ID работы: 1087884

Строки надежды.

Джен
R
Завершён
22
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
22 Нравится 2 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Вы знаете, что такое страх и единый порыв? Возможность успеть везде и всегда, безудержное желание слышать что-то ещё, а не это страшное дыхание позади. Оно тихое, прерывистое, иногда с хрипотой, иногда с каким-то отчаянным скулежом. Неизменен страх, который это дыхание внушает. Нет ничего, чем участь, которую готовит нам его обладатель. Нет ничего страшнее, чем попасть в его руки. Все мы жалеем о том, что произойдёт в скором времени, все мы жалеем о том, какие решения принимаем. Но нет единственно верного. Никогда не было. Даже там, где, казалось бы, нет шанса на провал, не может быть проблем, всегда находится то самое веское «но», способное перепутать все планы. И, казалось бы, выход так близок, так манит своим тёплым порывом ветра, рассеивающим эту затхлую мглу, что даже создаётся ощущение некой свободы. Шанса, что успеешь добежать, спастись и цепкие пальцы не ухватят тебя за воротник, а твоё дыхание не остановится на ту долю секунды, когда осознаёшь происходящее. В этом нет никакого смысла, ровным счётом ничего. Только капля слов на тонком листе бумаги, что распластался на обложке записной книжки. Дрожащая капля стекает, спускается вниз, пока чернила выводят слова, страшные сами по себе. Там есть и слова «одиночество», и «успеть», и «они близко». Конечно, есть слова «удача», «повезёт», «возможно». Они не так плохи, они отдают надеждой. А надежда, знаете ли, вкусно пахнет. Она приятная, она радостная, лучезарная, можно сказать. И нет никакой возможности пронять это чувство до конца. Вот она есть, вот её нет, а вот она возвращается, чтобы принести за собой такое отчаяние, что ты не сможешь понять без слов – всё это действительно взаправду или, может быть, всё происходящее с нами, с ними, со мной и с тобой чья-то дурная шутка? Говорят, мы неоправданно жестоки. Но те, из чьих уст эти слова, не видели настоящей жестокости здесь. Вот прямо здесь, на этой зелёной траве, в этом сумрачном лесу, где, казалось бы, так безопасно в тени исполинских деревьев. Бежать трудно. Невыносимо трудно даётся каждый шаг, каждый чёртов шаг, который приходится сделать, чтобы выжить. Вы же знаете, это так трудно – выживать. Когда выжить пытается кто-то один, то его, естественно, ждёт неизбежная гибель, как, например, меня. Зато когда борется целая толпа, когда объединяет свои силы – они действительно способны на многое. Как жаль, что моя толпа выбросила меня в это опасное море. Нет, не потому что я была нехороша для них, или если бы я провинилась. Просто толпы больше нет, мне негде прятаться, не с кем больше выживать. Знаете, мы все живём с толпой. С группой. Одиночество неприемлемо, если мы действительно хотим жить, выживать, существовать. Одиночки долго не живут. В этом мире – точно не живут. Сначала семья, потом друзья. А у меня ещё есть товарищи, на которых я могла положиться. Мы, как муравьи. Но это не значит, что мы слабые. Мы сильны. Сильны пусть и не физически, но морально. И я не позволю себе умереть такой глупой смертью – я выживу. Пусть одна, пусть позорно сбежав, зато я смогу вдыхать воздух лёгкими. С вечным страхом и сединой в чёрной смоле моих волос. К чёрту всё, я буду бежать и дальше. Это правда трудно, вы бы знали как. Но моя уверенность ещё живёт вместе со мной, а вместе с уверенностью – надежда. Я вам уже говорила о надежде, не так ли? Вот и сейчас эта надежда… надежда на светлое будущее, на его возможность, на мою значимость в этом мире, сподвигли меня на то, чтобы пытаться что-то писать. И вот я бегу, пишу, а за мной метровыми шагами идёт исполинская смерть. Лёгкая, жаркая, бессмысленная. У меня буквы пляшут, они выходят кривыми, совсем неаккуратными и может неразборчивыми, но я верю, что кто-то сможет их разобрать, кто-то их поймёт, прочтёт. И я не умру напрасно. К чёрту эти мысли! Я выживу, слышите, уроды?! Обязательно выживу. У человека всегда есть выбор и у меня он есть. Поэтому…

«Моё имя - Ильсе Лангнер. Я - участница 34-ой экспедиции человечества за пределы обитаемой зоны, командующая левым крылом 2-й бригады».

На самом деле, я удивлена, как ещё не забыла собственное имя. От страха у меня даже поджилки трясутся, но ничего. Я напишу правду, напишу всё то, что смогу увидеть. Пусть даже это будет предсмертным бредом. А ещё я напишу своё имя, чтобы обо мне помнили. Хотя бы немного, хотя бы кто-то. Ведь когда меня не станет, всё что останется – это память. Кстати, из меня вышла плохая командующая. Но я не хочу думать об этом, это не моя вина.

«На пути домой мы наткнулись на гигантов. В результате стычки, все мои товарищи погибли вместе с лошадьми».

Я не только безответственная, но ещё и беспросветная лгунья. Товарищи погибли… я их просто бросила вместе с лошадьми, стремясь убежать как можно дальше. Я недостойна таких громких слов, как «героиня» или «надежда человечества». Я струсила перед смертью, предала своих же подчинённых, сбежала, а теперь лгу на страницы своего дневника, надеясь, что меня будут помнить именно героиней.

«Мой привод пространственного маневрирования повреждён и не подлежит восстановлению. Пришлось его бросить».

Ага. А ещё он был кошмарно неудобным и затруднял бег. Знаете, я предпочла выкинуть своё единственное спасение, чем запутаться в собственном приводе. Наивная попытка, не находите? Кстати, сейчас я об этом жалею. Я бросила там же и лезвия. А ведь они могли мне пригодиться. Я не только лгунья, но ещё и идиотка.

«Я пишу эти строки набегу, двигаясь в направлении севера. В этих землях, кишащих гигантами, я потеряла лошадь. На своих двоих человеку не скрыться от титана».

Кажется, сейчас я написала о том, что пытаюсь совершить невозможное. Придаст ли кто-нибудь хоть какое-то значение моим словам? Теперь я знаю, что такое отчаяние и безысходность. Самое настоящее отчаяние и самая настоящая безысходность. Вы понимаете, я так отчаянно хочу жить, что готова бежать даже на своих двоих, как можно быстрее, прямиком на север. Если, конечно, я не сбилась от усталости с курса. Я ведь уже давно не смотрю под ноги, я просто записываю происходящее. Так не страшно умереть. Страшно поднять глаза и увидеть исполинскую смерть прямо надо мной.

«Я попытаюсь пробраться назад к городу. Но положение моё отчаянное. Остаётся лишь надеяться, что мне удастся добраться до стены, не повстречав на пути гигантов».

Мне абсолютно не нравится эта приставка «по». Я не хочу «попытаться», я хочу «суметь». Спастись, жить полноценной жизнью. Моё положение… да его нет! Моя судьба уже решена, я уже знаю, что умру. Добраться до города… знаете, это похоже на желание, которое загадывают на падающую звезду. Оно никогда не исполнится, а нам лишь остаётся ждать в надежде. Как грустно. Кажется, я начинаю сдаваться.

«Я не собираюсь бессильно пасть на колени и, сложа руки, трястись от страха даже в такой ситуации».

А хочется. Знаете, я так хочу упасть на колени, сложить на груди руки, прижав к себе этот чёртов дневник, и рыдать в ожидании собственной кончины. Я не верю, что добегу, но страстно этого желаю. Теперь я лгу не только в дневнике, но и лгу сама себе. Внушаю, что не страшно. А ведь чертовски боязно. Я - простой муравей в этом огромном мире, у меня нет сил, я совсем сбилась с пути в каком-то чёртовом лесу, преследуемая монстрами и своей собственной паранойей. Я не знаю, что доконает меня быстрее: чувство страха или всё же те уроды, что пожирают людей ради собственного удовольствия.

«С самого вступления в разведотряд нас готовили к чему-то подобному. Я - одна из корпуса разведки, надежда человечества».

Да. С самого вступления нас готовили к смерти. К тому, что все мы будем сожраны. Что сожрут нас или сегодня, или завтра. Неважно когда, главное, что мы будем убиты самым жестоким способом из всех существующих. Прямо в лицо. Нам говорили прямо в лицо, что мы станем «первосортной приманкой» для титанов. Так оно и вышло. Всех друзей сожрали, всех знакомых сожрали. Мою семью, скорее всего, тоже сожрут, но их никто не готовит к этому. А меня готовили. Пять лет меня готовили к тому, что я стану отрыжкой гиганта, который перед этим смачно откусит от меня сладкий ломоть мяса. Человеческого, мать его, мяса.

«Я не боюсь смерти. Даже если придётся расстаться с жизнью, я буду биться до самого конца. У меня нет оружия, но это не значит, что бой мой окончен!».

Конечно, это же мой долг, говорить о том, какая я храбрая. Мы все храбры на словах. А я хочу, чтобы меня помнили храброй. Вы заметили, как много «хочу» пронеслось меж этих строк? «Я буду», «я могу», «я не боюсь». О своей слабости я стараюсь не кричать. Зачем? Меня должны помнить сильной, храброй и бесстрашной. Бросившей своих же товарищей, выкинувшей на траву оружие, пишущей неразборчивым почерком в свой дневник. Словно это кому-то поможет. Словно это кто-то найдёт. «Мой бой не окончен». Мне больно думать об этом. Мой бой начался ещё при рождении. Все мы боремся с тех пор, как появились на свет, каждый из нас стремиться выжить, суметь что-либо, но… но бой наш, как и наша жизнь, так скоротечен. Я осознаю это именно сейчас, когда красивых слов и мыслей не хватает, чтобы оправдать свои же слова. Как глупо. Я хочу рыдать, ведь я всё же одна, без своей толпы, в которой я была бы в безопасности.

«В этот дневник я тщательно заношу всё происходящее, полная решимости делать всё, что в моих силах. Я не собираюсь опускать руки ни при каких обстоятельствах».

Пока ноги заплетались в жёсткой высокой траве, пока я бежала сквозь этот лес, закрывая слезящиеся глаза, из которых сейчас потекут слёзы, надо мной нависла страшная тень. Действительно страшная, склонившаяся, выжидающая. Она появилась так внезапно, заградила солнце, нависла надо мной. Я не видела её, я просто чувствовала, что там, за деревом, меня ждёт неминуемая гибель, что теперь моё сердце готово остановиться, что нет смысла дальше что-то писать. Ведь. Меня. Сейчас. Сожрут. Я не заметила его лица, мне вообще было наплевать на его лицо – они не запоминают нас, когда поедают сотнями, почему мы должны помнить тех, кто однажды закусил нашими товарищами!? Почему мы должны их помнить? В преддверии кончины мы становимся такими эмоциональными. Я тоже становлюсь. Я вижу все свои грехи так отчётливо, как не видела никогда, осознаю то многое, что сотворила за все те года жизни, что успела прожить. Сейчас, кажется, у меня останавливается сердце, задерживается дыхание, я больше не могу жить. Потому что страх и смерть наступают мне на пятки, потому что теперь то дерево, о которое я опёрлась спиной, в страхе смотря в эти ненавистные голубые глаза, стало единственной помехой к моему побегу. Если бы его не было – я смогла бы бежать. Я бы бежала, пусть пару секунд, пусть всего пару метров. Но я бы жила все эти секунды. Жила и радовалась бы… А сейчас, извольте, конец этой фиесте, я – покойник. У меня нет ни малейшего шанса. Только ручка и замусоленный дневник, который никто не найдёт.

«Я наткнулась на гиганта. 6-метровая особь. Не стал есть меня сразу. Может, он с отклонениями?»

И даже в свои последние секунды я думаю лишь о том, что кто-то станет это читать. Что я пишу не просто так, что это кому-то поможет. На самом деле, я не думаю ни о чём, моя голова так сладостно пуста, мне так страшно, но в тоже время я испытываю душащее меня спокойствие. По моим веснушчатым щёкам стекают горячие слёзы, они своей солью жгут мою вспотевшую кожу, затекают в поры. Я хочу кричать, но всё застряло в моём горле. Почему он медлит? Почему он не убьёт меня прямо сейчас? Неужели он не видит, что я не сопротивляюсь, не бегу. Я здесь, прямо на ладони. Нет, я не готова умереть, я не хочу отдавать свою жизнь. Но ведь у меня нет выбора. А он молчит и смотрит. Словно чего-то ждёт.

«Это мои последние мгновения, мне уже не спастись. Я всегда была эгоисткой... даже ничего не сделала для родителей, которым было так трудно меня растить. Самой противно. Сейчас всё закончится».

Моя небольшая исповедь для благосклонного человечества. Пусть они знают, что я осознаю свои грехи, что я понимаю – я эгоистка. Я бросила людей, я предала их жизни, я предала их семьи. Чтобы сбежать самой. Но я не только не смогла сбежать… вы понимаете, я предала их жертву. Вот прямо сейчас я понимаю, что предала их жертву. Я пожертвовала ими, чтобы спастись, так ведь? Но не смогла. Просто не смогла дальше переставлять свои ноги, справляться со страхом. Меня нагнал сам страх, склонился надо мной, смотрит на меня. У этого страха рост в шесть метров. У него голубые огромные глаза, острые зубы, светлые волосы. Этот страх – он сожрёт всех нас. Ведь его много. Может он разный на вид, но у него одна суть. Пожалуйста, убей меня уже, я не хочу жалеть и думать о том, что, всё же, успею спастись. Думалось, это конец. Этот урод раззявил пасть, я видела, как вырывается из неё смердящий аромат переваренной человечины, как смердит от него смертью. Он раскрывал свою пасть и закрывал, смотрел и смотрел, а потом произнёс слова. Вы не поверите. Сколько бы я не говорила вам этого, но… он говорил со мной. Он пытался сказать мне что-то. Я не сразу поверила в это, но… плевать, плевать на мои мысли! Я должна записать это! Как я могла потерять надежду? Как я могла забыть о своём долге? Выжить!? Пустые слова! Пустая брехня! Смысл в этом выживании, если я не могу принести пользу? Но теперь все узнают, все узнают о том, что участница 34-ой экспедиции, Ильсе Лангнер, сделала то, что не удавалось никому из ныне живущих. Да и из тех, кто жил раньше.

«Он... он говорит. Невероятно! Гигант заговорил. И заговорил вполне разборчиво. Он произнёс «народ Имир», «Имир-сама», «добро» и «пжалвать». Уверена, я расслышала правильно».

На самом деле, я не уверена, что расслышала правильно. На самом деле, я даже не знаю, что могут означать эти слова, что он пытается мне сказать. Я просто хочу, чтобы на этих мокрых листах была написана правда – что я сражалась. Сражалась до самого конца, даже перед лицом смерти, без оружия. Я держала кулаки, сделала всё для человечества. Принесла жертву, которая даст плоды. Которая не станет такой пустой и напрасной.

«И выражение его лица изменилось. Он склонил передо мной голову, похоже, в знак уважения. Невероятно. Возможно, это первый подобный случай в истории человечества. Мне удалось вступить в контакт с гигантом».

Я пишу всё, что вижу. А я вижу, как уродливое горячее тело склоняется передо мной, как встаёт на свои колени, как прижимает страшную зубастую рожу к земле, опустив глаза. От этого зрелища у меня находятся силы стереть слёзы с лица. Я не верю сама себе, я перестаю различать, где правда, а где ложь. Действительно ли это имеет смысл? Что, если всё это, всего лишь предсмертная агония? Возможно, что я уже давно корчусь в мучениях, в крови своих товарищей. Что я перевариваюсь. А это просто дурной сон, что, скорее всего, ничего этого действительно нет. На самом деле, это начинает походить на дурную шутку.

«Я спросила гиганта, что они из себя представляют, но он издаёт лишь стоны».

Он не только издаёт стоны, но и пытается закрыть глаза руками. Я не могу понять – больно ли ему, а может быть он пытается плакать. Мне странно это. А ещё, очень странно, что голос мой спокоен. Я ревела, как малолетняя девчонка, а не как солдат, ревела, как ребёнок, которого лишили конфеты, а сейчас спокойно спрашиваю титана о том, кто он. Рассчитывала ли я на ответ? Честно, нет. Внутренняя часть меня была уверена в том, что он промолчит, что эти его «слова» всего лишь моё воображение. А если и нет… то, кажется, я больше ничего от него не услышу.

«Слов он больше не произносит. Попробую спросить его откуда они появились».

Я пыталась быть вежливой. Я обращалась к нему на «вы». А он всё молчал, скулил и закрывал своё лицо своими непропорционально маленькими ручками. Странное ощущение: спрашивать у существа, что желает убить тебя, кто оно, откуда оно. Странное ощущение: спрашивать и совсем, совсем не бояться. Во мне только что умер страх, почему-то жива надежда, а вместе с надеждой медленно закипает гнев. Я так хочу высказать ему прямо в лицо, всё что думаю о его гнусном роде, о его гнусном существовании, об этом куске дерьма… но я должна достать сведения, пока есть шанс. Пока я ещё жива.

«Он не отвечает. Я спросила его об их цели».

Ответа не было. В этой гуще высоких деревьев, в этой листве, где я могла бы скрыться, будь у меня привод или лошадь, где высокая трава, поглощающая меня до колен. Где воздух и ветер, что гоняют мои короткие чёрные волосы, где тень падает на мою веснушчатую кожу. Где слёзы от тихой злости стекают по моим щекам. Я больше не могу держать эти слова в себе. Я больше не могу выдерживать весь этот человеческий гнев. Он всё равно не понимает ни единого слова, ничего не отвечает. Так смысл сидеть и ждать ответа!? Я покажу ему гнев этого человечества, я покажу ему ту боль, что испытывают родные и близкие, когда лишают жизни дорогих им. Уроды, сволочи, блядские твари. Я бы вас всех изничтожила, да вот из оружия у меня только ручка. Но перо острее топора, вы слышали это выражение!? Я напишу всё, всю боль. Только дайте мне время. С языка срываются острые, колкие слова. Человеческий гнев, боль и страдания столетий, прошедшие через душу, выплеснувшиеся в лицо тому единственному, кто смог произнести пару неразборчивых слов, что отпечатались чернилами в записной книжке девушки. Страх. Отчаяние. Надежда. Жизнь. Что из этих слов сильнее, что имеет больший смысл? Безрассудство или рассудок? Как можно сохранить трезвость и понимание, когда ты смотришь в лицо своей неизбежной кончине? Как можно умереть, когда знаешь, что это не конец – шанс он есть. Но вот где же, где же мы ошиблись, что за ошибка так дорого нам стоила? Почему всё обернулось именно так? Почему именно нас? Почему мы должны быть уничтожены, съедены, выплюнуты на улицы родных городов? По какой причине? Чей это каприз!? Слишком много слов и ни одного ответа. Только бездушная тварь, не знающая сожаления перед лицом, раздирающая до крови своё лицо, словно пытаясь что-то показать. Плевать что. Когда до самых макушек деревьев доносится гневный вопль, когда женщина из последних сил кричит. И кричит она не о пощаде, не о собственной жизни. Она кричит вопрошая: зачем!?

«Сгиньте, наконец, уже из этого мира!»

Просто исчезните. Оставьте нас всех в покое. Меня с моими родителями, друзей с подругами. Влюблённых вместе. Я знала многих, которые умерли, защищая близких, а ещё знала человека, который без колебаний ради незнакомых ему людей, жертвовал друзьями. Я не могу его осуждать. Сейчас, когда это существо кричит, мучает своё лицо, показывая мне свои огромные глаза, я вспоминаю всё, что происходило со мной за эти года моей жизни. Я опять их вспоминаю, опять плачу, опять хочу жить. Знаете, во мне нет ни капли желания умирать. Опять его нет. Я очень хочу жить и я сказала бы «помогите», если бы нашёлся сейчас тот, кто спасёт меня. Или хотя бы тот, кто меня запомнит, передаст мои последние слова, продолжит моё дело. Пожалуйста, кто-нибудь… я не хочу умереть просто так. Я так долго бежала, я предала так много товарищей. Я бросила всех, я не доверилась плану. А сейчас… сейчас… мне конец. Там, в гуще деревьев, виден выход из этого бесконечного леса, такого же гигантского, как и существа, что стремятся нас уничтожить. Имеет ли смысл бежать к этому свету, имеет ли смысл ждать собственной кончины? Сдаться так легко, бороться – несколько труднее. А ещё можно бежать. Я вижу это страшное лицо перед собой, моё тело снова наполняет оно – желание жить. Жить, дышать, помнить, осознавать. Поэтому сейчас я буду бежать. Буду бежать, пока мне в спину мычит, кричит, орёт этот гигант, пока мои ноги заплетаются, в моих взмокших руках выскальзывает ручка и блокнот. Этот свет так близко, я уже почти вырвалась из леса. А предо мной бескрайние луга. Сейчас, именно сейчас, я осознаю, что я жива. Никогда не замечала их красоты – всегда видела убийц, что преследуют нас. Сейчас, в этих цветах, мир действительно кажется прекрасным. Я больше не чувствую земли, меня что-то тащит вверх. Страшно до безумства, я кричу, кричу, потому что хочу, чтобы меня кто-то услышал. Чтобы звуки отражались и от земли, и от воздуха, чтобы этот урод, который, я уверена, всё понимает, видел, что мне страшно, что я хочу жить. Что я буду стараться. Его тело горячее, я упираюсь руками в его челюсть, пытаюсь вырваться, но он так крепко сжимает ноги, что кажется, будто кости сейчас треснут, кожу разорвёт на части. Его зубы касаются моей щеки. Я снова начинаю рыдать, я понимаю, что действительно хотела жить, что мир за стеной удивительно прекрасен. Я осознаю, что уже давно выпустила свой дневник из рук, что опустила надежду человечества в зелёную траву. Мне стыдно за то, какую жизнь я прожила, но как солдат, как скаут, я искренне верю, что смогла быть полезной человечеству. Я - Ильсе Лангнер. Участница 34-ой экспедиции человечества за пределы стен, командующая левым крылом 2-й бригады. И мне очень не хочется умирать. Пожалуйста, кто-нибудь, найдите мои записи. И скажите мне, что я смогла стать «надеждой человечества».
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.