Пять пуль

1. Самый верхний шрам – чуть выше правой ключицы Олега. Небольшая складка рубцовой ткани, обычно глубоко скрытая под воротом любой его одежды. Там, где срослась раздробленная кость, под кожей образовался небольшой бугорок, и иногда плечо Олега сводит резким болевым спазмом, если он как-то не так двигает рукой. Он приспособился. Чаще, чем раньше, берет нож в левую руку. В этом есть свои плюсы – противники обычно не ожидают атаки с той стороны. Это не замедляет его. Если бы пуля прошла на сантиметр или два левее, она бы стала смертельной. Так вышло, что шрам находится ровно в той ложбинке, куда обычно по утрам сонно целовал его Сергей, тогда, когда они натыкались друг на друга в ранние часы в своей общей студенческой квартире. Олег направлялся на свою утреннюю пробежку, Сергей – спать после очередной ночной зубрежки в период сессии. В те времена Олег носил майки, демонстрируя плечи и краешек татуировки на спине, и их разница в росте была идеальной для того, чтобы Сергей мог, склонив свою усталую голову, уткнуться носом в теплое, успокаивающее местечко между плечом и шеей Олега. Теперь, Олег иногда приобнимает Сергея за плечи и позволяет ему прижаться к себе, пока они сидят на диване и смотрят телевизор. Сергей может прикрыть глаза и притвориться уснувшим, и тогда на какое-то время можно склонить свою голову Олегу на плечо. Но между его лицом и кожей Олега всегда слой ткани, и через какое-то время становится невозможно не замечать зажатость мускулов под своей щекой, то, как Олег сжимает и разжимает пальцы, стараясь прогнать боль в занемевшей, удерживаемой в одном положении руке- Сергей делает вид, что просыпается, бормочет извинения, и идет в свою кровать. 2. Второй шрам немного искривлен из-за того, что находится на часто подвижной верхней части левого бицепса Олега. Отлично зажившее ранение в мышцы - не задевшее нервы, не мешающее движениям. Сложно поверить, что, пройди пуля немного выше, она пробила бы плечевую артерию, и Олег истек бы кровью еще до прибытия парамедиков. Этого не произошло. Он выжил. Он жив – раз за разом Сережа повторяет это в своей голове, уставившись в потолок в два часа ночи. У него саднит пересохшее горло. Надо бы встать и выпить воды - но за дверью его спальни чувствуется движение. Шорох необутых ног, мелькание тени в щели между дверью и полом. Олег. Олег спросит о кошмарах. Олег всегда отгонял их - раньше, когда они утопали в обжигающем пламени и черных перьях. Он укладывался рядом с Сережей, закинув на него руку и ногу, оберегая его. Ничто дурное не могло проникнуть через кольцо его рук. Сергей обожал его руки. Их силу. То, как Олег мог поднять и удерживать его, прижав к стене, вбиваясь в него, игриво, нетерпеливо, идеально. То, как он использовал эту силу, чтобы придавливать бедра Сергея, пока он лизал и посасывал его член, легко и лукаво, смеясь над Сережиным дёрганьем и громкими требованиями взяться уже за дело. То, как Олег обвивал своими руками его шею, держа его близко-близко и дыша поцелуями в его губы, вколачиваясь в него, пока волосы Сергея падали между их лиц, создавая их отдельный замкнутый мирок. Их жар, запах их смешавшегося пота, ласковый шепот и невысказанные обещания. Теперь, Сергей просыпается один, мокрый от пота, принадлежащего только ему. Очнувшись, он продолжает лежать неподвижно, заставляя себя выравнивать дыхание, и повторяет безмолвное заклинание до тех пор, пока из его глаз не уходят слезы и их не начинает жечь от не моргания. Он лежит, дыша тихо-тихо и притворяясь, что всё в порядке, до тех пор, пока тень за его дверью со вздохом не возвращается в свою собственную спальню. 3. Олег не выжил бы, порази третья пуля свою цель. Никакие чудеса медицины не спасли бы его при прямом попадании в сердце. Но третья пуля миновала и сердце, и главные артерии - и «всего лишь» пробила легкое. Из всех его ран, этот промах – с наибольшим отклонением. Казалось бы, промахнуться настолько, с такого близкого расстояния, было невозможно. «У тебя тряслись руки», - это всё, что Олег когда-либо сказал о своем везении. Сергей размышляет об этом везении, всаживая пулю за пулей в одно и то же место на мишени стрельбища. Он продумал Игру до самой последней детали. Газ, взрывчатка, даже удаленный доступ к системе жизнеобеспечения Дубина – всё. Выбраться не должен был бы никто - Олег в том числе. «Ты же так сделаешь, что сопротивляться не получится», - однажды заметил Олег. Лера решила, что он шутит. Сергей не стал ее разубеждать. И всё же, из всех ошейников со взрывчаткой не сработал только один – Олега. Это позволило ему избежать верной смерти от разорванного горла - и тогда Сергей всадил в него пять пуль, чтобы он умер наверняка. Поначалу Сергею не нравилось огнестрельное оружие. Его подход был более… элегантным, грандиозным, театральным. Но Олег однажды назвал умение стрелять базовым навыком – и после его отъезда в Сирию Сергей проводил день за днём на стрельбище, добиваясь того, чтобы Олег мог гордиться его навыком. Возможно, размышляя о том, что если бы он был достаточно сильным, достаточно опасным – Олег не уехал бы искать приключений в горячих точках. Сергей был чертовски хорошим стрелком. Его руки никогда не тряслись. Но он никогда не разубеждал Олега в его везении. Ведь если Сергей промахнулся намеренно, то что всё это значило? Что курок спустил Птица, но Сергей все равно был где-то там, осознающий происходящее и достаточно сильный, чтобы изменить направление выстрелов в самый последний момент? И если Сергей действительно смог это сделать, почему не сделал большего? Почему ему не хватило сил противостоять Птице? Почему не хватило сил остановить это безумие до того, как оно разрушило всё? 4. Одно из наименее опасных ранений из тех пяти, что получил Олег – в его правом боку. Небольшой шрам, который можно было бы принять за след от лапароскопии при аппендиците, а не пули, которая лишила бы его почки, пройди она чуть выше. Не то чтобы какой-то из его шрамов чем-либо лучше остальных. Их невозможно не замечать, их невозможно исправить - в точности как трещины на стекле фоторамки, которую Сергей случайно разбил на прошлой неделе. Их фото, Олега и Сергея – молодых, улыбающихся, полных надежд. Еще одно испорченное воспоминание. Сергей может заменить разбитое стекло, но не может вернуть утраченное доверие. Нельзя исправить предательство - также, как и вернуть те пули в оружие, что их когда-то выпустило. Он знает, что не имеет права просить прощения – и все равно просит снова и снова, эгоистично и отчаянно упрямо. Тысячи тихих «прости» - каждый раз, когда Олег отчитывает его за очередной неуместный комментарий, когда Сергей замечает, что Олег выдыхается раньше, чем когда-то до этого, когда его шутки скатываются в чёрный юмор, когда Сергей ведёт себя слишком развязно, слишком настырно – слишком как типичный он. Он никогда не слышит в ответ «всё в порядке». И это нормально, правда. Ничего не в порядке. В каком-то смысле он даже рад, что не слышит этих слов. Голос Олега, хрипящий и сиплый, каждый раз болезненно напоминает о том, через что ему пришлось пройти, чтобы выкарабкаться с того света – об экстренной интубации, повредившей связки, о последовавшей за этим инфекции и рубцевании. Незачем Олегу тратить силы на пустые банальности. Прощение – не для таких, как Сергей. Оно – для сказок и романов о любви, а Сергей постарался, чтобы их жизнь точно не была ни тем, ни другим. И что ещё остается, если прощение недостижимо? Месть? Сергей попробовал – и полюбуйтесь, чего ему это стоило. Правосудие, а не месть. Восстановление баланса. Сергей пойдет на это – ради Олега. 5. Сергей знает точное расположение каждого шрама на теле Олега, знает, какой вред нанесли и могли бы нанести те выстрелы. Поэтому, прижимая свои ладони к ране в животе, он знает, что долго ему не протянуть. Оказывается, прицел Алтана гораздо точнее, чем когда-то – Сергея. Верхняя часть живота – ужасное место, чтобы получить пулю. Множество артерий, в том числе ведущих к печени и селезенке, воротная вена… Неважно, что из этого задела пуля. Важно, что она не задела Олега. Все эти часы тренировок в конце концов окупились – он движется быстро, быстрее, чем от него ожидают, достаточно быстро, чтобы бросить себя навстречу пуле, предназначенной не ему. Лицо Алтана - бледнее некуда, его глаза широко распахнуты, как будто он только сейчас осознал, что натворил. Он внезапно выглядит совсем юным – ведь он и правда совсем недавно повзрослевший мальчишка. Мальчишка, кричавший о помощи, когда погибла его мать, мальчишка, годами живший мечтой о возмездии, которое внезапно оказалось совсем не похожим на то, о чем он мечтал. Что ж, у Сергея всегда был талант разрушать мечты. Включая свои собственные. Жаль, что во рту не чувствуется крови – было бы неплохо плюнуть в Алтана. Испачкать эти бледные руки, сжимающие пистолет, брызгами красного. Загнать гвоздь в крышку гроба. Он смутно надеется, что мальчишке хватит этого отомщения. Что цепочка действий и противодействий прервётся здесь - больше никакого повторения этого смертоносного цикла, кровь за кровь. Что Алтан, в отличие от Сергея, получил то, чего добивался, не потеряв в процессе всё. Это не полная справедливость – Сергей усмехается своей мысли предложить Алтану сделать еще четыре выстрела. Язвительный до конца. Но темнота поглощает его, и он падает назад, в руки Олега. * «Олег, прости меня… Прости…» Его выдергивает из небытия, где он блуждал, не чувствуя боли, ничего не видя и не слыша, и швыряет на поверхность кровати. Его тело прошивает болью, глаза – ярким светом, и он судорожно вдыхает, просыпаясь. Если это посмертие, то он определенно очень сильно накосячил в своей жизни… Ах да. Кого он пытается обмануть? Жив, значит... Слева от него – капельница. Что бы ни вливали в него в качестве обезболивающего, этого точно мало. Он пытается поправить инжектор, но не может дотянуться. Справа от него – потрепанный жизнью деревянный стул с облезающей краской, единственный предмет мебели, не считая его кровати, в этой блеклой комнате без окон. Жаловаться смысла нет. Официально мертвым преступникам госпитализация не светит, а врач, занимающийся им, скорее больше должен друзьям Олега, чем имеет лет официальной практики. В другом конце комнаты – дверь. И сейчас, когда шум стучащей в ушах крови немного утих, Сергей может расслышать доносящиеся из-за неё голоса. «… просто говорю, что ты слишком крута для офтальмологии». «Нет уж, обойдусь. Хватит с меня вытаскивания пуль из людей, спасибо». «Когда он проснется?» - голос Олега звучит тише, чем обычно. Устало. «После всего того, что влил в него твой друг? Вряд ли скоро». В голосе Леры слышится легкий упрек. «Тебе стоило еще хоть немного поспать». «Он все еще...» «Зовет тебя и просит прощения?» - упрек в голосе усиливается. Затем Лера вздыхает. «Не переставая». Сергей рад, что ради него никто не стал красть кардиомонитор. Ему легко представить себе, как за дверью Олег проводит ладонью по лицу до боли знакомым жестом. «Лера», - неуверенно начинает он, - «послушай…» «Олег, я понятия не имею, что произошло в той оранжерее», - прерывает его Лера, в своей обычной беспощадной манере. «Но я видела тебя без футболки, и я видела, с каким выражением Сергей смотрит на эти шрамы, и Бога ради, скажи ему, что ты его не ненавидишь, или что там ему нужно услышать». «Думаешь, я остался бы с ним, если бы ненавидел?» - похоже, у Олега еще достаточно сил на резкость в голосе, несмотря на хрипоту. «Сторожевым псом? Да». Чёрт. Что там было о беспощадности? Сергей едва не прокусывает себе язык. «Слушай, это всё – не моё дело, верно? Хотя нет, уже моё – с тех пор, как вы затащили меня в этот спектакль. Но очевидно ведь, что ты защищаешь его от чего-то. Так что, пожалуйста, просто убедись, что это что-то – не то, о чем вы двое не разговариваете». «Решила еще и психоанализом заняться?» - недовольно выдает Олег. «Сам сказал, что я слишком крута для офтальмологии», - прилетает ему в ответ, но голос Леры звучит тише – она уходит. Теперь, похоже, очередь Олега сидеть на расшатанном прикроватном стуле. Глядя на опускающуюся дверную ручку, Сергей дает себе обещание. Он попросит воды для своего саднящего горла. Он расскажет Олегу о своих кошмарах. И, возможно, вместе они исцелятся.