Грустная мелодия Волка и Куклы

            Некогда освещенный и красивый кукольный домик превратился в настоящие руины. Разбитые стекла и окна, треснувшие стены, всюду кровь - полный и безграничный хаос. Куклы лежали на полу, сломанные и изуродованные. Гейзенберг глубоко вздохнул, наблюдая за происходящим вокруг. Было темно, сквозь тьму просачивалось немного солнечного света, придавая разрушенному дому более мрачную ауру.             Забавно, что он никогда не ожидал, что дом Донны будет местом, где он будет очень часто бывать и даже останавливаться на ночлег. Он думал, что ее дом будет похож на темный, жуткий особняк с паутиной, гробами и изуродованными трупами, в которых человеческие части заменены деревянными частями. Но вместо этого это было самое удобное место, в котором он когда-либо был. Уютный, светлый, чистый, просторный и пахнет свежеиспеченным печеньем. Но прямо сейчас ее дом выглядел так, как он представлял изначально. Жутко, сломлено и темно.             Его шаги скрипели по деревянному полу. На его губах появилась легкая кривая улыбка. Скрипящая плитка на полу Донны... Он всегда просил женщину починить ее. Было легко услышать звуки его тяжелых шагов, но со скрипом полов? Гейзенбергу было еще труднее пройти через ее дом на цыпочках, когда он хотел ее удивить или даже напугать! Но она всегда отвечала: «Моя работа - это поражать». И за этим следовал ее смех, ее голос был сладким, как мед. Он никогда не говорил ей об этом, но всегда хранил эти слова в своем сердце.             Она, вероятно, знала, как сильно он любит ее голос. Донна обычно была замкнутым и тихим человеком. Но с ним она говорила почти обо всем! И он любил слушать ее разговоры. Ее выражения, движения и жесты - ох, как он их обожал!             Ступени сломаны и треснуты. Поднимаясь по лестнице, Гейзенбергу приходилось быть предельно осторожным. Он чуть не упал, когда дерево под ним внезапно треснуло и отломилось. Справа от него был портрет прекрасной Донны с уродливой куклой Энджи. Он никогда не понимал, почему она так любит Энджи, даже спит с ней! Черт, были дни, когда Гейзенберг чуть не умирал от страха, увидев лицо Энджи рядом со своим, когда он просыпался.

***** ****** ******

- Не называй ее уродиной, Карл. Она моя сестра! - Донна игриво отругала Гейзенберга. Он закатил глаза и внезапно поднял ее, напугав девушку и заставив ее хихикать, когда она крепко его обняла. Она выгнула шею назад, распустив волосы, и смотрела на него с радостью и восторгом. Когда он был с ней, она была полна жизни. Он дорожил каждым мгновением, которое они провели вместе.

***** ****** ******

            Она всегда любила, когда Гейзенберг обнимал ее - в любом случае. Но ей всегда был нужен этот физический контакт. Это может быть что-то простое, например, держание за руку или скольжение пальцами по ее ладони. Или это может быть что-то столь же интенсивное, как занятие с ней любовью. Она была нужна ему, и он нужен ей. Ее маленькие поцелуи в его щеку всякий раз, когда он опускался, или, когда она обнимала его лицо, чтобы получше взглянуть ему в глаза ...

****** ****** ******

- Твои глаза, Карл. - Она с трепетом прошептала, глядя глубоко в них, теряясь в его зеленовато-голубых сферах. - Они как океан! Дикие и необузданные! - Она ласкала его лицо, все еще теряющееся в его глазах. Для нее он был шедевром, и она всегда показывала ему, каким прекрасным он был на самом деле. И он был за это благодарен. Что в мире был кто-то, кто не смотрел на него как на инструмент или урода, но относился к нему и любил его как живое существо. Существо с душой и эмоциями...

******* ******* *****

            Гейзенберг нежно обвел лицо Донны на портрете. Она всегда была такой загадочной. Так много секретов скрыто за ее темными завораживающими глазами. Он будет открывать ее мало-помалу, все глубже проникая в ее сердце. Его руки достигли правой стороны ее лица, там, где у нее был шрам... киста, выросшая в шраме, усугубленном «подарком». Для нее это было ее проклятие, гротескное уродство, которым она хотела бы не обладать. Она жила со своим шрамом всю свою жизнь. За это над ней насмехались, мучили и презирали. Для других это могло быть ее самым уродливым физическим недостатком. Тем не менее, для Гейзенберга именно это сделало ее идеальным живым воплощением красоты... И она никогда не осознавала, какой силой обладало ее необычное магнетическое очарование. Только если бы она знала.

***** ***** ******

Там она лежала на своей кровати, обнаженная и уязвимая. Ее тело, красное и вспотевшее от их прежнего напряжения, устало лежало рядом с ним. Она выглядела такой маленькой и изящной. Ее нежная и гладкая кожа полностью контрастировала с его грубой и сухой. Он посмотрел на нее, вся ее левая сторона была покрыта волосами. Она сознательно пыталась подтянуть к нему больше прядей волос, пытаясь больше скрыть шрам. Ее глаза осмелились встретиться с Гейзенбергом, пока нежная улыбка не смягчила его взгляд. Он потянулся к ней, убирая ее волосы от шрама и ласково глядя на него. Он нежно прикоснулся к поврежденной коже ее шрама, заставив девушку слегка вздрогнуть. Там ее никто никогда не трогал. Но он... Он трогал, не просто трогал, но обожал. Его преследовало то, что они оба никогда не разговаривали в этот короткий момент, но все же знали, что передают друг другу. Ни слова не произнесено. Словно безмолвно отвечая на его внутренние мысли, она положила свою руку на его, улыбка украсила ее мягкие черты...

***** ****** *****

            Достигнув вершины лестницы, он огляделся. Капли крови... не только Донны, но и Итана. Он медленно пошел по следу, пока ее запах наполнял его нос, постепенно становясь сильнее. Он знал, что ждет впереди в этой комнате. Он знал, что с ней случилось. Тем не менее, мысль о ней... Гейзенберг отбросил свои мысли и бросился в сторону комнаты, несмотря на холод в животе и его быстро бьющееся сердцебиение. И внутренний голос велел ему отвернуться.             На полу лежала мертвая Донна Беневьенто, залитая кровью. Его Донна Беневьенто. Ей несколько раз ударили ножницами, о чем свидетельствовали открытая кожа и окровавленные лезвия ножниц.             Гейзенберг присел, его пальцы коснулись ее кожи. Это было то же самое... Ее холодная кожа и его теплая кожа. Она холодна, как лед, а его теплая, как солнце. Ее тусклые и безжизненные глаза смотрели в потолок наверху, а рот был приоткрыт. Осторожно подняв ее тело, как будто она сделана из хрусталя, Гейзенберг прижал ее к своей груди, лаская ее лицо и волосы. Он убрал прядь ее волос с ее лица, нежно чмокнув ее в лоб. Спрятавшись лицом в ее темных шелковистых волосах, пахнущих крыжовником, он вдохнул ее аромат. Некогда трепещущее от восторга сердце теперь разбилось вдребезги.             Он положил руки ей на глаза, осторожно закрыв их. По его щекам катились слезы, когда он смотрел на безжизненное тело Донны. Он снова притянул ее ближе, немного принюхиваясь, прежде чем полностью сломаться. Его крики эхом разносились по стенам пустого кукольного домика. Он обнимал ее тело, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи. Она ушла навсегда. Он потерял единственного человека, благодаря которому он чувствовал себя целым, единственного человека, которому его сердце принадлежало навсегда. Донну Беневьенто.