Вишневый блеск

      Тепло огня разошлось по всей мрачной комнате. Райнер лежал рядом, обнимая меня со спины, уткнувшись в шею и обжигая кожу своим горячим дыханием.       — Ты вкусно пахнешь, — он выдерживает паузу, прежде чем спросить меня о важном. Крохотными поцелуями покрывая мое плечо, слегка покалывая своей щетиной, наконец решается спросить. — Расскажешь мне, что случилось сегодня?       Невозможно. Невозможно было сопротивляться ему. «Райнеру нельзя доверять, он слишком «мрачный тип», — каждый раз твердила я себе, будучи наедине со своими мыслями. Слишком скрытный, не мой муж, не друг, не тот человек, которому стоило открываться. Он появлялся и исчезал, желанный и почти недосягаемый, все это когда-нибудь закончится, я знаю это, чувствую, как-то на подсознательном уровне. У нас не может быть будущего, это практически невозможно, но как устоять, когда он рядом, когда, как мне казалось, хочет быть ближе, мне хочется верить Райнеру и только ему.       — Виделась с Микасой сегодня…       Неловкое молчание повисло в комнате, что только слышался треск камина и тяжелое мужское дыхание.       — Скажи, ты плакала из-за Жана? Ты все ещё его любишь?       — Райнер, я… я даже не знаю, с чего начать. Любовь, она тут совсем ни при чем.       — Лиа, я не глупый, я все понял ещё на его дне рождении. Да это ясно было как белый день. Сказать честно, я лишь поэтому тогда повёл себя так нагло с тобой. Ты не была достойна той возни Жана с Микасой, чтоб отходить нервно выкуривать сигарету за сигаретой. Если на то пошло, он ведь не стоит ни одной твоей слезы, Лиа.       — Райн, все оказалось совсем не так.       — В каком смысле не так?       Приподнявшись, я высвободилась из объятий Райнера и села, оперевшись на подлокотник дивана, натягивая плед к груди. Райнер тоже приподнялся, непонимающе смотря мне в глаза. Сердце сжималось, предчувствие, что делаю что-то не так, но куда было уже хуже, я и так оказалась в таком лабиринте, забрела в такую путаницу, что выхода не было видно совсем.       — Чего ты ждёшь от меня, Райнер? Каких слов? Сказать тебе, что я больше его не люблю? Тебя это не должно никак волновать, но это не он разрушил эти чувства, а я, понимаешь? Все куда сложнее. Жан, он ведь не хотел этого. Наш брак просто мешал его работе с… — Я резко замолчала, понимая, что начала говорить лишнего, отводя взгляд в сторону огня. Райнера молча смотрел, приподняв брови; его выражение лица было встревоженным. Его ладонь накрыла мою и сжала.       — Доверься мне… — он нежно провёл тыльной стороной ладони по моей щеке. — Кому вы мешали, Лиа?       И я пропала! Мысли сами изливались неконтролируемым потоком слов, заглушая тем самым все мои накопившиеся переживания, заполняя этим глухую пустоту где-то в груди.       — За месяц до того, как я узнала о «романе» Жана с Микасой, Жан подал документы на отставку от должности. Мы планировали тихую семейную жизнь, ну-у там: открыть небольшой бизнес, завести собаку, родить ребёнка, но чем ближе была его отставка, тем больше Жана начали вызывать, то на сделки, то отправлять в командировки, нагружать всякими посторонними делами, некасающимися его должности, а потом постоянные звонки Микасы и… и случилось то, что мы с тобой, да и собственно все, видели на том вечере в загородном доме. Все это было подстроено специально, чтоб разрушить наш брак, а иначе как бы он остался на своей должности.       — Подстроено? Но кем? Микасой?       — Эреном… — шёпотом, будто чего-то опасаясь произнесла я.       — Так Эреном значит… — зрачки янтарных глаз будто расширились, словно от дикого азарта.       Недоумевая от его реакции, я пыталась понять его. Браун отвёл взгляд к камину, всерьёз задумываясь о чем-то, но, внезапно опомнившись, снова меняется, делая встревоженным свой взгляд. Он повернулся ко мне и серьезно спросил:       — Лиа, скажи мне, ты знаешь, чем занимается твой муж?       — Что? Конечно знаю, работает в компании по производству машиностроительного оборудования. Директором по продажам.       — Тогда для чего он так нужен компании? Разве обычного директора по продажам трудно заменить?       — Эм… нет, конечно, но тут дело в другом, у компании подписан контракт с Марли, а Жан ещё в довоенное время получил второе гражданство, и поэтому только он может ездить и заключать какие-либо сделки на их территории, ну и плюс он уже проверенное лицо компании…       Райнер смотрел на меня глубоко отчаявшимися глазами, будто пытаясь сказать мне взглядом, какая же я глупая, столько времени жила в абсолютном неведении.       — Что то не так, Райн? — дикий дискомфорт разошёлся по телу от такого взгляда, я была бы рада, чтоб Райнер просто промолчал, но он, к сожалению, продолжил.       — Ли, я хотел бы… так хотел тебе все рассказать… Жан и, как выяснилось наконец, Эрен, они ведь не продают всякие «шурупчики и детальки» на машины, компания Аккерманов производит различного вида огнестрельное оружие, которое после этого Жан активно продаёт в Марли всем без разбора, лишь бы компания имела побольше средств с продажи. Так, за последние пять лет они продали огромные партии оружия кучке революционеров, что уже который год ведут войну против обычного народа. Смерти в Марли, да они просто повсюду. Каждый хочет своей правды и каждый готов за неё убить…       — Стой, стой, стой! Откуда тебе это знать, Райнер?       — У меня тоже, как и у остальных, есть свои связи. Солдаты Парадиза, что были на границе, рассказывали об этом. Лиа, грядёт война, я хочу… Нет, я прошу тебя, Лиа, сбежим вместе? Я с ума сошёл, наверное, но давай сбежим, я не могу оставить тебя и подвергнуть опасности с Жаном. Рано или поздно Марлийцы найдут его, и тебя они тоже найдут, а ты совсем не годишься на роль несчастной, которые солдаты просто возьмут и застрелят… И тогда Жан не в силах будет тебя защитить. Я и в правду не вынесу, если узнаю, что какая-нибудь марлийская тварь притронулась к тебе, Ли. Я уже как дурак, до того извращен, что, кажется, твой образ преследует меня, во снах, в толпе прохожих, живет в моей голове сформированным образом, остаётся сладким запахом на одежде. И я просто прошу тебя сбежать со мной.       — Погоди, Райнер, я не понимаю, о чем ты говоришь! Для начала сбежать куда? У нас только один путь, это гетто Либерио, получить статус беженца и жить так?! Нет, Райнер, сразу нет! Слова солдат могут быть и слухами, я не хочу менять свою жизнь на Парадизе на какое-то гетто, как бы цинично это не звучало.       — Не говори глупостей. Либерио — это не такой и кошмар по сравнению с тем, что ждёт Парадиз! Хочешь, сбежим дальше? Куда захочешь, только скажи…       — Райнер, куда? Элдийцев ненавидят! Прекрати! Ты сам надежный-то человек? У нас вроде как интрижки были, пару встреч всего-то. Просто секс! Что ты тут бормочешь мне сейчас? Ты то пропадаешь, то появляешься в ссадинах, взмыленный под дождем. Весь такой внезапный, сама загадка — Райнер Браун, но мне-то что с этого, Рей? Я уеду с тобой, где гарантии, что я не останусь одна в абсолютно забытом Богом месте?       — Интрижки?! То есть для тебя это все интрижки, Лиа? И я для тебя интрижка? Если бы я мог, я бы ещё после нашей первой ночи никуда бы тебя не отпустил! Но ты то и дело, мечешься то туда, то сюда, никак ничего решить не можешь со своим Жанусиком! Видно, любишь все ещё муженька, вот только интрижки не настолько хороши с Жаном как со мной. — Он замолчал, прикрывая глаза рукой, томно вздыхая. — Прости…       Хотела бы я влепить ему звонкой пощечины в тот момент, но его и без того изувеченное лицо не позволило мне это сделать. Все, на что хватило моих сил, — это встать и уйти. Попутно надевая на себя оставшиеся вещи, нервно застегивая эти надоедливые пуговицы на измазанной блузке, я сдерживала какую-то непонятную горечь и слёзы. Райнер натянул джинсы, поднялся и хотел было подойти ко мне, как я потянулась за остальными вещами, импульсивно дёрнув за край одежды. Вместе с ней опрокинула и куртку Райнера, из кармана которой что-то выпало, ударяясь об пол, отлетая к дивану. Приподнимая взгляд, я увидела, бордовый, небольшого размера паспорт с девятиконечной звездой по центру. Ужас накрыл меня десятиметровой волной! Я не знала, что мне делать, что говорить, я понимала, что натворила, вмиг осознавая, что происходит!       Я сама развязала эту грядущую войну. Руки тряслись и не слушались, еле-еле просовывая крохотную пуговицу за пуговицей, все также не поднимая взгляда, пытаясь изобразить, что я так ничего и не заметила.       Райнер — Марлиец, и он все это время меня обманывал. Но он не глуп, знал, что я увидела, понял по дрожащим рукам, заметил мои нервы. Как хищник чует свою жертву, так же чувствовал мой страх. Он знал, что я обо всем догадалась. Мужчина поднялся с места, подбирая паспорт и откидывая его на стоящий позади старый диван, подходя вплотную, так что его учащенное сердцебиение стучало в унисон с моим дыханием. Нависал надо мной, диким зверем, глядя в макушку головы, что я так боялась поднять.       «Я пропала! Это конец!».       Не понимая, какие мысли были сейчас в голове у Брауна, я подумала, что единственным выходом из этого — было убить меня прямо сейчас, и это наверняка было бы правильное решение. В голове водоворот из страха, паники и ужаса и беззвучной жалкой мольбы о помощи. Но тяжелые руки медленно ложатся мне на спину и крепко прижимают к себе. Он опускается губами в мои растрепавшиеся чёрные волосы. Сил сдерживаться не осталось, я и так была на грани, глаза доверху наполнились слезами, и я уткнулась лицом в его грудь.       — Почему… почему, Райнер? — тихо бормочу я.       — Прости меня, Лиа, — шепчет он. — Но я не мог иначе. Мой отец марлиец, он всю жизнь стыдился нас. А после обострения отношений на Парадизе нам не было тут места, ты и сама понимаешь. Надеялись, что в Марли нам будет лучше, но по приезду отец сразу же сдал нас в Либерио и начал новую жизнь, мать осудили за пропаганду хорошей жизни на Острове. Нам нигде не были рады… Я ненавижу этот гнилой национализм! Но у меня не было другого выбора. Я единственный, кто остался у сестры. — Райнер сжал меня ещё крепче. — Ей двенадцать, Лиа, двенадцать. Она ещё не закончила школу, ни разу не влюблялась, не была в театре или на концерте со своими сверстниками, а уже знает, какого это сидеть сутками в убежище, боясь, что вот-вот к вам в дом вломится какая-нибудь тварь из кучки радикалов, ненавидящая тебя за то, что ты чертова «грязнокровка». Не будь всего этого, разве я обманул бы тебя?!       — Райнер… а как же люди тут? На Парадизе? Если ваши солдаты пересекут границу, ты сам понимаешь, что будет?       — Люди на Парадизе? Тебя волнуют эти демоны? Поэтому я прошу тебя идти со мной, Лиа! Это не место для тебя. Я должен доложить обо всем, что узнал. Эрен сейчас наша главная проблема. Лиа, пойми все, что у меня осталось это моя сестра, я делал это не ради себя, раньше я даже и не знал, какого это, испытывать чувства к кому-нибудь ещё. Во мне пылала лишь честь и долг Марлии, я был холоден, непробиваем, как сталь… а сейчас я стою тут перед тобой и прошу тебя…       — Прости, Райнер. Но я тоже не могу… Люди, живущие тут… ТЫ не знаешь их, они не демоны. Нас разделяет море, но жизнь тут совсем иная, не та, которую вы знаете, живя на материке. Что не так с нашим Парадизом? Ведь это не мы воюем между собой внутри страны, так может, проблема — это не Эрен, а вы и ваша марлийская жадность и желание подчинить себе наш остров? Я не могу поехать с тобой, а тем более доверять тебе после всего.       Руки Райнера безвольно разжались, словно не имея больше сил сдерживать меня. Я не задумываясь схватила все оставшиеся вещи и выбежала на улицу, под ледяной дождь, оставив его все также стоят в темной комнате, окутанной лишь пламенем камина. ***       Закрыв за собой беззвучно дверь своей квартиры, я на цыпочках прошла по коридору. На душе было так тяжело, что хотелось орать и реветь что есть силы. Лишь бы Жана не было дома, и я могла побыть одна. Я прошла в комнату — пусто. Жан, видно, был ещё на встрече. Облегчённый вздох, и я прошла в спальню, с грохотом бросив сумку на пол. Включила тусклый свет, и ледяной ужас сковал мое тело так, что не могла шевельнуть и пальцем.       Жан сидел на кровати в абсолютном полумраке, по всей видимости, дожидаясь меня. Он слышал, как я вошла, но не смотрел в мою сторону, ничего не говорил. В руке он держал непотушенную сигарету. Руки заледенели, я стояла, не имея возможности сказать что-либо.       Каждую секунду когда я думаю, что хуже уже быть не может, происходит то, чего я просто не могу ожидать. Сегодня был именно тот день, когда желание жить покидало меня с каждой минутой.       Налитые кровью, глаза Жана сошлись в диком прищуре, взглядом сверля одну и ту же точку. Он поднёс сигарету к пересохшим губам и сделал отчаянный вдох полной грудью. Только сейчас я заметила выпитую бутылку виски на полу, осколки от разбитого бокала и капли крови. Слова болью встали где-то меж грудью и горлом. Я просто мразь! И ненавижу себя за это. Я все испортила. Он откинул голову на изголовье кровати, делая одну за другой затяжку, жадно глотая табачный дым, второй рукой нервно проводил по волосам, размазывая остатки ещё не засохшей крови на коже, по видимости, от разбитого бокала.       — Как долго, Лиа?! — хриплый голос эхом разлился по всей комнате, заставляя меня вздрогнуть. Он даже не перевёл на меня взгляда, выжидал.       Но я могла ему ответить только ничего. Тишина. Не имея понятия, что сказать ему, я мяла в руках тонкую ткань блузки, как жалкая школьница что вот-вот получит двойку.       —Я, блять, задал хренов вопрос! КАК ДОЛГО?!       Дрожь, разошедшаяся по телу, сковывала меня ещё сильнее, но, промочив сухой рот, я сделала безысходный глоток воздуха, дабы вымолвить хоть слово. Хруст стёкла раздался прямо под ногой Жана, а мое сердце на секунду пропустило удар.       — Что долго, Жан? — еле выдавливая из себя безнадежный шёпот, я пыталась хоть немного сохранять самообладание. Зрачки Кирштайна вмиг сузились от нахлынувшего гнева, он перевёл взгляд, сужая взор только на мне. Его взгляд был таким же, как и его голос: пугающим, приводящим в ступор. Голос последовал незамедлительно, но уже мягче:       — Я спрашиваю тебя, моя дорогая Лиа, как долго ты, сука, трахаешься за моей спиной?       — Жан… я…       — И не смей ВРАТЬ МНЕ… дорогая… Знаешь, какое сообщение мне пришло вчера утром? Знаешь? Ах да, ты, наверное, забыла, хотя нет… Нет, потеряла голову или же была занята в постели со своим любовничком, что забыла оплатить свой долбанный абонемент в зал! — его голос снова начал срываться на крик. Жан сделал последнюю затяжку и потушил окурок прям о деревянную тумбу рядом с кроватью. — Абонемент! В сраный зал! Понимаешь?! Или ты уже и с хозяином спорт-клуба трахаешься, что имеешь «вип» пропуск?! Ха-ха-ха. Конечно же не-е-т! А все потому что моя долбанная жена уже трахается с этим ебанным блондином, что так притворялся внезапно появившимся другом семьи. Думаю, дай-ка проеду мимо, посмотрю на тебя любимую. Но каково же было мое удивление, когда мне сказали, что ты не появляешься там уже очень давно. Знаешь, Лиа, на секунду мне даже показалось, что я обезумел, но я взял и поехал в участок с просьбой отследить твой чертов мобильный, и, как ты думаешь, что было дальше?       Я молчала, заламывала пальцы от напряжения. Говорить было не о чем, он все знал, участвовать в этом спектакле не было смысла.       — А дальше я наблюдал за тем, как ты обнимаешься с этим самодовольным… «другом семьи»! Наблюдал, как он прижимает тебя к себе, а ты вся такая хрупкая и невинная таешь в его объятиях и просишь его поскорее трахнуть тебя, как шлюху! — Жан рассмеялся и полез за новой сигаретой. — НЕ-Е-ЕТ, Я ТОЧНО ОБЕЗУМЕЛ! Это ведь я гандон, что разрушил нашу семью! Никак не ты! Что, Лиа, нравится, как он трахает тебя? По-любому лучше меня. Как ты там любишь? Пожёстче?! Ты определённо была в восторге от него, — Жан держал сигарету между зубов, чиркая зажигалкой, пытаясь прикурить.       — Блять! — он кинул зажигалку о стену, что та разбилась вдребезги и разлетелась в разные углы. Мое тело снова вздрогнуло, я зажмурила глаза.       — О нет-нет-нет, Лиа, не бойся. Хочешь, я расскажу тебе, что было дальше. РАССКАЗАТЬ?       — Не нужно, Жан… — шёпотом сквозь накатившееся слёзы повторяла я на каждый его возглас.       — А я расскажу! Ехать за вами?! Ну уж нет, я знал, что если увижу вас, «голубков», то просто задушу своими руками! Но, блять, я не мог так поступить с тобой! Орал в машине, что это моя чертова вина, решил наведаться лишь к Райнеру, да, влезть к нему в квартиру, дождаться и пустить холодную пулю из темного угла! Я мечтал поехать за вами, но не знаю, что я надеялся там найти. Вас за чашкой чая? Я все ещё не хотел верить в это. Войти в дом мне не составило труда. —Кирштайн поднялся с кровати и направился в мою сторону, наступая на разбитое стекло, будто не ощущая его вовсе. — Скажи мне, моя любимая жена, ты все это время знала, кто такой Райнер Браун? М?       — О чем ты, Жан? — горячие слезы градом катились по щекам, заставляя меня непроизвольно всхлипывать. Пора было уже впасть в истерику, но я не могла себе этого позволить. Я и без того выглядела жалко.       — Ты знала, что он выродок марлийской шлюхи? ТЫ ЗНАЛА ЭТО? Скажи мне!       — Нет… — промямлила, еле выдавливая слово.       Он снова с грохотом опустился на кровать, опираясь лицом в свои изрезанные ладони, будто отчаяние захлестнуло его с головой. Его истошный крик, что был ещё секунду назад, превратился в горький шёпот:       — Ли, за что ты так со мной? Я… я ведь говорил, что никогда не был с ней… Сегодня, Мик.       — Я знаю, Жан, — перебила его я. — Я виделась с Микасой… Я все это знаю.       В полумрачной комнате повисла тишина, что только сбивчивое дыхание Жана и мои несчастные всхлипы едва были слышны. В момент отвращение ко всему будто заполнило эту тишь: к Микасе, что пошла на эту грязную уловку, ко всему Парадизу, к Марлийцам, к этой людской ненависти, а главное — отвращение к самой себе. Меня тошнило от своих же поступков, тошнило от этих ночей, что утопала в объятиях Райнера, который так ловко обманывал меня все это время, тошнило от развалившегося брака, от Жана, сидящего передо мной, убитого сигаретным дымом и терпким алкоголем, тошнило абсолютно от всего.       И стоя так в абсолютной безысходности, перед человеком, которому клялась в любви, я поймала на себе его взгляд, взгляд глаз наполненных слезами. Тогда я задумалась, этого ли я хотела, будучи в переизбытке отчаяния и страсти, стоя в ванной с марлийцем? Довольна ли я собой теперь? И получила ли я свою справедливость во всем этом?