Простая истина

Ватасе Аоба никогда не думал о смерти, да и кто станет думать о ней в шестнадцать с хвостиком лет? О подвигах он тоже не особо мечтал. Нет, было время после смерти отца-пожарника, когда хотелось стать таким же, настоящим человеком, помогать другим, спасать, защищать… Благие намерения продержались недолго — ровно до поступления в баскетбольный клуб, а дальше любимая игра затмила все. Нормальная реакция нормального школьника. Когда на Ватасе Аобу внезапно свалилось будущее, технология сопряжения и война, он тоже еще не думал ни о смерти, ни о подвигах. На самом деле, сражаться оказалось страшно — выстрелы, взрывы, грохот, огромный боевой робот, подчиняющийся каждому его движению, воплощающему чужой профессионализм… все это пугало Аобу до чертиков. И это тоже было нормально. Любой парень его возраста реагировал бы так же. Ненормальным во всем этом был напарник, так нежданно вписавшийся в его судьбу. Высокомерный, самодовольный, сдержанный не по годам. Военный. Почему-то ожидающий, что Аоба будет готов по первому же приказу рвануть защищать базу, спасать другие корабли и отбиваться от вражеских роботов. Обычные такие дела обычного такого героя, знаем, видали в кино, читали в манге. Аобе на это хотелось только головой качать. Ну или орать иногда, потому что новый напарник оказался на удивление упертым. Аоба не был великим героем и становиться не собирался. По ночам, после внезапных боев, Аоба иногда просыпался в холодном поту, унимая бьющееся сердце, и долго лежал, глядя в потолок и вслушиваясь в ровный гуд моторов корабля. В такие минуты ему вдвойне хотелось обратно домой, в свое время, к матери, младшей сестре, старшей школе и любимому баскетбольному клубу. Вместо этого вспоминались пилоты вражеских истребителей, которые — черт возьми — гибли после их с Дио атак. От этих мыслей становилось холодно и тошно. Аоба сворачивался в клубок, как в детстве, и накрывался одеялом с головой. Иногда очень хотелось еще и заплакать, но Аоба сдерживался — пусть он не герой, но взрослый же парень, надо держаться. А утром его снова ждал напарник. Идеальный солдат, который вряд ли хоть раз задумывался о том, скольких человек они вдвоем убили. Порой Аобе казалось, что Дио давным-давно разучился жить. Просто жить: радоваться вкусной еде и хорошему дню, гулять, болтать о посторонних вещах. Делать такие обычные и нормальные вещи напарник, похоже, просто не умел. Этого Аоба понять не мог. Ведь Дио был не намного старше, вряд ли на год, и по сути — как бы младший лейтенант Вайнберг ни щеголял своей военной выдержкой — оставался обычным школьником. Пусть и закончившим военную академию. Мысль об этом посетила Аобу, когда он встретил младшую сестру Дио. Милую, добрую и совершенно непохожую на брата. Ее хотелось защищать и веселить, а еще при виде нее Аоба вспоминал свою сестренку, и от этого становилось немного грустно. Дио же рядом с сестрой совсем закаменел: отводил глаза, смотрел в сторону, стоял по стойке смирно. И явно — Аоба чувствовал это всем нутром, почти как во время их боевого сопряжения — хотел что-то сказать. Хотел и не решался. Именно тогда Аоба впервые подумал, что они с напарником вообще-то ровесники. И, возможно, идеальный солдат Дио Вайнберг на самом деле гораздо более человечен, чем хочет казаться. В тот раз Аоба искренне пожалел о том, что на корабле нет ни одного баскетбольного мяча. Аоба был уверен, что ему удалось бы развести Дио на игру. А там, может, и поговорили бы нормально. Увы, вместо мяча были только боевой вальянсер и технология сопряжения во время боя. Сопрягаться с Дио было странно. Сначала Аобу действительно напрягали чужие пилотские навыки и дикое ощущение взгляда в будущее — пусть на секунду всего, но порой ему удавалось предугадать, что случится в бою в следующий момент. Потом Аоба привык. И начал различать за этим всем что-то еще — отзвуки мыслей напарника, быть может. Иногда от Дио веяло холодной сосредоточенностью, иногда накрывало резкими всплесками опять же чужой злости, иногда — совсем редко — мелькало что-то, похожее на грусть. Это обычно случалось уже после боя, перед самым разъединением, и все чаще Аобе хотелось продлить этот миг, чтобы поймать ускользающее чувство. Конечно, Дио он не говорил ничего. Дио, даже если чувствовал что-то со стороны Аобы, тоже молчал. Аоба уже достаточно знал напарника, чтобы понимать — спрашивать бесполезно. Свои ответы Аоба получил и без того, когда их накрыло глубинным сопряжением в прототипах. Аоба сидел в своей каюте и смотрел в стенку. Мыслей не было, равно как и желания что-то делать. После внезапного обмена воспоминаниями он как-то продержался во время возвращения на корабль, доклада капитану и обследования у Эльвиры, но теперь, когда вокруг не осталось никого, перед кем стоило держать лицо и спину, Аобу накрыло. Внутри Дио была смерть. И боль. А еще отчаяние, вина, страх потерять и не суметь защитить, и снова отчаяние и боль… и одиночество. Дио был полон всем этим настолько, что Аоба слабо представлял, как тому удается не показывать вида. Нет, конечно, хорошее там тоже было, в этих чужих воспоминаниях, — семья, школа, сестра… почему-то — мимолетом — сам Аоба. Но все это перекрывалось долгом. Каждый раз, вылетая в бой, младший лейтенант Дио Вайнберг был готов погибнуть. Нет, не так. Для Дио вероятность собственной смерти была привычной настолько, что уже давно не пугала. Свой обратный отсчет напарник начал еще с той бомбежки, когда не смог защитить семью. Это было совершенно ненормальным. И заставило Аобу впервые подумать о смерти. Пожалуй, он и сам уже перестал бояться боевых вылетов. И чужих выстрелов — тоже. Потому что теперь у него появилось то, ради чего стоило рисковать жизнью: этот корабль, который приходилось защищать, и Дио. Они же напарники, и это нормально, правда?.. Идет война, и если сможешь кому-то помочь, нельзя отказываться от этого. Даже пусть и страшно. Но хоронить себя вот так… Аоба сидел и чувствовал, как его медленно и верно накрывает злостью на одного конкретного идиота. В конце концов, у этого придурка была семья. Отец и сестра, которые ждут его возвращения. Еще у него была команда, которая за него переживала. И напарник, между прочим, тоже был. Оставалось только втолковать… Стук в дверь прервал поток уже совсем бессвязных мыслей, заставил выдохнуть и немного спустить пар. Впрочем, ненадолго: на пороге стоял Дио. — Что ты тут делаешь? — хмуро спросил он, глядя куда-то мимо Аобы. — Нас на тестировании ждут. — Угу, — кивнул Аоба. Слез с кровати, подошел и встал напротив Дио. — Что это с тобой… — начал было тот и осекся, столкнувшись с Аобой взглядом. Только теперь Аоба до конца понял, что имела в виду доктор Эльвира, рассказывая о растущем уровне взаимной настройки. Потому что здесь и сейчас Аоба видел все: напарник знал, что Аоба поймал его скрытые страхи, напарника это смущало и напрягало, напарник не хотел об этом говорить, напарник чувствовал, что Аоба зол, и понимал, из-за чего именно тот злится… Чертова система сопряжения. Аоба тихо выдохнул и сказал негромко: — Пойдем. — Угу, — кивнул Дио, отводя взгляд и закрываясь — наглухо, так, что за спокойным выражением лица больше не ощущалось ни единой эмоции. Развернулся и вышел из каюты, даже не оглядываясь. Аоба немного помедлил и двинулся следом. Пожалуй, больше ему можно не париться на тему баскетбольного мяча и нормального разговора. Они с Дио поймут друг друга и так. Уже поняли, точнее. Аоба невольно улыбнулся. Здесь, на этом корабле, он впервые почувствовал, насколько важно уметь просто радоваться жизни. Несмотря ни на что и вопреки всему — привет геройской манге и затасканным шаблонам. И что бы ни случилось, Аоба донесет эту мысль до Дио. Вобьет в эту дурную светлую голову, уже смирившуюся с возможной смертью. Когда есть, за что умирать, лучше продолжать жить. Это же так просто, правда?..