Линия «больше, чем…»

      «Лучший друг».       Что входит в это понятие?       Поддержка. Принятие. Забота.       Но где граница? Где та линия, что отделяет «лучшего друга» от кого-то, кто гораздо больше чем? Эдди начинает смутно задумываться об этом, когда над его головой десять метров земли, а шансов на спасение нет. Он вспоминает сына, каждый момент с ним, и с удивлением понимает, что видит рядом с Кристофером еще одного человека.       Когда Эдди выбирается наружу, он делает то единственное возможное — переписывает завещание, в котором поручает сына этому человеку, и глубоко вздыхает в полной уверенности: Эван Бакли будет бороться за Криса сильнее кого бы то ни было.       Лицо Бака — последнее, что Эдди видит перед собой, когда все снова идет не так. Он не чувствует боли в груди — только толчок. Кто-то кричит, как тогда — на войне. Эдди чувствует, как мир меркнет перед глазами, но Бак рядом — и Эдди не страшно. Он знает, что Кристофер будет в хороших руках.       ***       У Эвана нет никаких подозрений о всяких там границах и как близко они пролегают: на него все обрушивается будто лавина, когда Эдди лежит посреди улицы, а под его телом расплывается лужа крови. Этого просто не может быть. Реальность Эвана разбивается на осколки, и каждый из этих осколков кричит: «Эдди».       Бак хочет только одного: быть рядом каждую минуту, словить каждую пулю вместо, умереть за. Но он даже не может быть рядом в больнице, потому что есть Кристофер. Бак любит этого ребенка. Крис — не просто часть Эдди, Крис — гораздо больше, чем «сын лучшего друга». Бак любит Кристофера точно так же, как любил бы свою плоть и кровь, и сейчас этому ребенку нужна поддержка.       Даже если самому Баку тяжело ее оказать.       Даже если он чувствует себя виноватым.       Даже если считает, что должен был быть на месте Эдди в палате, ведь в отличии от Эдди он, Бакли, никому так не нужен, как Эдди нужен Крису (и ему).       Эван нужен Кристоферу — Эван рядом.       А потом Эдди приходит в себя. Идет на поправку. И возлагает на Бака ношу — быть отцом Криса, если что-то пойдет не так. Бак не хочет, чтобы что-то шло не так, но он достаточно умен, чтобы понимать: с их работой всегда есть шанс... А еще ему совершенно не хочется, чтобы Эдди волновался из-за этого, поэтому он согласно кивает.       Он думает, что эта ноша должна бы давить на плечи, но она только обхватывает их, как мягкое ожоговое одеяло. Тогда Бак смиряется окончательно: где-то там была линия «лучшего друга», и он ее пересек. Даже не заметив.       * * *       Эдди женится. На той симпатичной учительнице английского: она нравится Кристоферу, и Эдди кажется таким радостным… Бак на самом деле счастлив за них. Тем не менее, он отчего-то сидит на подоконнике, прячется за занавеской и пытается прийти в себя. Он злится, потому что это совершенно не то, чем должен заниматься шафер и друг. А Бакли — хороший друг (временами). Для Эдди он хочет таким быть.       Поэтому свадьба проходит без сучка без задоринки. Они в пожарной части, потому что так и не выбрали зал. Кристофер танцует, немного неловко, посреди импровизированного танцпола, и Бак хочет забрать его оттуда, увезти домой, и никогда не отпускать.       — Я понимаю. Кажется, будто она заберет все их внимание, твою семью, но это не так, — Майкл сжимает плечо Бака, но тот только качает головой.       — Кристофер не мой сын, — говорит он, и в этой фразе кроется гораздо больше, чем кажется, — А Эдди — не Афина.       — Ты любишь его, — неожиданно замечает Майкл, — Не так, как я Афину.       — Конечно, он же мой друг, — Бак кривит губы в болезненной улыбке и возвращается к танцующим.       Майкл смотрит ему вслед с легкой грустью. Он тут бессилен, и вообще — надеется, что Бак никогда не поймет, насколько его чувства к Эдди за чертой дружбы. Это было бы слишком жестоко. Но Бак уже понимает, и ему уже больно.       Вечеринка продолжается, и когда Майкл в следующий раз выхватывает Эвана из толпы, тот снова выглядит как типичный Бак.       — Эй, дружок, я научу тебя, как сразить любую девчонку на танцполе! — он рядом с Кристофером. Кажется, они пытаются изобразить что-то невыразимое (робота? мартышку? танец дикого жирафа?). Эдди смеется и присоединяется к их веселью. То, как гармонично они втроем смотрятся, как понимают друг друга с полувзгляда выглядит настолько по-семейному (интимно), что Майкл отводит взгляд.       Он надеется на показалось, ведь если это не так — его друзья совершают самую большую ошибку в жизни — лгут себе. А такое ничем хорошим не заканчивается.       * * *       Три года спустя брак Эдди разваливается. Это происходит не сразу, а словно исподволь.       Автомобиль некоего Джона Дугласа проваливается в карстовую воронку на пути к долгожданному морю, прямо посреди дороги, и Бак шутит, что брак Эдди похож на эту самую поездку: он был прекрасен, пока в один момент не рухнул им на головы. И в этом никто не виноват — работа пожарного совсем не то, что способствует крепким отношениям: каждые отношения Бака разваливались точно так же (и по сотне других причин), так что он имеет какое-то представление о том, через что проходит Эдди. И все же — три года.       Кристофер временно переезжает к Бакли, потому что дома у Диазов — сплошная разруха (бракоразводный процесс то вспыхивает, то затухает), а в доме Бака у Криса даже есть своя спальня с тех самых пор, как Альберт переехал к невесте.       — Она хорошая, но не такая надежная, как папа или ты, Бак, — как-то случайно роняет Кристофер между мороженым и американскими горками. Бак не может назвать то чувство, которое испытывает от этих слов, оно где-то очень рядом с «больно» и «невероятно счастлив».       — Все наладится, Крис. Вот увидишь.       Через два месяца Эдди поселяется на диване у Бака.       Он просто приходит однажды вечером с сумкой. Такой усталый, опустошенный. И остается. На пару дней, пока уже бывшая Диас не соберет свои вещи и не переедет. Пара дней превращается в пару месяцев. Месяцы — в год. Год — в два. А где два — там третий. Эван принимает все как должное. Никто из них не говорит об этом. В какой-то момент они делают третью спальню и живут дальше: собираются на работу, готовят ужин вместе, устраивают допрос девочке, которую Кристофер привел познакомиться. Она стажируется в диспетчерской 911 вместе ним, и, кажется, этой семье суждено спасать жизни.       Кристофер покидает их в девятнадцать: он почти справился с ЦП, а значит — вполне может присмотреть за собой сам. Он так хочет это попробовать, верит, что справится. Именно этому его всегда учил отец. И Бак — тоже. Так что, они не имеют право мешать. Дом пустеет.       В первую «самостоятельную» ночь Кристофера Эдди так волнуется, что не может уснуть. Он приходит в комнату Эвана и понимает, что тот тоже не спит. Они убирают телефоны подальше, чтобы не звонить Крису каждую минуту, и говорят всю ночь. Им всегда есть о чем говорить.       Впереди выходной, так что им некуда торопиться. Они лежат рядом, плечом к плечу до самого утра, пока усталость не становится настолько сильной, что их вырубает несмотря на волнение.       Когда Эдди просыпается — уже полдень, Бак спит рядом (читай — на), его дыхание мягко щекочет шею, и Эдди чувствует, как чужое гулкое и ровное сердцебиение отдается под ладонью. В доме тишина. Не нужно никуда спешить, и Диаз впервые глубоко задумывается о том, почему рядом с Баком ощущает себя таким легким, защищенным и… счастливым, как никогда. У Эдди много друзей, но Эван Бакли — это что-то совершенно другое.       Мир Эдди переворачивается, когда он в шутку представляет, что целует Бака, но это не вызывает никакого отторжения, будто поцелуй с лучшим другом — самая правильная вещь на свете.       * * *       Карла повторяет старый совет: «Слушай свое сердце».       Эдди уверен, что его сердце сошло с ума, а слушать сумасшедших — плохая идея. Жизнь с Баком превращается в ад, потому что теперь он замечает все.       Вещи, которые раньше казались обыденными, приобретают ужасные масштабы: Бак выходит из душа в одном полотенце и может часами в таком виде разгуливать по дому. У него приятный шампунь, он любит таскать еще не приготовленную еду из-под руки Эдди. Обычно Эдди жестко пресекает эти варварские попытки, но в последнее время готовит гораздо больше обычного, потому что ворующий Бакли никогда не держит дистанцию.       Эдди думает, что пора вернуться домой. Он не был там много лет, и теперь этот дом — место Кристофера. Но можно ведь сказать, что волнение было слишком сильным, и он просто не готов отпустить Криса? И тогда никто ничего не поймет, и все будет на самом деле правильно.       Эдди думает, как сказать о переезде Баку. Вещи уже собраны, но слов так и не находится. И, кажется, Бак что-то понимает. Не головой, но интуитивно. Они ссорятся впервые за много лет по какому-то ерундовому поводу и почти не разговаривают неделю — только по службе. Эдди живет на диване у Кристофера. Бак понимающе улыбается, но выпить вместе отказывается — у него вдруг обнаруживается такое количество дел, что и за месяц не переделать.       На самом деле Бакли не ненавидит Эдди, и не обижается на него. Он просто думает, что так будет лучше. Ведь в последнее время все было совершенно неправильно. И виноват в этом он сам, ведь именно Бакли — тот, кто уже давно чувствует к лучшему другу неправильные вещи, и кажется, слишком заигрался, потому что Эдди заметил. И имеет полное право злиться и быть подальше.       А потом случается пожар в отеле.       Им командуют отступление, но когда это Эван Бакли слушал приказы, если в здании все еще есть люди? Он видит пострадавшего и идет к нему.       Они должны вот-вот выйти, но так и не появляются. Эдди смотрит на стену огня. Рация Бака молчит. А огонь — все выше и выше. Он даже на крыше. Шансов почти нет.       Эдди знает, что его скорее всего уволят, но он оказывается внутри прежде, чем кто-то успевает его остановить. В последний раз Бакли отзывался пять минут назад, и тогда все было хорошо — он был на третьем этаже и двигался к выходу. А в следующую минуту что-то произошло.       Диаз ищет, что именно, невзирая на дым и горячие языки пламени вокруг. И находит.       — Эдди? Ты что здесь делаешь? Здание эвакуировали, — Бак улыбается, хотя его ноги придавило плитой, а шлем куда-то делся, и легкие наверняка горят от дыма.       — Ты не отвечал по рации.       — Её отбросило в тот угол — Бак махает рукой в сторону, — Хорошо, что ты здесь.       Он действительно выглядит счастливым (в такой-то момент!), словно пламя не лижет его сжатые плитой ступни.       — Я не мог тебя оставить, — Эдди не может улыбнуться в ответ, потому что все его внутренности скручивает от страха. Бакли выглядит не очень хорошо, а плита на нем, конечно, не пожарная машина, но тоже очень тяжелая. И Бак это знает.       — Тебе придется, огонь доберется до меня раньше, чем ты успеешь сдвинуть ее, — он крепко сжимает плечо Эдди, и отталкивает его прочь, — Бери этого парня и выбирайся.       Эдди смотрит в сторону и понимает, что они не одни — рядом еще мужчина, жертва пожара (теперь ясно, куда подевался шлем Эвана). Спасти его — работа пожарного. И все же, Эдди предпочел бы остаться рядом с Баком до самого конца.       Но он не может.       — Иди, Диаз! И ни о чем не жалей. Мы знали, что однажды все так и закончится.       — Бак… — Эдди смотрит на него в последний раз, и обещает, — Клянусь, я за тобой приду.       Они оба знают, что это ложь.       У них осталось меньше минуты. Здание нестабильно и вот-вот обрушится им на головы.       Эдди знает, что будет жалеть об этом дне всю свою жизнь, но он не хочет жалеть больше, чем нужно, поэтому он опускается рядом с Баком на колени, сдергивает защиту с головы, обхватывает его лицо ладонями и целует.       Ему больше не страшно, потому что уже ничто на свете не имеет смысла, кроме разрастающейся тупой боли в груди.       «Ты опять думал слишком долго, Эдди».       И Эдди не думает. Обычно «не думать» — прерогатива Бака, но…       Их первый (и последний?) поцелуй длится меньше секунды, но в нем умещаются годы и годы поддержки, понимания, заботы и любви. В нем помещается все то, что они пережили вместе и все то, что хотели бы пережить. А потом Эдди подхватывает ношу Бака и смотрит на него в последний раз.       Грохот.       Куски бетона разлетаются в стороны, и из просвета в стене доносится голос Бобби:       — Эй, вы там как, парни!       — Мы не смогли подобраться к вам снизу или сверху, поэтому нам пришлось искать обходной путь, — шутит Чимни.       Вечером в новостях объявляют об очередном подвиге пожарных сто восемнадцатой, потому что из восьмидесяти человек при сильном пожаре ни один не погиб.       Эдди сидит в больнице, у кровати Бака. На удивление, этот везучий засранец на сей раз не получил даже перелома — пара синяков и гематом, поверхностные ожоги — и всё. Он спокойно спит, будто не произошло ничего страшного, будто этот день — лишь один из череды таких же. И это так. Но все же, в этом дне есть что-то особенное, что отличает его от всех дней до, и это — рука Эдди, которую Бак сжимает во сне.       Никто не знает, в какой момент «лучший друг» превращается в кого-то больше, когда и где пролегает та незримая линия. Но они оба по одну ее сторону.