***
Аркано. Богатейший город островов Междуморья и центр тиберианской веры. Всего несколько месяцев назад на его уютных улочках можно было услышать смех резвящихся детишек и ругань уличных коробейников. Пылкие проповеди о скромности и благочестии и пошлые фанфары процессий кардиналов Коллегии Десяти. Пение морских птиц днём и ругань на весь порт от пьяных матросов в ночных кабаках... Всё это было раньше; теперь всё стало иначе. Детскому смеху пришла на смену нескончаемая канонада, а коробейников на улице не сыскать было нынче и днём с огнём. Проповедники вещали теперь о конце времён и Великом Звере, до тех пор, пока их не отлавливали стражники, а фанфарам высочайших кортежей пришёл на смену заунывный топот солдатских башмаков. Птицы, видимо, почуяв, что их скоро начнут отлавливать на ужин, улетели в далёкие края, и даже пьяные матросы нынче не часто шумели по ночам. Тех из них, кто не уплыл ещё до постановки морской блокады, мобилизовали в гарнизон, и теперь им было не до кабацких посиделок. Аркано больше не город. Аркано – осаждённая крепость. Ещё недавно всего лишь первый секретарь одного из Коллегии Десяти, Луций Альварро теперь получил пост не только кардинала церкви, но ещё и главнокомандующего её войсками. Кардинал Пьетро Наваль, его дядя по материнской линии, брал к себе на службу несостоявшегося капитана наёмников, который только с его помощью и избежал виселицы в темнице одного захудалого барона, силы которого недооценил как сам Луций, так и его старый наниматель. Незадолго до моркральского десанта дядя Луция скончался от лихорадки. Несмотря на то, что покойный дядя всячески выделял его как будущего кардинала, Луций до последнего момента даже и не думал про это. Наследником дома был не Луций, а его кузен, так же как и наследником всех активов и доходных заведений. Хайме Наваль стремился к высокому посту ничуть не меньше своего неудачливого кузена, к тому же он просто был старше. В свои тридцать четыре года, на фоне остальных кардиналов Луций выглядел почти как юнец, однако войти в историю «посчастливилось» именно ему. Всё началось с полного разгрома Союзного флота у Килийского острова, после чего патриарх Гвизар оказался настолько занят вырыванием с головы волос и судорожными попытками сохранить недавно созданный Арканский Союз, что смерть одного из его кардиналов осталась почти без внимания. Выборы нового должны были состояться не позже чем через два месяца, но они так и не были проведены, а Луция как первого секретаря своего дяди временно назначили на пост кардинала. Временное назначение стало постоянным после того, как три месяца назад у коммуны Шен-Ло была наголову разбита уже и сухопутная армия Союза, а главнокомандующий армий Арканского Союза, генерал-капинан Мауриццио Бонфатти, сдался в плен языческим захватчикам. Хотя отступившие в Аркано части разбитой армии Союза составляли полноценный корпус со своим генералом, его командующий — барон Пьетро-Домани Килийский, слишком быстро впал в немилость патриарха из-за подозрений в измене. Единственный оставшийся в Союзе генерал вместо повышения был вынужден ретироваться из Аркано в родное имение на захваченном язычниками острове, а вакантная должность генерал-капитана досталась новоиспечённому кардиналу Альварро. Луций не считал себя ни великим полководцем, ни даже просто полководцем. Пять лет назад он руководил отрядом в пятьсот солдат, и это был пик его карьеры наёмника, теперь же на нём висели десять тысяч солдат корпуса Домани, остатки кавалерии объединённой армии собранную в баталию, полк храмовников, гвардия патриарха, моряки затопленных в бухте кораблей, городская стража и не поддающиеся исчислению толпы гильдейских ополченцев. И всё лишь потому, что Луций как герой двух историй про вымышленные подвиги и двух десятков анекдотов был на слуху среди солдат и офицеров, а в качестве кардинала Альварро — на виду у патриарха.1.1
Кардинал Альварро, по совместительству генерал-капитан Арканских войск, скакал медленной рысью в «Небесный Дворец» в сопровождении храмовников-телохранителей. В конюшнях дома Наваль имелись десятки уютных и богато украшенных карет, но бывшему наёмнику было привычнее седло, нежели кресло экипажа. К тому же с его новым указом уже к следующей декаде все кареты города, местных богатеев и даже членов «Десятки» будут развозить не золотые задницы, а солдат по постам, и кареты дома Наваль будут первыми из их числа. Узнай об этом его кузен Хайме, а также о том, что Луций наложил руку на его сокровища, наверняка расшиб бы себе голову в приступе ярости, но Луцию было плевать – Хайме бежал на восток острова, как только моркральцы подошли к городу, а сейчас он скорее всего и вовсе отплыл на корабле в Лингонию. Все немногочисленные прохожие судачили наперебой о чудо-птице с севера, которая приземлилась у дворцовых садов. Некоторые не особо грамотные люди вдавались в панику и возвещали о конце света. К счастью, таких было мало, а вездесущая стража работала исправно — благодаря усилиям Луция гораздо лучше, чем до осады. Луций знал, что это за птица такая к ним пожаловала, как и знала, пожалуй, большая половина города, что умела читать или хотя бы слушать рассказы моряков в портовых кабаках. От прилёта этой птицы зависела жизнь всей сотни тысяч граждан Аркано, а может быть, и всего тиберианского мира… Луций приостановил коня, чтобы взглянуть на хмурые рожи храмовников, и попытался найти в них хоть что-то человеческое. Смотрел секунд десять, но нашёл лишь раздражение от того, что их начальник не спешит с докладом к патриарху. — Ваше высокопреосвященство? – стальным голосом вопросил брат-рыцарь. — Ускорьтесь, воины! – гаркнул на них Луций и с ухмылкой на лице поскакал во весь опор… Прекрасный некогда дворец — жемчужина храмового района Арканы, ныне с каждым днём всё больше походил на неопрятный замок разбойного барона. Началось всё с вырубки садов и перекапывания в рвы газонов, а несколько дней назад взялись уже за крышу и внутренние помещения. Наверху возводились боевые галереи из дерева и земли, огромные прямоугольные окна превращались в бойницы, стены укреплялись габионами, а сотни различных комнат и коридоров преобразовывались в боевые ходы, завалы, огневые позиции и казармы. Солдаты – Синяя Гвардия патриарха — старались не попадаться на глаза высокому начальству и делали вид, что они усердно перебирают камни и долбят молотом ещё не разрушенные перекрытия стен. Те, кто попадался Луцию на глаза, либо становились по стойке смирно, с копьём или арбалетом в положении «на караул», либо кланялись без оружия, и каждый раз кардиналу приходилось тараторить до дыр заезженную фразу «Тиберий посреди нас!» и слушать неизменное «И есть и будет!». В который раз уже Луций поражался тому, насколько один только вид этих серых громил за его спиной подавляет волю людей. Раньше «синие» могли так раболепствовать перед кардиналами лишь на церемониях. Покои патриарха Аркано располагались теперь не на втором этаже, где сейчас уютно разместился двухфунтовая кулеврина с расчётом, а в обширном подвальном комплексе, который достался церкви в наследство от магистров древнего Аркано. Рыть подвалы было их любимым делом, почти как у гномов. Только не для копошения в недрах, а ради «забавных» экспериментов с человеческой (и не только) природой. На пути Луцию встретилось и несколько магов. Их мантии с капюшонами напоминали одеяния монахов, но были разноцветными и причудливо пошитыми. К тому же ни одному монаху обычно не ставили клеймо на шею. По законам всех тиберианских стран люди, владеющие чародейским даром и практикующие магию, считались преступниками, и это злодеяние было приравнено к дьяволопоклонничеству. Вне светского правового поля находились лишь маги, лицензированные церковью. Запертые внутри своих «Коллегий Согласия», они охранялись церковным орденом воинов Храма. Одна из таких коллегий имелась и вблизи Аркано. В начале войны никому даже и мысли прийти не могло, что Гвизар Лерронский решится мобилизовать магов, но с утерей сначала флота у Килийского острова, а потом и объединённой армии союза у деревеньки Шен-Ло весть о призыве на службу чародеев не удивила даже чернь. Достаточно было распространить ужасающие подробностями слухи о тёмных и зверских ритуалах магов-южан и пару-тройку смазанных красками историй о благочестии коллежских чародеев, как презираемые всеми «бесовские отродия в мантиях» стали чуть ли не народными героями. На какое-то время. В коридорах столпилась куча народу. Добрая половина арканских чиновников и секретарей Коллегии Десяти носилась из одного кабинета в другой, мелькая бумажками в тусклом свете масляных фонарей. Словно пузыри в кипящей воде, они то появлялись, то исчезали в дверных проёмах. Как любой тиберианский и тем более виверийский аристократ, Луций получал образование, причащаясь к трудам классиков Древней Виверии, где мало какой труд, связанный с жизнью в обществе, не ругал бы вездесущую бюрократию. Какими словами только ни называли бедных чиновников – душители и кровопийцы, пожалуй, были самыми мягкими из таких имён. В трудах отцов церкви по этому поводу слова были ещё крепче. После знакомства с бюрократией церкви иначе как улыбку все те стенания древних у Луция больше не вызывали. Уничтожив империю, церковь не только взяла на вооружение многие приёмы ненавистных магистров, но и довела их до абсурда. У входа в рабочую комнату патриарха Луций остановился. Ни толстые каменные стены, ни тем более массивная дубовая дверь не могли заглушить рёв Его Святейшества. Обернувшись к своему почётному конвою, кардинал сказал им подождать у двери, на что встретил понимающие кивки. Даже серым громилам не хотелось сейчас открывать эту красивую резную дверцу. Передав старшему громиле свой шлем и поправив воротничок рясы, надетой поверх кирасы, Луций прошёл внутрь. — Проклятье!!! – проревел в этот момент Его Святейшество, и в стену напротив Луция полетел небольшой, но увесистый ларец, блистая в полёте серебром. Задержавшийся кардинал уже подумал было извиниться за столь несвоевременное появление, однако сразу понял, что отнюдь не он сему полёту был виной… — «Император Кимврии, протектор Тибериенбурга и прочее, и прочее с большим сожалением и болью на душе уведомляет Его Святейшество о том, что в нынешнем году его армия и флот не смогут пересечь Рифовый океан и помочь добрым тиберианам в избавлении от нашествия злых язычников. С наилучшими пожеланиями, покорный слуга создателя, Хорст четвёртый из рода Феллен…» Когда Луций ещё только отъезжал на инспекцию крепостных стен, то видел, как с севера прилетел боевой грифон Кимврии и зашёл на посадку в районе дворцовых садов, теперь же пред разгневанным патриархом стоял его всадник, без малейшей дрожи в голосе зачитывая послание своего сюзерена. Рядом с ним стоял ответственный за дипломатические сношения Аркано кардинал Марен Фалардо, который и встречал северного гостя. После слов посланника на всех присутствующих в зале будто опрокинули ушат ледяной воды – империя нам не поможет… Вместо того, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, Его Святейшество упал обратно на свой трон и впал в ступор. Барон Раттенхаймский, посланник императора севера, разразился дежурными и бесполезными извинениями. Ещё недавно зрелый мужчина в полном расцвете сил, патриарх Аркано теперь куда больше напоминал классического представителя своего вида – иссохшего старика на последнем издыхании. Подняв из-под ладоней опухшие глаза, Гвизар Лерронский, наконец, заговорил с послом неожиданно спокойным и умиротворённым голосом. — Послание принято, Барон Раттенхаймский. Сейчас вы сделаете все необходимые формальности, – он кивнул на своего секретаря, что по левую руку стоял у своего столика, – и вас проводят обратно к вашему грифону. Больше я вас не задерживаю. — Мне следует что-нибудь передать Его Величеству? — с тенью издёвки спросил посол. Гвизар ответил в ту же секунду и в своём стиле. — Передайте своему сюзерену, что жариться в преисподней он будет в одном котле с язычниками!1.2
Как только человек императора покинул помещение, Гвизар вцепился своими немигающими глазами в Луция. Несколько секунд изучая своего кардинала, патриарх, наконец, обратился к нему. — С какими вестями пожаловал, сын мой? Луций вдоволь наигрался в гляделки за свою нелёгкую жизнь, однако в хилеющем патриархе было нечто ему неведомое и пугающее. И чем хуже ещё недавно крепкому и здоровому патриарху становилось с каждым днём, тем более пугающим он начинал казаться. От одного только его взгляда у кардинала скручивался желудок. Луций мог дать руку на отсечение, что уж если не бес тому виной, так точно колдовство. Свои наблюдения он, тем не менее, держал при себе. Кардинал Альварро хоть и был довольно молодым представителем Коллегии Десяти, но дураком он точно не являлся. За последние семь лет дядя Луция был, пожалуй, одним из немногих высокопоставленных сановников церкви, покинувших этот бренный мир по естественным причинам. К тому же многие присутствовавшие в этой комнате вели себя не менее странно. Те, кто дольше всего провёл времени рядом с Гвизаром, особенно с начала его неизвестных недугов, порой могли в беседе за бокалом вина или по духовному вопросу пуститься со стеклянными глазами в восхваления Его Святейшества, после чего с нелепым выражением лица вопрошать: «О чем это мы говорили?» — Вести мои удручающие, Ваше Святейшество… — не отводя глаза в пол, Луций всё же пересилил дрожь в коленях и приступил к докладу, подойдя к стене по правую руку от себя, которую от края до края занимала карта Аркано. — Тридцать пятая и тридцать шестая башни, о которых я докладывал вам ранее, только что были разрушены огнём врага. В ближайшее время на этом участке следует ожидать атаку на рвы. Пока что единственное место, где мы уверенно отражаем натиск неприятеля, это порт. Сегодня утром пушечным огнём из восемьдесят седьмой башни были сбиты паруса у одной из каравелл блокадной эскадры. Враг не успел её починить или увезти на буксире, две шлюпки с чародеями из Арканской Коллегии Согласия потопили его огненными чарами. Ослабив свою хватку, патриарх поднялся и тоже подошёл к карте. Гвизару хватило одного взгляда на неё, чтобы найти обсуждаемый участок обороны. — Каравелла — это хорошо, сын мой. Пусть дьявол примет в свои объятия утопленных нечестивцев, а за отличившийся пушечный расчёт я лично помолюсь. Однако больше всего меня беспокоит кузнечный район, – патриарх указал пальцем на злосчастный район Аркано, где были взорваны башни. — Какие действия вами предприняты, генерал-капитан? Луций бросил довольный взгляд на спрятавшегося за спинами чиновников архимага коллегии и ответил: — Два дня назад я собрал подвижной отряд из той немногочисленной конницы, что у нас есть, пехоты на повозках, скорпионов и чародеев магистра Рокки. Когда моркральцы выползут из своих габионов, из коммуны Арискампи, – Луций показал на карте ближайший к разрушенным башням пригород, — к ним зайдут во фланг мои люди под командованием капитана Лоренцо. Для прикрытия его последующего отхода я выставлю три пехотных полка у западных ворот и ещё одним займу Арискампи, когда через него пройдёт конница. Главная цель на сегодня — лишить язычников их тяжёлой артиллерии. Гвизар наморщил лоб и внимательно прищурился. — Как вы сумеете протащить свой отряд мимо конницы южан и наблюдателей в коммуне? Язычники не будут сидеть на месте, когда наши воины выйдут за ворота. — Могу лишь сказать, Ваше Святейшество, что нам в этом помогут люди магистра Рокки… Луций показал рукой на растерявшегося чародея, и по залу пошла волна злобных шепотков, всегда напоминавших кардиналу Альварро шипение змей. Сегодня мало кто из церковных сановников решился бы всерьёз протестовать против присутствия в гарнизоне города магов, да ещё и в присутствии патриарха. Однако любые упоминания об их вкладе в оборону Аркано вызывали раздражение и злобу не только у рьяных фанатиков, поголовье которых изрядно сократилось в правление Гвизара Лерронского, но и главным образом у консервативной массы духовенства. — Я… Эмм… Мы подготовили… — заговорил растерявшийся под сотней ненавидящих взоров архимаг, но патриарх не дал ему разговориться. Понимая, к чему могут привести начавшийся гомон и профессиональные термины, вылетающие десятками из уст магистра Рокки, Гвизар Лерронский поднял руку вверх, призывая всех к тишине. — Хорошо! – крикнул на весь зал патриарх. — Я не буду утруждать своего генерал-капитана и магистра Рокки ненужными мне деталями. Лучше помолимся о душах наших славных воинов! Как по мановению руки все находящиеся в зале сановники и чиновники, кроме самого патриарха, припали на колено и в унисон принялись читать одну и ту же литанию…1.3
Мария Гвиди с самого детства любила птиц. Отец, которого она уже плохо помнила, как-то собрал по её настойчивым запросам кормушку из дощечек, и маленькая Мария каждый день оставляла там свежий хлеб для птиц. Любовь эта никуда не делась и в Арканской Коллегии Согласия, куда её в тринадцать лет отвели сами родители, обнаружив в ней «бесовское проклятие». Кормёжка залётных воробьёв и ласточек в первые несколько лет коллежской жизни заменяла Марии друзей и отказавшихся от неё родных, да и в серый будний день вносила разнообразие – после утреннего самобичевания, изнурительного учебного дня и «вечерней читки литаний» на терновом ковре. Именно большая любовь к птицам не давала Марии одной лишь силой мысли разнести на перья проклятых ворон, которые гадили сейчас ей на спину… Старший адепт школы иллюзий – Мария Гвиди, ползла по высокой траве и бесконечным кустарникам от коммуны Арискампи в сторону западных ворот Аркано. Только что мимо неё проскакал конный патруль южан во главе с чародейкой в белом одеянии. Ещё ночью её люди выложили по обе стороны дороги параллельную цепь заряженных магией артефактов на рунных кругах, и потому, чуя неладное, маги южан мелькали у неё перед носом уже раз восемь. Через два часа по дороге на Арискампи пойдёт на вылазку рейдовая бригада Арканской армии, и от того, как быстро выдвижение оной обнаружат южане, зависят жизни по меньшей мере двух тысяч воинов и нескольких сотен обозных людей. Расставленные вдоль обочин драгоценные красные камни, будучи точками приложения чародейской силы, формировали по обе стороны дороги оптическую и звуковую невидимость от патрулей и наблюдателей из осадных лагерей, а также от отряда южан в Арискампи. Начиная с рассвета, всё утро у людей Марии ушло на проверку «рунных точек» по всему трёхмильному маршруту. Усталость подкашивала ноги, после того как Мария раз за разом проводила ритуалы на начальном и конечных пунктах маршрута, поднимая и опуская щит невидимости вдоль дороги. Уже спустя несколько часов выяснилось, что почти половина будущего маршрута колонны испещрена дырами, где вереница повозок и всадников будет не только видна как на ладони, но ещё и слышна на многие километры. Как только моркральский патруль скрылся с глаз, Мария приподнялась на колено и отряхнулась. Пролетавшая мимо стая ворон «раскрасила» её бесцветный плащ от капюшона до подола. Не в силах разразиться руганью на весь белый свет, чародейка лишь шумно вздохнула и позвала рукой своего помощника, который до сих пор притворялся отдельно лежавшим бревном среди травы. Помощник, адепт Джулио, приподнял из-под травы голову и уставился на Марию с вопросом на лице – накладывать или нет заклинание «Хамелеон». Вместо ответа Мария довольно громко и быстро прошептала текст заклинания, и через несколько секунд в поле зрения человеческих глаз остались лишь неестественные колебания воздуха и сминаемая с каждым шагом трава, по которой плыл, словно по морю, гружённый известью матерчатый мешок с аккуратной дыркой на дне. «Доплыв» до ближайшего перелеска в трёх сотнях шагов, мешок остановился. Спустя несколько секунд возле него материализовалась Мария, а ещё через две – Джулио, в паре шагов от них. Подойдя ближе, парень бросил на землю свою поклажу и недовольно поморщился. Из его мешка выглядывали краски, небольшие лопаты и разных форм дощечки. — Уверена, что здесь? – пробубнил ей в спину Джулио и показал пальцем на ровный участок поляны в двадцати шагах. – Вон та площадка ровнее будет. Усердно прочистив пучком травы плащ от вороньего помёта, Мария ещё раз осмотрела выбранную ей площадку, посмотрела, куда показывал Джулио, и грубо ответила: — Мне уже достаточно того, что вы с Лолой здесь ночью натворили. Две! Две площадки пришлось разбирать из-за вашей лени, так что лопату в зубы и вперёд. Этот участок надёжно закроет дыру между пятой и шестой точкой. С большой неохотой Джулио достал из мешка обе лопаты и вместе с Марией взялся скашивать траву и равнять землю. В положении лёжа делать это было не очень удобно, но оба мага уже поднаторели в этом деле. Спустя некоторое время была готова ровная округлая площадка диаметром в четыре шага, и лопаты полетели прочь. Оглядевшись по сторонам и не заметив патрулей южан, оба мага припали к дереву, чтобы передохнуть и охладить лицо из глиняной фляги. — Смотрю на тебя, Джулио, и всё понять не могу. Тебя же никто силком из коллегии не тащил, как тебя в добровольцы занесло? Ты ведь мог со всеми спокойно в Лингонию эвакуироваться... — Надоело в четырёх стенах сидеть, а менять одни стены на другие? К чёрту! – ответил он, жуя травинку. – Суету навести охота. А ты? Ты ведь тоже не из тех, кто зад святошам лижет. — Своими действиями я доказываю людям, что они не правы, считая всех нас бесовскими ублюдками. А вот ты, – Мария приподнялась на колено и сурово нахмурилась, смотря ему в лицо, – ты скоро нарвёшься на проблемы своими разговорами про южан… — Что плохого в том, чтобы оставить магов в покое и дать нам спокойно жить? – с детской наивностью в глазах спросил у неё Джулио. — Они могли бы дать нам такую свободу, которой у нас сроду не было! — Я тебя предупредила, Джулио. Держи рот на замке, и никто не сдаст тебя храмовникам. Ты понял? Сцепив зубы, Джулио ответил «да». — Подумай над этим. А теперь — за дело… Из мешка посыпались аккуратно вырезанные дощечки фанеры. Пока Джулио стелил ими разрыхлённый участок земли, Мария готовила мел и краски и, сверяясь с чертежами, замеряла углы и расстояния. Когда всё было готово, Джулио прочитал над дощечками заклинание, и они слились воедино, после чего Мария достала из мешка последний недостающий предмет – хрустальный шар. Установив его чуть в стороне от центра круга, колдунья вместе со своим ассистентом принялась читать нараспев десятки заклинаний и защитных литаний. Джулио своими заклинаниями установил над поляной купол невидимости, после чего сел на землю и ушёл в медитацию, для того чтобы дольше его поддерживать. Тем временем Мария чертила мелом на сплетённых дощечках фигуру в форме стрелы, своим острием указывавшую на дорогу. Она делала это, не переставая читать заклинания и пропускать через себя Силу эмпиреев, от которой белки её глаз засверкали цветом радужки. Спустя минуту стрела была закончена. Получившийся чертёж не ограничивался только ею: от кончика стрелы влево и вправо выходили пересекавшиеся ровно над ней углы, а сама стрела была полностью покрыта кругами, на которых красками выводились руны и тексты заклинаний. С каждым новым заклинанием воздух вокруг Марии всё больше рябил и пропитывался озоном, пока не настал момент кульминации. Чародейка пропустила через себя огромный заряд Силы и направила его в ключевую точку рунной площадки – хрустальный шар. Сначала её бросило в жар, потом в ледяной холод, после чего остаток сил покинул колдунью, и она потеряла сознание…1.4
На командном пункте Корпуса Капы-Кулу после обрушения крепостных башен было тихо и спокойно. С моря дул приятный бриз, а Велутария готовилась к закату и не пекла уже так сильно. Генерал Бельбек Кулу обсуждал со своими тысячниками порядок ротации полков под стеной, пока благолепную тишину и покой не нарушил стук копыт. Минуя лагерь, к командному пункту скакал на рысях падишах Месэт с гвардейской свитой… Среди офицеров пошла оживлённая беседа на полутонах. Падишах отбыл из войск в позапрошлом месяце, после победы при Шен-Ло над армией союза и взятия в осаду Аркано. Месэт рвал и метал, когда узнал из докладов службы соглядатаев о том бардаке, что творился в столичном дворце и во всей империи. Корабли тяжёлой эскадры, уведённые на ремонт после битвы у острова Килия, уже вторую декаду к тому моменту стояли в доках города Канбу и ждали начала ремонта. Разбитый три года назад Кробалайский князь вновь поднял восстание на юге. Из-за спекуляции хлебных цен столица и ещё несколько городов были охвачены бунтами, и в это время жена Месэта отравила очередную его наложницу… Эскадрон катафрактов остановился в пятидесяти шагах от командого пункта. За строй вместе с падишахом выехали лишь трое его гвардейцев. Офицеры корпуса, хороша зная, что им следует делать в таких моментах, встали за спиной Бельбека Кулу и синхронно с ним преклонили колено, после чего хором поприветствовали своего падишаха. — Славься, господин! Твои верные рабы приветствуют тебя! В десяти шагах остановились гвардейцы, падишах на своей белой кобыле сделал ещё два и спешился. Месэт был ещё довольно молодым мужчиной, без единого шрама и морщины, с горящим взором и силой в каждом движении, в то время как Бельбек Кулу был уже старым седым воином. Ребёнком он попал с рабского рынка в школу корпуса ещё при царствовании отца Месэта и за пять лет до рождения нынешнего монарха. Падишах подошёл к преклонившему колени генералу и дружески похлопал его по плечу. — Встань, Бельбек. И вы все тоже, – обратился он к офицерам и одобрительно хмыкнул, глядя на две разрушенные башни. – Вижу, вы здесь время не теряли… — Так точно, господин, – ответил ему генерал. – Полк нагомейцев уже готов начать наступление для переноса наших передовых позиций под стену. — Пока что командуешь здесь ты, Бельбек. Так что не жди от меня приказов. — Да, господин… — Блокадой с суши руководит князь Джалил? При упоминании об этом человеке Бельбек Кулу часто впадал в гнев, и только при падишахе он оставался спокоен как удав. Генерал отдавал должное титулу князя, но никогда не терпел уничижительных высказываний в свой адрес. Князь Джалил хоть и был высокого рода, но не истинно моркральского. Владения предков князя были покорены ещё дедом Месэта, и лишь отец нынешнего монарха вернул одному из офицеров своей тяжёлой конницы родовой титул вместе с небольшой частью земель. В то же время статус воина Капы-Кулу разнился от звания к званию, но даже послушник школы корпуса уже не был простым рабом, как только он ступил за её порог. Звание же генерала обязывало даже высокородных вельмож обращаться к нему подобающе. В столице и при падишахе князь Джалил скрипя зубами ещё терпел «выскочку с рабского рынка», но когда Месэт поставил командующим экспедиционной армии воина кулу, а не высокородного вельможу, тут-то проблемы и начались… — Да, господин. Его конница стоит в трёх лагерях вокруг города, а патрули, усиленные магами, контролируют пространство вокруг города. Месэт лучше кого бы то ни было знал о вражде военачальников, и спокойный тон Бельбека не мог его обмануть. — Князь Джалил выполнял твои приказы как командующего армии? — Нареканий у меня к нему нет, господин… — Да ладно! Мне можешь не врать. Не поубивали друг друга, и то уже хорошо! — Позвольте вопрос, господин? — Слушаю тебя, мой друг. — Насчёт адмирала Халида… — Это уже не твоя головная боль, Бельбек. Через двенадцать дней тяжёлая эскадра присоединится к блокадному флоту. Сейчас как раз заканчивается ремонт последнего корабля. — Хвала всевышнему, это лучшая новость за долгое время! — А теперь, Бельбек Кулу, я не буду мешать твоей работе, но немного понаблюдаю за тобой! — Конечно, господин…