Brich auf!

Было слишком шумно, чтобы думать свободно и здраво. Руки дрожали, а разбитая губа неприятно давала о себе знать. Это была не первая затяжка и от никотина уже подташнивало, но не хотелось заканчивать эту паузу, ведь иначе придётся вернуться и смотреть на него, ощущая себя обманутым собственными фантазиями об идеальной дружбе, о своей важности и нужности в чужой жизни, и тем, что его мнение важно. Что за него переживают и, прежде всего, они — команда. Что его любят хотя бы как друга. Что он нужен. Но каждый раз это заканчивается одним и тем же. Удар. Обещание. Вера. Удар. Из-за обилия собравшегося народа стоял гул, в ушах шумело от ударов сердца и тошнило. Розовые очки разбились стеклом вовнутрь. Цвен осознал, что он просто игрушка в руках искусного кукловода, и он сам вдохновил его, он сам вытащил его за собой. Он сам позволил ему опустить и унизить его до такого состояния. Он сам потерял контроль, когда его перехватил виртуозный мастер — человек, что помешан на доминировании и унижении, что портит всё, чего коснулась его рука. Будь то Марика*, будь то он сам. Ощущение налипшей изнутри грязи, чужих рук, ломающих границы дозволенного и вкус спирта на собственных губах убивали. Хотелось разрыдаться в голос от стыда перед собой же и от невозможности выпорхнуть из этой золотой клетки, заложником которой он стал по своей воле. Он снова заперт, словно в детстве, как когда-то подростком он ощущал скованность и невозможность конца тянувшегося как резина времени, так и сейчас. Отведите его в церковь — там он прокричит о том, как ненавидит свою жизнь и как боится потерять её и контроль над собственным я. И как он потерял этот контроль, чередуя победы и личные унижения. Когда валясь от усталости ты путаешь отдых и работу на публику. Когда ты заливаешь себя в компании друзей спиртом и очередная дорожка бежит по крови, волна возбуждения и энергии охватывает тебя, в штанах становятся жарко, а вместо заботы и помощи твой «друг» спаивает тебя ещё сильнее и, волоча как кусок мяса, грубо бросает на любую поверхность, после пытаясь попасть членом в рот или задницу, ему не принципиально. Главное показать себя главным. Так над кем главенствовать? Если ты сам себя убиваешь, тягуче медленно и разрушительно растягивая эту пытку. Ты ненавидишь себя за то, что ты лишь красивая и полезная игрушка в глазах мастера. Ты пустышка. Оказываясь в туалете и пытаясь смыть с себя кровь, что хлещет из разбитой брови, ты не выдерживаешь. Насколько плохо, что разбиваешь чёртово зеркало и в голос кричишь от боли внутри, боли в руке. Спускаясь по стене на холодную плитку, обнимаешь себя руками и не знаешь, как выйти. То ли из этой ситуации, то ли обратно в студию. В какой-то момент ты закрываешь глаза и пытаешься зарыдать во всю силу, но лицо даже не меняется — настолько плохо, что нет слез. Ничего нет. Ты пуст. Тишину разрезает хлопок двери, в толчок заходит, мать его, Ландерс. Этого засранца тут не ждали, ведь разбитая бровь — его рук дело.       — Пошёл нахуй, — спокойно говоришь ему, пытаясь придать голосу максимальной нейтральности и наигранного холода. Ему насрать на этого выскочку, его мысли заняты совершенно другой ситуацией и человеком. Пауль вместо того, чтоб уйти, присаживается на холодную плитку рядом. Доставая белый платок из кармана, он сам прикладывает его к брови Рихарда.       — Прости… Я, если честно, не хотел бить тебя, просто я переживаю за тебя и группу. Мы все переживаем, мы же видим, что с тобой что-то происходит. И ваши ссоры с Тиллем... Я просто хотел достучаться до тебя, — размеренно говорит Хайко. Видно, что он пришёл успокаивать скорее свою совесть, чем его. Рихард смотрит в одну точку и не хочет реагировать на его слова ровным счётом никак, но зачем-то отвечает:       — Ландерс, мне похуй. На вас всех, на ваши грёбаные партии и твоё мнение. Я достаточно ясно выразился? И извинения свои в жопу себе засунь, — сжимая осколок в руке, Рихард контролировал гнев. Ландерс, только сейчас заметив кровь на его руках и разбитое зеркало, ошарашенно дернул его за руки. Рихард пытался его оттолкнуть, но тот взял его ладони в свои и попытался как-то замотать кровоточащую руку.       — Рихард, ты ёбнутый, это ненормально, чёрт тебя дери! Ты можешь врать другим сколько угодно, но не мне! Я насквозь вижу, что тебе плохо, и предполагаю, из-за кого. Я поговорю с ним. Я видел, что было в баре перед тем, как вы друг в друга вцепились, — осторожно сказал Ландерс, что возвело на Круспе далеко не тот эффект, что он ожидал. Смотря на него стеклянными глазами, Рихард уцепился за его плечи, наплевав на разодранные руки:       — Не говори это ни душе, — тише добавляя, — пожалуйста, я тебя прошу. Не зарывай меня в ещё большую грязь, чем есть, Ландерс, — Пауль в первый раз видел товарища таким разбитым и сломленным.       — Рих, я не собирался. Я и бить тебя не собирался, если б ты не начал вести себя как кусок говна. Ты ведь понимаешь, что это ненормально? — осторожно интересовался друг.       — А что нормально? Что?! Ты мне скажи, о какой чёртовой норме речь, когда у меня даже сна нет! Когда между записями и турами я не успеваю сделать вдох, не успеваю жить! Моя семья не чувствует, что я в ней участвую, постоянно что-то не так, постоянно вы вносите какие-то дебильные правки и коррективы, Лоренц встаёт в позу, а ты недоволен тем, что тебя мало! Да блядь, мне воздуха мало! От вас всех и особенно от Тилля! Я ему не группиз на подсосках, чтоб напоить и выебать, сделав вид, что так и было нужно! Дружба, блядь, у него, поддержка-то какая! Сижу и размышляю об этом с человеком, что серьёзным-то в своей жизни бывает лишь пару минут в год, — парня несло, эмоции переполняли через край и хотелось, чтоб этот утырок ушёл обратно к Флаке и Думу, а не раздражал своим присутствием.       — Я хоть и «бываю серьёзным раз в год», но я ценю твой вклад в группу подобием некой дружбы с тобой, и прежде всего ценю то, что ты есть. Тилль поступает так, потому что он другой. И ты другой, просто ты устал. Все мы устаём, Рих, — Пауль похлопал по плечу Круспе, чуть погодя приобнимая брюнета. Рихард чувствовал себя странно, некомфортно, но сил возражать ему просто не нашлось, сил в принципе не было ни на что. Время шло и команда не стояла на месте. С момента того разговора Пауль всё больше стал проявлять внимание и подобие некого дружелюбия в его сторону, шутки стали более безобидными, а не колкими, Ландерс постоянно хотел как-то приободрить, позволить почувствовать то, что он рядом, дать контакт с землёй и реальностью, то и дело трогая его за руку невзначай, то обнимая посередине съёмочного процесса, то ведя себя с ним так, словно они близкие друзья. Они и были в какой-то степени друзьями, но Пауль — это явно не тот человек, на которого мог бы положиться Круспе. В большинстве случаев его раздражал Ландерс и его характер: безумно упёртый, с показной душой нараспашку, но абсолютно закрытый от внешнего мира, как и чертовски непредсказуемый в своих мыслях и решениях. Сидя и попивая текилу в тёмном уголке бара в отеле, он был готов взвыть от переизбытка Пауля, когда тот, кто ему нужен уже больше месяца после того разговора, не то, что игнорировал его, а как ни в чём не бывало уводил с собой парочку баб, не имея желания «разводить сопли с тобой, Круспе». Подсаживаясь, Пауль демонстративно поставил свою Маргариту у него под носом, давая понять тому, что он не один, и выпить в относительной тишине и спокойствии просто не выйдет.       — Чего в одного пьём? Или снова красавица разыгрывает драму перед нашим чудовищем? — Пауль лукаво посмотрел на него, потягивая свой грёбаный котейль.       — Тебя ебёт? Один хочу побыть, мне похуй на Тилля. И на тебя, между прочим, тоже, Ландерс, — пытался как-то отвязаться от прилипчивого коллеги Круспе.       — Рих, от тебя за километр разит одиночеством, я спасать тебя пришёл от дракона, а наткнулся на одинокую и потерянную принцессу в ожидании принца, — всё не унимался друг.       — Пауль, вот что нужно сделать, чтоб тебя стало меньше в моей жизни? Просто скажи и я заплачу сколько угодно, — обреченно продолжил отпираться брюнет.       — Всего лишь впустить меня в свою жизнь и показать того настоящего, искреннего и непосредственного Цвена, к которому я когда-то пришёл играть, — без доли сомнения в голосе произнёс ритм-гитарист. Круспе не смог ничего возразить в ответ. Он и сам прекрасно чувствовал, как его внутренние демоны поглощают его, как тьма затягивает его всё глубже, а огонь в его груди постепенно сжигает дотла его душу. Поднимая свою рюмку, он чокается с Паулем и пьёт залпом, закусывая ломтиком лайма с протянутой руки Ландерса, нарочито задевая его пальцы языком. Взгляд Пауля меняется и мир Круспе рушится. Он уже видел этот взгляд, он уже знает, что ему нужен не он, ему нужен контроль над его блядским телом. Вливая в себя половину бара, Круспе не находит успокоение ни в чём. Завтра нужно ехать и смотреть площадку, как и оборудование — даже в таком состоянии мысли о работе душат его. Пауль тоже выпил и в блестящем взгляде как никогда виднелось желание, дикое животное желание. Рихард расстёгивает почти все пуговицы на своей чёрной рубашке, чуть загорелая кожа покрыта испариной от духоты и выпитого. Пауль предлагает продолжить пьянку в номере, но Круспе понимает, что он хоть и не тащит его на плече, чтоб перекинуть через кровать, и, стащив его брюки попутно вставить и долбить до хриплого крика и скопившихся слёз, но действует так же. И зачем-то Цвен кивает на его предложение, на удивление крепко вставая на ноги. В номере всё по прежнему бездушно и однообразно. Пауль заселялся вместе с Рихардом в этот раз, поэтому проблем с решениями и поиском свободного места не наблюдалось. На удивление, Пауль реально достал из своего чемодана бутылку хорошего скотча, которую умудрился купить в дьюти-фри на пути в Прагу. Беря гостиничные стаканы, он наливает примерно поровну, на глаз. Цвен пьёт залпом и под ошалевший взгляд Ландерса скидывает с себя рубашку, параллельно кладя руку Пауля себе на грудь, сжимая её. Вторая его рука тянется к пряжке Пауля. Взгляд у Ландерса совершенно ошарашенный, а Круспе уже прицелился — чем быстрее он начнёт, тем быстрее они закончат и он сможет поспать вытраханным и без лишних размышлений.       — Ты какого хера творишь?! — включается в процесс Хайко, отдёргивая свои руки и резко отсаживаясь от него.       — Да брось, Ландерс, я знаю этот взгляд. Ты хочешь меня, а я хочу, чтоб мысли в моей голове заглохли. Мне не впервой, поэтому бери, пока дают, — ложась на кровать, совершено равнодушно говорит Цвен, отпивая из стакана чёртов скотч.       — Так нельзя, Рихард! Я не блядский Линдеманн, понимаешь?! Мне не нужно всё это! — парирует ритм-гитарист, а его глаза полны возмущения и жалости. Понятно. Он считает Цвена слишком грязным для того, чтоб совать в него свой член.       — А как можно? Что тебе тогда нужно от меня, а? Какого хуя ты играешь в эту дружбу, заигрывания и чёрт пойми что? Я предлагаю тебе то, чего ты же и хочешь! — брюнет напрягся, скрестив руки на груди. Он практически повышал голос на Ландерса.       — Мне ты нужен, идиот, — бросил Ландерс вслед, пытаясь выйти из помещения, но Рихард хватает его за руку и Пауль бьёт его. Бьёт наотмашь по скуле. Рихард слишком пьяный, чтоб думать, что делает, поэтому он просто кидает его в прикроватную тумбу, пока тот пытается пнуть его в живот. Цвен берёт его в захват и, опрокидывая на кровать, тянет руку к его штанам. Как дикий зверь он вцепился за член, сильно, сухо и противно скалясь в ответ. Снимая штаны с уже мало сопротивляющегося от боли в рёбрах Ландерса, он просто берёт его вялый член в рот. Даже не заботясь об эмоциях Пауля, пытаясь максимально оживить орган Хирше. Пауль не дёргается, зная, что сейчас не в лучшем положении для такого, а Рихард, оживляя достоинство друга, ласкает языком уздечку, проходится по уретре и, расслабляя горло, насаживается до упора на сам член. Совершая ритмичные движения ртом и слыша только хриплое дыхание. Туда-обратно. Пока не чувствует струю, брызнувшую в горло. В тишине эхом раздается чёткое:       — Ненавижу тебя, — на что Рихард улыбается и, сделав глоток из стоящей на полу бутылки, просто ложится на кровать. Слыша, как в комнате раздаётся топот и громкий хлопок дверью, под полузакрытыми глазами он осознал, что Пауль ушёл. Ну и правильно. Пошёл нахуй, уёбок. Ландерс больше не тревожит его вне рабочих моментов. Так вышло, что и заселяться им стало сложнее, никто не хотел делить пространство с Круспе и поэтому было принято решение просто менять номера на два свободных одноместных из любой ценовой категории, но главное было наличие свободных от брони. Дни сменяли недели, а города мелькали, как картинки. Группа отправилась в тур по Америке и сил на неё, увы, уже не осталось: ни моральных, ни физических. Рихард просто хотел лечь и закрыть глаза, а время отмотать вперёд, чтоб стало легче хотя бы дышать. В одну из вылазок по барам Калифорнии ребята решили пойти вместе и, нелёгкими тропами принципиально идущих с картой Флаке и Линдеманна, они попали куда попали — в гей-клуб. Очень смело, смотря на репутационный шум вокруг группы, Тилль как всегда блеснул своей последней извилиной. В принципе, никто не стал сильно и возражать, кроме Дума, но тот быстро адаптировался в компании Ландерса и Олли с Лоренцом. В случае последнего — тому было в принципе похер, что и где пить, главное, чтоб горело. Они сели и начали высматривать мало-мальски красивых женщин. Цвен же укрепился за барной стойкой особняком и старался не смотреть на Тилля, которого вежливо окружила компания из молодых танцовщиков и танцовщиц. Вот такая вот они «команда», усмехался про себя Круспе. В какой-то момент он почувствовал тяжёлую руку у себя на плече и, развернувшись, увидел Тилля:       — Пойдём к столикам в углу? Там есть перегородки. Отдохнём оба, м-м-м? — спрашивал уже порядком захмелевший Линдеманн.       — Я не хочу, возьми кого-нибудь из тех красоток, мне и с рюмкой отлично, — принципиально ответил на просьбу брюнет, замечая краем глаза, что Ландерс за столиком как-то напрягся и смотрит в их сторону. Наклоняясь ближе к уху Круспе, Линдеманн делает ещё одну попытку.       — Я хочу «расслабиться», хватит ломаться как баба, — чуть погладив его по спине говорил тот.       — А я — нет, — разведя руки в сторону, Рихард попытался встать, но был остановлен крепкой хваткой Тилля.       — А я — да, — начал закипать Тилль. Ситуацию спас подошедший к ним Пауль, что словно невзначай спросил у них:       — Вы уже уходите? — совершенно дружелюбно со стороны, но бросая вызов глазами смотрел тот на Линдеманна.       — Как видишь, Пауль, курить собирались, — ответил было Тилль, но оказался перебит Рихом.       — Да, курить, а после в тихую вип-зону, пойдёшь с нами? А то вдвоём как-то уныло, — выдал Рих, на что Тилль очень больно ущипнул его за задницу и, через зубы выцеживая его имя, хотел было возразить, но оказался перебит уже Паулем.       — Окей, тогда вместе прикурим для начала. Я стрельну у тебя, Рих? — спрашивает Пауль и, залезая к брюнету в задний карман брюк, буквально играет в гляделки с Тиллем. Рихарду смешно, ведь не каждый день увидишь, как гном и гамадрил готовы драться за твою задницу и уютное место внутри твоего ануса. Они уже полчаса пили под нелепые анекдоты Паульхена, Цвен видел раздражение Тилля и вполне красноречиво торчащий стояк через плотную ткань штанов. Пауль тоже это видел и прекрасно понимал, к чему идёт разговор. В какой-то момент Линдеманн не выдерживает и, вставая со своего места, хватает расслабившегося под легкие разговоры Пауля Рихарда. Ландерс сразу вскочил со своего места.       — Мы отойдём покурить. Вдвоём, — ультимативно заявил Тилль.       — Нет, — будничным тоном ответил Пауль.       — В смысле «нет»‎? Ландерс, ты охуел или тебе зубы лишние? Кнопкам с нами делать нечего, — ответил он и Рихард рефлекторно скинул его руку с себя.       — Я не настолько пьян, Тилль, — в разговор вмешался и сам Круспе.       — Когда это тебе мешало? — усмехнулся он в ответ.       — Он не пойдёт с тобой, Линдеманн, мне похуй. Хоть зубы, хоть руки, но Рих не вещь, не тебе за него, блядь, решать. Иди в зал и найди себе шлюху любого пола, а от него отъебись, — с совершенно несвойственной ему серьезностью начал Пауль. Тилль посмотрел на него, а после на нервничающего Риха, и засмеялся.       — Серьёзно, ты и кнопке что ли дал? Смотри, мальчик-то влюбился в такого, как ты, а ты ж как только выпьешь, так твои ворота нараспашку и ждут, когда же в них забьют гол. Разве не так, Рихард? — продолжал смеяться Линдеманн.       — Заткнись! — Пауль стоял на взводе в позе, выражающей крайнее напряжение и готовность накинуться на Тилля, несмотря на разницу в массе и подготовке.       — Пауль, давай ты просто подождёшь, а потом я тебе его верну, а? — эти слова задели Рихарда, он резко дёрнулся в сторону от стоявшего рядом Тилля, а Ландерс словно с цепи сорвался и кинулся через столик, попадая точным ударом Тиллю прямо в нос, снося своими телами столик и вцепляясь в Тилля мёртвой хваткой. На шум прибежали работники клуба и Рихард попытался разнять их сам, но дрались они как дикие звери. Следом подоспела и группа. А Рихард стоял и молча смотрел на эту феерию абсурда. Когда Рихард оказался у себя в номере, его нервы не выдержали и безумный смех стал перерастать в истерику. Таблетки не помогали, и осознание того, что его мешает с грязью лучший друг, а его команда рушится из-за него, накрыло лавиной. Подводка, нанесённая утром, была размазана под глазами и выглядел он жалко, ему самому было от себя тошно. От ситуации. От Тилля и от грёбанного Ландерса, что полез его защищать как глупую малолетнюю девку. Это ощущалось действительно паршиво. Лучший друг считает его не более чем удобной говорящей дырой, что как бонус пишет хорошую музыку и может составить компанию в пьянке — вот такая у них высокая дружба, оказывается. «Забирай после меня, в очередь». Эти слова ранили его до глубины души, романтичная натура Рихарда и так терпела крах в семейных отношениях с женой, а всё оказывается от того, что он не человек. Самовлюбленный кусок мяса. Посреди ночи раздался стук. Рихард никак не отреагировал, смотря в темноту номера. Стук повторился, снова и снова. Ландерс начал звать его, угрожая вынести эту дверь к чёртовой матери. И Рихард встал, выходя из темноты в одних шортах и майке, и, сощурившись от яркого света в коридоре, он смотрел на чуть подбитого Пауля с отёкшей правой половиной лица, но очень серьёзным взглядом. Рихард же напротив смотрел на него с красными глазами и лицом, со сбитыми костяшками рук и диким запахом табака от него. Не говоря ни слова, Хирше преодолевает небольшое расстояние между собой и лид-гитаристом и целует его. Рихард абсолютно сбит с толку тем, с какой нежностью это делает Пауль. Проталкивая их в глубину тёмной комнаты, Пауль захлопывает дверь. Осторожно зарываясь рукой в волосы Рихарда, второй он обнимает его, как можно крепче прижимая к своему телу. Под ногами слышен звон опрокинутого стакана, а Рихард приоткрывает свой рот навстречу такому нежному поцелую. Ландерс буквально выцеловывает каждую его губу по отдельности, после аккуратно проникая в его рот языком. Какая-то пружина внутри Цвена расслабляется и он позволяет себя вести. Пауль аккуратно опускает его на кровать, обнимая его руками и не отлипая от губ, нежно водя руками по спине и шее. Опустив руку на щеку брюнета, розововолосый парень целует его щёки, его веки, его подбородок и краешек губ. Спускаясь ниже, оставляя поцелуи-бабочки на его шее, снимая с него майку и целуя при лунном свете его грудь, даря ему как россыпь нежных поцелуев, так и легких укусов. Засасывая соски по очереди, проходит языком по прессу и целует тазовые косточки. Стягивая белье и находя абсолютно гладкий пах, Пауль наклоняется к стоящему колом члену Рихарда. Осторожно беря его в рот, он водит руками по его мощному телу. Сам Пауль поджарый и сухой, с приятным рельефом, но Круспе слишком отдался моменту, чтоб хоть что-то пытаться ухватить. Пауль полностью ведёт его. Обводя головку языком и засасывая ее, Ландерс слышит протяжный стон. Спускаясь ниже, Ландерс целует его шов между яичек, попутно втягивая в рот то одно, то другое, облизывая нежную и тонкую кожу в этом месте. Припадая губами к его анусу. Одной рукой он продолжает ритмично дрочить Круспе, а другой самозабвенно проталкивает длинные пальцы и язык, в податливое и расслабленное тело. Максимально облизывая его нутро, Пауль оставляет в нем два пальца и, ритмично попадая по простате, возвращается к члену. Ноги у Рихарда широко расставлены и дрожат от напряжения, так и хочется, чтоб пальцы заменило что-то более внушительное, но то, как растягивает и ловит момент Пауль — это не секс. Это невообразимая нежность, когда даже не имея под рукой смазки и не дотягиваясь до презерватива, внутри него становится максимально влажно и просторно. Когда он уже изнывает от пробирающей его дрожи и готов спустить, Пауль наваливается своим поджарым телом сверху. Рихард, обвивая его ногами, буквально насаживается на внушительный в размерах член. Хайко медлит, он ждёт, пока мышцы перестанут давить, и начинает очень медленно и сладко двигаться в нём, то и дело целуя своего солнечного мальчика. Осыпая его плечи и руки поцелуями, целуя его в грудь и губы, каждый раз стараясь попасть точно по простате. Тело к телу, максимально погрузиться и слиться с ним. Показать то, что он не один, как минимум он с ним. Показать что они единое целое, что он — это ритм, а Рихард самое главное в их музыке — чувства и надрыв. А вместе они единое целое. Член Круспе трётся о живот Пауля, они близко-близко, они буквально дышат в такт друг другу. Рихард не замечает за собой, как кричит в голос, и не важно, что его номер почти всегда соседствует с Линдеманном. В его мире сейчас никого не существует кроме них двоих и этой тягучей и сладкой нежности. Рихард целует его в плечо, в шею, в губы — куда может дотянутся, и ощущает себя давно забытым ему чувством, он ощущает себя желанным, он ощущает себя любимым. Парни так утонули друг в друге, что не слышали стук в номер, как и раскатистый голос Линдеманна. Зато Тилль прекрасно слышал, как кричал Круспе, то, как он никогда не кричал с ним, максимум вскрикивая от дискомфорта в подлокотник дивана. Рихард наслаждался процессом, а Линдеманн ощутил тошноту, подкатывающую к горлу. Он не любил Цвена, но управлять его эмоциями было легче. Но Ландерс… Тилль знал от Флаке не понаслышке как ещё в девяносто четвертом тот пускал на него слюни и дрочил в ванной загородного дома. То, как Ландерс испытывал к нему настоящие чувства, а Цвен просто не видел этого и того, как привлекают его внимание изо всех сил. И Тилль боялся потерять контроль. Упустить их из виду, зная, что они прекрасно дополняют друг друга и этим будут непредсказуемы и проблематичны. Но чёртов засранец оказался упёртым и всё же добился как минимум его в своей кровати. Шнайдер сразу заметил, что лёд тает, украдкой глядя на сцене на двух гитаристов, что то и дело касаются друг друга пальцами. То, как Рихард целует Пауля в плечи, то, как они стали улыбаться друг другу. Какое-то приятное чувство радости разливалось внутри, когда он смотрел на своих друзей. Всё окончательно расставило точки для него, когда в перерыве побежав за запасным хай-хэтом Шнайдер случайно заметил в углу самозабвенно целующихся гитаристов. Улыбнувшись, он продолжил свой путь дальше, так и не заметив чуть поодаль потерянного и поверженного Тилля, что с отвращением лицезрел этих двоих, совершенно не понимая, как можно так любить. Понимая, что потерял контроль. Понимая, что в этой борьбе — он проиграл.