Мёртвой русалкой

Воздух режет горло, лезвием острым скребёт по нёбу, и мокрый песок липнет к ресницам. Ссохлась чешуя, отлетает по чешуинке, оставляя после себя кровоточащие ранки. Испорченным насосом стонут жабры, свистят, как умирающая чайка – недобитая поспешным выстрелом. Кожа стянута, натянута. Вот-вот треснет. Невыносимая мука – это ваше солнце. Оно не греет – оно жжёт. Оно не ласкает – оно мучит. Оно не даёт радости – оно убивает. Но перед смертью оно делает счастливым, наполняет энергией тепла, чтобы космосу было чем питаться, когда подобие души вылетает к нему. В глупых и конвульсивных попытках, с боку на бок, тянуть руки к такой близкой и недоступной морской воде. К её пене, ласкающим пузырькам… Хоть глоток, хоть капля на измученное тело. Нет. Только водоросли ссыхающиеся в ладонях, да измазанные песком волосы. Хочется плакать, так больно, что саднят внутренности и хрустит хребет, и сама слышишь, как течёт по трубчатым и уже сухим венам голубая кровь. Плакать невозможно. Ни капли влаги, которая могла бы облегчить муки. Шум моря и солёный бриз, голубое дно… Как это теперь далеко. И нет голубого цвета для лопающихся сухих глаз. Только мёртвая слепая белизна… Ты отворачиваешься? Не можешь смотреть на эту муку? На фантастическое зрелище смерти мифического существа? Погляди, посмотри внимательней, раскрой глаза. Это же я… Потереби за хвост, подними и отпусти безвольную руку, чтобы она с мокрым и холодным шлепком упала на земь, откинь спутанные волосы с лица, загляни, в становящиеся стеклянными, «рыбьими» глаза… Необыкновенно, правда? И не пытайся поливать из чайника кипячённой водой, как фикус, о котором забыл на подоконнике. Не бегай за врачом или священником. Поздно. Как ты мог? Как ты мог не замечать моих страданий на берегу? Когда у меня ещё были силы – почему ты не подтолкнул меня в волны? Почему с интересом и страхом ребёнка, наблюдал за страшной и удивительной кончиной? Как ты мог не заметить, что я - мёртвой русалкой бьюсь в твоей гавани? В души твоей излучинах? А теперь, когда лесные крабы растащили по норам, каждый - по клочку мяса из моего тела, ты – рассеянно теребишь мои волосы и обещаешь, что всё вернётся и образумится. И ты меня спасёшь. Не спасёшь. Ты меня убил. Бездействием. А ведь каждый вечер ложился в гамак и любовался морем. Каждый вечер. Морем, небом и борьбой за жизнь на берегу… Не ставь за меня свечек в своём святом храме. Я не отпета и у русалок нет души. Только бренное тело и бесконечная, неизмеримая, рушащая, рвущаяся… любовь. Любовь. Любовь к морю…