Hass mich, lieb mich

      Эребос всегда был специфической личностью. Весьма специфической: его сущность всегда нуждалась в острых ощущениях, они подпитывали его. А еще в нем бурлила энергия, страсть, которую просто необходимо было куда-то выплескивать. Ему нужно было настоящее дело, которому он мог бы отдать себя, которое утолило бы его вечную жажду чего-то нового, рискованного, отчего сердце бьется чаще, а тьма клокочет от восторга. Поэтому, когда началась война с ангелами, Эребос первым схватился за оружие.       Но Безликий коварен. Его род предпочитает открытым сражениям теневую игру, и Эребос с удовольствием ведет ее. Его разум остер и смертоносен, словно лезвие черного клинка, его схемы безупречны, Безликий всегда добивается своего. Но среди крылатых воителей находятся лишь единицы, способные разгадать его планы: ангелы так предсказуемы...       А потом Эребос встречает Его. Первого среди равных и равного ему.       Лучезарный архангел Михаэль, военный гений, предводитель светлого воинства – такой сильный, волевой, полный жизни и решимости. И жгучей ненависти к Безликим. Его удары точны, ангелы готовы идти за ним на край света, тьмы и ада. И когда однажды черные и серебряные глаза случайно встречаются на поле боя, буквально на секунду, Эребос сразу же понимает: вот он, вот, кто будет ему достойным противником!       Но для ангела он пока что всего лишь один из Безликих, такой же… безликий, как все остальные. Такой же темный и порочный. Но где-то в глубине души самого Михаэля Эребос безошибочно угадывает жгучую страсть, подобную его собственной, с той лишь разницей, что Михаэль ненавидит Безликих, а Эребос уже обожает этого ангела, это любовь с первого взгляда.       Тьма бурлит и смеется, наполняя жаром черное сердце. Михаэль должен принадлежать ему и только ему, ни с кем Эребос не готов делить своего единственного врага. И он сделает все, чтобы великолепный Михаэль полюбил его так же сильно.       Ведь любовь и ненависть – лишь две стороны одной сути.       Эребос до сих пор помнит их первую встречу, первую дуэль – смертельный танец.       Он приходит в мир смертных за информацией, пускай это и не его прерогатива: он приходит, куда хочет, и забирает то, что ему нужно. Его путь лежит в лучезарное сердце Империи, где, кажется, каждую дверь сторожат крылатые воители. Эребос рискует, но риск только подогревает его интерес и желание действовать: кто не рискует, тот не побеждает, так ведь? Эребос любит побеждать.       Правда, кое-кого побеждать сразу не хочется.       И когда за спиной раздается шорох золотых крыльев, Эребос уже знает, кто явился. Он ждал его. Он хотел, чтобы ангел пришел за ним. Ведь сам Эребос здесь, по большому счету, именно ради него.       – Итак, ты меня нашел, – хмыкает Эребос, и губы растягиваются в довольной ухмылке.       Чем смертное обличье полезно, так это столь выразительной мимикой, которая, к тому же, читается еще легче, чем мысли, – если знать, как читать.       Михаэль не отвечает – сразу вытаскивает меч. Разум ангела полнится праведным гневом, таким ярким и обжигающим…       – Даже не поговорим? – как будто удивляется Эребос и все-таки поворачивается лицом к противнику – чтобы сразу же поймать его полный ненависти взгляд. Так иронично, что именно чистым детям Эльрата свойственна самая сильная ненависть, такая жгучая…       Михаэль хмурится. Сын Тьмы пожимает плечами и вытаскивает длинные кинжалы. Тишина зависает в воздухе, чтобы в следующую же секунду расколоться звоном металла от столкновения трех клинков. Ангел не церемонится, бьет сильно, целится в уязвимые для смертных места, но Эребос умело отражает удары: в смертном обличье он такой же ловкий, и крылья не так мешают. А вот Михаэлю его золотые крылья затрудняют обзор, и ангел осторожничает. Уже чувствует, что перед ним не обычный Безликий, а нечто большее, нечто более опасное и могущественное.       Эребос ухмыляется маленькой победе: прославленный архангел Михаэль его заметил. Ангела злит довольная ухмылка Безликого, как бы он хотел стереть ее с наглой физиономии – желательно вместе с ней самой…       Погрузившись в чужие ощущения, Эребос все-таки пропускает удар. Умелым финтом Михаэль выбивает из руки кинжал, Эребос едва успевает отскочить назад, но ангельский клинок все равно перечерчивает его торс длинной косой раной.       – Ох. Ты ранил меня! – с притворной обидной Безликий смотрит на ангела. Хотя что ему такая рана?       – Благодари Эльрата, что все еще не убил, – цедит Михаэль.       – О, обязательно поблагодарю, – отвечает Эребос со странным обожанием в черных глазах, – за то, что ниспослал мне такого прекрасного врага.       Михаэль в недоумении, и его секундного замешательства Безликому хватает, чтобы скрыться в тени и нанести стремительный удар в спину, в основание крыла. Эребос едва не облизывает губы от удовольствия.       Попался, ангел!       Михаэль шипит от боли, резко взмахивает крылами, бьет с разворота, не целясь, и, не дав противнику опомниться, снова атакует, и снова, и ненависть, что пронизывает все существо ангела, такая сладкая. Словно наркотическая смесь, что поддерживает смертных, так же и ненависть Михаэля подпитывает его, и удары все сильнее с каждым разом. Эребосу нравится его напористость: меньшего он и не ожидал от сияющего Михаэля. Но, кажется, пора повысить градус накала.       И наполненный светом клинок обрушивается на темное крыло. Этого не достаточно, чтобы рассечь, но ожоги останутся, и эта боль, смешанная с чужой ненавистью, такая же сладкая.       Кинжал отброшен в сторону. В руках Безликого вытягиваются, словно продолжения когтей, клинки из чистой тьмы, и начинается танец – первый из множества, тот, что никогда не забудется. Свет и тьма схлестываются друг с другом снова и снова, золотая и темно-лиловая молнии, и воздух дрожит и искрится от противоположной по своей сути магии. Ангел сильнее, но Безликий ловчее. Эребос не спешит раскрывать все карты: гораздо интереснее каждый раз узнавать друг о друге что-то новое.       Михаэль злится. Ненависть к порочным детям тьмы кипит в нем, удары все сильнее. Эребос смеется: типичное ангельское высокомерие, а ведь на деле они оба одинаково порочны, – и его смех отзывается в сознании Михаэля, раззадоривая еще больше. Сильнее, еще сильнее! Лучистый слепит глаза, заставляет Безликого уходить в оборону. Пускай Михаэль чувствует свое превосходство: он ведь так любит власть, ощущать ее в своих руках.       А любовь и ненависть так близки…       Но скоро вмешаются другие ангелы, чувствует Эребос, и прервут такой интимный момент. Какая жалость. Эребосу важен только знаменитый Михаэль, до остальных крылатых ему дела нет, они ничтожны по сравнению с великолепным Михаэлем. Поэтому, когда клинки, искрясь, сталкиваются, черные провалы маски смотрят прямо в серебряные глаза ангела.       – Эребос, – имя смешивается с многоголосым шепотом. – Так я зову себя.       – Какое мне дело до твоего имени, Безликий? – фыркает Михаэль, сильнее сжимая клинок.       – Прямое, – кажется, что белая маска ухмыляется. – Не думаешь же ты, что это наша последняя встреча?       Смеясь, Безликий растворяется в тенях, но Михаэль еще долго, даже когда ему на подмогу прибывают другие крылатые воители, вглядывается в тени на стенах. Он уже знает, что столкнулся с кем-то не похожим на остальных, с кем-то равным по силе, и смутное, неясное ощущение опутывает его душу и словно бы заставляет сердце биться чаще.       А Эребос усмехается про себя. Это – лишь прелюдия. Ведь страсть Михаэля слишком сильна, а Эребос слишком долго добивался внимания ангела, чтобы отпустить его просто так. Зачем торопить события, когда можно наслаждаться процессом?       Каждая новая встреча оставляет новые шрамы на теле и крыльях, новые царапины на лезвиях клинков. Ненависть Михаэля к Безликим и одному конкретному с нахальной ухмылкой на маске хлещет через край, всю ее он вкладывает в удары сияющего клинка. Ангела, оказывается, так легко спровоцировать язвительной насмешкой! Он кривит губы и хмурится, снова атакует – сильнее, еще сильнее! – а Эребос смеется и укрывается крыльями, словно щитом, послушно подставляя их. Больно. Зализывать раны придется долго, но эта боль – ничто по сравнению со сладким ядом чужой ненависти. Братья шепчутся: им непонятно мазохистическое наслаждение Эребоса, но тот лишь отмахивается, ничего не объясняя: им не дано познать это чувство во всей полноте.       Михаэль и Эребос, Сын Света и Сын Тьмы – слишком разные и, в то же время, удивительно похожие, такие близкие. Они оба повенчаны с войной, она стала их роковой любовницей, которой оба отдают себя целиком. И в объятьях войны они находят друг друга – единственных достойных, самых верных, возлюбленных врагов. Война становится их особой формой отношений, извращенной, но неизбежной. Теперь они одинаково зависят друг от друга, одинаково одержимы. Ведь любовь и ненависть имеют общую сердцевину: испепеляющую, жгучую страсть, затмевающую разум, которая снова притягивает их друг к другу. Поэтому каждая их дуэль – танец, смертельный и страстный, в котором каждый пытается вести и ни один не намерен уступать. И ангелы, и Безликие не вмешиваются в противостояние архангела и мастера-ассасина и оставляют их самих выяснять отношения.       – Ты мой! – восклицает Михаэль, занося меч для удара.       – Да, я твой! – томно отвечает ему Эребос. – Только твой!       – Ненавижу тебя! – шипит ангел.       – Я тоже тебя люблю, – смеется Безликий.       Ведь любовь и ненависть настолько крепко сплетены, что стали равнозначны.       Эребос никогда не сражается до конца, какой бы горячей ни была их борьба: смеясь, исчезает в тенях, напоследок полоснув длинными щупальцами или костяными кончиками крыльев по ногам ангела, рукам или спине, иногда по плечу – словно гладит, и оставляет Михаэля с его выжигающим нутро нереализованным желанием. Желанием во что бы то ни стало победить, ведь Михаэль слишком горд, чтобы уступить Безликому, и так же помешан на войне, чтобы отказаться от нее, и ангел снова бросается в ее жаркие объятья, чтобы снова найти в них своего возлюбленного врага. На каждом поле боя Михаэль ищет его, и не только потому, что Эребос сильнее многих других Безликих и смертельно опасен для ангелов, нет. Он стремится к своему единственному врагу, чтобы утолить, наконец, свою жажду победы, жажду обладать, держать чужую жизнь в своих руках. И когда Сын Тьмы появляется за его спиной, эта жажда застилает ангелу глаза, и он бросается на Эребоса, не думая больше ни о чем.       – Когда-нибудь я прикончу тебя! – Михаэль стискивает зубы в хищном оскале. О, с каким удовольствием он пронзил бы лживое сердце Безликого! И пусть клинок войдет в чужую плоть по самую рукоять, пусть черная кровь течет по пальцам – Михаэль наконец-то посмотрит прямо в глаза тени, победно скалясь. Он так сильно желает этого, но никто не способен удовлетворить это желание, кроме Эребоса, поэтому страсти между ними с каждым разом накаляются все больше. Безликого ненависть Михаэля возбуждает еще больше, и Эребос не прекращает дразнить его: то словно бы поддается, уходя в оборону, то берет инициативу в свои руки, вынуждая Михаэля играть по его правилам. И тот принимает правила игры – потому что не может и не хочет отказываться.       И когда клинки сталкиваются, их лица оказываются на расстоянии разве что ладони, так близко, что Михаэль ясно видит тонкие царапины на белой маске Безликого, а Эребос четко различает в серебряных глазах ангела маниакальный блеск.       – Давай же, не сдерживайся! Ненавидь меня! – подначивает Безликий.       И Михаэль рычит, сильнее стискивает рукоять меча и бьет с еще большей страстью – сильнее, еще сильнее!       Ведь «ненавидь меня» и «люби меня» звучат одинаково.       С каждым разом Михаэль все больше напоминает грозного хищника: скалится, остервенело бросается на жертву, словно стремится впиться зубами в обманчиво беззащитную плоть. Безликие в принципе не носят брони: у них есть другие способы защитить себя. Для них тело – лишь форма, не больше. Но не для Эребоса: каждый раз он словно бы красуется перед Михаэлем обнаженным торсом, демонстрируя все шрамы, хотя мог бы скрыть их магией, дразнит мнимой уязвимостью.       «Ни стыда, ни совести», – хмурится Михаэль, но от взгляда на грудь Безликого жгучее желание разгорается все сильнее: желание пронзить ее насквозь и вырвать лживое сердце, оставив истекать черной кровью, ощущать его быструю пульсацию – держать в руках чужую жизнь…       А Эребос смеется про себя: такой прекрасный, сияющий ангел – и такие темные, извращенные желания, утягивающие все глубже в ад – в их личный ад, только для них двоих. Ведь они так похожи, две стороны одной и той же сути, связанные необъяснимой страстью.       – Видишь, теперь ты жаждешь дотянуться до моего сердца так же сильно, как я до твоего, – шепчет Безликий на ухо ангелу, появляясь из теней за его спиной непозволительно близко, что длинные щупальца почти гладят облаченные в серебряные латы ноги Михаэля.       Он мог бы оплести сильную фигуру ангела целиком, заточить в своих объятьях и не отпускать возлюбленного врага от себя, наслаждаться его бессилием, не менее сладким, чем чистая ненависть, но это скучно. Эребосу гораздо интереснее, до какой степени несдержанности он сможет довести лучезарного Михаэля, в какие глубины ада одержимости утащит его прежде, чем отдать ему все – а потом отнять…       Вдруг яркая вспышка заставляет Безликого отпрянуть и закрыться крылом. Чистый свет против чистой тьмы, одинаково губительные друг для друга. Глаза Михаэля пылают золотом Эльрата, и только чутье позволяет Эребосу вовремя увернуться от ангельского клинка. Ярость Михаэля не знает границ. Он дотягивается до груди Безликого – до налитых кровью лунок впивается ногтями – раскрывает ладонь, и темную кожу обжигает священным пламенем. Теперь уже Эребос шипит, почти вскрикивает от боли: ожог будет очень долго заживать, – призывает на помощь тени: Михаэль вознамерился победить, так не годится! Но еще одна, более яркая вспышка света заставляет Безликого снова закрыться крылом. В последнюю секунду он успевает нырнуть в собственную тень, когда пылающий клинок в резком выпаде рассекает воздух аккурат на месте, где только что была его голова.       Несколько мгновений спустя Безликий появляется на достаточном расстоянии. Золото Эльрата в глазах ангела гаснет, сменяясь привычным серебром. Над полем дуэли повисает такая редка тишина. Кончиком клинка Михаэль отодвигает в сторону отрезанную длинную черную прядь, потом смотрит на Безликого и победно ухмыляется. На шее Эребоса под краем челюсти – ощутимая рана. Крыло, которым Безликий пытался закрыться, тоже взрезано. Какая жалость, что темная тварь в последний момент скрылась. Какое было бы зрелище…       Безликий молчит. Это был хороший удар и очень опасный. Не стоило подходить так близко к ангелу. Эребос настолько погрузился в чужие чувства, что потерял бдительность. Непростительная ошибка для такого, как он, и вот расплата: ему едва не перерезали, как это называется у смертных, сонную артерию. Больше он такую не совершит.       Но Михаэля переполняет истинное возбуждение, когда он смотрит на стекающие по шее, острым ключицам, груди Безликого черные струйки. Это заводит ангела еще больше, он хищно скалится, сжимая клинок, – зверь, чующий кровь раненой жертвы, – и бросается в бой, переполняемый жаждой закончить начатое. Вышибить из Безликого его полную фальши душу, вцепиться в шею, чувствовать бешеный пульс, вонзить в тело клинок по самую рукоять, и пусть черная кровь течет по пальцам, пусть тень стонет и выгибается от боли в его руках – он будет наслаждаться…       Михаэль прерывает поток определенно не богоугодных мыслей – не пристало ему, лучезарному архангелу, генералу светлого воинства, о таком думать – но Безликий уже услышал все, что хотел, и его смех вновь отдается эхом в разуме ангела.       – Какие темные желания кроются в твоей светлой голове, мой дорогой Михаэль…       – Я желаю лишь прикончить тебя, – шипит в ответ тот.       Безликий снова смеется. Михаэль так упорно прикрывается своей священной миссией, когда на деле падает все глубже в пучину их извращенной страсти, бездну их личного ада, в котором любовь и ненависть давно равнозначны друг другу. Поэтому в смертельном танце они все ближе друг к другу, глядят глаза в глаза, кажется, ничего не стоит прикоснуться тонкими когтями к лицу…       Эребос хмыкает. Тень подарит возлюбленному врагу свой поцелуй, но позже: к чему торопить события?       И Безликий, как и прежде, исчезает в тенях, пообещав новое свидание, и Михаэль, скалясь, сжимает и разжимает пальцы. Он снова остался один на один со своим нереализованным желанием. А значит, он будет вновь искать свою тень, чтобы…       Да. Если он смог ранить Эребоса, то сможет и убить. И эта мысль только подогревает жажду битвы.       И их личная война продолжается. Кажется, им двоим нет дела до войны вокруг них: они слишком зациклены друг на друге. Но она неминуемо вмешивается, и отмахиваться от осуждающего шепота братьев Эребосу становится все сложнее: они и так слишком долго игнорировали его нездоровое влечение. И когда гнев ангелов обрушивается на Кер-Таль, когда сама Маласса скрывает в своей тени Невидимую Библиотеку, братья настаивают:       – Он опасен! Пока архангел Михаэль ведет других ангелов, у нас не будет шансов против них. Ты должен избавиться от него, или твоя игра погубит всех нас.       В конце концов, ведь именно к этому все шло? Именно для этого Эребос раз за разом доводил Михаэля до исступления, именно для этого поддавался ему. Отдать все, что может, – а потом отнять. Подарить первый и последний поцелуй тени, за которым лишь пустота. Темная бездна клокочет в предвкушении развязки, гордая своей победой – а он уже победил, в тот самый момент, когда сердце Михаэля наполнилось ненавистью к этой темной твари с ехидной ухмылкой на маске и звонким торжествующим смехом.       Вот только, убив Михаэля, Эребос лишится своего единственного, возлюбленного врага и останется совсем один. Другие ангелы не способны будут утолить его скуку, а братья – разделить его тоску. Какая жалость, мой ангел, какая жалость… Но Эребос все равно усмехается: такая любовь, как их, могла закончиться только на поле боя. Оно уже давно стало их ложем, которое они делили друг с другом со страстью, неведомой никому другому, и неважно, в какой форме та представала.       Между долгом и чувством Эребос выбирает первое. Но он сделает все, чтобы их последнее свидание навсегда запомнилось Михаэлю, даже когда остальная память растает.       Эребос не спешит показываться Михаэлю, когда они встречаются в разгар полномасштабного сражения. За спиной ангела то и дело мельтешит его брат, полный такой же жгучей ненависти к богомерзким детям Тьмы. Но Уриэль не интересен Безликому: мальчишка не сможет дать ему и капли того, что он получает от великолепного Михаэля. Поэтому Эребос лишь шепчет – словно отовсюду и из ниоткуда – заставляет ангела искать его в каждой тени, вглядываться в каждую маску его собратьев, ища ту единственную с торжествующей ухмылкой и тонкой трещиной на краю подбородка.       – Мне так жаль, Михаэль, так жаль… – с наигранным – или нет? – трагизмом говорит Эребос. – Но мои братья не намерены больше терпеть наш союз.       – «Союз»? – фыркает ангел, отражая атаки Безликих – но единственный враг так и кроется в тенях.       – Ах, Михаэль, разве ты не видишь, как сильно я люблю тебя? – Эребос поразительно эмоционален для Безликого. – От всего своего темного сердца.       – От всего темного сердца вы умеете лишь ненавидеть!       Негромкий смешок.       – Самая жгучая ненависть исходит от тебя. Такая… сладкая… – тянет Безликий, беззвучно вырастая за спиной ангела. – Туманит разум вернее, чем наркотическая смесь. Или… любовный экстаз…       На этот раз Михаэль промахивается искрами чистого света: Безликий ловко скользит мимо него, оглаживая плечи костяными наростами на кончиках крыльев, и снова исчезает, теряясь среди собратьев.       – Только такой… безумец, как ты, способен получать удовольствие от боли, – хмурится Михаэль, рассекая клинком тающие тени.       – Ты себя выдаешь, мой ангел: я ничего не говорил о наслаждении болью, – усмехается Эребос. – Твоя натура – такая же извращенная, как моя. Только ты получаешь удовольствие от чужой боли.       Тот стискивает зубы. Темным тварям веры нет. Безликие – лжецы, они не знают и не могут знать правды, поэтому все их слова – априори ложь…       – Ты и вправду в это веришь? Мой дорогой Михаэль, разве ты не видишь, как мы похожи? – шепчет тень. – Ведь ты и я – две стороны единой сути…       – Покажись уже, и покончим с этим! – гневно перебивает Михаэль.       – О, нет-нет. Мне нравится твоя настойчивость, но сейчас, прошу, не торопись, – почти мурлычет Эребос. – Я не хочу убивать тебя, правда, ведь я так тебя люблю! Мне жаль, Михаэль, так жаль…       Тот успевает уловить в отражении металла темный отблеск и увернуться от удара в спину. Золоченая рапира скрещивается с черным лезвием, и глаза ангела упираются в провалы маски. Вот ты где!       – Я хочу, чтобы наш последний танец запомнился тебе, – смеется Безликий.       – Он будет последним для тебя! – рычит Михаэль. Такой несдержанный, горячий, полный жара – и такой уязвимый. Он даже не понял, что давно попал в хитрую западню тени! Каждый раз, когда они сходились в поединках, исход был давно предопределен темным кукловодом. Михаэль жив, пока Эребос позволяет ему жить, и умрет, когда Эребос пожелает того. Столько лет они играли в «кошки-мышки», вот только Михаэль ошибся ролями. Ангел наивно полагал, что охотник здесь он, и Эребос охотно поддавался ему, позволял ощущать свою власть, но в последний момент сбегал, оставляя одного – лишь для того, чтобы Михаэль снова и снова искал его, и они снова сходились в страстном поединке на своем ложе.       – Понимаешь, к чему я клоню? – ухмыляется Эребос, с упоением глядя на то, как презрительно кривятся губы ангела, как пальцы до побелевших костяшек сжимают рукоять рапиры, а в серебряных глазах сверкает истинная ненависть. Она затапливает Михаэля с головой, вскипает в нем, чтобы выплеснуться в сильных взмахах клинка. Все это – чтобы только не выдать свое ошеломление. Но на этот раз Эребос не подставляет крылья под удары, а сражается в полную силу.       – Сильнее! Не сдерживайся! Ненавидь меня! Люби меня! – обманчиво томно просит Эребос, когда они оказываются так близко, что, кажется, могут чувствовать сердцебиение друг друга. Ни Безликие, ни ангелы не вмешиваются в их борьбу, словно они двое перестали существовать для всех остальных. Словно само время замедлило свой ход, чтобы дать им насладиться моментом.       Но в любовном экстазе и приступе ярости разум так уязвим. Лучшего момента не найти.       Михаэль осознает свою ошибку, только когда длинные хвосты теней тянутся к нему со всех сторон. Отбивается яростно – отчаянно – но Эребос лишь смеется, глядя на его бесплодные попытки. Щупальца оплетают сильную фигуру Михаэля в крепких объятьях, он и Безликий ближе, чем когда-либо. В конце концов, золоченая рапира выпадает из рук ангела. Вокруг него – лишь шепот и тьма, которую не рассеивает даже чистый свет.       – Ты ведь знаешь, что я не знаю меры в любви, как ты – в ненависти, – обманчиво ласково говорит Эребос.       – Тьма будет рассеяна! Вам никогда не победить! – рычит тот, все еще пытаясь вырваться, но объятья тени сжимаются все сильнее.       – Меня не интересуют другие ангелы. Мне важен лишь ты, мой дорогой Михаэль. Мне так жаль убивать тебя… – когти Безликого с мнимой нежностью гладят лицо ангела. – Но позволь мне подарить тебе мой поцелуй. Лишь тебе одному я готов отдать его…       Тот шипит, но от чистой тьмы его не спасет даже Эльрат: ему явно не до него. Глаза Михаэля пылают яростью, он смотрит прямо в черные глаза Безликого. Он столько раз ходил по лезвию ножа, но на этот раз оступился и рухнул в самые глубины бездны. Ведь если смотреть в глаза тьме, тьма однажды посмотрит в тебя. И тогда ты не сможешь отвести взгляд.       – Не бойся, мой дорогой Михаэль. Больно не будет, – шепчет Эребос, склоняясь к нему. – Мой поцелуй будет последним, что ты запомнишь.       И снимает маску.       Михаэль сопротивляется, очень упорно сопротивляется. Борьба с магией тьмы для него привычна, его разум умеет противостоять ей, но сейчас тьма, ненасытная и пульсирующая, слишком сильна, и она неизбежно утягивает предводителя ангельского воинства в бездну, полную многоголосого шепота.       "Поцелуй тени" – слишком романтичное название для такой смерти.       – Как долго я мечтал стать единым с тобой. Прикоснуться… Чувствовать тебя… – когти тени царапают шею ангела, оставляя глубокие кровоточащие раны, словно в отместку.       – Прочь! Прочь из моей головы! – кричит Михаэль. Где Уриэль? Почему брат не пытается помочь?       – Не кричи так: тебя никто не услышит, – шепчет тысячью голосов Безликий. – Здесь только ты и я, и нам больше никто не нужен. Даже само время остановилось, чтобы дать нам этот сладостный миг.       Михаэль все еще пытается вырваться, но чем сильнее он противится неизбежному, тем крепче его обнимает сама тьма, укрывая своими крыльями, с которых множество глаз смотрит в душу ангела, очерняя, забирая себе, не оставляя ничего. Тьма заполняет Михаэля целиком, и тот не может отвести стекленеющий взгляд от зияющей пустоты на месте белой маски.       – Ненавижу тебя! – из последних сил выкрикивает он – неужели так звучит его голос посреди разрастающейся бездны?       – Я тоже люблю тебя, мой лучезарный ангел, мой единственный враг, – отвечает бездна. – Но порой любовь зла. И кончается лишь смертью.       Когда Эребос возвращает маску на место, скрывая насытившуюся тьму, последняя искра жизни угасает в серебряных глазах Михаэля, и ангел обмякает в объятьях Безликого. Тело крылатого воителя тлеет, превращаясь в всполохи чистого света, который тут же уносится куда-то в бескрайнюю высь.       И в тот же миг откуда-то со спины доносится отчаянный вопль:       – МИХАЭЛЬ!       Эребосу ничего не составляет увернуться, когда Уриэль бросается на него с пылающим клинком. Его ярость такая сладкая, так ослепляет, застилает отравленный горем разум, но Безликому нет дела до брата лучезарного Михаэля, как нет дела ни до кого из крылатых воителей.       – Ты заплатишь за это! – кричит златоглазый ангел. – Ты и другие темные твари!       – Я убил архангела Михаэля, – страшным приговором возвещает Эребос. – Ты же не смог защитить брата и собственную мать и думаешь, что я тебе по силам?       Уриэль скрипит зубами, почти рычит, разум полнится негодованием, и ангел остервенело машет рапирой, со звоном скрещивая с темным клинком, – так похож на Михаэля, но не такой же! Нет никого, кто заменил бы его! И Эребос отражает атаки Уриэля легко, будто играя. Удары Михаэля, такие же сильные, резкие и несдержанные, такие же полные праведного гнева и желания прикончить темную тварь, были иными, настоящими, Эребос даже готов был подставляться под них, просто потому что напротив него был Михаэль. А в исполнении Уриэля такая техника выглядит беспорядочной и безрассудной. И Эребос отражает его атаки легко, почти скучающе.       – Мальчишка. Ты – ничтожество по сравнению со своим великолепным братом. Тебе никогда не занять его место – ни в сердцах других ангелов, ни в моем.       И отчего-то слова богомерзкого Безликого навсегда отпечатываются, словно клеймо, в душе Уриэля.       Эребос не тратит время на младшего брата Михаэля: теряется на поле боя среди собратьев, оставляя Уриэля один на один со своей ненавистью, как раньше оставлял своего единственного врага, но он не намерен к нему возвращаться. Пусть Уриэль срывает свое негодование на ком угодно: он не заслуживает внимания Эребоса. По большому счету, никто из крылатых воителей не заслуживает его внимания, но мастер-ассасин сражается, потому что война по-прежнему его роковая любовница, и он по-прежнему отдается ей, чтобы утолить глодающую нутро скуку и одиночество. Братья уважают Эребоса, но тот лишился своего возлюбленного врага, и никто из ангелов не способен заполнить пустоту на месте Михаэля. Некоторые достаточно сильны, чтобы бросить ему вызов, Эребос может поиграть с ними: они так же сильно ненавидят Безликих и еще сильнее ненавидят того единственного, кто убил их великого генерала, – но это все не то!       Никто из них априори не способен ненавидеть и любить Эребоса так сильно, как Михаэль.       – Я ведь так не хотел убивать тебя, мой дорогой Михаэль. Мне так жаль, так жаль… Мой прекрасный, возлюбленный враг… – тянет Безликий. проводя когтями по лезвию клинка, прежде чем броситься в бой вслед за своими братьями: чтобы развеяться и хоть немного утолить свою жажду.       Без Михаэля становится банально скучно, и эта скука все больше отравляет и без того темную душу Эребоса. От скуки он плетет замысловатые сети и строит многоходовые планы, разыгрывает гамбиты, ведет партии за своих и чужих, и даже братьям не всегда понятны планы этого сумрачного гения, но ненасытная тьма все равно беснуется, и ее не унять.       Теперь Эребос остается один на один со своей неразделенной страстью. Но, в отличие от Михаэля когда-то, навсегда.