно покалывала его щеку изнутри. — Но я никогда не верил в этого несуществующего Бога. И молитвы мои ему никогда не были искренними. Ведь меня всегда карала рука Господа, рука этой мымры Коул, — Том осторожно попробовал темно-зеленый боб в мелкую белую крапинку.       Это был вкус черного перца. Том неожиданно побелел, потом покраснел, а потом и вовсе тяжело задышал, махая рукой себе в рот. Из глаз потекли слезы, а сам он начал чихать и кашлять. Антонин заржал, как лошадь, а потом ловко достал палочку из полы рукава и направил Тому в рот: — Агуаменти! — произнес он, как рот Тома наполнился чистой водой, гасящей неприятные ощущения. Том жадно глотал воду, вытирая глаза кулаками. — Странные у вас обычаи в приюте, конечно, — Антонин жевал шоколадную лягушку, словно ничего криминального не произошло. Том отодвинул от себя пачку «Берти Боттс» и пододвинулся ближе к окну. — Я не хочу туда. Уж лучше батины тумаки по голове терпеть. А что еще расскажешь? Вы же наверняка жили с девочками в одной спальне, ну, ты видел у них что-то интересное? — Антонин поднял глаза на Тома, он бросил мальчику шоколадную лягушку в коробочке. — Интересное, это что? Коллекцию речных камушков? Или уличное издание Книги Общей Молитвы? — Том раскрыл коробочку, последовал примеру Антонина и без лишних церемоний закинул шоколадную лягушку себе в рот. Та еще какое-то время неприятно шевелилась на языке, пока Тома не раскусил её пополам. На коленях его оказалась карточка с изображением странного старца: лысого и бородатого, в темно-зеленой мантии, походившей на чешую змеи, а на его шее сидела ярко-зеленая змея с желтыми глазами. Том удивленно уставился на карточку и надпись внизу: Салазар Слизерин. — Я имею в виду сиськи! Или жопу! Какая еще коллекция речных камушков? Какое еще издание Книги Общей Молитвы? — разразился Долохов, отвлекая Тома от разглядывания его древного предка. — Ну ты и болван! — Антонин бросил в Тома горстью кусачих конфет. И Том, отбиваясь от них, выронил карточку из рук. Та соскользнула вниз, под сиденье. — А что это такое? — спросил Том, ощущая, как он краснеет от собственной глупости. Он оторвал от себя последнюю кусачую конфету и выбросил её в окно. — Ну сиськи, они такие мягкие… И жопа, тоже мягкая. Ей срут, а еще через нее детей рожают. — Фу! Хватит, — попросил Том, закрывая лицо руками. Это было явно превыше его сил, даже аппетит пропал от услышанного. В приюте за подобные вещи можно было отправиться в карцер. А Денни Бишоп в пещере как-то раз показал ему свой прибор… В пещере же никто никого не накажет… Так он думал. — Я видел просто… Как батя мамку мою зажал у стола… И… Отчебурекал по самые яйца в её жопу, хватал за сиськи. У меня самого аж встал, и я успел пропустить потом в ванной втихаря, за что получил потом по рукам и по затылку, — Антонин потер затылок. — Небось я уехал, и теперь батя может мамку чебурекать по самое не балуйся хоть каждый день. А я у бати за это перед отъездом выкрал кое-что…       Антонин порылся в потайном кармане пиджака, который явно был ему большой, и выудил оттуда карточки с обнаженными женщинами, сидящими в откровенных позах. Том с ужасом смотрел сквозь пальцы на находку своего будущего сокурсника. Карточек было несколько, они были с засаленными краями, немножко заляпанными чем-то белым и засохшим. — Во, что откопал! Смотри давай да запоминай, что такое сиськи и жопа! Будешь знать, за что хвататься! Я бы присунул вот этой в сраку! — сказал Антонин, показывая карточку с женщиной, наклонившейся и обнажающей её белые округлые ягодицы. — Перестань, пожалуйста, — попросил Том, отодвигая карточки от себя. Как карточки неожиданно вспыхнули и обожгли пальцы Антонину. Мальчик с кряканьем выронил карточки из рук, поспешно начал дуть на пальцы, брызгаясь слюной. — Ай! Ты что творишь! Это же сокровище мое!       Антонин с ужасом смотрел, как испепеляются на глазах его карточки, как превращаются в черный пепел белые голые телеса прекрасных женщин. А потом с кулаками бросился на Тома. Последний дал ему сдачи, хорошо боднув Антонина по ребрам и ударив наотмашь в ухо. Долохов отполз. Том держался за окровавленный нос, левый глаз мальчика заплыл и посинел. — Нечего показывать мне тут всякую гадость, — прошипел Том, вытирая нос рукавом. — Приехали! — послышалось из соседнего купе. Мальчишки, забыв о драке, карточках и приюте, прилипли к стеклу, увидев огромный средневековый замок, сияющий огнями.