Синичка

Холодный ветер хлестал по лицу, пригибал деревья к земле. Не по-весеннему зябкий вечер стоял за окном. Хмурое здание университета как будто сгорбилось, пригнулось к земле и затаилось под напором стихии. Широкие двери распахнулись, тяжёлые и с кое-где облупившимся лаком на тёмном дереве, пропуская стайку старшекурсников. Молодые люди сбежали вниз по лестнице и со смехом влились в толпу таких же юношей и девушек. Их не волновали ни сгущающиеся тучи, ни холод или сырость. Молодость - она такая; она бурлила в крови и заставляла действовать здесь и сейчас. Веселиться, шуметь, посылая к чёрту разгулявшуюся стихию. Только девушке, выползшей на свет божий из недр университета, от этого было не легче. Скорее наоборот. Юные годы только раздражали её ответственностью перед всем миром и необходимостью при этом передо всеми отчитываться. Когда тебе двадцать три, для родителей ты ещё сущий ребёнок, для работодателя всего лишь нереализованный пока что проект, а для брата - чёртова корзина негативных эмоций. Она же сестра, да. Ей не стыдно высказать всё, да ещё и припечатать жалким "неудачница-перестраховщица" в спину. Больно было, да так, что хотелось выть. Макарова сдула со лба непослушную прядь и плотнее сжала искусанные губы. Скандал, произошедший накануне вечером, до сих пор отвратительно-тяжёлым грузом лежал на душе. Оно и неудивительно - ведь с утра никто из домочадцев не захотел идти на примирение, а лерины попытки просто остались проигнорированными. Может, и прав был "любимый братишка" - она слишком сильно была привязана к самой семье, к морали и каким-то неписанным правилам. Как сказал он же: Лере "пора жить своей жизнью и думать своей головой". Может, он был в чём-то даже прав. Отец тоже порой намекал дочери, что её "правильность" делает её подчас скучной, но в связи с тем, что именно эта пресловутая правильность помогла отмазать Макарова-младшего от тюрьмы, больше эту тему не поднимал. И вот оно: свершилось. Тема снова была затронута в связи с очередной глупой и драчливой выходкой лериного братца. И впервые родители встали на его сторону, сказав Лере, что он вообще-то был прав: ситуация была неоднозначная, а выступил юноша за правое дело. Лерину фразу о безопасности тоже почему-то проигнорировали, но даже не это было худшим. Самым отвратительным оказалось то, что именно с губ отца сорвалась фраза о том, что Макаровой пора бы стать самостоятельнее. Лере хотелось выть. До слёз обидно было: она буквально готова была умереть, покалечить себя и вылететь с шаткой дорожки профессионального спорта. Но нет! Её осторожность опять приравнивали к инфантильности, а нежелание вступать в конфликты, - на службе у Разумовского она эти конфликты в гробу видала, - к мелкой трусости. Как. Же. Бесило. Промелькнула даже фраза о том, что Лерочке неплохо бы пожить отдельно от семейного гнёздышка, - чисто чтобы приучаться решать проблемы разного рода самостоятельно. И пусть сказано это было несерьёзно, в запале, но свой шрам в душе оставило. Сейчас Валерия Макарова стояла на верхней ступеньке университетской лесенки, с закрытой в коем-то веке сессией и полным отсутствием желания жить. В голове её мелькали самые разнообразные мысли, но одна из них - самая глупая и шальная - крутилась там особенно долго. Очень хотелось поорать. Вот именно от души поорать, чтобы горло потом драло и глаза слезились. Только жаль, негде было. Хотя... В принципе, что ей мешало? Девушка затравленно оглянулась по сторонам. Тут и там стояли кучки таких же как она - закрывших, наконец, весеннюю сессию, и оттого особенно счастливых. Вещи свои она уже забрала, возвращаться до начала нового семестра не планировала. Макарова запрокинула голову. Издала тихий скулящий звук, как бы пробуя тишину на вкус, а потом прокричала, напрягая связки и жмурясь от неожиданно накатившего стыда: - КАК Я ВСЁ ЭТО НЕНАВИЖУ!... -.... Ижу... - откликнулось слабое эхо, отразившись от высоких стен и окруживших универ близких-близких домов. Встрепенулись на деревьях птицы. Студенты, стоящие у самого подножия лестницы, замерли, но затем неожиданно поддержали девушку смехом, свистом и выкриками в стиле: "ай молодца, хоть кто-то это сказал!". Они даже не знали, о чём был этот буквально выстраданный крик души, а она и не планировала объяснять. Сбежала по ступенькам вниз, даже толком не открыв глаз. Чудом не споткнулась о ступеньку или бордюр и пулей вылетела за синие, косо-криво окрашенные ворота университета. Она бежала по улицам, чувствуя, как больно ударяет по спине не слишком тяжёлый, но очень неудобный рюкзак. Горло долгожданно перехватывало спазмом, но в глазах щипало не от самого крика, а от последовавших за ним слёз. Они появились сами собой, потекли из глаз и никак не хотели останавливаться. Странная пелена заволокла взор, и девушке невольно пришлось сбавить шаг. Она шла по тесным холодным улицам, плакала, совсем как маленькая - шмыгая носом и с силой размазывая слёзы по щекам тыльной стороной ладони. Мимо проползали дома, редкие машины и прохожие. Никому, к счастью, не было дела до ревущей белобрысой девчонки, которая шагала куда-то в абсолютно противоположную сторону от своего дома, сбросив с одного плеча лямку рюкзака и благополучно удерживая его на другом плече. Было больно, тоскливо... Как-то до безумия обидно, и при этом непонятно было - от чего. Обычная семейная ссора, каких за время взросления Макаровых-детей было немало. И всё больно было. Очень. Может быть, потому, что слова били в самую суть и шевелили противную старую рану. Лера действительно была бы не прочь быть более самостоятельной. Да только не получалось, как бы она этого ни хотела. Девушка мечтала о семье. Ну, своей собственной, где бы принимали, любили, заботились. Собственная, так называемая "кровная" таковой давно быть перестала. Финансовые трудности отца, периодические выходки брата и загруженность самой Леры - старательно выполнявшая все задачи на работе, тренировках и в универе девушка головы не поднимала от дел, - изрядно подточили их семью. Они перестали быть друг другу близкими. Нет, Макарова всё ещё отдала бы за родителей и брата жизни... Но она не хотела возвращаться домой. Да, вот так просто и без надлома. Квартира стала ей чужой, а с родственниками она дай боже обменивалась дежурными разговорами за приёмами пищи и при выходе из дома. Кроме того, Леру окончательно доконали последние обстоятельства - сессия, миссии в роли Чумного доктора, а тут ещё и брат... Девушке откровенно хотелось сдохнуть. Ветер гнал ей под ноги дорожную сухую пыль. На небе постепенно сгущались тучи, а зажечь фонари никто, видимо, не спешил. Макарова топала вдоль дороги, в полумраке, мысленно сокрушаясь о том, что белых ночей при такой погоде ей не видать как своих ушей, а домой возвращаться она не горела желанием. Мимо проносились редкие машины и велосипедисты. Девушка уже давно широким жестом стёрла все слёзы, но воспоминания и горечь в груди так и остались невысказанными. Сзади раздался автомобильный гудок, и девушка вздрогнула, оборачиваясь. Какая-то машина с затемнёнными стёклами - в противодействие предписаниям ГИБДД, даже передними, - замедлила ход и притормозила почти рядом с ней. Макарова тревожно переступила с ноги на ногу и на всякий случай сделала шаг назад, от проезжей части: мало ли чего можно было ожидать от водителя неизвестной тачки поздно вечером? Но все сомнения рассеялись, стоило водителю опустить стекло. Показалась сначала тёмно-рыжая шевелюра, потом зачем-то нацепленные в затемнённом салоне, - для пафоса, ясен пень, для чего же ещё, - чёрные очки. А после - уже давно знакомая ухмылка великолепного мерзавца, как сама Макарова его порой называла. Разумовский расплылся в улыбке, игнорируя помрачневшее лицо девушки: - Какая встреча... - Странно это слышать от Вас, - Лера глянула исподлобья, сердито и насторожённо. Что ему было здесь нужно? В сердце на секунду затеплилась надежда на то, что "чем-то" была она сама, - Вы сами меня искали. Ни за что не поверю, что просто случайно здесь ехали. Сергей лишь недоумённо пожал плечами: - Не понимаю, о чём ты. - Врёте. Преступный гений приподнял одну бровь, как бы колеблясь, обидеться ли ему на такое высказывание, но потом просто рассмеялся, азартно подмигнув ученице: - Предположим. Ты в машину сядешь или как? - неожиданно беззлобно заворчал он, посматривая с какой-то смесью раздражения и заботы, - Если мы создадим тут пробку, нас за это менты по головке не погладят. Девушка удивлённо вскинула брови, искренне пытаясь понять, что здесь, собственно, происходит. В голове крутилось одновременно с десяток разных мыслей, и ни одна из ей не нравилась. На улице стоял поздний вечер, и только сейчас понемногу начало приходить осознание, что они стоят на окраине, в каком-то абсолютно не знакомом ей районе. Видимо, она и правда шибко задумалась, бродя бесцельно по питерским улочкам. Кроме того, холодный ветер завывал всё сильнее, постепенно забираясь под лёгкое пальто и пощипывая щёки. Замечательный конец апреля выдался в этом году. Просто выше всяких похвал. Разумовский ждал, склонив голову на бок и перебирая пальцами обшивку руля. В голубых глазах не читалось ничего, кроме интереса и неожиданного сочувствия. В иное время Лера бы плюнула в лицо любому, кто сказал бы, что Сергей вообще способен на это чувство. Но сейчас он сидел перед ней именно таким - терпеливым, немного печальным, несмотря на привычную колючую ухмылку, которую любил натягивать подобно маске, и смиренно ожидающим её решения. Что-то подсказывало девушке, что если она сейчас откажется, он просто опустит стекло и так же молча уедет. Не станет доставать, язвить или лезть в душу. Сегодня что-то было по-другому. Не было Разумовского-провокатора, Разумовского-командира. Был только Разумовский, который зачем-то приехал к чёрту на кулички за глупой расстроенной девчонкой, и теперь терпеливо дожидался её ответа. И Лера приняла, наверное, самое главное в своей жизни решение. Резко кивнула, взмахивая распущенными волосами, и перехватила сваливающийся с плеча рюкзак поудобнее. Сергей разблокировал дверь и приоткрыл её навстречу девушке. Макарова поймала её, потянула на себя и ввалилась, наконец, в тёплый салон дорогого автомобиля. Пружинистое, неожиданно мягкое сиденье приятно отозвалось в пятой точке. Глядя на то, как гостья довольно ёрзает и вжимает голову в плечи, жмурясь от тепла, Разумовский язвительно прищурился: - Я бы не советовал в следующий раз столь очаровательной девушке бродить так долго по холодным улицам. Можно отморозить себе многое... Наставление прозвучало в обычной для Сергея манере, но ничуть не обидно. Он не спрашивал и не осуждал - лишь советовал, как старший родственник. Хотя не-ет, - Лера мотнула головой, чтобы избавиться от наваждения, - Разумовского никак не получалось воспринимать в качестве родственника. Не в силах разобраться в собственных ощущениях, девушка откинулась на мягкую подушечку-подголовник и устало попросила: - Можешь отвезти к подруге, пожалуйста? Адрес я скажу. Рыжий лис кинул на неё испытующий взгляд, как будто пытаясь распробовать её просьбу на вкус. Кажется, он не заметил даже, как студентка соскользнула на "ты", как бывало уже не раз. Как-то так повелось, что Валерия Макарова периодически называла Сергея во втором лице единственном числе. Потом, конечно, исправлялась, но впечатление от этого лучше не становилось. Разумовского отчего-то всё время хотелось назвать на "ты". Не срабатывала даже установка о том, что Сергей старше её на добрый десяток лет и вообще её работодатель. Рыжие волосы, заводящие с пол-оборота блядски красивые глаза, которыми он периодически стрелял не только в сторону Волкова, но и в её, Валерии, тоже. Всё это придавало ему странное сходство с подростком, и даже актёры американских сериалов позавидовали бы непринуждённости, с которой преступный гений вёл себя в компании таких разных людей - Олега и Леры. Любовался сразу ОБОИМИ на тренировках, приглашал порой выпить, - то ли в шутку, то ли нет, кто его разберёт, - и глазами сверкал задорно и чуточку зло. Как будто присматривался. Так же тщательно отбирал кандидатуру, как и решаясь доверить ей костюм Чумного Доктора. -... Есть варик получше, - тихонько хмыкнул Разумовский, ведя машину по незнакомой Лере дороге. Впрочем, не то, чтобы весь район казался ей очень знакомым. На вопросительно поднятую бровь Леры Сергей низко рассмеялся. Девушка даже не открыла глаз, только смешно вытянула лицо, явно давая понять, что ждёт пояснений. Почти задремала, растекаясь по сиденью. Не такая, как на тренировках. Какая-то... Родная, что ли. Домашняя. - Вряд ли подруги будут рады лицезреть твоё тело на своём пороге в девятом часу вечера. - Мгм, - тёплый воздух салона после холодной улицы действовал усыпляюще, отрубая к чертям все попытки проявить хотя бы подобие уважения к работодателю. Макарова сделала над собой усилие, чтобы не уснуть здесь и сейчас и не сморозить какую-нибудь глупость. Открыла, наконец, глаза, и поспешно пробормотала: - Извиняюсь, конечно. Но домой мне не нужно. Вообще не нужно, - поправилась девушка, не уверенная в том, что её правильно поняли. - Я и сама могу дойти, если вам сложно. Получилось слишком резко, с надрывом, и Валерия окончательно замолчала, расстроенно поджав губы. Пора было смириться с тем, что всё пошло наперекосяк. Сергею грубить не хотелось. Получилось само и теперь мучило девушку, заставляя прятать глаза куда-то в пол со смешным синим ковриком в виде маленькой птички. То ли синица, то ли ещё какой-то вид, кто его разберёт. Макарова невольно улыбнулась, поджав ноги и рассматривая коврик. И откуда только гений-интроверт достал такую детскую вещицу? Разумовский, видимо, заметив этот взгляд, миролюбиво усмехнулся: - Нравится? - и на кивок буркнул, не отвлекаясь от дороги: - Я не сомневаюсь в твоей самостоятельности. Просто предлагаю тебе взаимовыгодное соглашение. Прозвучало иронично, как будто отец или старший брат выговаривал младшей сестре. Лера отвернулась к окну, чтобы скрыть перекосившую лицо гримасу. Было обидно, хоть в словах мужчины она и чуяла плохо скрываемое веселье. Буркнула, стараясь говорить спокойно: - Какое же соглашение? - Ты остаёшься ночевать у нас, а я не выдаю тебя родителям и не мотаю машину за тридевять земель, тратя бензин и нервы. Девушка присвистнула. От оно как. Значит, серьёзно у него крыша поехала, не иначе. Потому что иначе какой смысл был бы долларовому миллиардеру болтать про бензин, дорогу и прочую ерунду? Ну, разве что Разумовскому было настолько западло тратить на неё своё время, что он предпочёл бы поселить мало знакомую лично девушку в своей с Волковым квартире. Но эта теория тоже не выдерживала никакой критики. Иначе какого чёрта он искал её по чужому району, - она была почти уверена, что деловых партнёров Сергея в эти живописные ебеня не заносило, - и мягко, но упорно уговаривал поехать с ним? Один чёрт: этот вечер выдался ну очень странным. Ещё одна странность, по типу "заночевать в квартире с двумя мужиками, с которыми почти никаких отношений, кроме рабочих, не имела" точно не была бы лишней. При любом раскладе Макаровой было нечего терять. Она уныло кивнула, сграбастала свой увесистый рюкзак, в который - как знала! - покидала с утра всё самое походное, и свернулась поудобнее, плавно съехав головой куда-то в бок. Краем глаза видела, как рыжая макушка качнулась в такт её движению, но потом Разумовский снова вернулся к дороге и больше никак не выдавал своей заинтересованности. Задремавшая девушка не видела, как Сергей потянулся к приборной панели, одним касанием активируя видеосвязь, и долго ждал ответа. И как потом, немного сконфуженно, но всё же твёрдо сообщил Олегу о своём решении. У верного телохранителя даже вопросов не возникло, и он, вопреки смутным опасениям Разумовского, - всё же злому гению не были чужды такие человеческие сомнения, - закивал и буркнул что-то тихое, имея возможность через слегка повёрнутый экран наблюдать если не саму Леру, то её руки, пальто, отчего-то порванное на плече. Возможно, этот спящий и беззащитный вид действовал на жестокого наёмника и его, собственно говоря, нанимателя как-то по-особому. Может, экстравагантной, но любящей паре "Олег-Серёжа" Лера напоминала самих себя в детстве. Да, она была не так одинока и не так покинута, но это не умаляло возложенной на неё ответственности, когда единственное, о чём думали парни, когда им стукнуло двадцать три, это о том, как бы не спалиться в общаге и урвать гречку по акции. Они пережили абсолютно разные испытания в разном возрасте, - но сценарий был до боли знаком обоим: страх, необходимость быть в постоянном напряжении, тревога и вечное ожидание какого-то подвоха. Леру хотелось обогреть. Заставить поверить, отдаваясь всей душой, и, может, даже телом. А может, - Разумовский криво улыбнулся, поворачивая машину во двор, - он просто любил власть. Тоже, кстати, занятная была теория. Может, рыжий лис и вовсе не любил никогда, а лишь наслаждался тем, что привязал к себе Олега неразрывными узами, и теперь намеревался то же самое проделать с Лерой. Лерой. Лерочкой. Да, иначе как Лерочкой её звать не хотелось. И не с издёвкой, не в шутку, а вполне себе по-настоящему. Может, услышать от неё ответное "Серёженька" и "Олежа"... Ах, мечты, мечты. Разумовский долго, сощурившись, смотрел за тем, как дрожит белое пятнышко на стекле, где оно запотевало под дыханием спящей. Девушка, видимо, вымоталась, раз прикорнула в чужой машине - и это она-то, такая осторожная и резко реагирующая на любое слово или взгляд в свою сторону! Пора было будить красотку, но делать этого отчего-то не хотелось. Несколько долгих минут пролетели в тщетной борьбе с самим собой, после чего Сергей всё же нехотя открыл дверь со своей стороны, обошёл машину и повторил жест со второй дверью. Максимально вежливо, насколько на это хватало грубовато-страстной натуры, постучал согнутым пальцем по плечу, отступая назад, чтобы запустить в салон холодный отрезвляющий воздух. На улице пахло чем-то неуловимо весенним, по-прежнему холодным, но холод этот был новым и пьянящим. Чувствовалось: весна вступает в свои права, и буквально через несколько недель зима окончательно сдастся. И придут долгие-долгие, очень светлые вечера и ночи, новая жизнь и немножечко - свобода. Девушка завозилась, сладко кутаясь в собственное же пальто и чуть ли не взбираясь с ногами на сиденье. Такой наглости по отношению к машине Серый простить был не в состоянии. Громко кашлянул, картинно уперев руки в бока - этакая домохозяйка из девяностых, - и возмущённо сообщил: - Моя дорогая, я бесконечно ценю оказанное тобой доверие, но может ты доспишь в другом месте? Девушка фыркнула, просыпаясь, взмахнула руками от неожиданности - хотела упереться в дверь, но та оказалась открыта, - и буквально выпала из машины в объятия ошарашенному Сергею. Рыжий гений ойкнул, не ожидав такого, но всё же руки подставил. Поймал неловко, но крепко, не дав приложиться спиной об асфальт и согнувшись в три погибели. И всё же пятая точка, а вместе с ней довольно светлые джинсы Валерии оказались на земле, в сухой серой пыли. Девушка застыла в комичной позе, улыбаясь так нелепо-удивлённо, что злиться на неё было невозможно. Одна ступня всё ещё покоилась на подножке, под мышки подхваченная Разумовским, она сидела на асфальте, растерянно моргая и пытаясь понять, каким боком она выпала в ту реальность, где её за падение на миллиардера не ругают по-отечески, а довольно заботливо поддерживают, ожидая, пока она поднимется на ноги. Да и в принципе рассуждая, когда в её жизни всё переменилось настолько, что голубые с наглецой глаза казались чертовски привлекательными. Может, она всё же не уследила и приложилась-таки головой? Всякое, знаете ли, бывает. Всё правдоподобнее, чем то, что Разумовский мог в принципе обратить на неё хоть малейшее нешуточное внимание. Это ей, Лерочке Макаровой, пора бы перестать мечтать о двух взрослых мужчинах, стыдясь собственных же мыслей. "Соберись, растяпа". Мысленный приказ возымел действие: под ироничным взглядом Сергея девушка поднялась на ноги и отряхнулась, потупив взгляд. Она кожей чувствовала на себе пристальный взгляд миллиардера, который ленивым жестом заблокировал двери машины и стоял бы дальше, как соляной столб, бросая недвусмысленные взгляды на лерину пятую точку, если бы не необходимость показывать гостье дорогу. Квартиру, как и дом, Лере раньше видеть не доводилось. Видимо, - а, впрочем, кто-то в этом сомневался? - у криминальных мужей всегда имелся запасной аэродром, где они периодически и ночевали. Но с Разумовским всякий страх заблудиться в многоэтажной новостройке с довольно хитрой системой лифтов и лестниц пропадал абсолютно. Рассеивался, как туман с первыми лучами солнца. Несмотря на всю его дерзость, криминальное прошлое и откровенно неуравновешенный характер, в Сергее всегда было что-то, что заставляло доверять ему свою жизнь. Или, может, так было только с Лерой? Она видела как-то, с каким трепетом разговаривали с ним его подчинённые и временные сотрудники, но всегда лишь пожимала плечами. Бояться? Может, и стоило. Опасаться - уж точно. Но что-то странное, возникшее между ними в последнее время, подсказывало, что Разумовский её не тронет. Не грохнет в припадке ярости в ответ на очередной взаимный подкол, не бросит по собственной прихоти на растерзание. Кажется, чести ДОВЕРЯТЬ Сергею до Леры удостаивался лишь Олег, и от этого сладко щемило где-то в сердце. Тёмная квартира встретила пустотой, темнотой, одиночеством. На первый взгляд могло показаться, что помещение пустует, и коротать эту ночку они будут в одиночестве. Но вот рядом, наискосок от входной двери, зажёгся свет. На пороге показалась широкоплечая фигура телохранителя, Разумовский щёлкнул выключателем в прихожей, а затем в коридоре нарисовался Олег собственной персоной. С непроницаемым лицом забрал у шарахнувшейся от него Леры рюкзак и потопал включать свет в оставшейся части квартиры. Макарова, аккуратно поставив ботинки у стены, переминалась в одних носках у вешалки, не решаясь проследовать дальше. Сергей этой заминки не оценил и по-хозяйски потащил гостью сразу на кухню: мыть руки и ужинать. Всё это так же молча, не объясняя, знал ли Олег об их приходе заранее и не помешает ли такой сюрприз, как Лера, их бурной семейной жизни. Той вдруг стало до пизды неловко спрашивать о чём-то, и она могла лишь принимать всё то, что всовывали ей Олег и Серёжа, видимо, всерьёз решившие оставить её у себя - просто закормить настолько, чтобы в дверь обратно не пролезла. Хотя, надо отдать должное: готовил Олег замечательно. Макарова подобрала бы более меткое слово, но портить чинно-благополучную атмосферу не хотелось от слова "вообще". Итак надо было бы поблагодарить и под утро тактично свалить к подруге или на съёмную квартиру. Накормили, к себе поселили, ещё и смотрели так хитро и заговорщицки, что периодически хотелось взвыть. Макарова прятала нос в тарелке, чувствуя на себе прожигающие сквозь одежду взгляды. Разумовский, проглотив свою порцию, заваривал себе кофе, бесстыдно закинув ноги на колени Волкову. Видимо, решил, что Лера достаточно посвящена в их отношения, чтобы демонстрировать их на её глазах. Олег только улыбался с неясным выражением лица, и бросал на девушку взгляды, схожие с извиняющимися. Кажется, ему было заранее стыдно за то, что они с Сергеем задумали - а в том, что они что-то задумали, не могло быть никаких сомнений. Макарова, дожевав последний кусочек, аккуратно положила вилку на край тарелки и вопрошающе уставилась на мужчин. Те сидели на противоположном краю стола - Разумовский, как всегда, сгорбившись и с ногами на Олеге, а тот - с лицом лица и явным желанием уйти. Мягкий свет обрамлял рыже-золотые и тёмные как смоль волосы, и Лера невольно залюбовалась этим сочетанием. На короткое время, всего на секунду, но мысль "как хорошо было бы запустить в них пальцы, ладонями ложась на два затылка" промелькнула и засела в мозгу уж очень прочно. Вероятно, ей должно было быть стыдно. Очень вероятно. Но стыда почему-то не было и не намечалось даже. Были трое людей, которые в молчании гипнотизировали друг друга, думая явно не об Англии*, невысказанное напряжение - до жути горячее напряжение, надо сказать, - и странное смущение. Как будто если кто-то хотя бы скажет словами через рот "я хочу поговорить о наших отношениях", то провалится крыша и на людей через пролом взглянут рассерженные боги. Лера с трудом оторвала взгляд от парочки и тоскливо обвела глазами всю кухню, надеясь, видимо, найти ответ на свой вопрос среди аккуратно расставленых кастрюль и сковородок. Что вообще их связывало? Общее дело? Работа? Она мысленно покачала головой. Что-то маловато для людей, которые сблизились с ней - в своей, жутковатой манере, порой кидая ей с фейковых, но очень красноречиво названных почтовых адресов пиксельные картинки или шуточные признания в любви - так развлекался Разумовский, - или давали наставления, куртки при возвращении домой и обязательно всовывали в руки стакан домашнего кофе, какого-то особенного, какое даже в кофейнях не делают - это уже был Волков. За месяцы знакомства их сотрудничество постепенно переросло ВОТ В ЭТО, но дальше не двигалось. Они были добры к ней. И порой нарушали всякую субординацию. И порой по-странному заботились. И наблюдали за ней. Но порой Разумовский опять становился холодно-отстранённым, а Волков мог только руками разводить и жестами показывать Лере уйти. Как будто рыжего гения даже в отношении к ней бросало из крайности в крайность, не давая определиться. Вот сегодня он забрал её с собой, почти ультимативно приволок к себе и сейчас щурился недоверчиво, как будто предлагая решить этот вопрос самой. В хитрых глазах так и читалось особое, серёжино: "Чего ты хочешь, Лерочка? Чего хочешь ты сама? Только обеспечить семье спокойную жизнь и приструнить некоторых отбросов общества или чего-то большего? Кто мы для тебя? Всё ещё страшные дяди, с которыми надо быть начеку и к которым ты всегда обращаешься так официально, или кто-то более значимый?" Вилка, случайно сброшенная лериной ладонью, глухо брякнулась о стол. Макарова вздрогнула и снова перевела взгляд с Олега на Сергея, не зная, как начать разговор. Слова сорвались с губ сами собой, повиснув в воздухе: - Чего вы хотите? Тишина, окутывавшая помещение, собралась ещё плотнее и застыла неподвижно. Волков тоже замер, поджав губы. Он определённо ждал этого вопроса, но вот готов ли он был дать на него ответ... Точно нет. Но ему и не пришлось. Разумовский, лишь услышав слова, произнесённые девушкой, оскалился радостно, как будто только этого и ожидал: - Я уж думал, не спросишь. Макарова положила локти на стол, во все глаза глядя на рыжего гения, который неторопливо сполз со стула и волчьих колен и обходил стол по периметру, подбираясь к ней. - Моя радость, - пропел Разумовский, остановившись у неё за спиной и мягко водрузив свои ладони ей на плечи, - Я не знаю, устроит ли тебя такой ответ... - он помолчал, выжидая эффектную паузу, - но единственное, чего мы хотим, так это тебя. - Серый, - Олег дёрнулся, возмущённо глядя на любовника и переводя неловкий взгляд на Валерию. - Спокойно, - отмахнулся Разумовский, отпуская немного обескураженную аля-пленницу из захвата тонких цепких пальцев. Неожиданно, чуть помедлив, опустился на пол, на колени, и ткнулся лбом в бедро Леры, заставив её истерически вздрогнуть. Чего-чего, а этого она никак не ожидала. Около её ног, с самым невинным видом сидел самый разыскиваемый в Петербурге преступник, а другой, его подельник, только разводил руками, показывая, что в этой импровизации не участвует и отношения к ней не имеет. - Сергей... - Макарова сделала последнюю попытку хоть как-нибудь вывернуться из неловкой ситуации. Кухня утопала в мягком жёлтом свете настенной лампы, отставленные в сторону тарелки покоились где-то на середине стола. Лера, в джинсах и синей водолазке выглядела особенно маленькой в этом достаточно просторном помещении. Она глядела, не отрываясь, на то, как Разумовский укладывается щекой на её бедре, безо всякого намёка на пошлость, и обхватывает руками её за ноги. Как Олег, поднявшись, подходит - пружинистым шагом, со странным выражением лица: в нём то ли предвкушение, то ли страх, - всегда готовый предотвратить любой исход событий (хотя бы потому, что от Разумовского можно ожидать всего, что угодно). - Просто Серый, - ухмыльнулся ей обладатель огненно-рыжих волос, которые сейчас рассыпались по её коленям. К ним безумно хотелось прикоснуться, почесать ногтями тёплую, как будто солнечную макушку. Останавливала только эта безумная ситуация: Волков, стоящий рядом, Разумовский, который неожиданно попросил называть себя так по-домашнему, уличная одежда, надетая на ней самой. Всё это как бы подчёркивало: ты тут в гостях. А Серг... Серый хотел, чтобы она чувствовала себя как дома. Лера замерла, обдумывая ситуацию, в которую попала. Вот уж влипла так влипла. Она перевела на Волкова беспомощный взгляд, как бы прося защиты, как иногда делала на тренировках, когда умотанная хотела избежать подколов Разумовского. Но в этот раз Волче лишь взглянул на неё со смесью сожаления и странного интереса. Как будто оценивал, готова ли она сейчас услышать правду, или милосерднее будет в этот раз соврать. Но додумать не дал сам виновник этого скандала. Сергей с весьма сложным лицом извернул шею и уставился на Леру. Хмыкнул, глядя на неё, удивлённую и растерянную: - Ты ведь сама не против. Разве не так? Макарова подняла руку. Испуганно хотела отдёрнуть, но Разумовский не позволил. Обхватил её ладонь сильными пальцами и почти насильно опустил себе на голову. Лера дёрнулась, не ожидая подобного. Но пальцы сжала, даже, может, сильнее, чем полагалось. Сергей даже не скривился. Молча терпел, пока Валерия не отпустит себя и не успокоится, ослабляя хватку. Девушка меж тем мягко, но крепко вцепилась в его волосы, не в состоянии отпустить. Гладила, совершенно забывшись и сгорая от гаммы эмоций. Удивление, трепет, желание, - всё то, что не получалось прятать до этого. Разумовский чуть не мурлыкал от удовольствия, подставляясь под её руки. Да и Лера млела от тёплого рыжего огня под пальцами, от того, как подушечки скользили по шершавой коже. Волков наблюдал со стороны, скрестив руки на груди. Глаза его горели странным теплом, как будто светились изнутри - ну точно хищник, дикий зверь, которого люди раззадорили своими играми и который сейчас хотел взять своё. И Сергей как будто почувствовал это. Почувствовал на ментальном уровне, потому что мягко, но настойчиво выпутал лерины руки из своих волос и поднялся. Поднялся, и, не отрывая взгляда от глаз Олега, установив зрительный контакт, положил ладонь на щёку Валерии. Улыбнулся, всё ещё давая такую редкую возможность подняться и уйти. Но уходить гостье этого дома не хотелось. Хотелось тепла ладоней, ласки и полного, абсолютного нарушения субординации. Какие там "миллиардер и студентка", какие "работодатель и наёмница"? Просто Серёжа. Просто Лера. Валера, Лерка, Лерочка.. И Разумовский, который, наклонившись к ней и скосив глаза на Волкова, мягко накрыл своими губами её, - сухие и нервно сжатые. Она всегда сжимала свои тёмные, чуть неровно, но очень красиво очерченные губы, когда злилась или пугалась, когда ей предстояла новая, очень важная задача. И вот сейчас задача была довольно расплывчатой. Ответить на поцелуй, мягко надавливая и позволяя углубить его. Поймать руки Олега, который, уже не сдерживая себя и чуть не порыкивая от предвкушения, подошёл к девушке со спины и губами ткнулся в шею за короткими светлыми волосами. Лера под его руками вздрогнула, дёрнулась. Выдохнула в губы Разумовскому, который ответил на это довольным смешком, разрывая поцелуй. Опомниться гостье не дали. Олег перехватил инициативу, развернул к себе, смерил долгим взглядом. Глаза вмиг посерьёзнели, как будто вместо поцелуя их ожидало подписание какого-то замысловатого контракта. Лера даже усмехнулась, нерешительно кладя ладони на широкие мужские плечи. Контракт на полиаморию. Интересно звучит. Она подалась вперёд, целуя Волкова. Губы, как и в первый раз, обожгло пламенем, и пришлось встать на цыпочки, чтобы целоваться было удобнее. Макарова спиной чувствовала на себе ожидающий взгляд Разумовского. Он смотрел, не отрываясь, на то, как ластятся друг к другу - пока неловко, но трепетно и доверительно, так же, как шли на совместные миссии, - двое любимых наёмников. У Леры от прикосновений к губам горячего волчьего языка мысли улетучивались напрочь. Икры неожиданно свело, и пришлось перенести часть веса на плечи Олега. Низ живота стрельнуло чем-то тёплым, приятным, малознакомым, но очень горячим. Олега после Серёжи пробовать на вкус было чем-то нереальным. Как лёд и пламя - причём горячий лёд и холодное пламя, - они были такими разными и такими по-разному желанными. В этом по-странному стыдно было признаваться, но вот уже долгое время она была влюблена сразу в двоих. Хотела двоих. Да что уж там говорить: жила ими, не давая места для выдоха или вдоха. Их хотелось до дрожи в коленях. И чем сильнее она цапалась с Разумовским, чем сильнее по-доброму, и, может, даже по-родному открывалась и доверяла Олегу, тем сильнее становилось это желание. Она влюбилась. Глупо, жадно и до пресловутых бабочек в поджаром животе. Том самом, который так по-свойски и так нежно огладили руки Волкова, пока сам вояка сделал шаг вперёд, прижимая девушку к краю стола, задирая рубашку... -... Так, так, стоп, - возмущённо-ворчливый голос Сергея заставил их отпрянуть друг от друга. Макарова даже губы рукавом вытерла - неловко, даже, кажется, извиняясь за то, что чужого мужа утаскивает. Разумовский прыснул от этого взгляда, сделал несколько маленьких шажков, доверительно чмокнул Олега в щёку, показывая, что ничуть не ревнует. Властным жестом указал на коридор: - Ванная комната направо в конце, а налево - тво... - он хитро улыбнулся, указательным пальцем скользнул по плечу девушки, по ключице и груди, - наша. Будем тебя ждать. А то выдумали тут, - он боднул Олега головой, домашний и посылающий в жопу формальности, - негигиенично. Волков и Лера невольно улыбнулись, выслушивая эту претензию. Щепетильный гений, как всегда, знал толк в эстетике. ***** Лера - она другая. Это становится понятно с первой тренировки, первого взгляда, первого совместного дела. И если Разумовский в костюме Чумного Доктора смахивает на огромного ворона, то Лера в своём серо-синем обмундировании напоминает маленькую растрёпанную синичку. Нахохленную и злую. Её хочется обогреть, оставить у себя и никогда не отпускать. Эта потребность возникает почти на физическом уровне, гораздо раньше, чем вожделение при взгляде на подтянутое гибкое тело. И Олег с Сергеем залипают, отпускают себя, проваливаются в эти странные чувства с головой. Они не знают им названия. Просто знают: Лера нужна обоим, так же сильно, как они нужны друг другу. Макарова сторонится их, воспринимает если не как врагов, то как посредников между ней и счастливой спокойной жизнью точно. По крайней мере, так кажется со стороны. Разумовский лишь один раз роняет грустное: "жаль, что она нам не верит", и это звучит как-то по-особенному. Эти чувства выходят за грани обычного, в основном моногамного общества. Эти чувства двух мужчин к одной девушке и одновременно - друг к другу порицаются. Но им плевать. Это тот самый случай, когда третий - не лишний. Об этом всём Лера успевает подумать в душе, пока стоит под тёплыми тугими струями. Отчего-то раздеваться не страшно, хотя да, - на двери защёлки нет. Зачем она семейной паре, которая видела друг друга в самых разных позах и моментах жизни? А в том, что Разумовский и Волков - семья, а не просто друзья, которым приспичило вместе трахнуть девчонку, "поделить на двоих", как мерзко шутят у неё в университете, сомневаться не приходится. Их любовь друг к другу заметна, она почти осязаема, эта устоявшаяся тёплая связь двух душ. И она хочет быть частью этой связи. Если бы кто нибудь сказал ей ещё год назад, что она будет влюблена одновременно в рассудительного надёжного Волкова и иронично-эффектного Разумовского, она бы не раздумывая залепила шутнику хорошую "двоечку". Если бы кто нибудь упомянул то же самое месяц назад, она бы точно вспыхнула и отшутилась. Но сейчас... Шутить не хотелось. Думать тоже. Думать не хотелось ещё сильнее. Мысли невольно приводили к семье, к конфликтам... К тому, что абсолютно терялось в поддержке чужой семьи, которая вдруг оказалась даже ближе родной, кровной. И следы на плечах и щеках, куда мягко и играючи касался Разумовский, на животе и талии, куда с её разрешения доверительно клал руки Волков, - следы эти, невидимые, но такие ощутимые, горели огнём. Подставляя лицо горячим каплям воды, Лера подняла руку, закрыв глаза, и скользнула пальцами по губам. Вспомнила о том, как аккуратны были с ней эти двое, как приглашали, не настаивая - может быть, впервые за долгое время не брали силой, как полагалось криминальным авторитетам, а давали решать самой. И она решила. Решила уже давно, и лишь присматривалась, не надеясь на такое счастье, на взаимность сразу с двумя объектами неожиданно вспыхнувшей девичьей страсти. Макарова вздрогнула, опомнившись и осознавая, что всё это время стояла, неосознанно облизывая кончики собственных пальцев, вспоминая два случившихся за сегодня поцелуя. Смущённо вздохнула, стараясь поскорее вернуться в реальность и рывком закрутила кран. Собрала короткие волосы в кулак, стараясь выжать из них максимум воды и зябко поводя плечами: даже в распаренной душевой мгновенно стало прохладно. Завернулась в оставленное ей тёплое тяжёлое полотенце, которым до этого промакнула светлую шевелюру, и нерешительно положила ладонь на ручку двери. Вдох-выдох. Она знала, что её ждут. Сама хотела этого. Но всё равно какая-то несвойственная ей обычно тревога царапнула длинными когтями. Побороть себя получилось почти сразу, и мысленно Макарова даже поблагодарила мужчин за то, что никак не торопили её, хоть она и потеряла счёт времени. Дверь мягко распахнулась, чуть скрипнув пропитавшимися сыростью ванной петлями. Комната, на пороге которой замерла девушка, утопала в мягком полумраке. Горел только ночник над кроватью, а на самой кровати под немое удивление Леры происходило нечто весьма удивительное. Разумовский сидел в футболке на голое тело, - она честно не заметила на нём хоть каких-то признаков белья, - и самозабвенно накручивал рыжие волосы на плойку, старательно высунув кончик языка. Олег, примостившийся на краю в куда более приличном и понятном простой смертной виде только руками развёл, стараясь ничем не выдать своего удивления. Он, конечно, привык к разным закидонам любимого, но этого понять был не в состоянии. Лера кивнула рассеянно придерживая руками край полотенца и чувствуя, как краска постепенно заливает всё - от ушей до кончика носа. Разумовский. Голый. Рядом Волков. И тоже почти голый. И оба так по-домашнему были рады ей, как будто такой вечер был в их жизни примерно сотым, а никак не первым. Впрочем... Ещё раз окинув странную, помахавшую ей руками и плойкой компанию, Лера решила для себя одну важную вещь: она совершенно не против. Да, как бы странно это ни звучало, ей бы хотелось, чтобы такие вечера стали обыденностью. Ненавязчивой, мягкой, тёплой, и неожиданно заводящей до дрожи в коленках. На подгибающихся ногах девушка подступила ближе. Неловко уселась на самый краешек постели, ожидая чего-то. Слова ли, действия - это было уже не так важно. Живот подводило от предвкушения, и одновременно в груди поднималась другая, не менее тёплая волна -какой-то нежности, бесконечного желания вместе с их телами получить и тепло двух разных, таких потрясающих мужчин. Первым отреагировал Серг... Серёжа, отложив плойку и картинно встряхнув волосами. Они теперь красиво завивались на концах, делая его почти юношеское лицо, которое выдавали только серьёзные глаза, ещё более привлекательным. Он картинно закусил губу, посматривая на Леру со смесью кокетства и любопытства - оценит или нет? Лера оценила. Неожиданно севшим от волнения голосом пробормотала "красиво", ёрзая в своём полотенце и чувствуя, как внизу живота постепенно возникает саднящее, но приятное чувство. Разумовский удовлетворённо кивнул и скользнул ближе к краю кровати. Сначала - к Волкову, позволил поцеловать себя, бесцеремонно сверкая голыми ягодицами и точно зная, что Лера таращится на них во все глаза, сглатывая от предвкушения. Потом с неожиданной силой, - Макарова только сейчас подумала о том, что не такой уж он и хрупкий, каким кажется, - подтянул её к себе, обхватывая за талию. Толкнул в объятия Олега, заставив почти заползти к тому на колени, а сам обхватил её за плечи сзади. Вдохнул свежий запах, обжигая горячим дыханием кожу, накрутил на палец прядь мокрых, ещё тёплых от душа волос. Его это, кажется, ещё сильнее заводило: Лера почувствовала упирающийся в бедро стояк и хрипло выдохнула, распахивая глаза. Олег сверкнул на неё хищным взглядом, кладя руки ей на поясницу и довольно улыбаясь. На этот раз, ловя затуманенный желанием взгляд, целовал уже безо всяких просьб и вопросов. Накрыл её губы своими, тут же мазнул языком по её зубам - влажно, жарко и просяще. Девушка застонала, подаваясь вперёд и приоткрывая рот. Горячий влажный язык скользнул внутрь, пощекотал нёбо, чуть надавил на корень её языка. Сильные пальцы, синхронно с руками Разумовского, подцепили мохнатое полотенце, отбрасывая его в сторону. Кожу обжёг холодный воздух, создавая сумасшедший диссонанс горячих чуть шершавых ладоней и прохладного помещения. Тёплые губы Серёжи ткнулись в основание шеи, язык очертил родинку и заскользил вбок - к беззащитно открытому горлу, пока губы оставляли цепочку влажных поцелуев на коже. Руки Волкова от поясницы скользнули к животу, погладили, осторожно спускаясь ниже. Разумовский, ожидая, пока они разорвут поцелуй, легонько прикусил лерино плечо; придвинулся ближе, без стеснения потираясь о её бедро вставшим членом. А когда любовники отстранились друг от друга, стараясь надышаться, быстро развернул Лерину голову к себе и впился в её губы: горячий, взрывной и сумасшедший, такой, каким его любили они оба. Олег, пользуясь передышкой, стянул с себя футболку, оставаясь только в коротких шортах. Склонил голову, провёл языком по аккуратной девичьей груди, заставляя Леру вздрогнуть от неожиданности и приятных ощущений. Удерживая её на своих коленях и не мешая ей сидеть в пол-оборота, вобрал в рот один сосок. Мягко прикусил у основания, тут же обвёл языком чувствительную бусинку и проделал то же самое с другим, распаляя и себя, и девушку. Одновременно с этим одной рукой цапнул Разумовского за колено, заскользил по бедру до живота Серёжи, обхватил истекающий смазкой орган и несколько раз двинул ладонью, вынуждая заскулить в поцелуй и прижаться ближе. Лера выгнулась дугой, ощущая, как заканчивается воздух в лёгких и как одновременно с этим дрожащее возбуждение закручивается клубком в животе. Не зная, куда девать руки, она исполнила, кажется, главную свою мечту за сегодня: запустила пальцы в густые мягкие волосы - тёмные и рыжие, задыхаясь от удовольствия и чувствуя бегущие по телу мурашки. Серёжа напоследок больно прикусил её за нижнюю губу, разрывая поцелуй. Жадно облизнулся, довольно урча от почёсывающих голову пальцев у себя в волосах. Хитро прищурился и неожиданно обхватил окончательно разомлевшую под ласками Волкова Леру за талию. Со смехом завалил на кровать, падая рядом. Закинул руки на шею Олега, притягивая его к себе и жадно впиваясь в приоткрытые губы. Макарова приподнялась на локтях, заворожённо глядя на ласкающих друг друга любовников. Это было так... Чертовски горячо, что буквально физически отключало мозги. В промежности вмиг стало влажно и жарко, низ живота потянуло до боли. Валерия села на постели, не решаясь прикоснуться к ним обоим разом. Хотя хотелось. Очень хотелось, чтобы притянули к себе, держали за волосы, впиваясь в губы и шею, чтобы брали одновременно, вытрахивая всю душу. Лера подобрала под себя ноги, жалобно заскулив - так возбуждала одна только мысль о дальнейшем. И её как будто действительно услышали - синхронно завалились рядом, подтянули к себе. Зажали между двумя жаркими телами, не позволяя проявлять инициативу, только мучая до сорванного голоса и дрожащих ног. Рваные короткие поцелуи в шею, по груди и рёбрам, - от Серёжи. Он почти кусает, дразнит, обжигает своим внутренним огнём, и хитрая улыбка оттеняет горящие вожделением глаза. Более нежные и аккуратные касания языка и губ, по тазовым косточкам и внутренней стороне бёдер - от Олега. Лера каким-то чутьём догадывается: в их паре именно Волков верхний, и оттого знает толк в подготовке, даже чересчур осторожничает, и от этого особенно приятно. Серёжа отстраняется на несколько мгновений, возвращается со смазкой и презервативами в руках, с ехидной улыбкой падает на Леру. Целует с неожиданной нежностью, перебирая пальцами её светлые пряди, не обращая внимания на то, что собственная укладка растрепалась и торчит в разные стороны. Но Олег долго таких игр без себя не терпит, мягко бодает Разумовского в плечо, требуя слезть. Тот смеётся, когда его стаскивают и затыкают поцелуем, пока не наговорил лишнего. Макарову мягко подхватывают за поясницу, переворачивают, бесцеремонно ставят в коленно-локтевую. Серёжа падает рядом, отвлекая от подготовки, подныривает под её руки и впивается губами в шею, ладонями накрывая её грудь и пальцами сжимая твёрдые шарики сосков. Девушка закатывает глаза, едва удерживаясь в шаткой позиции - от удовольствия хнычет, боится потерять равновесие, прогибается в спине под молчаливое одобрение Волкова, который выцеловывает поясницу и, кажется, с особым удовольствием прикусывает кожу на ягодице, оставляя ярко-красный след. Пальцы Олега, смазанные чем-то липким, скользят по ложбинке между ягодиц, мягко надавливают. Один мягко проникает в сжатое колечко мышц, ещё два поглаживают влажные складки половых губ, а затем так же плавно проникают в истекающее смазкой лоно. Лера выгибается с удивлённым стоном, не ожидая такого поворота событий. Но стон скорее довольный, хоть двойное проникновение поначалу и вызывает дискомфорт. Но мягкие поцелуи, рука Серёжи, скользнувшая по её животу и безошибочно нашедшая нужную точку, достаточное количество смазки и, наконец, бесконечная нежность к ней партнёров - всё это делает своё дело. Олег растягивает её медленно и методично, лаская себя другой рукой и порой выстанывая сквозь зубы ругательства. Макарова только стонать успевает, да иногда хихикать от какого-нибудь трёхэтажного мата: и откуда только такие знает?... Ей слишком хорошо, чтобы о чём-нибудь думать. А потом Разумовский выбирается из-под неё, заставляет положить руки себе на плечи, и вместе с Олегом поднимает Лерочку. Так, что девушка по-прежнему зажата между ними, но теперь фактически стоя лишь коленями на кровати, повиснув сразу на обоих любовниках. Серёжа обнимает её за плечи, мягко целуя в висок, пока Олег натягивает пресловутую резинку и замирает, толкаясь в разработанное и раскрытое колечко мышц. Лера вздыхает рвано, жмурясь и закусывая губу. Ощущения смешанные, скорее приятные, и по-честному ей абсолютно надоело ждать, пока закончится чёртова прелюдия, хочется секса так, как никогда в жизни, наверное, не хотелось. Она обхватывает рукой член Разумовского, скользит ладонью, поглаживая пальцами чувствительную головку, вырывая из его груди жалобный стон. Мужчина толкается ей в руку, почти до синяков сжимая её плечи. И когда сладкая пытка прекращается, скулит разочарованно. Но повинуется, - и Лера думает, что взбалмошный жестокий миллиардер Сергей Разумовский очень редко слушается кого-то, а ей потакает с удовольствием. Раскатывает презерватив по стволу, мягко тычется губами в шею, поднимая на девушку абсолютно пьяные от возбуждения глаза. Двумя пальцами раздвигает влажные половые губы любовницы, кружит подушечками по клитору, вызывая вспышки статического электричества по всему телу Леры. Входит так осторожно, как только может, и замирает, кладя её голову себе на плечо и поглаживая по вздрагивающей спине. Волков мягко касается губами плеч, обводит пальцами бёдра, сцепляя зубы и сдерживая себя, чтобы не навредить девушке, которая, кажется, и так сейчас вырубится от переизбытка эмоций. А потом они начинают двигаться. Вразнобой, но медленно и плавно, так, что воздух из лёгких вылетает вместе с полустоном-полувскриком удовольствия, перед глазами встаёт пелена, а ноги дрожат. Макарова скулит, пытаясь подмахивать двигающимся в ней мужчинам, цепляется за плечи Серёжи. Чувствует, как любовники в четыре руки ласкают её, скользя по груди, бёдрам, промежности, многократно усиливая удовольствие. Она течёт, ощущая, как собственная смазка течёт по бёдрам и пошло хлюпает при каждом движении. Она слишком долго этого ждала, и слишком сильно хотела. Сразу двоих. Чтобы рычали от удовольствия, целовались, перегнувшись через её плечо, и целовали её, пока воздух не заканчивался и в лёгких не начинало припекать как после марафона. Волков чувствует, как готов кончить первым, и движется более плавно, одновременно надавливая пальцами на половые губы и клитор Леры, и Разумовский, понимая без слов, помогает ему своей рукой, доводя девушку до оргазма. Макарова кричит, выгибаясь, сжимая в себе любовников и царапая ногтями спину Серёжи и неожиданно попавшуюся под руку кисть Олега. Но им всем коллективно плевать - слишком много этого всеобъемлющего удовольствия, чтобы думать о таких мелочах. Волков кончает одновременно с ней, сжимая бедро Макаровой и устало утыкаясь лицом в её волосы. Разумовский выгибается с протяжным стоном буквально через несколько толчков, обнимает Леру и Олега, прижимая их к себе и улыбается сумасшедше-счастливо, целуя девушку в плечо. Несколько минут, в течение которых все трое, развалившись на кровати, взмокшие и абсолютно голые, блаженно созерцают потолок, кажутся лучшими мгновениями на свете. Лера с молчаливого позволения гладит мужчин по волосам, чуть оттягивая их у корней и заставляя любовников самим подаваться к ней, прося нехитрой ласки. Она находит какие-то особые чувствительные точки - на затылке, за мочками ушей, у самой шеи - и нажимает ровно так, как того требуется, не больше и не меньше. Серёжа стонет гортанно, не стесняясь издаваемых звуков и ластится к рукам. На залитом румянцем лице играет загадочная улыбка. Кажется, он что-то задумал, но в жизни никто не догадается, что именно. Да и не нужно. Своё предложение Разумовский озвучивает в собственной нагло-похабной манере, крутя между пальцев пузырёк смазки: - Ну что, может, второй раунд? А дальше... А дальше Лера плохо соображает, что к чему. Одно точно помнит: она чертовски ЗА, за любое их предложение, потому что уже растворилась в огненно-чёрном омуте с головой. Она помнит только то, как лежит на постели, комкая в руках простынь и задыхаясь от наслаждения. Серёжа скользит языком по её промежности, удерживает руками за бёдра. Олег берёт его сзади, грубо вколачиваясь и закрывая от удовольствия глаза. Стоны и рычание, скрип многострадальной кровати и срывающееся дыхание - единственные звуки, которые раздаются в пустом помещении. В воздухе буквально пахнет сексом - и запах этот приятный, дурманящий, смешанный с запахом смазки, которая давно заляпала всё вокруг, потому что любовники в порыве страсти забыли закрыть нормально крышку. Да и плевать, плевать абсолютно, пока есть закручивающееся глубоко внутри желание. Разумовский безумно красиво прогибается в спине - Лере это видно, когда она приподнимается на локтях, желая ещё раз взглянуть на любовников. Рыжие волосы падают на лицо, но ему как будто действительно без разницы. Он скулит, глядя на неё и одновременно проводя языком аккурат по бугорку клитора. Макарову аж подкидывает на постели - её трахает своим умелым языком, пока в него вбивается до крика и сорванного голоса его же телохранитель. Она попала на какую-то блядскую оргию, и прекращать её у Леры нет никакого желания. Она, чувствуя приближающийся оргазм, неожиданно даже для самой себя по-хозяйски кладёт руку на голову Серёжи, надавливая. Он, кажется, даже наслаждается этим, и Лера ничуть не удивлена: Сергей одинаковый кайф ловит и от власти, и от подчинения - иначе не лез бы на рожон так часто... С таким-то любовником. "Такой-то" Олег мыслей девушки, к счастью, не слышит. Рычит надрывно, почти ложась животом на спину Разумовского, пальцы сжимает на его члене, трущемся о ткань, заставляя задрожать и выстрелить белой липкой спермой, пачкая постель. И Макарова в который раз ловит себя на мысли, что она наверняка какая-то отбитая извращенка. Хотя бы потому, что от того, как стонет Серёжа с чужим членом в заднице, как он поднимает на неё глаза и языком с её промежности смазку собирает, у неё срывает предохранители. Лера падает на постель, дрожа и поскуливая, потому что явно сорвала голос от крика, и закрывает глаза. Удовольствие. Дрожащие веки и сладкая тяжесть внизу живота. Темнота. ***** Солнечные лучи пробивались через стекло широкого, похожего на панорамные окна. В открытую форточку улетала струйка пара, унося вместе с собой запах свежих сырников и чего-то сладкого, похожего на пшёнку с вареньем. Волков, завёрнутый в передник аки горничная из мультфильмов Хаяо Миядзаки, лениво помешивал всё это великолепие одновременно двумя ложками, да ещё и успевал насвистывать какую-то тихую мелодию. В комнату, вместе с очередным шаловливым солнечным лучом, вползла Лера Макарова. Она замерла на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу и немного робея. Как отнесётся к её появлению Олег? Действительно ли для него и Серёжи вчерашний секс значил столько же, сколько и для неё? Но только по тому, как Волков повернул к ней голову и как расплылся в добродушной улыбке, можно было сказать: определённо значил. Мужчина помахал ей лопаткой, которой переворачивал сырники, и приглашающим жестом кивнул на отодвинутые табуреты: - Садись давай. Как ты после вчерашнего? - Доброе утр... Хкмх, - Лера закашлялась, прикрывая лицо руками, и осипшим голосом выдавила: - Нормально... - Ууу, - Олег прыснул, убавляя огонь на электрической плите, и пододвинул сонной девушке кружку с молоком: - Пей. Ты, вроде, не простудилась, значит, скоро пройдёт. -... Доброе утро. - На пороге, зевая во весь рот, возник растрёпанный рыжий силуэт. Он потянулся, не обращая внимание на говоривших, и лишь когда хрустнул, наконец, ТЕМ САМЫМ позвонком, изволил обратить на них свой взор. Спросил беззлобно, принюхиваясь и покачивая бёдрами: - Самолечением занимаетесь? Он скользнул к плите, пытаясь сцапать сырник прямо со сковородки. Волков отвесил ему любовный подзатыльник, вручил тарелку с кашей и отправил за стол - ворчать в присутствии Леры и не мешаться. Макарова с трудом сдерживала смех, осторожно отпивая горячее молоко. Глаза слипались со сна, и потому Разумовский, который сонно привалился к её плечу и прикрыл веки, не обращая внимания на тарелку с кашей, не вызвал никаких вопросов. За окном защебетала какая-то птичка, и Серёжа поднял голову, тряхнув рыжей копной. - На тебя похожа, - кивнул на пичугу и хихикнул радостно. Лера вгляделась и невольно улыбнулась: на подоконнике сидела маленькая синичка. Девушка хмыкнула и поднялась: - Проверю, не звонил ли кто ночью. Разумовский схватил её за локоть и покачал головой: - Я вчера вечером на максимальную громкость ставил и сегодня, пока ты спала, проверил. Ничего. Макарова опустилась обратно на табурет, глядя прямо перед собой. Мысли уплывали куда-то в сторону. Было то ли грустно, то ли радостно, то ли... Никак. Олег тронул Леру за плечо, подсаживаясь ближе со своей порцией. Макарова покачала головой, а Серёжа неожиданно отобрал у неё вилку, и, одним ловким движением закрутив собственные волосы, как Ариэль из старого мультика, важно поднял палец вверх: - В борьбе обретаем мы... Что-то там обретаем, - он бессвязно пожал плечами, и Лера фыркнула от смеха, согнувшись над тарелкой. На сердце было отчего-то особенно легко и просто. И пусть ссора с родителями и братом всё ещё отравляла радость обретения чего-то нового, пусть. Она это переживёт. Олег улыбнулся, подбадривая, и к нему присоединился Разумовский - да-да, эти самые страшные бандиты обняли Лерочку с двух сторон, согревая своим теплом. Серёжа доверительно сощурился и хитро мурлыкнул в самое ухо: - А хочешь, мы тебе волосы завьём? Как я вчера себе делал. - Он смешно и совершенно не по-королевски сморщил нос и с нажимом сообщил: - А ОЛЕГ НАМ В ЭТОМ ПОМОЖЕТ. Лера, не выдержав, покатилась со смеху под довольные взгляды своей названной семьи. За окном чирикнула птица, суля что-то новое, летнее, хорошее. В борьбе мы обретаем... *Думать во время [...] об Англии - иронично выражение, которое используется(валось), чтобы подчеркнуть не заинтересованность человека в сексе/любовном объекте.