поверь мне

«пробилась только из-за милой внешности» хотя и внешность то не очень милая, да и вообще похудеть надо килограмм на пять. и зачем пробивалась, кто позвал девчонку в группу парней, лучше бы замуж вышла и успокоилась — играть то не очень получается. слишком худая, одни кости, противно смотреть. и зачем такие фото откровенные выкладывать в инстаграм? нет, нет, хотя вполне сексуальная, вот бы ее... какой пример подаёт своим внешним видом? шлюха. хотя, нет икона. хотя, для иконы простовата, да и почему парня нет? точно что-то не так. точно надо похудеть и привести себя в форму, пусть и кости выпирают.

Вик снова чувствует себя той восьмилетней девочкой, что простояла в углу четыре часа за не сделанную домашнюю работу по математике. которая стояла в этом углу в гостиной, плакала пока родители проходили мимо и не обращали внимание. она задаёт себе один вопрос «почему она такая никчёмная?» и он остаётся с ней на всю жизнь. ей восемнадцать и она ищет одобрения в каждом слове. она очень редко плачет и старается никогда не обсуждать себя даже с самыми близкими. Вик завязывает один узел за другим из слов в свой адрес хороших и плохих. узел за узлом, которые очень легко могут развязаться если кто-то потянет за конец верёвочки, но пока что, к счастью, держатся. Дамиано говорит: — боже, зачем ты читаешь эти комментарии, там же одну фигню пишут. и Итан добавляет: — что ж у нас появляются хейтеры и это успех. нужно выпить за это. она всегда настаивает что репетировать нужно до победного и часто остается на репетиционке одна, когда все разъезжаются спать в три ночи. маленькой Виктории исполняется одиннадцать и ее день рождение не празднуют, потому что она наказана. на той неделе она гуляла со школьными подругами и вернулась на два часа позже положенного. родители всё-таки покупают праздничный торт с ее любимой вишней и она просит позвать хотя бы одну подругу, но получает пощечину от матери, потому что «не благодарная». и вот ей восемнадцать и ее день рождение день назад она празднует в большой компании. ребята с группы организовывают вечеринку, дарят огромный торт с вишней, который правда случайно оказывается на лице у. Томаса. а еще ей дарят дорогие подарки, посвящают ей песню и ее целует Дамиано, что она тоже не может забыть. она в него влюблена безнадежно почти полгода и не понимает, откуда он мог узнать. сегодня ей звонит мама, поздравляет, говорит, что она молодец и на последнем концерте очень хорошо выступила, только вот шорты слишком короткие и просит их больше не надевать. и говорит, что очень разочарована, что ее девочка начала курить. ее ведь почти преследует пресса после евровидения, а она почти пачку в день выкуривает, это невозможно скрыть. дурацкая привычка зацепилась за ней в пятнадцать, которая сначала была просто способом снять стресс на время, осталась постоянной. Дамиано правда часто сорвёт эту пачку из ее сумки или говорит, что если уж курит, так курила бы хоть поменьше. Вик не понимает совсем, что это всего лишь забота, а не упрёк. сегодня Вик лежит в постели, свернувшись калачиком и снова листает комментарии. она хочет написать ребятам, хочет поддержки. и уже набирает сообщение, но стирает несколько раз. слишком страшно сказать не то. да и она не слабая — ничего страшного, потерпит, сама справится с эмоциями. она достаёт лезвие из тумбочки у кровати и задирает футболку до трусиков, до той части тела, которую не видел никто кроме пары бывших парней, одного костюмера и ещё нескольких чужих, с которыми у неё как-то был секс. там на обоих ляжках с два десятка старых, уже побелевших, шрамов и парочка недавних порезов. не хочется, конечно, продолжать портить своё тело. итак лето, пару раз уже ее звали просто покупаться и она никак не могла согласиться, поехав только один раз, когда она купалась в огромных шортах. но не получается, пока что, по другому. она закусывает губу и не перестаёт реветь, когда оставляет три новых пореза, случайно не рассчитав с силами. кровь стекает на новое постельное белье оставляя пятна, которые выглядят вполне внушающе. снова кто-то звонит, во второй раз за последние пять минут, так что она отвечает, даже не взглянув кто это. — Вик, ты спишь что ли ещё? голос Дамиано. — нет... я просто не слышала... я.... — все в порядке? ты плачешь? Вик зажимает рот рукой, начиная реветь сильнее от одного вопроса. она почти задыхается и ничего не говорит, только бы он не слышал ее такую. — что случилось? — все нормально, — она выдавливает это слишком высоким для неё голоса. — о господи, ты дома? я сейчас приеду. она не хочет совсем, чтобы он приезжал, видел ее такую и она ему показалась слабой, но поддержки хочется больше, так что она выдавливает одно «ага» и бросает трубку. Виктории было тринадцать, она поссорилась с родителями из-за школьной поездки, на которую ей не хотели давать деньги. мама уходит к себе, «не желая больше этих соплей слушать», а она сидит на диване в гостиной и плачет, не останавливаясь. отцу надоедает «ее тупость и неблагодарность» и он ее избивает ногами и своим ремнём, после оставляя лежать в гостиной. так вот, почти взрослая восемнадцатилетняя Виктория очень редко плачет. примерно через сорок минут звонок в дверь. от одного человека. она почти умылась и привела себя в порядок, остались только красные глаза и пятна крови на кровати. — привет, — Дам пытается улыбнуться на пороге, боясь пройти дальше. — прости, что вырвала тебя. — девушка пытается сказать спокойно, но голос начинает дрожать. — у тебя дела наверное были, да и со мной уже все в порядке. это все так, фигня... у неё не получается договорить и к концу фразы голос срывается и слёзы текут снова. она пытается отвернуться, но Дамиано притягивает к себе в тёплые объятья. — все хорошо, ты чего? — он тихо шепчет ей эти слова в макушку. — милая Вик, глупая, нет ничего важнее тебя. хочешь можем стоять так сколько угодно, пока ты не перестанешь плакать? она не отвечает, недоверчиво относится к его словам, но прижимается к нему очень крепко, наконец чувствуя опору хоть какую-то. что-то что не даст упасть вниз совсем, прямо на дно. кто-то. — я не хотела, чтобы ты меня видел в таком состоянии. — тихо шепчет она. — мы все люди и всем бывает плохо. а если плохо тебе, то я всегда рядом, не надо меня отталкивать. она отодвигается и даже улыбается. только парень вдруг становится серьезнее и смотрит куда-то точно не к ней в глаза. — это что? на краю ее футболки кровь. она привычно отодвигается, чтобы закрыть дверь и уйти от ответа. — что это такое, Вик? — я немного порезалась. (порезала) — сама? ей страшно врать и страшно говорить правду, так что она только виновато смотрит в пол как маленький ребёнок и ждёт когда ее будут ругать. в конце концов, она тихо выдыхает «да». — покажи. — у него указательный тон, почти как у ее отца, но он добавляет. — пожалуйста. Вик закрывает лицо руками буквально на пару секунд и присаживается на тумбочку у входа в квартиру. потом все-таки задирает край футболки, где на ляжках уже двадцать три пореза и из одного, самого глубокого, оказывается все еще немного капает кровь. ей очень стыдно и неудобно и она ждёт момента, когда он начнёт кричать, что она тупая и мозгов у неё нет. — мне так жаль. он приседает на корточки и осторожно проводит большим пальцем проводит по зажившим порезам, а когда дотрагивается до нового, то Вик слегка слышно шипит от неприятных ощущений. — мне так жаль, — повторяет он, — что я не знал этого и того, что с тобой происходит. — о боже, да ты не виноват ни в чем. это только мои загоны и проблемы, все нормально... — ты хоть их обрабатывала чем-то? — перебивает он. она только отрицательно качает головой. Дамиано идет на кухню, которую, если честно знает прекрасно, наверное, за каким-нибудь антисептиком или чём-то вроде того. Вик только возвращается в кровать на трясущихся ногах и прикрывает пятна крови одеялом. ей становится так стыдно, когда он бережно обрабатывает порезы водкой, которая стояла в холодильнике. она старается не пищать, когда там щиплет и сдерживается, но он говорит «не надо». и когда он заматывает ее ляжку, на которой самый большой порез, она чувствует себя самой тупой на планете. — у меня тоже есть порезы, — вдруг говорит он. он протягивает левую руку отодвигая кучу браслетов с запястья и там два белых выпуклых шрама поперёк. — мне было шестнадцать и у меня была не взаимная влюбленность в девочку на год старше меня. а сейчас я даже не могу вспомнить точно как она выглядит. Вик берет его за руку и не может отвести взгляда от пары шрамов. ее мир рушится. — так что мы все слабые, тебе не надо доказывать кому-то что ты самая сильная. — я не пытаюсь, просто... да кому есть дело до моих проблем сейчас? это не самое важное. — мне не все равно. и парням тоже. да и твоим родителям, думаю, тоже важно. Виктории тоже было шестнадцать и у неё тоже была невзаимная любовь из-за которой она завалила переводной экзамен в одиннадцатый. ее снова избили и посадили на домашний арест на неделю. — все мое детство я только и слышала, какая я хуевая, неблагодарная и не заслуживаю вообще ничего. ее голос уже достаточно твёрдый, но говорить было слишком тяжело. она отводит взгляд постоянно и будто говорит сама с собой. по-другому она просто не сможет довериться и выговориться. — я ничего не делаю, меня бьют. я делаю, но что-то не получается, меня бьют. я чего-то не понимаю и угадай что, — она повышает голос. — угадай что? я опять за это получаю. как думаешь, было им дело до меня? — ещё немного и она снова начнёт задыхаться, но вот, она уже держится. — и вот я вроде, достигла чего-то, уже не такая никчёмная как в детстве, а им все ещё что-то не нравится. я все равно все делаю не так, и я им не нравлюсь. вот Виктории восемнадцать. она впервые говорит что-то вслух и почти жалеет об этом. потому что все баррикады выстроенные годами летят вниз как будто очень громко падает тяжеловесный книжный шкаф. но Дамиано обнимает ее крепко и не прекращает повторять «мне жаль» и что, все теперь хорошо. — ты прекрасная, Вик, пожалуйста, поверь мне. — он и сам не может себя держать в руках. — тебе не нужно заслуживать чего-то, пожалуйста, будь собой. все хорошо... — он повторяет «все хорошо» как будто молитву, чтобы все действительно стало хорошо. — поверь мне, я люблю тебя такой... любой, что ты не делала, чтобы ни было. она не верит до конца, но: — тебе не нужно быть идеальной, Вик. эти слова висят в воздухе достаточно долго, чтобы она уловила их суть. Вик восемнадцать и она почти поверила — ее можно любить.