Сэнгоку моногатари

Плесень в комендантских покоях создала сталактиты и сталагмиты. При взгляде на них Митихаре каждый раз думалось: вот еще немного, и эти пушистые сосульки точно отделятся от потолка, и где они ни на есть, и заживут своею собственной жизнью. Будут плесневые ёкаи. Заросли плесени были везде, кроме кухни. Непредставимые заросли, Митихара даже и не представлял, что такие бывают. И, похоже, никто не представлял раньше. Нигде, кроме кухни, давно уже не убирались. У простых душ не было сил, а у шинигами – времени. Даже тетушка Нацу в конце концов махнула рукой. Впрочем, на кухне тоже не убирались уже дня, кажется, три, с тех пор, как слегла Кумико. Оставшееся саке Митихара все-таки отдал на кухню. Тетушка Нацу нашла ему применение: саке подливали в жидкое варево из прогорклого проса и скисшего мисо, и варили, пока не выпарится алкоголь. Вкус от этого стал, кажется, даже еще гаже, но хотя бы не так воняло. Впрочем, позавчера кончилось и саке. Едоков опять поубавилось, но это не имело значения, поскольку стремительно убывала еда. Остаток соленой рыбы пришлось выбросить: она окончательно стухла, и с этим уже ничего нельзя было сделать. Это не сразу поняли; в постоянном общем зловонии от плесени, тины и потных тел трудно было уловить еще один подозрительный запах. Нескольким шинигами, успевшим съесть по кусочку, сделалось плохо. И это добавило еще немножко зловония. Похудел даже Чайник. Митихара думал, что тот, по исходной своей природе, в принципе такой равномерно круглый, но оказалось, что нет. Круглости в нем ненамного, но поубавилось. В обычном случае провизию можно было бы еще сколько-то растянуть, добавляя во всё какие-нибудь измельченные съедобные (не несъедобные) травки и молодую сосновую кору, если б такая нашлась. Но тут – вся трава, съедобная и не очень, осталась на дне. Вместе с тетушкой Нацу и Кумико (та тогда еще была на ногах) Митихара произвел инвентаризацию имеющегося провианта. По установленным на мирное время, с умеренным расходом духовной силы, отрядным нормам ее не хватило бы и на два дня. С тех пор прошло четыре, и остатки все еще оставались. Что имело самое большое значение – это катастрофическая нехватка людей. После Такамуры они потеряли еще пятерых, погибали в схватках и умирали раненые раньше. А из оставшихся – почти все были ранены, кто легче, кто тяжелее. Двое сражаться уже не могли никак. Даже тетушке Нацу прилетело взрывной волной. Всё от того же клятого Андо. На боевой пост она сразу вернулась и от помощи отказалась, сказала: не тратьте духовную силу, сама отживею. Но со слухом у нее явно было что-то не то, по меньшей мере правое ухо точно работало плохо. Она сама предупредила, чтоб если что – говорили громче и в левое. У самого Митихары рана затянулась, укушенная рука больше уже не чесалась, зато распухла, точно подушка, и время от времени противно дергала. Слушалась тоже посредственно. Митихара не хотел об этом думать, все равно сам он тут ничего сделать не сможет, но все же: а если воспаление перейдет в гангрену? С гангреной могли справиться только в Четвертом отряде, и то только пока она не сильно еще разрослась. Митихара слышал о шинигами, которые в таких случаях отсекали себе пораженную часть тела… Но потерять руку – сразу четверть боеспособности долой. Если не больше. Заново переучиваться держать меч, шикай второй рукой уже не усилить, и многие заклинания, в том числе самые ходовые, требуют обеих рук. На удивление, кто пока оставался невредим – это Вада. Несколько ссадин и синяков не в счет. В общей сложности шинигами, способных сражаться, осталось семнадцать человек асигару и три офицера с шикаями. Комендант распределил пехотинцев по четыре человека на каждую стену, а еще один (по очереди, люди менялись) занимался едой и прочими такими вещами. Ни у кого из простых душ на это сил уже не было. Еды было мало, а вот готовить ее теперь, когда люди настолько устали, неожиданно сделалось долгим делом. Самое скверное, что теперь они не могли позволить себе даже отдыхать посменно. Спали по очереди, одновременно не больше одного человека на каждой стене и по времени – подряд не более часа. Офицеры перемещались со стены на стену и спали по такому же распорядку. Хотя поспать и свой час далеко не всегда получалось. Было несколько попыток возобновить волновые атаки, Митихара был прав, эту технику освоил еще и лейтенант Андо. Но укрепленный купол отлично держал, и противник в итоге отказался от этого бесполезного дела. Атаки вообще в последние дни стали не только чаще, но и напористее. Противник чаще заходил внутрь купола, дольше не отступал. Но при этом, такое ощущение, что слабее. Конечно, сейчас для защитников замка, из которых не все уже тянули тридцатые кидо, ничто не было слабым. Но объективно, Митихара это видел – противник начал выдыхаться тоже. Вада-сан, насмехаясь на Касакавой, сказал наугад, но, похоже, он был прав, с провиантом у Такэдзаки тоже было не все замечательно. Не так легко прокормить двухсотенную армию шинигами на чужой территории, при разоренных деревнях и смытых полях. Им явно стоило поторопиться… ну вот они и торопились. Честно сказать, Митихара не понимал, почему они до сих пор не предприняли общего штурма. Пойди они на штурм сейчас – замок он бы не удержал. Попросту некому было. Разве что молодой капитан Такэдзаки, за первые дни получив хороший змеиный укус, все еще побаивается гнилой веревки? Шел двенадцатый день с тех пор, как Тосиро выбрался из замка. Хироси сигнал тревоги застал за расчесыванием Чайника. Чайник умудрился накануне свалиться в воду, а отряхиваться по-собачьи, как выяснилось, он не умел. И в итоге плохо просохшая шерсть свалялась у него неопрятными колтунами. Так что теперь Хироси пытался их разобрать, крепко держа зверька на коленях и уговаривая: - Ну ты же почтенный уважаемый чайник школы Юкияма, не можешь же ты выглядеть, как какая-нибудь кастрюлька у уличного торговца в провинции Дзараки? В других местах такой неаккуратной посуды даже у уличных торговцев не бывает. Когда ты был чайником, ты ведь позволял себя начищать песком? Так вот, это, в сущности, то же самое. Просто посиди и потерпи, ничего я тебя не больно дергаю, осторожнее некуда. И тут заревела раковина с южной стены. Хироси, садив на пол Чайника, ринулся на звук. Зверек возмущенно и одновременно жалобно заскулил. Ему не нравились боевые тревоги. Затрубили с востока. Хироси даже на мгновение остановился, решая. Но до южной стены ему было несколько шагов, до восточной намного больше, там ближе всего должен быть Митихара-доно. Врагов было где-то с десяток, они били всё тем же вечным свои бьякураем, били густо, били с близкого расстояния, не давая поднять головы. А над ними – шестой офицер в своем шлеме с золочеными иероглифами. - О, то, что надо! – с торжеством в голосе воскликнул шестой, увидев Хироси. - Сегодня я возьму голову заместителя коменданта. Хироси поспешил скорее подняться над схваткой и продвинуться подальше вперед, чтобы в грядущей драке не зацепить своих (их, конечно, защищал купол, но мало ли что). А если повезет, зацепить как раз вражеских асигару. Не удержался съязвить: - Вам уже разрешили драться? Не боитесь, что за самовольство оставят без сладких моти? Шестой оставил насмешку без внимания, а может, просто не нашелся с ответом. Выкрикнул: - Свей свои кольца, Мамуси! - Действуй, Хито-но Мамору! – быстро выкрикнул и Хироси. Шикай раскрывался туго, такое чувство, что само высвобождение уже отняло больше сил, чем прибавило. Красноватая змея ударила в прозрачный щит из реяцу, попыталась его прокусить, не сумела и отползла. Хироси, как в прошлый раз, затрясло от ужаса и отвращения. Это ж надо такой шикай себе завести! Если б у него вдруг змея образовалась… лучше сразу живот себе вскрыть, чем с ТАКИМ каждый день работать и каждую ночь ставить себе в изголовье. - Надо же, какое громкое имя у меча у такого скромного шинигами, - съязвил, в свой черед, шестой, – с таким скромным шикаем. Ах ты ж!.. - Занпакто – отражение души шинигами, вам ли это не знать, Касакава-сан. У кого какая душа – у того такое и имя. Полоз, разинув пасть, метнулся на Хироси, заходя сбоку. Тот успел сдвинуть щит, полоз в полете щелкнул зубами и ударил всей мордой, с такой силой, что у Хироси рука онемела и самого обдало тяжкой волной реяцу. Стало плохо и страшно. У него так всегда было. Он отпустил щит, и, схватившись за рукоять занпакто второю рукой – сама собою, привычным движением встала на место – быстрее, быстрее! - метнул с лезвия еще один сгусток реяцу. Плотный цилиндрический сгусток тараном ударил шестому в грудь… и сбил с ног! Ага, получи, поганец! Не ожидал?! Отдачей Хироси самого оттолкнуло, разом ослабла и вторая рука. Мерзкие кольца извивались под ним. Сила, сила, сила… выскребал из себя, мало, как мало! Полоз мчался к нему, Хироси вкинул всю силу в новый щит, сколько наскреб, мало, полоз врезался в щит, не головою – телом, свитым в десяток колец. Потемнело в глазах, разом вышибло из груди воздух, сам не понял как, но не выпустил меч, спиною врезался в купол. Собственный гаситель внутри спружинил, Хироси поехал вниз, едва удержался, чтобы не соскользнуть до воды. А шестой и полоз были уже тут как тут. Хироси увидел над собою шлем с золочеными иероглифами. Зачем-то попытался прочитать их, но в глазах все дрожало, и осмысленный текст не складывался. Невыносимая тяжесть налегла на грудь. Красная змеиная голова качалась над ним. Желтые глаза с черным вертикальным зрачком и два торчащих вверх острых зуба. Раздвоенный язык втягивался и вытягивался, шевелился, и почему-то это было страшнее и гаже острых зубов и чешуйчатых мускулистых колец на груди. На шестом была маска красного лака, с торчащими накладными усами. Из чего они сделаны, из шерсти яка, что ли. Как будто от половой тряпки оторвали кусок и раздергали. - И это всё, на что ты способен? – сказал шестой. - Как скучно, - сказал Хироси. Он действительно неспособен был уже ни на что – придумать ничего остроумнее в ответ на такую банальность. - Скучно, - сказал шестой. – Я догадывался – но все же надеялся, что с целым заместителем коменданта поединок будет повеселее. Ну ничего, получать награду за хорошую голову – это всегда весело. - Награду у вас выдают едой? – неостроумно съязвил Хироси. - Рисом, - сказал шестой. – Большим количеством коку риса. Думаю, ваша голова на полтыщи потянет. Для целой тысячи мелковата. Хироси старался не смотреть на шевелящийся черный раздвоенный язык – и не мог не смотреть. - Сменяете на мешок мышек для вашей змейки? – сказал Хироси. Шестой зарычал. - Сейчас сам у меня будешь мышкой! – рявкнул он. – Бросок кобры! Как завороженный, Хироси смотрел, как меняется окраска змеи, бледнеет, а затем снова разгорается в желтый с голубым проблеском, точно пламя, как втягиваются в челюсть нижние зубы и выдвигается вперед другая пара – сверху, как раздувается в стороны капюшон и на нем проступает темный рисунок – точно вторая пара глаз или неумело написанная «но». Кобра зашипела, приподнимаясь… Разом очнувшись, Хироси выкрикнул: - Сё! Короткое слово захлебнулось, не успев стать заклинанием. Жгучая боль. Ужас. Мерзость. Тошнота. Невозможно вздохнуть. Воздух… воздуха… Вада пытался откинуть змею первым хадо, но ему не хватило половины мгновения. Впрочем, хвати даже времени – все равно навряд ли хватило бы сил. Шлем с маэдатэ ястребиным пером был без маски, и Касакава, не связываясь с плотной тканью и пластинами доспехов, направил свой сменивший форму занпакто в незащищенное место – в лицо. Кобра впилась Ваде зубами в щеку, отскочила и с шипеньем втянулась обратно в клинок. Касакава не любил эту технику, она была слишком затратной и требовала большого сосредоточения, а чисто на силу полоз работал лучше. - Ну вот и всё. Я же предупреждал. Наму Мёхо-рэнгэ-кё! – торжествующе заключил он. Поднял голову к небу, вверх, в купол, закричал, чтобы слышали все, свои и противники: - Я, шестой офицер Касакава, взял голову заместителя коменданта! Свои откликнулись восторженным ревом, защитники замка - горестным стоном. Гораздо более жидким, чем рев, было-то тех защитников. Из-под нижнего купола вылетел хлипенький, затухающий уже на лету сокацуй, и даже попал, но не нанес победителю никакого вреда, даже не опалил. - Отходите, - скомандовал Каскава. – Сейчас я присоединюсь – с трофеем. Он наклонился над поверженным противником, развязал на нем шлем и отодвинул шнуры, чтоб не мешались. Примерился. Поднял над головою катану. И в этот миг что-то меховое влетело в него и с размаху ударило по ногам. Касакава едва удержался. Зверек зарычал и вцепился зубами ему в хакама. Касакава долго брыкал ногою, прежде чем сумел стряхнуть с себя мохнатую мелочь, вместе с куском штанины. Меховой коричневый шар взвизгнул, и не успел Касакава опустить ногу – кинулся в атаку снова и снова вцепился в другую штанину. С двух сторон к ним уже мчались два офицера-защитника, в шлеме с крыльями цикады и в шлеме с моном-горечавкой между рогов. - Взмахни рукавом, Акихимэ! – выкрикнул на бегу Митихара. У Онацу меч уже был в шикае. Чайник, увидев подмогу, выплюнул изжеванную штанину, отскочил к хозяину и пронзительно заскулил. Онацу и Митихара, не сговариваясь, посмотрели на неподвижного Ваду, на Касакаву и друг на друга. - Что, у вас совсем уже некому стало сражаться, собак в бой посылаете? – сказал Касакава несколько изменившимся голосом. Митихара не успел ответить, что это совсем не собака. - Тебе конец, - без выражения сказала тетушка Нацу. Схлопнула шикай и вогнала клинок в ножны. – Тот, кто коронован венцом из костей, четыре стража четырех частей света… Митихара колебался долю мгновенья – к ней или от нее. И, сделав то же самое, шагнул к тетушке Нацу, плотно прижался грудью к ее спине, подпитывая ее своей силой. -…круг бледной стали, черно-лиловый ветер… Вокруг них раскручивался, разгораясь и ускоряясь, смертоносный диск семьдесят восьмого хадо. Сил он тянул немало, а Митихара только что изрядно потратился. У него закружилась голова, в глазах начало мутнеть. Митихара уже не следил за заклинанием, сосредоточившись только на том, чтобы не прерывать поток, не сдвинуться с места…чтобы самому не попасть под хадо. Внезапно он осознал, что Онацу уже не читает заклинание. -…ничтожество, трус, ублюдок, скотина цветочная! - Сбежал? – спросил Митихара. - Драпанул! – с яростью выплюнула тетушка Нацу. Режущий круг еще крутился вокруг них, уже затухая и больше похожий на обруч. Митихара смог чуточку отстраниться. - Сколько силы впустую выкинула! И вашей тоже. – Тетушка Нацу через плечо обернулась к нему. – Спасибо за помощь. И извините, что невольно вас подвела. - Что поделать, в бою всякое случается, - сказал Митихара. Онацу стряхнула с руки несостоявшийся Дзангерин и запустила комок реяцу в сторону внешнего купола. Он, конечно же, не долетел. Чайник отчаянно подскакивал в воздухе, издавая непонятные звуки. Таких Митихара от него до сих пор не слышал. Митихара опустился на колени рядом с телом своего заместителя. Широко раскрытые глаза Вады-сана остекленели, лицо было искажено судорогой, и в судорожно сжатой руке – всё еще зажат меч. И… движение духовной силы, очень слабое, но все-таки ощущалось. - Он еще жив, - сказал Митихара. Тетушка Нацу кинулась к ним, рухнула на колени и низко склонилась над Вадой. Но в последний миг передумала и положила на рану ладони. - Держите его, а я вытяну яд. - Давайте я, - предложил Митихара. - Нет, - отрезала тетушка Нацу. – У меня больше сил. У меня их в принципе больше. Митихара не стал спорить. Что спорить с фактами. Одним их простейших целительских кидо тетушка Нацу вытянула из раны яд, сказала, что вроде весь. Но не видно было, чтоб Ваде-сану это сколько-нибудь помогло, он по-прежнему оставался в том же оцепенении и не дышал. Онацу принялась за искусственное дыхание. Митихара, чтоб не мешать ей, забрал Хито-но Мамору – пришлось постараться, прежде чем он сумел высвободить меч из сведенной судорогой руки – и забрал Чайника. Чайник у него на руках принялся крутить хвостом и лизать Митихару в нос. При этом то и дело нервно поскуливая. - А…кари… - еле слышно простонал Вада. Митихара с невероятным облегчением наклонился к нему. Вада закрыл глаза и снова был без сознания. Но он, несомненно, дышал. - Придет, придет… скоро придет, - успокаивающе прошептала тетушка Нацу. Поднялась на ноги. Обернулась к Митихаре: - Ну что, потащили? - Я сам, - сказал Митихара. – Вас вон шатает. На этот раз не возражала Онацу.