Бестактное слово

Глухая ночь, что накрывает каждый город с ног до головы, перед этим разбросав теплые оттенки по небу оранжевым закатом. Тихие щебеты редких птиц то отдалялись, то приближались, то и дело исследуя давно изученную местность и приземляясь на королевские, величественные деревья. Именно в это время просыпаются совы, а значит и просыпается интерес кудрявого наследника престола – Австро-Венгрии. Он любил, подолгу не засыпая, утопать в угу-ках этих ночных хищников. Австрийская империя часто рассказывал младшему о различных птицах, но совы, как-то, больше вцепились в душу мальчика. И этому есть объяснение: совы – ночные птицы. С ночью у младшего ассоцировались встречи на поляне с его кузеном – Германской империей. Они, часто нарушая режим, гуляли в лесу чуть ли не до полночи, общались и бывало даже засыпали на траве, за что им влетало по первое число. Страдал, по большей части, немец, ведь это он сопровождает слепого мальчика, однако, он ни капли не жалел о содеянном. И потому со словом "ночь" у империи в голове встает голос его брата, а этой самой совой,что сопровождает темнота ночи, является сам мальчик. Но сейчас Германия более углубился в свои обязанности, по настоянию Пруссии, и теперь кузены стали весьма редко видеться. Каждый день кудряво-волосый просыпался с плохим настроением и большим недосыпом. Не каждый организм выдержит каждую ночь караулить окно своей спальни, ожидая услышать за оконной рамой тот самый голос. Это не могло просто даром пролететь мимо глаз австрийского царя, потому, когда Австро-Венгрия вновь начал засыпать за столом, за завтраком, царь сделал подарок своему сыну, намекая на то, что тому пора задуматься о правительстве. Подарком был город – Вена. На вид приятный высокий парень с такими же кудрями, как и у мальчика, но те были более сливочного оттенка и короче, и чуть детский тембр голоса. Ощупывая своего подопечного слепой ре мог не нарадоваться своему новому приятелю. Прошла уже неделя, как австриец спит со своим городом, играет с ним и ходит на ту самую поляну, где ранее сидели беззаботно братья. Вена весело вел диалог с австрийцем, аккуратно вплетая в венок различные полевые цветы, как вдруг слепой услышал сзади, за деревом, хруст веток, а после и быстроотталяющиеся шаги. — Вена, ты слышал это? - решив перебить город, шёпотом спросил держава. — я? Ничего. Я слышу только птиц. Голос Вены звучал убедительно, настолько убедительно, что империя даже сошёлся на мнении, что ему показалось. Вновь навострив слух и ничего не услышав, мальчик лишь пожал плечами, извинившись перед другом, на что тот так же весело отмахнулся. — ладно, пойдем! Вже довольно поздно! Австрийская империя будет волноваться о твоем долгом отсутствии! Быстро поднявшись, высокий помог встать своему будущему главному командующему и отвел его во дворец. Прошло много времени с того самого случая, когда австриец официально стал империей и принял титул царя, а Вена стал официальной столицей. Австрийская империя прекратил свое существование, оставив за собой лишь поражение в войне, да разрухи. Однако венгр был в силах все это восстановить. Наступило утро для всей страны. В очередной раз выполняя работу секретаря и сортировщика писем, столица натыкается на одно довольно интересное письмо, что было украшено по краям позолоченной полосой и ярко-красным штампом с гербом Германской империи. — приглашение на бал? - переспросил Австро-Венгрия, что стоял у окна, заведя руки за спину. За все 20 лет, что незаметно прошли для обоих персон — вены и самой империи, держава немного вырос и стал более выносливым. Отец не проветривал время зря и по максимуму учил былого мальчика фехтованию, стрельбе из огнестрела и танцам. На глазах появились повязки, что являлись гербами двух государств, а из одежды на царе красовался белый парадный мундир, что пересекала через плечо лента, цвета флага Австрии. — да. Это письмо пришло недавно, буквально на днях. Ты поедешь? - скептически спросил столица, вновь опустив голову в кучу бумаг. Он бы и не задал этот вопрос, если бы не его солидарность к интересу. Хотя он знал ответ. В кабинете повисла напряженная тишина для империи и обыденная для Вены. — Запрягай лошадей. Эти слова донеслись эхом по закоулкам разума столицы. От удивления тот даже глаза округлил. — то есть, ты хочешь сказать, что всем ДО этого отказывал, а сейчас резко взбредило? — не сравнивай восток с моим братом. Это первое и, возможно, последнее приглашение от него именно для меня. Тем более, что мы довольно долгое время не виделись. – держава отошел от окна, направляясь к двери из кабинета. – Запрягай лошадей. Решив повторить свою главную мысль, венгр и вовсе покинул кабинет. Лишь стук каблуков уведомлял одиноко оставшуюся в кабинете столицу о том, что ему это все не показалось. **** Белая, в некоторых местах позолоченная карета стояла у ступенек венгерского замка, ожидая своего монарха. Рядом с белоснежными лошадьми стоял недовольный Вена и, запрягая кобылок, что-то недовольно бурчал себе под нос,иногда посматривая на кучера. К слову, столица никому не доверял Австро-Венгрию, даже какому-то кузену, потому, нехотя, и сам собрался в дорогу в Берлин. И вот, на ступенях, постукивая невысоким каблуком, важно спускался прямо к Вене, слепой. Если бы не тот самый статус главного города в Австро-Венгрии, Вена бы всплакнул, ведь недавно он видел перед собой лишь маленького мальчишку, что и знал, как веселиться и все. Но, сдержавшись, столица открыл дверь в карету и внутрь, на мягкие кремовые подушки, приземлилась тушка слепого, а за ней и Вены. Резко раздалось громкое ржание лошадей и карета двинулась с места, постукивая колесами по каменной дороге. Всю несколькичасовую дорогу оба разговаривали, прерываясь иногда на вид из окна. И когда в очередной раз Вена глянул в окно, его взгляд уперся на высокий и, угрожающе, величественный замок. Он был выполнен в темных тонах, а по кругу расположены кусты в виде стен. Так же был и сад с яблонями, клумбами и розами, коих тоже было предостаточно и они были также сделаны в виде стены. Однако Вену удивило одно: розы были с шипами, причём большими. Это насторожило столицу, потому тот умолк. — в чем дело, Вена? Почему ты молчишь? — мы приехали... — уже? Так быстро! Пока империя сидел как на иголках от нетерпения услышать своего брата и также от волнения, взгляд Вены уперся в две фигуры. Одна встречала гостей, а другая из сопровождала. Столица узнал в сопровождающем Берлина и, от этого понимания, помрачнел и натянул маску недовольства. Чего-чего, а вот сопровождать Берлин его не будет, уже лучше он от статуса столицы откажется. Карета медленно остановилась, а дверь со скрипом отворилась. В голову столице ударил приятный запах красных роз, да и не только столице. Австро-Венгрия обожает этот вид роз, ведь они весьма сладко пахнут, в отличии от других роз. Взяв империю за руку, город помог слепому выйти из кареты. Обоих венгров встретил суровый взгляд Германской империи, что стал более высоким и устрашающим. Шрам поперек одного из его глаз внушал страх в Вену, потому лишь сильнее сжал руку австрийца. — Добро пожаловать, брат. — донесся до слуха державы довольно низкий бас, из-за которого кровь стынет в жилах, а по телу проходят табуном мурашки, запрещая делать какие либо движения. Царь не решался что-либо произнести в течении пары секунд, и, как только приоткрыл рот в желании что-то ответить, как его потащил Вена жа собой. — Вена! - вскрикнул недовольно монарх. Тот не ожидал подобного резкого действия от своего друга, потому недовольствовался по большей части из-за испуга. — здесь Берлин ходит, всех принимает. У меня нет желания с ним стыковаться хотя бы потому, что он меня с собой заберет. А с тобой кто будет? Я тебя твоему дальнему родственничку не доверяю. Вы довольно долгое время не виделись! Мало ли что у него за это время в голову взбрело! - не унимался столица. Однако он удивлённо вскинул брови и округлил глаза, когда империя, стоя уже у входа во дворец, резко вынул свою руку в белоснежной перчатке из хватки города. —Вена, во имя всего святого! Я уже довольно самостоятелен, чтобы ходить один! Я уже давно не маленький! Прошу, иди отдохни. Ты устал. На этот железный аргумент и всплеск эмоций у слепого столица напоролся впервые, потому замер, обрабатывая поступившую информацию. С одной стороны он мог дать волю империи, разгуливая по всему дворцу и дать чертову немцу волю над державой, однако вена не желал оставаться наедине с немецкой столицей, а это будет точно, если два правителя состыкнутся. — ладно,хорошо. Но если с тобой что-нбудь случится – я за себя не ручаюсь. Спокойно сказал Вена, открывая дверь во дворец, впуская империю. Мужчина, аккуратно кивнув, послушно зашёл в теплое помещение. В лицо сразу ударил душный ветерок, заставляя затаить дыхание, чувствуя, как щеки начинают наливаться кровью. Каждый кудрявый волос зашевелился от такого незначительного порыва ветра, щекоча лицо австрийца. Это заставило улыбнуться монарха, проходя куда-то в сторону от гулов в зале. **** Так прошло довольно много времени. Венгр все это время тихо стоял в стороне, у стены со свечами, и вслушивался в голоса : вон Российская империя заигрывает с французской империей, а вон США вновь пытается найти партнера по танцу среди служанок. Иногда, по лицу мужчины расплывалась мягкая улыбка, а после вновь утихала, как только чувствовала на себе пристальный взгляд. Так держава вновь убрал эту самую улыбку, однако чувство, что за ним наблюдают осталось. Сжав губы ниткой, империя положил руку на каменную стену, начиная идти вдоль нее. Иногда спотыкаясь по своей же неуклюжести, чувство, что кто-то словно преследует империю взглядом, не утихало, потому тот лишь ускорил шаг. К горлу подкатил ком, а по спине прошёлся липкой дорожкой страх, кажется, что вот-вот империю кто-нибудь схватит. Именно это чувство до паники пугало империю, даже в таком возрасте. И вот, это чувство начало отходить по мере отдаления гула, однако империя встретился с ещё одной неприятностью: пока тот шел наощупь, напоролся на ступень, а после и на вторую. Все что успел сделать Австро-Венгрия – это вскрикнуть, перед тем как его поймали в паре сантиметров от каменных ступеней и повели куда-то вглубь замка. Держава пытался вырываться кричать, однако его рот был закрыт чьей-то сильной рукой, а за шагами венгр и сам еле успевал, даже чуть ли не падал. И вот, оба остановились в каком-то месте, где империю сразу же прижали к стене, загородив путь бежать двумя руками побокам. — Австро-Венгрия, ты сильно изменился. Странно, что тебя вообще пустили на трон-то, таким хилым. Еле успевал за мной, хотя я шел спокойным шагом. Этот грубый и басистый голос... — Германская империя?! – вопросительно вскрикнул империя прижимаясь сильнее к стене. — Что ты такое говоришь! Я – хороший правитель! — Да неужели? — Да! — может правитель в тебе и вырисовывается, но друг никакой. – эхом донесся хрип немца прямо у уха слепого, а после Германия отступил, ниначиная куда-то удаляться. Эти слова вызвали бурю эмоций у венгра. Внутри бушевало сразу: печаль, злость, нежопонимание, отчаяние – и это все рвало сердце на куски. — что?... Почему?... -– австриец пытался изо всех сил сдержать подступающие на глаза слезы, но они как на зло не желали оставаться просто на краях глаз и начали молчить тонкую ткань повязок. — я все видел. Ты променял меня на какого-то... Одуванчика. Такого же, как и ты. Мы были лучшими друзьями, венгр! Не просто братьями! — голос донесся у правого уха слепого. От неожиданности, тот резко обернулся на звук, начиная тянуться рукой в предполагаемое место, где должен находиться немец. —  я тогда специально сбежал из дворца, нарвал цветы. Я хотел провести этот вечер с тобой, но... Ты уже был занят. И тогда я понял, что нет у меня больше надежного друга.  — теперь голос донесся из-за спины Австро-Венгрии. Тело вновь пробила дрожь, а по щекам стали скатываться крупицы слез. Мгновенно, Австриец обернулся и попытался обнять немца, но там уже никого не было. — честно сказать, я даже не ожидал тебя здесь увидеть. — Вновь голос донесся из-за спины, но на этот раз венгру удалось поймать рассерженного кузена за руку. — Герман, ты все не так понял.. — задумчиво и как можно тихо произнес слепой, начиная подходить ближе к немцу, желая обнять его мощное и сильное тело. — а как надо было? — Вздохнул империя, просто наблюдая, как по мягким щекам австрийца одна за одной скатываются маленькие хрустальные капельки. Германской империи в тот день было так же больно, увидев своего любимого брата и лучшего друга с совершенно незнакомым человеком, при чем тот ему улыбался. — это моя столица – Вена и.. Отец мне подарил ее, когда увидел мои синяки под глазами... Я не спал ночами, ждал тебя. У меня пошатнулась психика из-за бессонницы, я очень тебя ждал... Я не мог дождаться нашей встречи, но ты не приходил. Отец просто не вытерпел всего этого и подарил мне столицу. Да, я с ней общался, но... Вена – не ты.. Ты –моя ночь, которой мне не хватало все эти двадцать лет...  —обняв своего кузена, слепой уже не сдерживал слез. Наконец-то он может обнять немца, как и загадывал на дни рождения и желал по ночам. Наконец-то он слышит этот голос. Немец не знал, как было плохо Австро-Венгрии. Если бы он узнал ситуацию лучше и не убежал в тот самый раз на поляне, они бы продолжали общаться, сейчас бы слепой не плакался в грудь германа. Сильные руки аккуратно обняли тушку, прижимая к себе. — ну, тихо. Теперь нам ничто не помешает.. Моя сова. — заботливо поцеловав в лоб своего брата, немец взял его на руки, вновь ведя куда-то. — Г-.. Герман? - робко спросил венгр, но не успел тот договорить вопрос, как его перебили тихим тш-иканьем. Все, что оставалось делать империи – это вслушиваться и гадать, куда его ведут. По началу слышались лишь глухие стуки каблуков немца, а после стук начал заглушаться и вместо него послышался шорох травы. Подул несильный ветер, обдувая лица обоих, заставляя по телам пройтись стаду мурашек, будоражующих все органы. В конце-концов, слепого поставили на мягкую траву, но и это не все, немец надавил на плечи империи, заставляя того присесть. — ах?! Герман, что ты делаешь? Зачем это все? Решив проигнорировать вопрос австрийца, немец сел напротив брата, совершенно рядом. — Австро-Венгрия, я.. Люблю тебя. И я хочу нашего союза. — Ох, брат, я тебя тоже люблю, но... Союз...? Немец слегка помешкался, даже не зная как получше объяснить свою влюбленность слепому. Но, решив все сделать одним действием, спокойно выдохнул. — Австро-Венгрия... И в этот момент Германская империя взялся одной рукой за мягкую щеку своего кузена, держа ее в одном положении, а корпусом стал еще больше приближаться. И когда между лицами обоих оставались считанные сантиметры, немец остановился, убрав руку со щеки слепого. Он оставил решать Австро-Венгрии, быть их союзу или нет, в ином случае, герма сделает это сам, от нетерпения. Царь же в это время пребывал в легком шоковом состоянии. От ожидал поцелуй и уже успел приготовиться к нему, но ему смутил тот факт, что кузен остановился. Так как особыми навыками в поцелуях тот просто не имел, империя осторожно и медленно стал мять верхнюю губу немца своими, совершая что-то похожее на поцелуй. Немецкой империи этот ход весьма понравился и решил перехватить неуверенность брата в свои руки, начиная прижимать того за талию к своему телу, а своими губами доминировать в поцелуе. Когда с губами Герману играться надоело, он пустил в ход и язык, сплетаясь во французском страстном поцелуе. Так оба поняли, что это не дружба, не братская любовь, а настоящая любовь и страсть. Когда воздух у фрица подходил к концу, тот решил проверить состояние австрийца. Тот уже как пару секунд был максимально расслаблен из-за кислородного голодания и был на волоске от потери сознания. Лежа на руках кузена, как обычная кукла, империи все же дали вдохнуть воздух. Открыв рот пошире, венгр стал жадно вдыхать воздух, словно он у него последний, а немец, быстро отдышавшись, спустился к шее брата, создавая дорожку из поцелуев вдоль кожи, отворачивая ворот мундира. И когда ключицы были оголены, немец поставил свою метку, свою печать, что будет навечно на Австро-Венгрии и ничем ее не сотрешь. По белому мундиру стала капать алая жидкость, а империя жалобно заскулил, уткнувшись в плечо своего любимого брата.

***

Теперь никто их не разлучит, даже смерть